←  Российская империя

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Имперская идея в политике России

Фотография Alisa Alisa 28.09 2008

XIX век не только знаменовал собой важный этап в развитии российской государственности, но и стал временем расцвета имперской идеи. Идея эта находила воплощение в конкретной политике всех правительств позапрошлого столетия, но и влияла на сознание самых разных социальных слоев. После удачных войн Екатерины II и освобождения Европы Александром Россия упрочила свой статус великой державы. В рамках тогдашней геополитики такая держава должна была быть именно империей – если и не по названию, то по сути.

Попробуем разобраться: что есть имперская идея, на чем она основывается, как реализуется? Не менее важно понять, каково происхождение этой идеи в нашей стране. Можно ли называть имперской политику Ивана Калиты или, например, царя Алексея Михайловича?
Естественно задуматься и о том, как имперская идея сказалась на последующем развитии России.
Заглянем в словарь и отыщем там слово империя. Владимир Даль определяет империю, как «государство, которого властелин носит сан императора»; однако в энциклопедическом словаре «Политология» (составление и общая редакция Ю.И.Аверьянова; М., 1993) мы найдем следующее толкование: империя — это «политическая система, объединяющая под началом жесткой централизованной власти гетерогенные этно-национальные и административно-территориальные образования на основе отношений метрополия — колония, центр — национальные республики и окраины».
Эта формулировка гораздо шире далевской и лучше помогает пониманию имперской идеи.
Почти во всех существовавших империях главной особенностью была централизация власти, которая обязательно опиралась на религию или идеологию. Власть зачастую оказывалась в руках одного, «основного» народа, конфессиональной группы или класса. «Наднациональное» государство — государство, в котором проживает множество народов, — становится государством одного народа или социального слоя.
Литература об имперской идее необъятна. Очень многие философы, историки, публицисты так или иначе выразили свое отношение к ней в статьях или книгах, кое-кто посвятил этой проблеме монографии. Но не только деятели науки приложили руку к созданию списка литературы: писатели, авторы прозаических или стихотворных произведений каким-то образом формулировали свои воззрения на имперскую идеологию.Оценки и суждения были — и остаются — весьма различными.
Сторонниками имперской идеи в России обычно были представители правящих кругов. С февраля 1917 г. они стали «неофициальными» имперцами: советские лидеры заявляли об интернационализме и федерализме, а российские — о демократии, хотя все их действия были направлены на сохранение и усиление империи. В XIX в. были и оппозиционные власти народники-националисты, которые уже открыто призывали к служению имперским идеалам.
Представления об империи как о позитивной силе, пускай не совсем внятные и оформленные, бытуют во всех социальных слоях. Если в далекой провинции спросить местного крестьянина, как он относится к отделению Средней Азии (не говоря уже о Крыме или возможном отделении четырех Южно-Курильских островов) от России, он, скорее всего, не захочет признать автономию или независимость упомянутых стран и территорий. Один из таких случаев упоминается в устном курсе лекций по русской истории Н.П.Беларёва; другие происходили в присутствии автора работы.
Противников имперской идеи вроде бы больше, нежели сторонников. Четкой статистики здесь, конечно, быть не может.
До 1917 г. идеология империи в России была официальной, как бы она, идеология, ни трактовалась: служение государству и общему благу, традиционная верность монарху, известная уваровская триада (православие, самодержавие, народность), административная польза централизации и т.д.
Единая (господствующая) религия — это вернейший способ сплотить народ, подданных, куда более эффективный, чем попытка привить большинству населения какие бы то ни было партийные идеи.
Самодержавие — это не просто связанное с централизацией понятие, но и ее синоним — у одного человека в руках сосредотачивается вся власть. Народность — это имперскость в чистом виде.
В 1902 г. Л.Н.Толстой написал повесть «Хаджи-Мурат», которую — с известными оговорками — можно трактовать как описание нескольких эпизодов освободительной борьбы кавказских народов против российского империализма. Ярчайшим образом в произведении является упоминание о цветке репейника, который, красивый и нежный в поле, стал «грубым и аляповатым» в букете.
Толстой отвергает империю, в которой видит средство уничтожения свободолюбивых, живых народов под предлогом их «окультуривания».

В 1905 г., сразу после царского Манифеста, появились или легализовались политические партии. На первый взгляд, отношение к имперской идее определялось уже размещением той или иной группы в конкретной области политического спектра: правые партии — ярые имперцы, центристы-либералы — умеренные, а левые вроде бы были империи неизменно враждебны.
Позиция правых легко объяснима: это явные националисты, а национализм, как мне кажется (вопреки существованию прямо противоположного мнения), — это следствие имперской идеи.
Одним из постоянно поднимавшихся правыми вопросов был еврейский. Множество людей веровали в существование сионистского заговора.
Либералы боролись за демократические свободы, но хотели видеть Россию единой и централизованной. Октябристы поддерживали империю, а более радикальные силы не желали отказываться от территорий и геополитических приоритетов, сложившихся веками. Многие кадеты, например, полагали полезным для страны овладеть Черноморскими проливами.
Отрицали имперскую политику лишь левые — социалисты разного толка. Марксисты, исходя из расплывчатого лозунга о братстве трудовых классов (идея почти религиозная и не случайно оборачивавшаяся нетерпимостью к иноверцам или иномышленникам), заявляли, что империя не имеет права на существование из-за своей жесткой централизации и подавления личности. Что вышло из этого представления — известно каждому.
Октябрьский переворот обернулся не ликвидацией империи, но ее временным ослаблением, а затем восстановлением.

Сложно судить о представлениях об имперской идее советского периода — говорилось одно, а делалось диаметрально противоположное. Ясно, что большевистские партийные лидеры чаще всего мыслили имперски. Это проявилось более всего в Сталине: геополитическая агрессивность стала характерной особенностью советской внешней политики именно в правление этого всесильного генсека.
В годы перестройки в общественном сознании сложились предпосылки для неимперского существования страны, однако, как мне кажется, реализация этих предпосылок будет затруднена.

Теперь пора поговорить о том, какие цели ставит перед политическими деятелями имперская идея — и о том, какие цели чаще всего преследуют приверженцы этой идеи.
Цели эти можно — с некоторой долей условности — разделить на идеальные и реальные. Идеал, к которому стремится империя — это умиротворение всех подданных под скипетром монарха, своего рода pax Romana, — и мировое господство как средство, следствие и условие решения подобной задачи. Но реальные цели обычно оказываются менее значительными, сопряженными с конкретными геополитическими проблемами.
Империя, которая неизменно мыслилась как единое государство, распространяющее свою власть на весь мир, практически никогда таковым не становилась: держава Александра Македонского, Римская империя, Арабский халифат — все они встречали внутреннее и внешнее сопротивление, т.е. не были идеальными империями.
Российский империализм ХIХ века не достиг того уровня, с которого можно было бы претендовать на мировое господство, но утвердившаяся тогда в сознании правителей и подданных имперская идея стала основой геополитики ХХ века — и в исполнении правительств предреволюционной России, и в том варианте, который возник благодаря усилиям Сталина и его преемников.
Итак, имперская идея ХХ в. ярко выразилась в событиях первой мировой войны, а потом в советский период.
Почти всегда важной целью империи является централизация власти любыми возможными методами — от самых жестких до самых демократичных (при демократическом устройстве достаточно идейного настроя народа). Подобно тому как централизация стала условием существования империи, так и существование государственной идеологии стало условием централизации. Идеология нередко создается (или возникает) именно для утверждения новой власти…
Идеальная имперская цель — мировое господство — всерьез казалась осуществимой (насколько мы можем судить) лишь во времена Александра Македонского, Чингисхана или Тамерлана. Большинство империй нового времени на первый план выдвигало более локальные задачи.
Ради господства в мире империя разрабатывает план действий: союзы, договоры, коалиции, конфронтация, захваты территории. В реальности именно такие цели оказались важны для хода мировой истории — а отнюдь не стремление к идеалу.
Особенно интересные события мировой истории происходили в точках пересечений стремлений нескольких империй (например — Балканы). Иногда эти точки не исчезали на протяжении долгих веков…

Первым толчком к превращению России в империю стало, на мой взгляд, освобождение от татаро-монгольского ига. С этого момента началась централизация. Объединение земель, еще не до конца завершившись, переросло в захватничество. Медленно, но упорно проходило преобразование сотрясаемой смутами России в имперскую державу: ей было недостаточно освободиться от ига — надо было захватить земли своих прежних сеньоров.
Были присоединены к России Казанское, Астраханское и Сибирское ханства. Ради экономического процветания (не так уж важно, реального или воображаемого) было прорублено первое окно на запад; потекли товары через Архангельск и Балтийское море. Речь, конечно же, идет о ХVI в. — времени правления Иоанна IV Грозного.
Что же происходило дальше?
Смута, без сомнения, принесла огромный ущерб России, однако нельзя сказать, чтобы она сильно застопорила развитие имперской идеи. Выход к Балтике был занят шведами, все западнорусские земли захвачены поляками. Была задета национальная гордость.
Происходила трансформация общественного сознания из феодального (отношения между людьми на уровне сеньор—вассал) в имперское. Сибирь завоевывали и для самоутверждения, и ради денег: все меха — крупнейший источник дохода России — шли оттуда и с Европейского Севера.
Принцип присоединения был очень прост: исследователи-завоеватели проходили по рекам и в наиболее удобных местах ставили остроги. Жизнь местных народов почти не была затронута. Священники миссионерствовали, но поначалу без особого успеха; многие погибали от рук местных обитателей или из-за неприспособленности к незнакомой среде.
Туземцы почти не знали о том, что такое Россия, о том, что ими «управляет» царь. Их не набирали рекрутами в армию (после петровских преобразований), с них редко брали налоги (лишь в форме дани), их мало притесняли. Это, конечно, можно объяснить дальностью дороги до туземных поселений (дорогами были реки да леса), но в большей степени причиной тому являлась имперская политика — изоляция, не позволяющая народу развиваться и догонять своих господ, проводившаяся в то время всеми империями мира.
Результатом такой политики явилась современная пропасть между развитыми и развивающимися странами.

Отвоевание западных земель проходило вяло вплоть до XVIII в. Тут новым толчком явилось появление сильной личности — Петра I. Двойственность деятельности реформатора отразилась в развитии имперскости России.
Стремление сделать Россию европейской страной подразумевало присоединение завоеванных Швецией территорий, выход к морям и разрушение сильного заслона, нависшего над Россией с запада, — Речи Посполитой. Петр отвоевал Ингерманландию с Прибалтикой, чуть меньше преуспел на других направлениях; многое он оставил преемникам.
Петровская эпоха состояла из необыкновенных всплесков народной силы. Почти одновременно велись войны со Швецией, Польшей и Турцией, и Россия чаще всего побеждала.
Такие события явились сильнейшей подпиткой для имперской идеи в народе. С этого момента стало понятно, что Россию уже не свернуть с имперского пути развития.

Кое-какие земли Петр захватил и на юге. Это было Запорожье. Можно подумать, что Запорожье мало что могло сделать для истории, однако присоединение этой территории повлияло на геополитический рост России в XVIII—XIX вв.
Мы видим три геополитических вектора, начинающихся в Запорожье: Запорожье—Украина—Бессарабия—Балканы; Запорожье—Крым—Черное море—Проливы; Запорожье—Азов—Кавказ.
Но в истории России после Петра начался век смут и дворцовых переворотов. Со времени Петра до правления Елизаветы к России были присоединены лишь жалкие клочки земли. При Елизавете жизнь страны начала возвращаться в свое исконное русло — русло имперское. Россия вспомнила про свои старые интересы.
Императрица Екатерина II вступила на престол благодаря перевороту, но, последовав в этом за традицией XVIII в., она другими своими делами показала превосходство над предшественниками.
Вся Белоруссия и почти вся Украина были воссоединены с Россией, были завоеваны Крым и Бессарабия; мы видим полное воплощение идей Петра. Однако, как известно, чем больше человек задач решит, тем больше видит новых. Получив выход к Черному морю, Россия поняла, что оно внутреннее. Сделать его очередным окном можно было только на двух путях: Проливы (Босфор и Дарданеллы) или Балканы.
Итак, предпосылки для дальнейшего развития империи были созданы; осталось случиться лишь одному казусу. Это был последний штрих российской истории XVIII в., нанесенный на полотно императором Павлом I.
Его политика была чуть ли не очевидно устарелой и бесперспективной. Павел руководствовался рыцарскими идеалами: самый примечательный момент его правления — история с Мальтийским орденом.
Не вникая в новые политические реалии века Просвещения, император бросается в бой то там, то здесь, следуя лишь своим представлениям о рыцарской чести.
Интересно отразилась в политике Павла имперская идея. Именно с него пошла традиция считать побережье Индийского океана исконно российской землей; ведь именно он отправил завоевывать Индию у Англии, нарушившей правила чести захватом Мальты, атамана Платова, который должен был совершить поход через всю Среднюю Азию.
Такого сумбура во внешней политике, а тем более во внутренней, где царило полнейшее самодурство, Россия долго не выдержала: Павел был убит своими гвардейцами в своем замке (Михайловском, выстроенном им самим по образу западноевропейских цитаделей) в 1801 г. С этого начался в России XIX век.

У Александра I поле для имперских действий было обширным: на западе — прямая граница с Пруссией и Австрией, на юге — выход к Черному морю, на севере — граница с ослабевшей Швецией.
Грузия, находившаяся с 1775 г. под протекторатом России, была почти полностью включена в состав империи в 1801 г., что дало крупнейший толчок к завоеванию Кавказа, потому как стратегически важно стало защитить новые земли.
Основной метод присоединения земель на Кавказе заключался не в обычной войне армий (у горцев не было регулярных частей; сражались с русскими по преимуществу партизанские отряды), а в последовательном присоединении территорий, пядь за пядью, в рутинном продвижении войск. На реках строились крепости и оборонительные линии, селились казаки, а постоянная армия, продвигаясь на юг, вырубала леса и жгла аулы.
Война шла постоянно. В ней Россия высвобождала имперскую энергию: захват земель сопротивляющихся народов мог быть осуществлен лишь при подпитке имперским духом.
Западная политика внешне не сильно изменилась со времени Павла I — всё также переходила Россия то на сторону Франции, то блокировалась с другими державами против Наполеона. Изменились, однако, принципы.
Для Павла важнее было рыцарское служение справедливости, для его сына — служение собственным имперским интересам.
После Аустерлица и поражения Пруссии Россия, несмотря на недавнюю близость к последней, сочла нужным стать союзницей Наполеона, хотя Франция и не имела достаточных сил, чтобы напасть на Россию. В результате наша страна на некоторое время освободилась от обременительных обязательств перед Австрией и Пруссией.
Против российской оккупации Молдавии и Валахии в 1806 г. ослабленная Австрия, которая была полностью занята противостоянием с Францией, не стала протестовать. В результате удачная война с Турцией, в которой была завоевана Бессарабия, была довершена как раз к началу войны 1812 г., что было невероятно удобно для усиления русских войск на западных границах.
Удачным ходом Александра явилась также война со Швецией, которая (как уже было сказано) была к тому времени слаба: русские войска, подошедшие к Стокгольму, заставили соседей подписать Фридрихсгамский мир, передавший России Финляндию, чем окончательно утвердилось геополитическое главенство России на Балтике и устойчивость Санкт-Петербурга в геополитическом отношении.
Кроме этого к России по Тильзитскому миру отошел Белосток, а в результате войны с Австрией — Тернополь. После войны с Австрией 1809 г. Малая Польша отошла к герцогству Варшавскому, что было для России выгодным, потому как восстановленная Наполеоном польская государственность прочностью не отличалась.
Успехи Александра обеспечили подъем национального геройского духа в армии. Это показала война 1812 г.

Не так велики были для России результаты Венского конгресса 1815 г.: она получала лишь и так почти захваченную Центральную Польшу. Державы признали и иные — уже сделанные приобретения Российской империи.
На Венском конгрессе Россия вступает в Священный союз и берет на себя немало обременительных обязательств. Такая политика обычно негативно отражается на развитии любой страны.
Разгорячение народного имперского духа в результате удачных военных кампаний остужается реакционной политикой второй половины правления Александра. Пожалуй, особенно негативно на состояние страны повлияло создание военных поселений. Эта социалистическая утопия не слишком укрепила армию, но, кажется, ослабила экономику.
Политика, проводившаяся в присоединенной Польше, была двойственной. Польше даровали либеральную конституцию, но каждое народное возмущение сопровождалось карательными походами царских войск (1821, 1830, 1863 гг.).
Вернемся к Священному союзу. Как же в нем участвовала Россия и чем было это для нее невыгодно?
В 1821 г. она не смогла официально помочь Греции в освободительной борьбе против Турции; то же произошло с Сербским восстанием. В 1848—1849 гг. Россия участвовала в подавлении Венгерского, Молдавского и Валашского восстаний, хотя поддержка этих движений была бы ей куда выгодней — для ослабления Турции и Австрии.
Такой политический путь был отражением идеалов порядка, провозглашавшихся Николаем I.
Азиатская политика этого периода наиболее важна для понимания имперской идеи: геополитические задачи не были решены после легкого присоединения огромных территорий малонаселенного Казахстана. Предстояло воевать в Средней Азии.
Кавказ был более важен для России, чем Средняя Азия, просторы которой упираются в неприступные горы, а преодоление гор Кавказа открывает дорогу в Турцию и Персию.
В результате планомерной войны с горцами и войн с Персией к 1828 г. был захвачен весь Кавказ, кроме черкесских и чеченских земель.
В том же году началась еще одна война. Ее целью было обеспечение автономии Румынских княжеств и Болгарии, но важнее всего для России казалось разрешение прохода наших военных кораблей через Босфор и Дарданеллы.
Турция была слаба, а Австрия, так заинтересованная в территориях, на которых шла война, еще не оправилась от потрясений Наполеоновских войн и не могла вмешаться в военные действия.
В 1830 г. русские оказались уже в Андрианополе — путь на Константинополь был открыт, но Франция и Англия предъявили России ноту о невзятии Стамбула.
По Андрианопольскому миру к России отошла дельта Дуная, Молдавия и Валахия приобрели частичную автономию, а Проливы стали открыты для прохода российских военных кораблей.
В том же году против султана Махмуда III восстал с помощью Франции паша Египта, Мухаммед Али, который двинулся на Стамбул. В 1833 г. Турция стала срочно искать союзников, и единственным оказалась Россия, которая, высадив в Стамбуле десант, отбила город и спасла Турцию от исчезновения с карты мира.
Вступивший на трон в 1839 г. Абдул-Меджид, однако, отменил разрешение на проход через Проливы военных судов Российской империи.
В результате войны Россия не получила почти ничего, а лишь излишним усилением армии привлекла к себе внимание Англии и Франции.

В 1853 г. начался конфликт с Францией из-за прав конфессий в Святых местах. Россия ввела войска на территорию Придунайских княжеств и уничтожила турецкий флот на синопском рейде.
Однако в 1854 г. европейские державы, как известно, подписали союзный договор, направленный против России.
Русская эскадра состояла из парусных судов, а союзнический флот — из пароходов. Наше техническое отставание облегчило задачу антирусской коалиции. В результате этого Россия потеряла черноморский флот, срыла все свои укрепления на Черном море и оставила Румынии Южную Бессарабию, а Турции — дельту Дуная. Карс, Баязет и Эрзурум пришлось вернуть Турции.

Со времени Крымской войны до Турецкой кампании 1877—1878 гг. шел процесс накопления силы: силы как и материальной, так и моральной.
Этот процесс стимулировался Великими реформами. Крепостные, получившие землю почти в собственность, хотя и не безусловную, почувствовали себя частью целого — государства; народный патриотизм, как это очень часто бывает в обширной стране с сильной центральной властью, перерастал в имперский общественный настрой.
Способствовали развитию имперских настроений и реформы земские: народ получил шанс в какой-то мере управлять собой.
Может быть, самым важным фактором подъема России явилась военная реформа, принесшая армии всеобщую воинскую повинность и новую экипировку, более совершенную организацию и способность не отставать в модернизации от западных конкурентов.
Пока шло накопление силы, сила эта почти не использовалась во внешней политике. Это объясняется вполне простым фактором: слишком малое количество людей прошло пока через воинскую повинность, что не позволяло начать крупномасштабные военные действия.
Итак, все силы собирались в один кулак, который должен был когда-то ударить. Какова оказалась энергия этого кулака, накопленная за почти 20 лет, показала новая русско-турецкая война.
Еще со времен Екатерины II созревала идея единения славян. Постепенно складывались и представления о конфессиональной солидарности, и некий общеславянский национализм.
Последним крупным и самостоятельным славянским государством, кроме России, была Польша, распавшаяся в XVIII в. из-за своей слабой централизации. Она возродилась на короткий период под эгидой Франции, но фактически была не государством, а французской колонией: герцогом Варшавским был саксонский курфюрст, полностью ориентировавшийся на Наполеона.
Турции не слишком помогла одержанная европейским по преимуществу оружием победа в Крымской войне. В 1876 г. Австрия и Россия подписали соглашение об оккупации Боснии и Герцеговины Австрией и оккупации Россией Южной Бессарабии.
Россия, Австрия и Германия вместе подписали меморандум о предоставлении автономии принадлежащим Турции землям национальных меньшинств, о правах иноверцев в Османской империи. После восстания в Боснии и Герцеговине в 1875 г. и Болгарского восстания 1876 г. жители некоторых районов этих провинций стали жертвами геноцида. Повторения подобного державы хотели избежать.
Война 1877—1878 гг. действительно явилась отражением народного духа: каждый день газеты, сообщавшие о новых победах русских войск в Болгарии, жадно прочитывались по всей России, а русские женщины помогали делать для армии лекарства и отправляли их на фронт.
Успехи русской армии можно объяснить этим подъемом национального имперского духа, но, кроме того, небольшой опыт опробования новых российских войск уже был (за семидесятые годы были присоединены к России обширные территории Средней Азии, а Хива и Бухара теперь находились под российским протекторатом).
Россия и на этот раз не сильно выиграла в геополитическом плане; выгоду получили в основном страны не участвовавшие в войне: Австрия аннексировала Боснию и Герцеговину, Англия — Кипр, а Германия заручилась поддержкой Турции, что повлияло в дальнейшем на ход первой мировой войны.

После войны имперские настроения разрядились, но это произошло вполне согласно закону сохранения энергии — народный пыл перешел на внутриполитические проблемы. Развились новые революционные организации. Освободивший народ император пал жертвой своей либеральности...
Александр III был очень своеобразной личностью в истории России: этот могучий человек ни разу за время своего правления не вступал в войны. Имперское сознание в России опять стало на путь накопления энергии.
Промышленное производство быстро набирало обороты, обеспечивая рост хозяйственной мощи России. Экономический путь развития империи уже был известен: пример тут подала Англия.
Как и у Англии, у России с конца XIX в. явно прослеживается заинтересованность в дальневосточном направлении внешней политики. С Китаем устанавливаются дипломатические отношения, строится КВЖД, жестко обозначается серьезная позиция России на Востоке. Единственным недостатком была потеря опыта ведения войны российской армией.
Те тенденции, которые наметились во время царствования Александра III, при смене главы государства остались, но начали играть второстепенную роль. В то время как при Александре армия сохранялась, несмотря на воздержание от войн, при Николае II произошли заметные ухудшения в оснащении и подготовке войск.
Сила армии считалась неисчерпаемой, а Россия — несомненно величайшей державой; казалось, специально заботиться о всяких мелочах было ни к чему.
Непонимание действительного положения привело к непоправимым последствиям. Это объясняется и переоценкой сил, характерной чуть ли не для всей политической элиты России.
Внутренняя земельная политика, точнее нежелание проводить ее, привела к крестьянским восстаниям начала ХХ в., а нежелание проводить социальные реформы — к массовым стачкам на заводах. Дабы прекратить волнения, правительство спровоцировало войну с Японией, победа в которой обеспечила бы передышку в разрешении внутриполитических проблем.
Последней войной, которую до этого вела Россия, была война со слабой Турцией; теперь же наметился конфликт с быстро усиливавшейся Японией, поддерживаемой Англией и Америкой.
Россия надеялась на слабость Японии, никогда еще не проявлявшей себя в военных действиях, но просчиталась. Потерпев поражение в войне, Россия не так много потеряла в территориальном плане: лишь пол-Сахалина и Курилы. Но были не только геополитические потери: в России продолжились восстания, переросшие в революцию.

Выигранная война является для империи лучшим способом самоутверждения, однако Россия показала, что ее монарх не способен понимать расклад сил на мировой арене, оценивать свои собственные возможности. Кроме того, после 1861 г. народ успел понять, какую свободу ему дали, а какую недодали. Люди захотели впервые действительно управлять собой сами. Изменение мышления произошло на рубеже веков — и выплеснулось в 1905 г.
Благодаря изменениям, произошедшим в России в результате революции и столыпинских реформ, промышленность и сельское хозяйство пережили бурный рост, который оказался важнейшим фактором для дальнейшего развития событий.
Имперские тенденции в российской политике были очень слабы. Но ранее накопленная уверенность в своих силах и развитие экономики перевесили память о японской неудаче и привели страну к взрыву — взрыву империалистических устремлений, нашедшему свое выражение в первой мировой войне.
Здесь сошлись все векторы российской геополитики: балканский, кавказский и западный (польско-прибалтийский). Потерпев крах в войне, пережив революцию, Россия стала не совсем имперской державой.
Но этот период продолжался недолго. Тоталитарный режим, установившийся после октября 1917 г., возвратил имперскую идею на пьедестал.

Коммунистическая утопия рассчитана на торжество во всем мире. Советские коммунисты считали центром этого мира Москву.
Советская Россия дипломатическим путем и оружием присоединила почти все бывшие имперские территории. Началась политика построения зависимых коммунистических государств — зависимых и идейно, и политически, и экономически. Империализм коммунистического толка оказался недолговечным; СССР распался. Однако, на мой взгляд, и после 1991 г. Россия осталась имперским государством.
Во-первых, у нее имеются притязания на территории других государств (Украины, Казахстана, Белоруссии), а некоторые люди отчаянно борются за восстановление СССР. Во-вторых, в России проводится политика централизации.
Имперская идея — своего рода топливо для поддержания государственной целостности. Когда в душе каждого представителя многомиллионного народа глубоко засела идея имперского патриотизма, правительство вынуждено считаться с подобными настроениями, хотя бы на риторическом уровне.
Имперски мыслящий человек всегда рад жесткой централизации, потому что она, даже ущемляя права людей, способствует реализации державных идеалов. К чему придет в своем нынешнем развитии наша страна и какую роль в этом развитии сыграет имперская идея — покажет будущее.

Источник: газета "История" (№9/2002)

Ответить

Фотография ФИЛ ФИЛ 24.01 2010

Идея «единой неделимой России» (ЕНР) – центральная составляющая патриотической идеологии, казалось бы, непререкаемая ценность для всякого русского по сей день. Много от чего способно отказаться типовое русское сознание: от той или другой формы авторитаризма и мессианства, от богоносности и безбожия. Русский может быть сталинистом или демократом, западником или почвенником, но всегда безусловной ценностью для него останется «великая единая неделимая Россия», империя, проще говоря. Вне ЕНР русские любых политических и религиозных оттенков просто не мыслят своего исторического бытия.

А ведь идея «единой неделимой», эта священная коровушка-буренушка, не раз сыграла роковую роль в русской судьбе. Вспомним 1919 год – решающий год гражданской войны, тем более, что исполнилось 90 лет тем событиям. Начнем с северо-запада. Командующий Северо-западной армией генерал Юденич дважды пытается взять Петроград. Сначала весной, а затем осенью, одновременно с наступлением Деникина на юге. Оба раза неудачно. Хотя шансы взять Питер и тем самым резко изменить ход всей гражданской войны у Юденича были немалые. Даже с небольшими силами – примерно в 17 тысяч штыков – он в конце октября 19-го года стоял на Пулковских высотах, с которых уже был виден купол Исаакиевского собора. Тем не менее, наступление Юденича окончилось катастрофой. Причина – идея ЕНР.

Дело в том, что плацдармом наступления Юденича была «буржуазно-националистическая» Эстония. Отметим, что в начале 1919 года русские белые успешно дрались с большевизмом в этой стране в союзе с эстонцами. То есть основы для антибольшевистской русско-эстонской коалиции имелись. Эстонцы не прочь были помочь Юденичу в наступлении на Питер, но при одном условии: безоговорочное признание независимости Эстонии.

На этих же условиях в июне 1919 года активно предлагал помощь Юденичу и Маннергейм – в то время регент Финляндии. Он готов был двинуть на красный Питер 100-тысячную армию, если адмирал Колчак, с осени 1918-го признававшийся белыми и союзниками Верховным правителем России, подтвердит независимость финского государства. Колчак, как известно, отказался это сделать – к вящим патриотическим восторгам, неутихающим спустя 90 лет. Представитель Колчака в Париже С. Д. Сазонов официально заявил, что «прибалтийские губернии не могут быть признаны самостоятельным государством. Так же и судьба Финляндии не может быть решена без участия России…». Маннергейм, тем не менее, не терял надежды, все еще веря в здравый смысл своих недавних коллег по царской армии. Он уже был согласен выступить на Питер и в том случае, если один лишь Юденич признает независимость Финляндии. Однако время тянулось, к августу в Финляндии изменилась ситуация и Маннергейм утратил свои политические позиции.

Но и теперь у Юденича оставались огромные шансы взять северную столицу. Надо было лишь признать очевидное – независимость Эстонии. В союзе с эстонской армией, уже доказавшей свою боеспособность, белые вне всяких сомнений сломали бы хребет большевизму на северо-западе, что неминуемо повлекло бы общее крушение Совдепии. Однако Юденич медлил. В конце концов, под нажимом англичан 11 августа 1919 года белое северо-западное правительство признало полную независимость Эстонии. Однако это не могло решить проблему. Эстонцы нуждались в твердых гарантиях со стороны общероссийского правительства Колчака, а их не было. К тому же эстонцы знали о настроениях и самого Юденича, который любил повторять: «Возьмем Питер, а потом повернем на Ревель».

Политической тупостью белых генералов и их чиновников немедленно воспользовались большевики. Уже 31 августа Совет народных комиссаров обратился к Эстонии с предложением мирных переговоров на базе признания независимости Эстонии (такие же предложения красная Москва тогда же сделала Литве, Латвии и Финляндии). Что оставалось делать эстонцам в этой ситуации? Начались переговоры, правда прерванные Эстонией сразу после начала наступления Юденича на Питер 28 сентября.

В силу своей малочисленности (порядка 17 тысяч штыков) Северо-западная армия, несмотря на героизм, воодушевление и высокий темп натиска, Питер не взяла. Не хватило от силы дивизии, а может даже полка. В этом принято винить эстонцев. А не лучше ли поискать виновников катастрофы среди самих белых?

Перенесемся в Латвию. В разгар осеннего наступления Юденича на Питер, 8 октября, 50-тысячная Западная добровольческая армия под командованием Бермондт-Авалова – монархиста и рьяного приверженца идеи ЕНР, повела наступление на Ригу, вступив в войну с «враждебной русскому делу властью Улманиса» с целью «восстановления государственного порядка и дисциплины» в «освобожденных от большевиков частях Западной России». Бермондт-Авалов, как это видно по его воззваниям, был категорически не согласен признавать «самостоятельность мелких республик Эстонии, Латвии и других…», наглядно подтвердив наихудшие опасения молодых балтийских государств в отношении белого движения. Ригу он так и не взял, зато в решающий для Юденича момент вызвал в странах Балтии всплеск антибелогвардейских и вообще антирусских настроений, разумеется, отразившихся на положении Северо-западной армии. А корабли Антанты, вместо того, чтобы поддерживать огнем судьбоносное наступление на Питер, помогали Улманису оборонять латвийскую столицу от упертого «едино-неделимца».

А эстонцы… Вместо обещанной помощи Юденичу, они были вынуждены помогать латышам – против авантюриста Бермондт-Авалова, которого видный деятель белого движения князь А.П. Ливен назвал «одним из главных виновников неудач под Петроградом».

И, тем не менее, эстонцы участвовали в походе на Питер; но во второй половине октября произошел конфликт их командующего Лайдонера с Юденичем. Как полагают, эстонцам стало известно о переписке Колчака и Юденича, в которой белые вожди отрицали право выхода Эстонии из России. Однако когда войска Юденича покатились от Питера, именно 1-я эстонская дивизия спасла «северо-западников» от неминуемого «мешка», ударив в тыл красным.

«Нет никакого сомнения, что самой небольшой помощи Финляндии или – немного более – помощи Эстляндии было бы достаточно, чтобы решить судьбу Петрограда», - признавал Ленин (характерная деталь: Ильич ненароком выдает свое имперское мышление, по привычке называя Эстонское государство Эстляндией). Кто же виноват в том, что указанной помощи белым не последовало? Да прежде всего сами же белые.

Так сработала идея ЕНР под Питером. А что же в это время происходило на юге? 3 июля 1919 года командующий Вооруженными Силами Юга России генерал Деникин начал свой знаменитый поход на Москву. 18 августа казачий корпус Мамонтова с налета взял Тамбов. 31 августа был взят Киев. 6 октября белые взяли Воронеж, 13 октября – Орел, на очереди была Тула и сама Москва. Впервые белые вступили в среднюю полосу России. Кремлевские комиссары уже паковали чемоданы. Однако вскоре положение Деникина изменилось к худшему. Причина та же, что и под Питером – недостаточность сил, растянутость их по фронту, слабые тылы. Вскоре, сосредоточив превосходящие силы, красные нанесли контрудар в направлении Орла и Курска. Фронт с ожесточенными боями покатился к Новороссийску…

Главную причину этого белые патриоты видят в позиции маршала Пилсудского, тогдашнего лидера Польши, который, несмотря на давление Антанты, отказался от активных действий против большевиков, что и позволило им собрать силы для решающего удара по Деникину. Пилсудского как поляка, естественно, не устраивала базовая идея белого движения: «единая неделимая Россия». На это возражают, что Колчак в 1919-м подтвердил-таки независимость Польши, и Деникин, соответственно, тоже. Однако, есть два ключевых момента. Признавая независимость Польши, Колчак и Деникин отказывались решить вопрос о восточной границе Польского государства – дескать, после войны разберемся. Это не устраивало Пилсудского, который опасался, что на восточных рубежах Польша будет урезана до «этнической» границы. Но главное другое. Пилсудский был убежден, что непременным условием нормального существования независимой Польши является независимость Украины.

Еще в 1903 году Пилсудскому грезилась федерация Польши, Литвы и Руси (Украины) – в этом легко узнать контуры так и нереализованной Гадячской унии (1658). Кроме того, в годы гражданской войны маршал выступал «за союз всех бывших европейских колоний России – от Финляндии до Грузии» (в этом ракурсе интересны нынешние контакты Саакашвили, Ющенко, а также лидеров Польши и Балтии). Пилсудский заявлял вполне определенно: «Деникин стал бы нашим союзником, если бы он не противился политическим тенденциям отрыва от России инородных элементов», а главное «признал бы украинское движение» в лице Петлюры. Кстати, Петлюра в 1919 году пытался договориться с Деникиным о совместной борьбе с большевиками, но, разумеется, получил отказ. Если с независимостью Польши белые еще как-то могли смириться, то независимость Украины была вне их понимания, что хорошо показал Михаил Булгаков в пьесе «Дни Турбиных», герои которой готовы, скорее, примириться с большевиками, чем с Петлюрой. В конце концов, Петлюра заключил союз с Пилсудским и в следующем году вместе с ним взял Киев, к сожалению, ненадолго. Польше пошел на пользу союз с Украиной: в решающие дни августа 1920 года 6-я украинская стрелковая дивизия под командованием генерал-хорунжего Безручко стеной встала на пути Буденного и не пропустила его к Варшаве, на соединение с Тухачевским.

Осенью 1919 года Пилсудский видел, что в случае победы белых независимой Украины, а возможно и независимой Балтии не будет. Более того, и положение самой Польши в этом случае становилось шатким, дело вполне могло кончиться какой-нибудь кабальной «федерацией» с Россией. И в решающие дни деникинского наступления польские войска, несмотря на давление Запада, остались на месте. Наши патриоты по сей день клеймят Пилсудского за этот разумный национальный эгоизм. Но никто из них не осуждает белое движение за приверженность отжившим имперским мифам, в жертву которым принесено реальное благополучие и свобода русских. В самом деле, что белые собирались делать в случае взятия Москвы и свержения большевиков? Усмирять Украину и Балтию? Душить казачий «сепаратизм» Дона и Кубани? Искоренять сибирское областничество? Снова присоединять Кавказ? Короче, превратить войну гражданскую в войну империалистическую? Судя по таким персонажам как Бермондт-Авалов, вполне вероятно…

Кстати, в отличие от Польши, Украины и стран Балтии, новообразованные государства Кавказа были согласны на федерацию с Россией, однако белых вождей это не устроило. Идея ЕНР неуклонно делала свое роковое дело, прокладывая большевикам дорогу к победе. В тех же Вооруженных Силах Юга России идея ЕНР работала как некий разрушительный вирус, подрывая боевой дух донского и особенно кубанского казачества с его проукраинской ориентацией. После Февраля 1917 года казаки считали себя свободными от обязательств перед империей и не хотели биться за ее восстановление. Они, по их словам, хотели защищать свою землю, «но не когти царского орла». Если донцы еще соглашались рассматривать будущую Россию как новые Соединенные Штаты, образованные из самостоятельных территорий, в том числе из суверенных казачьих демократий, то Кубань склонялась к полной независимости. Деникин не хотел с этим считаться, стремясь «навязать казакам свои российские привязанности…». Наиболее сложно складывались его отношения с кубанцами, дело дошло даже до репрессий. Член Кубанского правительства Д. Скобцов вспоминал: «Странными и тяжелыми были взаимоотношения кубанцев и добровольцев. Бок о бок дрались, умирали, радовались успехам, а дойдет дело до разговоров о смысле борьбы и ее целях – вырастает стена между двумя сторонами, нет взаимного понимания, отношения неприязни и сарказма». Как признавал барон Врангель, белые были недалеки от того, «чтобы начать драться с казаками, которые составляли половину нашей армии и кровью своей на полях сражений спаяли связь с регулярными частями». О какой боеспособности сил Юга России можно говорить после этого?

Логическим завершением сложных взаимоотношений казаков с белым движением стал Верховный Круг Дона, Кубани и Терека, состоявшийся в январе 1920 года в Екатеринодаре. На нем была принята декларация об объединении трех казачьих демократий в одно независимое федеративное государство: Юго-Восточный союз. Нынешние казаки, наверное, уже и не помнят об этом своем последнем легитимном государственном образовании. С влиянием Деникина было покончено, но с севера накатывалась новая имперская сила – красные…

Итак, причины поражения белых: нерешенный крестьянский вопрос плюс идея ЕНР, сделавшая национальные движения врагами белогвардейцев. Белые не желали видеть, что Российская империя – это перевернутая страница истории. Вместо того, чтобы стать неимперской русской демократической силой, они упорно продолжали связывать интересы русских с существованием архаичной «великой державы». Модели постимперского будущего белыми даже не рассматривались (лишь в 1920 году известный кадет Струве, входивший тогда в крымское правительство Врангеля, заикнулся о федеративном проекте, но было уже поздно). Забавно: наша буржуазия нередко именовала адмирала Колчака «русским Вашингтоном». Однако Вашингтон-то, как известно, боролся за федерацию свободных государств, а не за единую неделимую Америку…

Белым надо было понять две вещи: 1) империя свое отжила; 2) есть только один безусловный враг, в борьбе с которым не может быть компромиссов – большевизм.

Белому движению надлежало стать продолжением вектора западной модернизации, т.е. продолжением серебряного века и февраля, а вместо этого вся борьба белых с красными свелась к противостоянию двух имперских сил. В результате значительный потенциал европеизма, накопленный в России к 1917 году, выгорел в гражданской войне, а существование империи, реанимированной большевиками в самых варварских формах деспотизма, тянется по сей день.

Повторяю, Россия как цивилизационный проект изжила себя давно, еще в 1917 году. Она должна была отправиться в архив истории вслед за Австро-Венгрией, кайзеровской Германией и Османской державой, поскольку задачи буржуазной модернизации вступили в непримиримое противоречие с архаичной имперской матрицей. Большевизм продлил на несколько десятилетий существование России-империи, щедро заплатив за это русским генофондом. В конце 80-х годов прошлого века снова ударил гонг истории: в СССР началась демократическая революция, новый Февраль. Как следствие, пошла естественная дезинтеграция империи. И что же? Этот процесс уперся в основную, базовую часть империи – в Российскую Федерацию. Почему-то наши демократы имеют обыкновение превращаться в великодержавных дуболомов. Если в 1990 году Ельцин еще выступал с идеей создания в составе РФ семи русских республик и предлагал всем регионам и субъектам федерации брать сколь угодно суверенитета, то уже осенью 1991-го он чуть было не послал войска в Чечню, взявшую курс на независимость от России. Это, кстати, в точности повторяет ситуацию 1917 года: вскоре после Февраля на Дону собрался Войсковой Круг и провозгласил суверенитет области по образцу «допетровских времен». В ответ Керенский объявил это «изменой революционной родине» и готов был бросить на казаков два военных округа. То есть собирался продолжить в отношении казачества политику царей, но не решился. Зато большевики вскоре продолжили и даже превзошли…

Вернемся в наши дни. Так вот, потом была первая и вторая чеченские войны, стоившая потоков русской крови, отмена выборов глав субъектов федерации, укрепление «вертикали власти» и т.д. И чем дальше шло новое «собирание земель», тем меньше было демократии и развития. О чем это говорит? Демократизация России обязательно влечет за собой дезинтеграцию России, поскольку противоречит ее централистской, имперской сути. Но Ельцин и его команда побоялись или не захотели быть демократами до конца – скорее всего из опасений потерять власть, подобно Горбачеву. В результате еще одна попытка западнической модернизации провалилась, а к власти пришла партия-монстр со знаковым названием «Единая Россия». Кстати, именно так назывался ударный деникинский бронепоезд, наступавший на Москву осенью 1919-го. Об этом курьезе уже довольно много писали, но ведь действительно очень символично, что партия чекистской власти взяла себе старое белогвардейское название. Красные и белые имперские смыслы встретились, и гражданскую войну можно считать законченной, равно как и саму российскую историю. И когда слышу от президента Медведева о какой-то там модернизации, мне, как говорят в Одессе, просто смешно. Ибо Россия-империя немодернизуема. Это допотопная централистская страна жандармов и чиновников, и другой она быть не может. Все попытки сделать ее демократической и современной, неизбежно упрутся в роковую идею ЕНР. И выход один: переступить через эту идею, разумеется, мирно и цивилизованно.

Алексей Широпаев.
Сообщение отредактировал ФИЛ: 24.01.2010 - 14:24 PM
Ответить

Фотография ddd ddd 11.04 2015

 

Россия и швейцарский вопрос на Венском конгрессе
222729022.jpg

("SwissInfo", Швейцария)
Андрей Андреев

В эти дни 200 лет назад в Вене проходил конгресс европейских дипломатов, который подвел итог 20-летним наполеоновским войнам и на долгое время вперед определил новые границы европейских государств, а также их взаимоотношения. Швейцария формально не участвовала в войне союзных держав с Наполеоном. Тогда почему будущее Швейцарии решалось именно на Венском конгрессе?

Вернемся немного назад, а точнее, в 29 декабря 1813 года, когда собравшиеся в Цюрихе депутаты общешвейцарского Собора («Tagsatzung»), приняли решение об отмене Посреднического акта Наполеона от 1803 года. Среди норм Посреднического акта две были особенно важными: взаимное признание границ и равноправие между собой всех 19 кантонов, включая и «новые кантоны» Во, Ааргау, Санкт-Галлен, Тургау и Тичино, созданные Наполеоном в качестве «якорей», призванных удержать идеи революции в консервативной Швейцарии.

С отменой этих положений в Швейцарии образовывался правовой вакуум. Понимая это, депутаты Собора выступили, в том числе, с декларацией о том, что возвращение к прежним отношениям привилегированных («аристократических») кантонов и подчиненных им территорий невозможно, и что нужно разработать некие новые основы государственного устройства страны.

Берн, один из самых мощных кантонов Швейцарии, декларацию, принятую Собором в Цюрихе, не признавал, восстановив у себя, не без помощи австрийцев, прежнюю «патрицианскую республику». И хотя в марте 1814 г. Берн все же присоединился к обсуждению в Цюрихе проекта нового межкантонального договора, он, как и другие «аристократические кантоны», всячески затягивал разработку этого документа.

Впрочем, время работало на Берн, а восстановление Старой Конфедерации становилось все более вероятным, ведь интересы Берна оказались близки многим союзным державам, в частности, Австрии, а также Англии, которая даже официально аккредитовала у себя посланника Бернской республики — как суверенную сторону, отличную от Швейцарии в целом.

За реставрацию «старого режима» выступала и Франция Бурбонов, которая, в частности, ненавидела кантон Во как прямое «детище Революции», и даже Пруссия, которая, согласившись с вхождением подвластного ей княжества Невшатель в состав Конфедерации, хотела бы все же защитить здесь свои интересы, что можно было сделать только путем установления хороших отношений с Берном. Не было прямых интересов в Швейцарии только у России.

Принципы Александра
Istorik-Andrej-Levandovskij-rasskazhet-p

Политика Александра I в швейцарском вопросе определялась рядом принципов, которые в полном смысле можно назвать либеральными, поскольку они исходили из признания прав большинства населения Швейцарии, из приоритета ее собственных, «подлинно национальных интересов» и настоящей, не декоративной, независимости.

Отсюда проистекало и неприятие Александром I «старого режима» Швейцарии как узкосословного, существовавшего только на пользу немногочисленных городских знатных семей и противоречащего интересам многих других групп населения, да и к тому же чреватого анархией, постоянными внутренними беспорядками и, как следствие, иностранным господством.

Уже на рубеже 1813-1814 гг. царь однозначно высказался против реставрации «старого режима» во главе с бернским патрициатом, стремящимся, к тому же, использовать момент, чтобы аннексировать новые кантоны, и в первую очередь Ааргау и Во. Понятно, что эти кантоны видели в Александре I своего главного и единственного защитника. Сама собой напрашивалась идея внешнего арбитража по примеру Посреднического акта Наполеона.

Идея российского арбитража казалась передовой либеральной швейцарской интеллигенции самой предпочтительной. Такой же позиции придерживался и Фредерик-Сезар Лагарп. Он допускал вмешательство России во внутренние дела Швейцарии ради сохранения и утверждения там либеральных принципов, считая, что требования обеспечить невмешательство иностранных сил, исходившие от Собора, играют на руку только патрициям и ведут к реакционной реставрации «Старой Конфедерации».

Ошибка Лагарпа и помощь Каподистрии
laharpe.jpg

Однако в мае 1814 г. Ф.–С. Лагарп допустил серьезную ошибку. В своем письме на имя бернского дипломата А. Мюральта он слишком открыто подчеркнул свою личную близость к русскому императору. Это письмо немедленно было передано Берном в Берлин и стало достоянием дипломатической общественности. Иностранных дипломатов задело прежде всего то, что судьба Швейцарии ставилась в этом письме в прямую зависимость от воли российского царя. И здесь неоценимую услугу царю оказал И. Каподистрия, который предложил Александру I два пути.

Можно было либо прямым вмешательством России навязать свое посредничество и лишить «патрициат Бернского кантона присвоенного им права представлять страну и управлять ею». России, правда, пришлось бы действовать в изоляции, возможно, применяя даже военную силу. Другой путь — вести торг с Берном, обещая ему компенсацию за утрату части территорий. Такой путь поддержали бы все союзники, возможно, потребовав от него даже некоторой политической либерализации. Александр I однозначно склонился к второму пути.

На конгресс И. Каподистрия прибыл в конце сентября из Цюриха. В Вене он, в частности, руководил работой комитета, призванного решить швейцарский вопрос. Комитету предстояло обсудить встречные территориальные претензии кантонов, вопросы их взаимных финансовых возмещений и долгов, найти путь к заключение нового межгосударственного договора между кантонами и, наконец, сформулировать гарантии обеспечения «вечного нейтралитета» Швейцарии.

В территориальном вопросе И. Каподистрия был склонен пойти на частичные уступки Берну. Именно он впервые выдвинул мысль о передаче ему бывших владений епископа Базельского, а также региона Поррантрюи (сегодня это кантон Юра). При этом Александр I проявил твердость в вопросе о границах, предписав Каподистрии «не трогать новые кантоны», и тем самым, и вопрос о компенсациях за счет Базельского епископства был автоматически решен в пользу Берна.

«Справедливое равновесие всех сил»

1764s.jpg

Иоанн Каподистрия

 

Дабы обеспечить поддержку Австрии, Каподистрия согласился на передачу ей региона Вельтлин, с условием, правда, нейтрализации Савойи и приращения территории Женевы.

Что касается нового межгосударственного договора, который должны были заключить между собой кантоны (его проект был одобрен 9 сентября 1814 г. Собором), то здесь российский император, с одной стороны, не стал вмешиваться в дела Берна и других «аристократических кантонов», но, с другой стороны, он потребовал от него, чтобы на новоприсоединенных к нему территориях Базельского епископства сельское население имело соответствующее представительство в кантональных органах власти.

Однако затем грянули «сто дней Наполеона». Его неожиданное возвращение стало настоящим шоком. Наполеон вполне мог опять попытаться воспользоваться Швейцарией в своих интересах. Поэтому-то в числе пунктов, составивших 20 марта 1815 года окончательное решение Венского конгресса по швейцарскому вопросу, находился пункт об утверждении «вечного нейтралитета» Швейцарии.

Новый межгосударственный договор был торжественно подписан 22 кантонами 7 августа 1815 года. Парижский договор от 20 ноября 1815 года одобрил присоединение к кантону Берн Базельского епископства и округа Биль/Бьенн в качестве компенсации за потерю Ааргау и Во. Этот документ вновь подтвердил нейтралитет Швейцарии.

Итак, среди исключительных заслуг Александра I перед Швейцарией можно, прежде всего, перечислить сохранение границ кантонов Во и Ааргау, а также обеспечение участия сельского населения во властных органах Берна. Русскому императору удалось сделать то, что он изначально и хотел совершить, а именно, «умиротворить Шве(й)царию и основать ее подлинную независимость и нейтралитет не на преобладании какой-либо партии или кантона, а на справедливом равновесии всех сил и влияний», то есть на принципах, которые и сегодня определяют основы генетического кода всей швейцарской государственности.

Андрей Андреев — д.и.н., профессор Исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

Оригинал публикации: swissinfo.ch

 

 

Ответить

Фотография Ученый Ученый 11.04 2015

Ну трудно понять, какое дело было России до Швейцарии. Единственным объяснением могут быть отношения Александра с Лагарпом, перед которым царь всегда хотел предстать в образе бескорыстного либерала. Наиболее важными территориальными вопросами были претензии Пруссии на Саксонию и России на Варшавское герцогство.

 

Причем в польском вопросе Александр предстал как подлинный носитель "имперской идеи". Он заявил своим союзникам, что владеет Польшей и не уйдет оттуда, потому что у него там много войск. А когда легитимисты типа Талейрана стали упрекать царя, что нехорошо-де нарушать международные трактаты, тот резко ответил что трактаты его не остановят.

Ответить

Фотография stan4420 stan4420 21.05 2023

Внутренняя земельная политика, точнее нежелание проводить ее, привела к крестьянским восстаниям начала ХХ в., а нежелание проводить социальные реформы — к массовым стачкам на заводах.

то о чём я и говорил

кризисную, т.е. революционную ситуацию создают НЕ революционеры

её создают сами гос. власти

 

сами справились, обошлись без большевиков

Ответить

Фотография Ученый Ученый 21.05 2023

Политические взгляды Скобелева

 

Для оценки мыслей и идей Скобелева в области внешней политики нужно также знать, как он смотрел на цели русской политики и, в частности, на территориальный вопрос, на проблему границ. Он считал, что Россия достаточно велика и сильна и не нуждается в новых территориальных приобретениях, во всяком случае в Европе. Но при этом общем подходе Скобелев признавал за каждым государством право достижения им его естественных границ. Естественной границей России на юге были, по его мнению, Босфор и Дарданеллы, которые рано или поздно должны войти в состав империи. Помимо этого, Скобелев допускал необходимость для России территориального расширения в тех случаях, когда это требовалось интересами обеспечения ее безопасности от внешней угрозы. Именно такое значение имело, по его мнению, приобретение Туркестана. Как видим, при определении внешнеполитической программы Скобелев допускал и элементы экспансионизма. Главной же задачей он считал защиту интересов России при сохранении существующих границ, а для этого требовал, высказываясь в этом смысле многократно и публично, самостоятельности внешней политики, поддержания национальной чести и престижа.

 

Продуманный, не лишенный, как увидим дальше, элементов научности подход Скобелева к содержанию внешней политики и к определению интересов России позволил ему сделать правильные выводы о задачах ее внешнеполитического курса и наметить четкую линию отношения к великим державам того времени: Англии, Германии, Австро-Венгрии и Франции. Начнем с его анализа англо-русских отношений. Выше было отмечено, что Скобелев отдавал себе отчет в причинах англо-русского антагонизма. Это были противоречия на Ближнем Востоке и в Центральной Азии, на подступах к Индии. До конца 70-х гг. он справедливо считал англо-русские противоречия основными. Он, конечно, учитывал, что на парижских переговорах после Крымской войны Англия занимала по отношению к России гораздо более непримиримую позицию, чем Франция. Такую же непримиримость он наблюдал лично под Константинополем в 1878 г. На грубый шантаж английского премьера Скобелев считал необходимым отвечать такой же откровенной игрой козырной картой, которую имела Россия, — демонстрацией в сторону Индии. Бить эту карту Англии было бы нечем. Действительно, что мог противопоставить лорд Биконсфилд этой демонстрации, которая вызвала бы немедленное восстание народов, ждавших только удобного случая, чтобы сбросить ненавистное английское иго? Но этот козырь в нужный момент использован не был, причины чего понятны и давно раскрыты.

 

Царскому правительству претил сам способ борьбы против «законной» власти путем поощрения освободительной борьбы народных масс. Александр III писал К.П.Победоносцеву, что если правительство не возьмет под контроль развернувшееся в стране движение помощи балканским славянам, то «Бог знает, что из этого выйдет и чем оно может кончиться». Позже он высказался определеннее: «В 1876 и 1877 годах наше несчастье заключалось в том, что мы шли с народами, вместо того, чтобы идти с правительствами. Российский император всегда должен идти только с правительствами». Вот в чем главная причина той неохоты использования столь эффективного средства давления на Англию, которая неизменно чувствуется в действиях царского правительства. Эти подлинные мотивы лучше всего опровергают заблуждение или злонамеренное извращение принципов политики царского правительства со стороны тех, в основном зарубежных, историков, которые считали или считают его принципом панславизм. Его принципом был не панславизм, а легитимизм.

 

Но Скобелева указанные соображения нисколько не смущали. По всем его планам и действиям видно, что ему было наплевать на легитимизм. Он был одним из немногих, кто имел четкий план действий и готов был проводить его без колебаний. Нельзя сказать, что его настойчивые предложения (и некоторых других военных деятелей) остались совсем без отклика. Идею удара в направлении Индии высказывал в утвержденной царем записке «Относительно наших действий в Средней Азии на случай войны с Англией» Д.А.Милютин, высказывалась она и в Генеральном штабе. К.П.Кауфман повел дело более практически. В июле 1878 г. он дал приказ о сформировании трех экспедиционных отрядов для движения в юго-восточном направлении. Эти приготовления получили освещение в печати, например в «Московских ведомостях» и «Голосе». 13 марта 1878 г., через десять дней после подписания Сан-Стефанского прелиминарного договора, Н.Х.Вессель (педагог и публицист «Голоса») писал известному ученому-филологу А.Н.Пынину: «Слышали ли вы, что мы готовим экспедицию в Индию? Предполагается двинуть три отряда, по 17 тысяч человек каждый, под общим начальством Скобелева, который, как мне сегодня наверное говорили, находится уже в Ташкенте, куда ему вчера послана брильянтовая сабля, пожалованная за переход через Балканы. Начальником одного из отрядов, говорят, назначен Столетов. В конце этой или в начале следующей недели в «Голосе» будет напечатана статья «Русские среднеазиатские владения и пути в Ост-Индию», с картою: в этой статье описываются географическое и топографическое положение наших владений в Средней Азии, а также и стран, лежащих между нашими владениями и Британскою Индиею, и трех главных путей в Ост-Индию, которыми, приблизительно, предполагается вести наши отряды».

Ответить

Фотография stan4420 stan4420 21.05 2023

подрывая боевой дух донского и особенно кубанского казачества с его проукраинской ориентацией.

какая топорная агитка....

Ответить

Фотография Ученый Ученый 21.05 2023

Генерал Скобелев.

 

Skobelev%2C_Michel%2C_par_Serge_Levitsky

Ответить

Фотография Ученый Ученый 21.05 2023

В августе 1881 г. Скобелев направил М.Н.Каткову письмо, полное глубоких и оригинальных мыслей о задачах внешней политики России.

 

Основными вопросами, поставленными в письме, были отношения с Англией и Австро-Венгрией и — в связи с этим — политика в Азии. Целями России Скобелев считал владение проливами и обеспечение безопасности западных границ. Достижение этих целей он связывал с необходимостью добиться союза с Англией, который исключил бы ее совместные действия с Австро-Венгрией и Турцией и предупредил бы повторение ситуации, сложившейся в 1878 г. Чтобы решить эту очень не простую задачу, он предложил следующий план: отдать Англии весь Туркестан в обмен за отказ ее от поддержки Австро-Венгрии на Балканах и за согласие на приобретение Россией Босфора. Если она оказалась бы несговорчивой, необходима серьезная демонстрация в сторону Индии. Только на этом пути возможен успех в войне на Балканах. Даже в случае достижения соглашения с Англией, но при чрезмерных австрийских притязаниях на Балканах Скобелев считал необходимым держать в Средней Азии сильный отряд для давления на Англию «как угрозу и ручательство за прочность союза. Всю Среднюю Азию можно было бы отдать за серьезный и прибыльный союз с Англией», гарантирующий России Босфор, а Англии — безопасность Индии. Без решения этой главной проблемы уходить из Туркестана нельзя.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 21.05 2023

Единая (господствующая) религия — это вернейший способ сплотить народ, подданных, куда более эффективный, чем попытка привить большинству населения какие бы то ни было партийные идеи.

В дореволюционной России официальная церковь не имела успеха в борьбе с многочисленными сектами. После 1905 г. и вовсе была декларирована свобода вероисповедания, даже гонения на старообрядцев прекратились.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 22.05 2023

Речь Скобелева в Париже

 

В конце января 1882 года, взяв по настоянию правительства заграничный отпуск, М. Д. Скобелев отправился в Париж, где у него было много друзей. Там он произнес очередную речь, вызвавшую громкий политический скандал. Это произошло 5 февраля на встрече Скобелева с сербскими студентами, которые преподнесли ему благодарственный адрес как освободителю Балкан и их отечества от османского ига. Тогда растроганный Михаил Дмитриевч, в частности, сказал:

 

– Мне незачем говорить вам, друзья мои, как я взволнован, как я глубоко тронут вашим горячим приветствием. Клянусь вам, я подлинно счастлив, находясь среди юных представителей сербского народа, который первым развернул на славянском востоке знамя славянской вольности. Я должен откровенно высказаться перед вами – я это сделаю.

 

После этой преамбулы Скобелев сделал небольшую паузу и, словно собравшись с мыслями, начал говорить:

 

– Господа, я вам скажу, я открою вам, почему Россия не всегда на высоте своих патриотических обязанностей вообще и своей славянской миссии в частности. Это происходит потому, что как во внутренних, так и во внешних своих делах она в зависимости от иностранного влияния. У себя мы не у себя. Да! Чужестранец проник всюду! Во всем его рука! Он одурачивает нас своей политикой, мы жертва его интриг, рабы его могущества. Мы настолько подчинены и парализованы его бесконечным, гибельным влиянием.

 

Но, я надеюсь, когда-нибудь, рано или поздно, мы освободимся от него. Но мы сможем это сделать не иначе как с оружием в руках!

 

Такое заявление из уст прославленного генерала прозвучало уже не как рядовая фраза, а как программа действий на будущее, произнесенная от имени всего государства, которое он представлял. Сербские студенты встретили ее бурной овацией. Присутствовавшие на этой встрече журналисты буквально «ломали перья», записывая сенсационные заявления Скобелева. Но он пошел еще дальше и в завершение своей речи сказал:

 

– Если вы хотите, чтобы я назвал вам этого чужака, этого самозванца, этого интригана, этого врага, столь опасного для России и для славян… я назову вам его. Это автор «натиска на Восток» – он всем вам знаком. Это Германия. Повторяю вам и прошу не забыть этого: враг – это Германия. Борьба между славянством и тевтонами неизбежна.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 22.05 2023

Из этого инцидента можно сделать вывод, что вовсе не Германия, или по крайней мере не одна Германия, была инициатором противостояния с Россией, которое в 20 веке привело к чудовищным жертвам обоих народов. Речь Скобелева, которую многие сочли эксцентричной и несерьезной, вскоре нашла реальное воплощение в заключении франко-русского военного союза.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 22.05 2023

Верещагин. Скобелев под Шипкой.

445.jpg?h=920

Ответить

Фотография Ученый Ученый 22.05 2023

В конце концов, Петлюра заключил союз с Пилсудским и в следующем году вместе с ним взял Киев, к сожалению, ненадолго. Польше пошел на пользу союз с Украиной: в решающие дни августа 1920 года 6-я украинская стрелковая дивизия под командованием генерал-хорунжего Безручко стеной встала на пути Буденного и не пропустила его к Варшаве, на соединение с Тухачевским.

Всего одна украинская дивизия остановила Буденного и Тухачевского. Если бы Запад своевременно снабдил эту дивизию танками и самолетами, то генерал-хорунжий и Москву бы взял.  :)

Ответить

Фотография stan4420 stan4420 22.05 2023

Польше пошел на пользу союз с Украиной: в решающие дни августа 1920 года 6-я украинская стрелковая дивизия под командованием генерал-хорунжего Безручко стеной встала на пути Буденного и не пропустила его к Варшаве, на соединение с Тухачевским.

пропаганда детектед

безручко себя никак не проявил

Ответить

Фотография Ученый Ученый 22.05 2023

 

Польше пошел на пользу союз с Украиной: в решающие дни августа 1920 года 6-я украинская стрелковая дивизия под командованием генерал-хорунжего Безручко стеной встала на пути Буденного и не пропустила его к Варшаве, на соединение с Тухачевским.

пропаганда детектед

безручко себя никак не проявил

 

Войска Буденного были ослаблены неудачной осадой Львова.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 23.05 2023

Но 6я дивизия действительно остановила наступление Буденного, а армия Буденного была одним из самых сильных и боеспособных советских формирований. Но советские войска были сильно ослаблены и лишены снабжения. Войска Тухачевского были разбиты под Варшавой 16-18 августа, а 1я конная подошла к Замостью только 30 августа, то есть она уже не могла помочь Тухачевскому. 

Ответить

Фотография Ученый Ученый 23.05 2023

Советско-польская война это тоже одно из проявлений имперской политики, потому что советские армии хотели прорваться в Германию, куда их мягко говоря никто не приглашал.

 

Тухачевский прямо объявлял в своем приказе по Западному или Польскому фронту: «На своих штыках мы принесем трудящемуся человечеству счастье и мир! На Варшаву! На Берлин!»

 

1645984625_58-papik-pro-p-plakati-sssr-1

Ответить

Фотография stan4420 stan4420 24.05 2023

Но 6я дивизия действительно остановила наступление Буденного

На следующий день советские части продолжали наступление на Замостье, но преодолеть мобильную оборону поляков им не удалось. Гарнизон города состоял из нескольких частей под командованием капитана Миколая Болтуча. Среди них были остатки украинской 6-й пехотной дивизии под командованием полковника Марко Безручко, один полк и два батальона польской пехоты, три бронепоезда и ряд более мелких подразделений, всего около 3200 штыков и 200 сабель. В это время польская кавалерия вышла в район деревень Волица Бжозова (Wolica Brzozowa) и Комарув (Komarów) к западу от города.

 

у безручко было только 300 человек

большого влияния они оказать не могли

Ответить