В начале февраля 1991 года, практически сразу после возвращения из Нагорного Карабаха в Москву, я заболел. Лечился в домашних условиях. Многочисленные телефонные звонки коллег по работе в эти гриппозные дни были естественными. Старались подбодрить, посоветовать свой ускоренный метод выздоровления. Чаще всего советы были шутливые, вроде тех, которые раскрывали секреты лечения традиционным русским методом – очень строгий постельный режим с применением граненого стакана, наполненного до краев известным горячительным напитком, с солью, перцем и т. п.

Коллектив сотрудников подразделения МВД СССР, в котором мне пришлось служить, отличался хорошим микроклиматом, бескорыстной офицерской взаимовыручкой. Я часто с искренней теплотой вспоминаю дни совместной службы в МВД СССР с полковником внутренней службы Анатолием Середой, подполковниками милиции Владимиром Кишенцом, Владимиром Лапиным, Александром Наконечниковым, Виктором Третьяковым, майорами милиции Сериком Курмановым, Петром Радикевичем. Этому в немалой степени способствовал особый, наполненный постоянным риском, характер нашей службы. Занимаясь «горячими» точками, мы чаще и дольше других сотрудников министерства бывали в них. Внимание другк другу, помощь и забота о семьях, являлись непреложным делом наших, в том числе и служебных, отношений. Дружили семьями. Безропотно выполняли всевозможные поручения и просьбы. Шутки и прикольные розыгрыши друг над другом тоже были делом для нас обычным. По всему по этому очередной телефонный звонок неординарного содержания я принял за дружеский розыгрыш. В трубке телефона я услышал голос самого начальника Главка генерал майора Воронова. Справившись о моем здоровье, генерал неожиданно сообщил, что мне звонили из Кремля от Вице президента СССР Янаева и передали просьбу, в удобное для меня время позвонить Геннадию Ивановичу. При этом генерал дал понять, что звонить Вице президенту Янаеву следует не из дома, а из его кабинета, для чего я срочно должен прибыть в министерство, машину за мной он уже послал. Я решил, что меня кто то разыгрывает, и, поддержав розыгрыш, нарочито бодро сказал, что если уж сам Вице президент СССР просит, чтобы я ему позвонил, то я, конечно, приеду, в каком бы состоянии не находился. Телефонный собеседник генеральским голосом еще раз напомнил, что ждет меня в кабинете, и положил трубку.

Я же стал размышлять: чей это голос я сейчас слышал? Кого благодарить за искусно сыгранную роль генерала? У нас было несколько человек, способных воспроизвести голос начальства. Звонить и спрашивать своих сотрудников о странном звонке я не стал, бесполезно. Когда идет розыгрыш, о нем знают все, кроме разыгрываемого. Любой, кому не позвони, сейчас же подтвердит, что звонил генерал, да еще со всей серьезностью постарается нагнать страха по поводу моей медлительности. Многие в Главке знали, что я знаком с Геннадием Ивановичем Янаевым по работе в ЦК ВЛКСМ. Во время подготовки и проведения ХП Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве в 1985 году нам довелось тесно сотрудничать. Но последние годы наши встречи носили случайный характер.

Чтобы наверняка проверить, не разыгрывали ли меня, надо переговорить с самим генералом Вороновым. А если это действительно шутка? Тогда я дам начальнику повод для разноса на очередном совещании за то, что сотрудники бездельничают и занимаются черт знает чем, а коллегам – получить истинное наслаждение от удавшегося розыгрыша. Нет, надо проявить выдержку. Шутникам надоест ждать моего звонка, проявят инициативу и выдадут себя, тогда посмеемся вместе. Пока я выжидал, прозвенел звонок в дверь. Открыв ее, я увидел водителя генеральской машины, который с недоумением уставился на меня, застигнутого в полной неготовности к отъезду. Я понял, шутки в сторону.

В кабинете начальника Главка вместе с генералом были и его заместители. Похоже, они с нетерпением ждали моего появления. Почему Вице президент СССР разыскивает меня? По каким вопросам? Генерал молча показал на телефонный аппарат и подал лист бумаги, на котором был написан обычный городской телефонный номер АТС, обслуживающей территорию, прилегающую к Кремлю. На мой звонок ответили, что меня слушает приемная товарища Янаева. Я представился и через несколько мгновений услышал действительно знакомый густой голос вице президента СССР:
– Здравствуй, старик, – сказал Геннадий Иванович, обращаясь ко мне по прежнему, как делал это он с хорошо знакомыми ему людьми, – не забыл еще меня?
– Добрый день, Геннадий Иванович! Я то вас всегда помню, а как Вы меня вспомнили за грузом больших государственных дел?
– Да вот, недавно ко мне приходил хорошо известный тебе Лев Дмитриевич Шишов, рассказал о твоей причастности к проблемам Карабаха. Я считаю, что нам надо по этому поводу обязательно встретиться, не возражаешь? Тогда завтра мой помощник назначит время.

Через день я сидел и беседовал с Геннадием Ивановичем Янаевым в его кремлевском кабинете Вице президента СССР. После теплого взаимного приветствия, он подробнейшим образом стал расспрашивать о межнациональной и социально политической обстановке в Нагорно Карабахской автономной области. С особым вниманием о правонарушениях на межнациональной почве. Его интересовали все подробности. Отдельные цифры и факта он записывал, несмотря на то, что я вначале нашего разговора передал ему служебную записку, подготовленную для него специально. Я видел, что он периодически сопоставлял мои данные с другими материалами, которые были у него на столе.

Вопросов было много. Как глубоко охватил межнациональный вирус простых людей с одной и с другой стороны? Как складывается ситуация в смешанных азербайджано армянских семьях? Какова результативность введения Чрезвычайного положения в НКАО, управления автономной областью в этих условиях? Как обеспечивается взаимодействие местных органов власти с республиканским Организационным комитетом по НКАО? Каково отношение населения к внутренним войскам, в достаточной ли мере они контролируют ситуацию, оказывают влияние на нормализацию межнациональной обстановки? Потом Геннадий Иванович перешел к конкретным характеристикам самой ситуации, тому, как влияют на нее руководители НКАО, Азербайджана, командования Района чрезвычайного положения, лидеры Карабахского движения.

Я старался, как можно точнее передать то, в чем убедила нас карабахская жизнь, хотя осознавал всю нетрадиционность своих представлений. Я понимал, какую ответственность беру на себя, давая характеристики людям, непосредственно влияющим на состояние и развитие Карабахского конфликта. Хотя конечно, большинство из них Геннадий Иванович, конечно, знал лично, некоторых давно и хорошо, еще с комсомольских времен. Заметив мою скованность и появившееся волнение, Янаев сказал, чтобы я не комплексовал и откровенно высказал свое мнение, так как он хочет знать, что можно предпринять для объективного и справедливого изменения дел в Карабахе, а, в конечном счете, – искоренения опасного примера межнационального конфликта для такой многонациональной страны как Советский Союз.

И тогда я довольно подробно рассказал о губительности отмены в Нагорно Карабахской автономной области конституционных форм правления, расформирования Советов народных депутатов, партийных организаций в армянских городах и селах, о многочисленных случаях противоправных действий внутренних войск и т. п. Приводя конкретные примеры, я говорил об антиармянской направленности республиканского Оргкомитета по НКАО, чья деятельность откровенно преследовала дискриминацию армянской стороны, ее полную физическую блокаду. А в конечном итоге – депортацию армянского населения. Это трудно было оспорить, ибо по оперативным данным руководство Азербайджана уже имеет план насильственной депортации армян, прежде всего с территории бывшего Шаумяновского района Азербайджана.

Подробно расспросил меня Геннадий Иванович о лидерах карабахской оппозиции. Л рассказал о встречах с Зорием Балаяном, Сильвией Капутикян, Генрихом Погосяном, Робертом Кочаряном, Сержем Саркисяном, Аркадием Манучаровым, Борисом Дадамяном, Аркадием Гукасяном и другими.

Сама логика разговора подвела к тому, что я заговорил об исторической несправедливости пребывания НКАО в составе Азербайджана, о роли армянского Карабаха в судьбе и интересах России, о давних и глубоких связях русского и армянского народов. Несколько реплик Геннадия Ивановича свидетельствовали о том, что ему близки эти позиции, что он разделяет мою озабоченность поведением некоторых современных политиков и военноначальников, которые откровенно пренебрегают исторической памятью, интересами русского народа, геополитической значимостью Нагорного Карабаха для нашей страны. А недавние события по разрушению азербайджанцами государственной границы. СССР его откровенно возмущали, и не учитывать этой особенности при решении судьбы Карабаха, как откровенно протурецкой и антисоветской, и даже антирусской, по его мнению, было бы опрометчиво.

Разговор с Вице президентом Советского Союза Янаевым завершился тем, что я оставил ему проект предложений по нормализации межнациональной обстановки в Карабахе, подготовленный нашим министерством. Мы договорились, что после каждого возвращения из Карабаха я буду звонить ему, и мы, по возможности, будем встречаться.

Из разных источников я знал, что вице президент СССР Янаев при обсуждении карабахских проблем, в основном занимал Объективную и принципиальную позицию, требовал от исполнительных органов Азербайджана и военных соблюдения законности на территории НКАО. Всегда ли он мог кардинально изменить ситуацию, не будучи первым лицом государства? Не знаю. Однако я заметил то внимание, которое стало уделяться подбору и назначению военных комендантов в Район чрезвычайного положения. Все приемники генерала Сафонова – полковники внутренних войске Шевелев, Жуков, Лебедь, Овчинников – уже не были слепыми выразителями воли Азербайджанского руководства. Трижды после прилета из Карабаха я докладывал Геннадию Ивановичу о складывающейся на тот момент обстановке в НКАО.

Последняя встреча с Янаевым по карабахским вопросам в его кремлевском кабинете состоялась 28 июля, незадолго до известных событий 19 августа 1991 года. Я только что вернулся из очередной командировки в НКАО, а фактически с настоящей войны в Карабахе. Видимо, мой голос был настолько взволнованным, что Геннадий Иванович предложил встретиться в тот же день, благо у него, как он сказал, будет не менее двух часов свободного времени. Я тогда удивился быстрому приглашению. В эти дни в Москве находился Президент Соединенных Штатов Америки Джордж Буш (старший).

Геннадий Иванович, как и прежде, встретил меня радушно и поручил помощнику накрыть столик на двоих. Кроме кофе со сладостями появилась бутылка армянского коньяка, тарелочка с ломтиками лимона. Заметив мой удивленный взгляд, Геннадий Иванович сказал, что у него действительно есть два часа, и мы можем обстоятельно договорить обо всем. Он хотел, чтобы я как можно подробнее рассказал ему о происходящем, ибо информация о последних событиях в Карабахе у него была противоречивой. Азербайджанское руководство сообщало о беспрецедентном вооруженном выступлении сепаратистов, о вмешательстве Армянской республики во внутренние дела Азербайджана. Армения, в свою очередь, с возмущением требовала разобраться с вопиющими фактами массового уничтожения и депортации армянского населения с мест его исторического проживания. Сообщала о разграблении армянских населенных пунктов. МВД СССР и Комендатура РЧП в случившемся обвиняли обе стороны. Минобороны докладывало о попытке Азербайджана вовлечь в вооруженный конфликт части 4 й армии, расквартированной в Азербайджане. К нему, как и другим высшим руководителям Союза, ежедневно поступают гневные телеграммы и звонки от депутатов Верховного Совета СССР от НКАО и большой группы депутатов Верховного Совета РСФСР.

Помню, что мне хотелось рассказать Геннадию Ивановичу как можно больше. Добиться от него ответа на вопросы, так мучившие меня и моих единомышленников, ибо мы решить их были бессильны. Вопросы все государственные, совершенно неотложные и жизненно важные для региона:
– Почему в Москве такая праздная и спокойная жизнь, в то время как уже идет настоящая война? Люди гибнут от того, что в них стреляют из танков и артиллерийских орудий. Это значит, против народа выступает армия. В Шаумяновском районе идут бои. В селах сожжены школы и библиотеки, армянские кладбища подверглись вандализму. На поселковых улицах разбросаны остовы сожженных гранатометами машин, подбитые танки. Город Шаумяновск по ночам обстреливается артиллерией. Если это не так, то откуда, спрашивается, у подразделений азербайджанской милиции бронетехника и артиллерия? В окопах вооруженные ополченцы. Почему позволили межнациональному конфликту перерасти в войну? Почему последние два года со стороны союзного руководства не принимаются решительные и эффективные меры по прекращению братоубийства? Почему азербайджанское руководство дирижирует событиями?

Дождавшись перерыва в лавине моих вопросов, Геннадий Иванович попросил рассказать о последних событиях по порядку. Тогда я обратил его внимание на пагубность операция «Кольцо», которая привела к резкому обострению конфликта. При поддержке центра руководство Азербайджана, фактически на официальной основе силами войск и ОМОНа республики, решило главную территориальную задачу – депортировало около 10 тысяч армян с мест их исторического проживания. Прекратили существование не только армянские села Геташен и Мартунашен в Ханларском районе Азербайджана – около 1500 человек, но и села Эркедк, Манашид, Бузулух Шаумяновского района – около 4 тысяч человек. Ликвидирован армянский подрайон в Шушинском районе (села Киров, Мец Каладараси, Егцаог – более 700 человек). Теперь этот район, находящийся в центре НКАО, стал исключительно азербайджанским. Депортированы и практически заселены азербайджанцами и турками месхитинцами 13 армянских сел Гадрутского района НКАО. По прогнозам в ближайшее время предполагается завершить депортацию всего Шаумяновского анклава, а это еще почти двадцать тысяч человек, продолжить сжатие кольца вокруг НКАО со стороны Гадрута, Мартунисского и Мардакертского районов, приступить к выселению из Степанакерта почти 30 тысяч беженцев, находящихся там после событий в Сумгаите, Баку, Кировабаде, Ханларе…

Нарисованная мной картина произвела на Геннадия Ивановича удручающее впечатление. Он согласился, что давно полагалось бы действовать решительно и четко.

– Да, да… Во многом мы идём на поводу у событий. Тбилисская трагедия, Душанбе, турко месхетинский исход из Узбекистана, прибалтийское противостояние. Карабах явно стал первой, но теперь ясно, что не единственной горячей точкой. В мае по настоянию Муталибова и Поляничко провели операцию «Кольцо». Убеждали, что наведут там порядок, а вызвали очередную волну беженцев. Из за нерешительности Михаила Сергеевича Горбачева буквально за считанные часы было упущено подписание президентского Указа о восстановлении в Карабахе конституционных форм правления и, что особенно важно, предоставлении НКАО статуса автономной республики. Ведь Указ Президента СССР, согласованный со всеми заинтересованными сторонами, должен был быть подписав накануне приезда в СССР Премьер министра Англии Маргарет Тэтчер. Но Горбачев перенес процедуру подписания на утро следующего дня, то есть на день ее Приема в Кремле. И по каким то причинам не успел или не захотел подписать Указ. А после окончания встречи с Тэтчер Горбачеву доложили о телеграмме Муталибова, в которой тот отзывал согласие Азербайджана на появление Указа. Вот так не был сделан конкретный и решительный шаг, который мог бы положить начало многим полезным реформам и не только приостановил бы надвигающийся развал Союза, но и, наоборот, послужил бы его укреплению.

– Как ты знаешь, – тихо и, мне показалось, невесело продолжил Вице президент СССР, – в конце августа будет подписание нового. Союзного договора. Вряд ли до этого времени можно кардинально изменить ситуацию в карабахском вопросе. Но не дать этому процессу ухудшиться можно и нужно. Через два дня Горбачев уезжает на отдых в Форос. Я остаюсь на хозяйстве. На 13 августа намечено заседание Совета Безопасности СССР. Вести его буду я. Завтра же переговорю с членами Совета Безопасности. Вопрос по Карабаху вынесем на это заседание. Борису Карловичу Пуго сегодня на приеме американской делегации расскажу о нашей встрече. Готовьте материалы и соответствующие предложения.

… Не знаю, что произошло, но, несмотря на то, что необходимые материалы по НКАО были подготовлены, на Совете Безопасности СССР 13 августа 1991 года вместо вопроса о Карабахе были рассмотрены проблемы урегулирования конфликта в другой горячей точке – Южной Осетии. Дальнейшие события известны. После 19 августа начался развал СССР. Несколько месяцев инерция продолжала действовать. Я по прежнему занимался проблемами НКАО, успел последний раз побывать в Карабахе, старался, как можно чаще напоминать новым руководителям МВД СССР об исторической миссии России, значении Нагорного Карабаха в геополитической стратегии ваших народе», в том числе для безопасности мира в целом. Развитие событий в Карабахе после Беловежской пущи показали, что народное выступление, возникшее в 1988 году как акт сопротивления национальному притеснению армян в Азербайджане; поменяв воссоединительную направленность на независимую национально государственную ориентацию, стало основательной преградой не только на пути территориальной экс панский Азербайджана, но и коренного переустройства мира на Кавказе в целом.

Назад| Оглавление| Вперёд