А ведь это всего лишь один из многих полков, мужественно сражавшихся в этой битве!
    «Эти французские солдаты, - писал в 1806 г. прусский офицер, - они такие маленькие и слабые, один из наших немцев побил бы их четверых, если бы речь шла только о физической силе, но под огнем они превращаются в сверхъестественных существ».
    Во время Испанской кампании при штурме Сагун-та, неприступной крепости на скалах, французские штурмовые колонны устремились на приступ через узкую, едва проходимую брешь под ураганным огнем обороняющихся. «Обломки крепостной стены осыпались под ногами наших солдат, и, поднявшись к бреши, они увидели перед собой неразбитую стену. Чтобы подняться до пролома, нужно было подтягиваться на руках, а за ним стояли испанцы, которые встретили наших солдат жестоким огнем в упор. Но отвага штурмовой колонны была такова, что офицерам, которые вели ее на приступ, пришлось затратить немалые усилия, чтобы остановить ставший безнадежным штурм и отвести назад людей... Здесь полегло 400 человек, среди которых было много достойных офицеров».
    Что же заставляло этих людей, словно одержимых, презирая раны и смерть, устремляться на вражеские штыки и навстречу шквалу картечи? Конечно, жажда славы, почестей и наград играли определенную роль, но эти стимулы были серьезными побудительными мотивами прежде всего для офицеров и генералов. На простого солдата более всего воздействовало то общее в наполеоновской армии начало, о котором мы говорили в главе III, а именно - чувство чести.
    Конечно, никакой воинский коллектив не может существовать хотя бы без смутного понятия о чести солдата. Однако это чувство явно не было первостепенным в мотивации английских наемников, завербованных из уголовников и бродяг, не было оно определяющим и для солдат прусской армии 1806 г., «боявшихся палки капрала больше, чем пуль неприятеля» и даже для прусских солдат 1813 г., ведомых в бой порывом исступленного патриотизма и жаждой отмщения (см. гл. XII). Особенностью же французской армии еще в дореволюционную эпоху было то, что понятие чести и достоинства, хотя и не в такой рафинированной форме, как у офицеров, существовало среди рядовых. Равенство граждан перед законом, пришедшее после свержения Старого Порядка и закрепленное Кодексом Наполеона, энтузиазм, который вызывали в армии и в обществе победы императорского войска, высокий социальный статус воина вообще, даже если он не являлся офицером, сознание того, что солдат - это не выходец из подонков общества, а гражданин - все это позволило Наполеону еще более, чем в старой королевской Франции, распространить принцип чести на всю массу войска, а не только на офицерский корпус, как это было в европейских армиях конца XVIII - начала XIX вв. «Я слишком много жил с нашими солдатами, чтобы не знать их недостатки, большие недостатки, - писал в своих мемуарах майор Гонневиль, - но они обладали чувством чести, жившим в них, таких простых и великих».
    О том, насколько серьезно воспринималось слово «честь» в армии Наполеона, лучше всего говорят наставления полковника де Брака своим подчиненным: «...это не значит презирать жизнь, предпочитая сохранение чести сохранению жизни. Это просто означает воздавать чести то, чего она заслуживает».
    Честь требовала не оставлять ни при каких условиях свой боевой пост. Накануне Аустерлица унтер-офицер гренадеров должен был подвергнуться однодневному аресту за плохую форму одежды, тем самым он лишился бы возможности принять участие в бою. «Это пустяк, конечно, арест на один день, - ответил сержант, - но пусть меня лучше разжалуют или арестуют надолго, но при условии, что это будет послезавтра, - я не хочу быть обесчещенным».
    В 1806 г. больные гвардейские конные егеря, лечившиеся в госпитале Военной школы, выпрыгивали из окон, чтобы пойти с армией, отправлявшейся в Прусскую кампанию. Во время Польской кампании
    1806 г. отставшие солдаты, изможденные голодом, холодом и усталостью, при первых же выстрелах орудий устремлялись вперед, стараясь, во что бы то ни стало догнать своих и принять участие в бою. «Делали ли они это из-за отвращения к столь тяжелой жизни или желания отомстить неприятелю? - писал полковник Сен-Шаман. - Нет! Они шли на это только из чувства чести». Офицер, сражавшийся в Испании, удивляясь своим солдатам, спрашивал себя: «Почему эти люди, которые вчера так ворчали, ругались, проклинали все на свете, исполняя простейшие распоряжения, следствием которых было в самом худшем случае одно - два лье марша сверх необходимого, почему сегодня эти же люди беспрекословно идут туда, где нужно ставить на карту жизнь? - И сам себе отвечал: - Потому что ворчать, когда идешь в бой - это уже недалеко от трусости, а значит, и от бесчестья».
     Ясно, что подобная концепция чести была бы немыслима без высокого понятия о собственном достоинстве. «Французский солдат гордится своим званием, требует вежливости и платит тем же. Офицер, генерал видят в простом солдате своего собрата и величают его "товарищем". Обращаясь к барабанщику, генерал говорит ему то же самое "Вы", которое получает от него». Интересно, что последнее наблюдение сделано высокопоставленным русским чиновником в небольшой брошюре под названием «Замечания о французской армии последнего времени с 1792 по 1808 годы», изданной в 1808 г. в Санкт-Петербурге. (Мы обращаем внимание на дату издания брошюры: здесь, как и в остальных случаях, мы отдаем предпочтение непосредственной реакции современников, а не воспоминаниям, написанным много лет спустя.) Практически то же самое отмечает и французский офицер: «У нас..
[<<--Пред.] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [След.-->>]
Другие статьи на эту тему:
Тактика артиллерии
Подобно пехоте и кавалерии, артиллерия не получила каких-либо принципиально новых уставов в эпоху Революции и Империи. Более того, этот род войск вообще не имел никакого тактического устава в современном...
читать главу

Кавалерия
В эпоху Революционных войн кавалерия переживала если не упадок, то, по крайней мере, явно играла в армии второстепенную роль. В отличие от пехоты, ряды которой пополнялись за счет создания волонтерских батальонов, а позже вследствие принудительных наборов,. ...
читать главу
Битва при Каннах: позор римлян
Ганнибал с его непримиримой ненавистью к римлянам был постоянным раздражителем и угрозой для Римской Республики. Именно поэтому в 216 г. до н. э. на битву с ним отправились оба новых консула (Теренций Варрон и Эмилий Павел). Силы римлян превосходили Карфаген: по сведениям историков, в римской армии было около 80000 пехотинцев и 7000 конников, в то время как у Ганнибала – 40000 пехоты и 10000 кавалерии.
Сражение должно было состояться вблизи городка Канны, где римляне оборудовали большое хранилище провианта. Предусмотрительный Ганнибал, умело используя данные разведчиков, сумел захватить всю провизию, оставив римлян на голодном пайке.
читать статью

Конец 2-й Пунической войны: Карфаген должен быть разрушен!
На первый взгляд, Ганнибалу только и оставалось, что триумфально войти в Рим. Но он не спешил. Уставшие и поредевшие после 3-летней войны войска, тщетные ожидания восстания итальянских народов против Рима, борьба за власть в самом Карфагене… Все эти факторы усугубило сражение при Ноле, состоявшееся в 215 г. до н. э., где римские войска впервые оттеснили карфагенян. Это не самое яркое с точки зрения военного искусства сражение подняло боевой дух римлян, заставив поверить их в то, что они могут противостоять Ганнибалу, «великому и ужасному».
читать статью