←  Новое время

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Июльская монархия 1830-1848

Фотография Ученый Ученый 21.02 2019

58518612f9335e39572c2fe6b69e7839.jpg

 

Роль и место Июльской монархии в истории Франции не поддаются однозначному истолкованию. Еще современники обличали ее узко буржуазный характер, олигархическую систему власти, антидемократизм и практицизм правящих кругов, преследовавших свои частные интересы в ущерб насущным потребностям общества. Но в последнее время многие историки, не ставя под сомнение недостатки и промахи Июльской монархии, признают ее позитивный вклад в развитие страны. Прежде всего, они видят ее заслугу в том, что она укрепила основы либерального правового государства, развила традиции парламентаризма, а также создала благоприятные условия для подъема крупной индустрии и развертывания промышленной революции.

https://studbooks.ne...skaya_monarhiya

Ответить

Фотография Ученый Ученый 21.02 2019

Июльская революция 1830 г. закрепила победу буржуазии над дворянством. Но господствовала — с 1830 по 1848 г. — не вся буржуазия, а только ее наиболее богатая часть — так называемая финансовая аристократия, в состав которой входили банкиры, крупные биржевые дельцы, в 40-х годах — также и «железнодорожные короли», владельцы угольных копей, рудников, лесов, крупные землевладельцы. Финансовая аристократия «диктовала в палатах законы, она раздавала государственные доходные места, начиная с министерских постов и кончая казенными табачными лавками»[345]. Рабочие, крестьяне, все мелкие промышленники и торговцы были вовсе отстранены от участия в политической власти.

 

 

Объективно главной задачей капиталистического развития Франции в те времена было завершение промышленной революции. Но в условиях господства финансовой аристократии политическое влияние промышленников почти неуклонно падало. В первые годы Июльской монархии число представителей промышленников в палате депутатов было близким к половине ее состава, а в середине 1847 г. оно сократилось до одной трети.

 

 

Осенью 1846 г. Энгельс ясно указал на это важнейшее противоречие политической жизни самого буржуазного общества во Франции: законодательная власть в последние времена Июльской монархии была более, чем в предшествующие годы, воплощением слов финансиста Лаффита, сказанных на следующий день после июльской революции: «Отныне править Францией будем мы, банкиры»[346]. Процитировав эти же слова Лаффита, Маркс вслед за тем вскрыл коренную причину возрастающего господства финансистов: с самого начала финансовая нужда поставила монархию Луи-Филиппа в зависимость от верхушки буржуазии, а в следующие годы сама эта зависимость становилась источником еще более острой финансовой нужды [347].

Задолженность государства представляла, пояснял Маркс, прямой интерес для финансовой аристократии, спекулировавшей на государственном дефиците и повторявшихся государственных займах. Посредством займов финансисты обирали государство и грабили сбережения тех граждан, которые, приобретая процентные государственные бумаги, безвозвратно теряли часть своих денежных средств, если не были случайно посвящены в тайны парижской биржи.

 
 
Биржа формально определялась как «объединение всех лиц, заинтересованных в продаже и покупке ценных бумаг». Но роль и значение биржи были неодинаковы в различные времена. Через 11 лет после июльской революции торгово-промышленная газета так характеризовала французскую фондовую биржу: «У парижской биржи нет больше ничего действительно коммерческого… Биржа, как все это знают, стала притоном спекулянтов… притон, однако, продолжает все более разорять промышленность и в своей триумфальной безнаказанности представляет зрелище таких деяний, сказать о которых: „подвиги каторжников“ — значило бы выразиться слишком слабо»[348].
 
Ответить

Фотография Ученый Ученый 21.02 2019

Июльское восстание в Париже

palaisroyal20.jpg

Ответить

Фотография Стефан Стефан 21.02 2019

Июльская монархия

 

Революция 1830 г. Выборы усилили оппозицию. Карл X, вдохновленный успешным захватом Алжира 5 июля, обнародовал 25 июля четыре ордонанса, как ему позволяла статья 14 Конституционной хартии. Они восстанавливали предварительное разрешение для выпуска газет и исключали торгово-промышленный налог (patente) из избирательного ценза, лишая торговцев и промышленников избирательного права в пользу земельных собственников. Палата распускалась, и назначались новые выборы.

 

Журналисты, собранные Тьером в редакции газеты «Насьональ», призвали к сопротивлению. В ответ на клич молодых людей из тайных обществ студенты, служащие, рабочие, прежде всего печатники, возвели баррикады в восточных кварталах Парижа. Армия насчитывала {321} менее 12 тысяч человек, мало желающих сражаться с народом, который поднял трехцветное знамя. После трех дней боев армия оставила Париж. Журналисты «Насьональ» и либеральные политики уже несколько месяцев призывали сменить династию и обратиться к герцогу Орлеанскому, кузену короля. Как и английская революция 1688 г., это означало «смену лиц без смены сущности». Эта маленькая группа навязала всем свое решение. Утром 30 июля манифест, составленный Тьером, выдвинул кандидатуру герцога Орлеанского, «принца, преданного делу Революции… короля-гражданина», верного сторонника трехцветного флага и Хартии.

 

Герцог Орлеанский принял от депутатов и пэров должность генерального наместника королевства. 31 июля он направился в Ратушу и вышел на балкон, обнявшись с Лафайетом и набросив на плечи трехцветное знамя. Народ бурно приветствовал его. Орлеанисты ловко использовали победу республиканцев. Карл X, удалившись в Рамбуйе, хотел спасти династию, отрекшись в пользу внука ‒ герцога Бордоского Генриха V и назначив герцога Орлеанского регентом. Тщетные попытки. На Рамбуйе двинулась колонна Национальной гвардии. Карл X не захотел бороться и укрылся в Англии. Страна приняла парижскую революцию. 9 августа Луи-Филипп I был провозглашен «королем французов», принеся присягу на Хартии, пересмотренной палатами.

 

Преамбула к Хартии была исключена, поскольку представляла дело так, будто «жалует французам права, по сути им принадлежащие». Католическая религия была уже не государственной, а «религией, которую исповедует большинство французов»: это был возврат к формулировке из конкордата. Цензура отменялась. «Франция возвращала себе свои цвета» ‒ трехцветный флаг. Немногие изменения были внесены в организацию власти {322} палаты получали законодательную инициативу. Палата депутатов избирала своего председателя. Избирательный ценз снизился с 300 до 200 франков, ценз, дававший право быть избранным, ‒ с 1000 до 500 франков. Минимальный возраст избирателя уменьшился с 30 до 25 лет, избираемого ‒ с 40 до 30 лет.

 

Июльская революция имела двоякое значение ‒ политическое и социальное. Она закрепила победу национального суверенитета над монархическим правом, победу либеральной буржуазии над аристократией и духовенством. 1830 год в полной мере был следствием 1789 года. Опорой режима стала буржуазная милиция ‒ Национальная гвардия, куда во избежание мятежей принимались лица, платящие личный налог и способные сами купить экипировку.

 

Царствование Луи-Филиппа. Король-гражданин, буржуазный король, обладавший добродетелями и пороками буржуазии своего времени, Луи-Филипп был королем из рода Бурбонов и желал укрепить личную власть в противовес власти министров. Своих целей он добился лишь с 1840 г. Поначалу, пока революционное возбуждение не улеглось, режим должен был иметь дело с рабочими волнениями, мятежами, которые поднимали тайные общества республиканцев (ведь у них отобрали победу), происками легитимистов.

 

Расширит ли новый режим либеральные реформы и поддержит ли революционные движения, только что начавшиеся в Европе? Этого желали министр Лаффит и «партия движения». Но 13 марта 1832 г. Луи-Филипп пригласил возглавить правительство банкира Казимира Перье, который сформулировал программу «истинного центра»: «Внутри ‒ порядок без жертвоприношений ради свободы, снаружи ‒ мир безо всяких уступок {323} честью». Казимир Перье, а потом его преемники (лидер «партии сопротивления» умер от холеры в апреле 1832 г.) справились с социальными волнениями, попыткой легитимистского восстания, участников которой вдохновляла герцогиня Беррийская, с республиканскими тайными обществами. Расправы были жестокими, особенно в апреле 1834 г., когда в квартале парижской ратуши были возведены баррикады и когда солдаты перебили всех жителей дома на улице Транснонен, откуда раздался один ружейный выстрел. Изданный в сентябре 1835 г. закон о печати карал за оскорбление короля, нападки на принцип или форму правления.

 

Республиканцы отказались от насильственных действий и приняли название «радикалы», позаимствованное в Англии. В палате их была лишь горсть, объединенная вокруг Ледрю-Роллена. Легитимистской оппозицией, вступившей на путь парламентской борьбы, руководил Беррье, выдающийся адвокат и оратор. Часть легитимистов добавила к традиционному требованию децентрализации демократическое требование всеобщего избирательного права.

 

В орлеанистском лагере, но в оппозиции «династические левые» требовали снижения ценза и активной внешней политики. Вожди «партии сопротивления» ‒ герцог де Брольи, Тьер, Гизо, ‒ объединившись после смерти Казимира Перье, впоследствии разделились. Луи-Филипп имел все возможности, осуществляя личное правление, навязывать свою волю сторонникам правления парламентского, то есть правления большинства палаты. С октября 1840 г. до конца существования режима ведущим министром был Франсуа Гизо. Этот протестант из университета, либеральный доктринер, взгляды которого становились все консервативней, правил в полном согласии с королем. Он заботился о развитии начального {324} образования (документ 1, с. 328), но отказывался сколько-нибудь расширять рамки ценза, отвечая: «Трудитесь и экономьте, разбогатеете и станете избирателем». Его нежелание реформировать избирательное право способствовало ослаблению устоев режима. Его внешняя политика мира, основанная на «Сердечном согласии» с Англией, воспринималась как унижение национального достоинства. {325}

 

История Франции / Под общей ред. Ж. Карпантье, Ф. Лебрена в сотрудн. с Э. Карпантье и др.; предисл. Ж. Ле Гоффа; пер. с фр. М. Некрасова. СПб.: Евразия, 2008. С. 321‒325.
Ответить

Фотография Ученый Ученый 22.02 2019

МИНИСТЕРСТВО ПОЛИНЬЯКА

 

Сессия закрылась 31 июля 1829 года. 8 августа королевский ордонанс определил состав нового министерства: министром иностранных дел был назначен князь Полиньяк, военным - предатель 1816 года Бурмон, морским - адмирал де Риньи, внутренних дел - Ла Вурдоннэ, юстиции - Курвуазье, духовных дел и народного просвещения (эти два ведомства снова были соединены в одно министерство) - Монбель, финансов - Шаброль. Последний согласился принять портфель лишь под давлением короля. Хотя он и был сотрудником Виллеля, но понимал все же, какую большую ошибку делает правительство. "Если бы г. Мартиньяк жил в Китае, - сказал он князю Полиньяку, - следовало бы снарядить флот, чтобы доставить его оттуда".

 

Все понимали важность решения, принятого Карлом X. Меттерних писал 13 августа: "Перемена министерства имеет громадное значение. Все новые министры - роялисты чистой воды. Да и вообще это событие носит характер контрреволюции". Таково было общее впечатление: французы, без различия партий, увидели в этом решении начало контрреволюции. Газеты, роялизм которых стоял вне подозрений, тотчас напали на новое министерство в необыкновенно страстных выражениях. Бертэн писал в Журпаль де Деба: "Итак, снова порвана связь любви и доверия, соединявшая народ с государем. Опять двор с его закоренелой злопамятностью, эмиграция с ее предрассудками, духовенство с его ненавистью к свободе встали между Францией и королем". Задавшись вопросом, что сделают министры, чтобы противостоять ненависти, которую способны навлечь на них самые их имена, Бертэн продолжал: "Будут ли они искать опоры в силе штыков? Но штыки стали понятливы: они знают и уважают закон… Хартия обладает теперь престижем, о который разобьются все усилия деспотизма. Народ уплачивает миллиард, если закон у него этого требует, а приказы министра не вынудят у него и двух миллионов. Несчастная Франция! Несчастный король!" "Кобленц! Ватерлоо! 1815! - вот три принципа этого министерства, - писал он в другой раз. - Давите и крутите это министерство сколько хотите, - вы не выжмете из него ничего кроме унижений, бедствий и опасностей!" За эти статьи Бертэн был приговорен в первой инстанции к штрафу в 500 франков и шестимесячному заключению; однако по апелляции его оправдали. Адмирал де Риньи, назначенный министром без предварительного запроса о его согласии, подал в отставку, чтобы не сидеть рядом с Бурмоном, и даже герцог Ангулемский сказал одному близкому человеку: "Это - авантюра, а я их не люблю: они никогда не приносили нам счастья".

 

 

Беспокойство Франции вполне оправдывалось прошлым Полиньяка и некоторых его сотрудников.

Мать князя Жюля де Полиньяка была ближайшей подругой Марии-Антуанетты; самая его фамилия стала непопулярной еще со времени революции. Будучи замешанным в заговоре Кадудаля и осужденным на смерть, Полиньяк избежал казни благодаря заступничеству Жозефины. В 1815 году он заявил протест против хартии и долго отказывался присягнуть ей. Связанный тесной дружбой с графом д'Артуа, князь при Людовике XVIII был одним из членов котерии, обосновавшейся в павильоне Марсан, а при Карле X - одним из инициаторов наиболее ненавистных мероприятий, между прочим - закона о праве первородства. На посту посла в Лондоне Полиньяк выказал себя довольно ловким дипломатом. Это был человек недалекого ума, самонадеянный, очень склонный к мистицизму, почти "духовидец": он был убежден, что получает внушения непосредственно от святой девы, которая явилась ему и призвала на спасение Франции. Недавние заявления Полиньяка в пользу хартии, сделанные в палате пэров, никого не убедили и не изгладили воспоминания о его предшествующем отказе от присяги в 1815 году

 

 

Ла Вурдоннэ всегда выказывал себя пламенным ультрароялистом, ожесточенным врагом революции и отъявленным сторонником всевозможных реакционных мер. Что же касается Бурмопа, то никто не забыл его измены в 1815 году, - того, как утром в день сражения при Шарлеруа он бросил свою дивизию перед лицом неприятеля и перешел в прусскую армию.

 

https://dom-knig.com/read_220234-68

Ответить

Фотография Стефан Стефан 22.02 2019

Французское общество при конституционной монархии

 

Политический и социальный вес элит. За тридцать три года существования конституционной монархии прочно укоренились обычаи парламентской деятельности: регламент работы собраний, правила разработки бюджета и его контроля, введенные законом от 1818 г., ежегодное голосование за закон о государственном бюджете. Качество парламентских дебатов, подъем партийной прессы, место политической борьбы в обществе и ставки, которые делались в этой борьбе, показывают, насколько оживленной в то время была политическая жизнь. Но она затрагивала лишь меньшинство: в конце режима Июльской монархии во Франции было всего 240 тысяч избирателей, газеты выписывало 200 тысяч человек. Франция вступила в эпоху либерализма, но не демократии. Всеобщего избирательного права, основы политической демократии, требовали только республиканцы. И лишь немногие грезили о социальной демократии, очень далекой от реалий времени.

 

В самом деле, главной чертой общества того времени был контраст между элитами и народом. В рядах элит аристократия в 1830 г. утратила свою политическую роль. Но очень часто дворяне-легитимисты, покидавшие {325} государственную службу и удалявшиеся на свои земли, тем самым укрепляли свое влияние на местах. В государстве и обществе усиливались и позиции крупной буржуазии. Но в ее возвышении определяющую роль играло вовсе не владение банками и промышленными предприятиями. Первостепенное значение имела такая общественная функция, как владение земельной собственностью ‒ источником уважения и дохода. Эта буржуазная Франция, старавшаяся распоряжаться своим достоянием экономно и благоразумно, поначалу не была капиталистической Францией. Она желала иметь, по выражению Гизо, «свободу и досуг», чтобы предаваться умствованиям и участвовать в общественных делах.

 

Народные слои (документ 2, с. 330). Подавляющее большинство народных классов составляли крестьяне. Их положение было очень разным: одно дело ‒ собственники, или хозяева, которые сумели воспользоваться перемещениями собственности в революционную эпоху и продавали часть своих продуктов на рынке, а другое ‒ совсем мелкие крестьяне, парцеллярии и поденщики. К социальным различиям добавлялись региональные. Сельская Франция начала XIX в. еще недалеко ушла от архаичной Франции. Связь была медленной, городские ценности и идеи оставались для крестьян чем-то далеким, апогея достигли фольклорные традиции, по-прежнему в чести были местные говоры.

 

К городскому населению принадлежали разные слои ‒ от мира лавок и ремесла, близкого к народной буржуазии, до «опасных классов» предместий, неукорененного и колеблющегося населения, готового примкнуть к любому возмущению, новых «варваров» в глазах буржуазии. Рабочие, «трудящиеся классы», составляли разнородную группу. Еще накануне 1848 г. рабочие крупной промышленности составляли всего около четверти {326} трудовых ресурсов. Больше всего рабочих трудилось на мелких предприятиях, таких как строительные (строительство в Париже той эпохи было важнейшей отраслью промышленности). Самым бедственным было положение ткачей и ткачих, работавших на дому на предпринимателя. Это их в первую очередь описывали анкеты филантропов и наблюдателей за жизнью общества. Это у них условия проживания, рабочее время, заработки были самыми незавидными. И не в этой среде, а у рабочей аристократии из представителей старых ремесел, обладавших настоящей квалификацией, культурными традициями, желанием просвещаться, появились первые активисты зарождавшегося рабочего движения, быстро попавшего под влияние республиканских и социалистических идей. Эта Франция, все еще традиционная, с 1840 г. претерпела решительные изменения. В то время как имел место определенный демографический рост ‒ в 1846 г. население составило 35 402 тысячи против 30 462 тысяч в 1821 г., ‒ снижение нормы рождаемости сопровождалось постепенным снижением нормы смертности. Правда, население Франции росло с меньшей скоростью, чем население других стран Европы. Промышленность благодаря развитию железных дорог и металлургии вступила в фазу быстрой экспансии, которая будет продолжаться до 1860-х гг. Но в 1848 г. Франция использовала всего 1900 километров железных дорог, тогда как Англия ‒ 6450, а Пруссия ‒ 3500.

 

Романтизм и религия. В противовес рационализму Просвещения и господствующим буржуазным ценностям возникли мятежные романтические настроения. В целом поэты и писатели, от Ламартина до Гюго и от Мюссе до Виньи, музыканты, как Берлиоз, художники, как Делакруа, имели одни и те же идеалы: они превозносили силы чувства и индивидуальности и были преданы {327} культу народа ‒ угнетаемого за рубежом, в Греции, Польше, Италии, страдающего от эгоизма собственников в самой Франции. У школьной молодежи, у того узкого слоя городского населения, который разделял чаяния своего времени и участвовал в современных ему дебатах, романтизм нашел широкий отклик.

 

Романтизм неотделим от религиозного возрождения, которое после революционных разрушений проявилось вне церкви и в ее стенах. У протестантов оно имело облик «пробуждения» [ривайвелизма], у католиков ‒ движения сторонников Ламенне. Фелисите де Ламенне в своем «Опыте о равнодушии к вопросам веры» в 1819 г. призывал французскую церковь повернуться лицом к Риму, порвать с галликанской традицией, избавиться от опеки государства. После революции 1830 г. в газете «Авенир» [«Будущее»] он призывал к примирению идей Бога и свободы. Рим вскоре осудил Ламенне, который покинул церковь, но клирики и миряне, оставшиеся в лоне церкви, подготовили обновление католицизма, которое приносило свои плоды с 1840-х по 1860-е гг. В самом общем виде религиозность того времени была одной из составляющих «духа 1848 года». {328}

 

История Франции / Под общей ред. Ж. Карпантье, Ф. Лебрена в сотрудн. с Э. Карпантье и др.; предисл. Ж. Ле Гоффа; пер. с фр. М. Некрасова. СПб.: Евразия, 2008. С. 325‒328.
Ответить

Фотография Ученый Ученый 22.02 2019

Но она затрагивала лишь меньшинство: в конце режима Июльской монархии во Франции было всего 240 тысяч избирателей, газеты выписывало 200 тысяч человек.

В Англии после реформы 1832 года право голоса имели 5,8% мужчин или 813 тыс.человек.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 22.02 2019

ГАЗЕТА НАСЬОНАЛЬ

 

«Le National» [Лё Насьона́ль] — французская бывшая ежедневная газета, основанная в конце декабря 1829 года[1] журналистами Адольфом ТьеромАрманом КаррелемФрансуа-Огюстом Минье и книгоиздателем Огюстом Сотеле́ (Auguste Sautelet), и превратившаяся в орган борьбы против Второй реставрации; выходила вплоть до 31 декабря 1851 г. 

 

Газета говорила крайне вызывающим тоном по адресу правительства и пользовалась громадным успехом[1].

Главным редактором издания, как было условлено между Тьером, Минье и Каррелем, становился каждый из них по очереди в течение года; начать должен был Тьер, как старший. Не разделяя многих взглядов Тьера, Каррель в тот первый период не играл большой роли в газете и ограничивался помещением в ней статей литературного характера.[2]

 

1-го января 1830 г. в газете появилась передовая статья, написанная Тьером, в которой определялась её программа: верность династии Бурбонов, но при условии строгого соблюдения конституционной хартии 1814 г. Так как правительство Карла Х не обнаруживало ни малейшего желания соблюдать хартию, то уже в феврале 1830 г. газета заявила о возможности кандидатуры герцога Орлеанского на французский трон; за этим последовал процесс и присуждение Тьера к значительному штрафу, который был покрыт общественной подпиской.[1]

Другая статья Тьера носила название «Король царствует, но не управляет»[3] — принцип, скоро принятый сторонниками конституционной монархии как основа конституционного государственного строя.[1]

 

 

Когда в июле 1830 года были обнародованы известные ордонансы, редакторы газеты подписались под протестом журналистов, инициатива которого исходила из редакции «National». Как участники борьбы против Карла Х, после торжества революции они получили видные посты: Каррель был назначен префектом, но отказался; Тьер и Минье получили административные посты. Отказавшись войти в состав нового правительства, Минье принял место директора архива иностранных дел, чтобы иметь большую возможность предаваться любимому занятию историей[4]. Вследствие этого Каррель остался единственным главным редактором «National», всецело отдался публицистике и сделался самым влиятельным журналистом своего времени и руководителем той части французского общества, которую не удовлетворяла буржуазная монархия Луи-Филиппа.[2].

 

 

Тьер впоследствии стал министром внутренних дел, потом торговли, потом опять внутренних дел. От прежнего радикализма Тьера осталось мало: изменение его убеждений произошло параллельно с изменением убеждений крупной буржуазии, представителем которой был Тьер. Кабинет министров и сам Тьер, в частности, подвергались резким нападкам со стороны «National», руководимого уже Арманом Каррелем; Тьер отвечал судебными преследованиями против газеты, как и против других органов оппозиции.[5]

Запрещенная после переворота 2 декабря 1851 г. газета перестала выходить 31 декабря того же года. Последнего владельца звали Ernest Caylus (1813—1878).

 

http://dir.md/wiki/L...u.wikipedia.org

 

1200px-Saisie_des_presses_du_National.jp

Конфискация газетного выпуска 27 июля 1830 г.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 22.02 2019

Документ 1. Закон Гизо о начальном образовании от 28 июня 1833 г.

 

Раздел I. О начальном образовании и его предмете

 

Ст. 1. О начальном образовании и его предмете.

 

Первичное начальное образование должно включать нравственное и религиозное образование, чтение, письмо, элементы французского языка и счета, установленную законом систему мер и весов.

 

Высшее начальное образование должно, кроме того, включать элементы геометрии и формы ее практического применения, прежде всего технический чертеж и межевое дело, понятия физических наук и естественной истории, {428} применимые в обиходе, пение, элементы истории и географии, прежде всего истории и географии Франции. В зависимости от местных нужд и средств в программу первичного образования можно будет включать подробности, какие будут сочтены уместными.

 

Ст. 2. Всегда будет запрашиваться мнение отцов семейств, с которым будут считаться в вопросе религиозного воспитания детей.

 

Ст. 3. Начальное образование может быть частным или общественным.

 

Раздел II. Частные начальные школы

 

Ст. 4. Любой индивидуум не моложе восемнадцати полных лет сможет заниматься профессией учителя начальной школы и возглавлять какое-либо учреждение начального образования при единственном условии ‒ он должен будет предварительно предъявить мэру коммуны, где намерен держать школу:

 

1) свидетельство об окончании курса обучения, полученное после экзамена и соответствующее уровню школы, которую он хочет учредить;

 

2) характеристику, удостоверяющую, что получатель данного свидетельства достоин по своим моральным качествам заниматься обучением. Эта характеристика по ходатайству трех муниципальных советников будет выдаваться мэром коммуны или каждой из коммун, где он жил в течение трех лет. <…>

 

Раздел III. Общественные начальные школы

 

Ст. 8. Общественные начальные школы ‒ это школы, которые полностью или частично содержатся за счет средств коммун, департаментов или государства.

 

Ст. 9. Каждая коммуна обязана либо сама, либо объединившись с несколькими соседними коммунами содержать самое меньшее одну первичную начальную школу.

 

В случае, если это позволят местные обстоятельства, министр общественного образования сможет по просьбе муниципального совета разрешить в качестве коммунальной школы основать школу, предназначенную для более глубокого изучения одного из культов, которые признаны государством. {429}

 

Ст. 10. Коммуны ‒ административные центры департаментов, а также коммуны, население которых превышает шесть тысяч человек, должны будут, кроме того, иметь высшую начальную школу.

 

Ст. 11. Каждый департамент будет обязан содержать одну нормальную начальную школу [институт для подготовки учителей начальной школы] ‒ либо сам, либо объединившись с одним или несколькими соседними департаментами. Вопрос объединения нескольких департаментов ради содержания нормальной школы будут рассматривать также генеральные советы. Для такого объединения потребуется королевский ордонанс.

 

Ст. 12. Всякому учителю коммунальной школы следует предоставить:

 

1) должным образом приспособленное помещение, пригодное как для жительства, так и для приема учеников;

 

2) постоянный оклад, не менее двухсот франков для учителей первичной начальной школы и четырехсот франков ‒ для учителей высшей начальной школы.

 

Этот закон, который носит имя Гизо, ставшего в октябре 1832 г. министром общественного образования, закрепляет организационные основы начального образования: он допускает сосуществование общественных и частных школ, создает высшие начальные школы, вводит одну нормальную школу на департамент (кроме случаев объединения департаментов) и определяет принципы комплектования, задачи образования и условия оплаты и содержания учителей. {430}

 

История Франции / Под общей ред. Ж. Карпантье, Ф. Лебрена в сотрудн. с Э. Карпантье и др.; предисл. Ж. Ле Гоффа; пер. с фр. М. Некрасова. СПб.: Евразия, 2008. С. 428‒430.

 

Ответить

Фотография Ученый Ученый 23.02 2019

Франсуа Гизо как историк и идеолог либерализма

 

Наиболее известный политик и идеолог Июльской монархии Франсуа Гизо (1787-1874) являлся выдающимся французским либеральным историком XIХ века. Он родился на юге Франции в городе Ниме. Его отец был адвокатом, принял участие в революции 1789 г., но во время якобинской диктатуры казнен как сторонник жирондистов. Вдова с детьми переехала в Женеву, где Франсуа посещал учебные заведения, в которых получил блестящее образование. Он свободно знал греческий, латинский, четыре европейских языка, обладал большой эрудицией и ораторским талантом. В Швейцарии в то время собралась многочисленная французская эмиграция, центром которой было имение мадам де Сталь. Дочь банкира Неккера, жена шведского дипломата, де Сталь получила известность как талантливая писательница романтического направления и либеральных взглядов. Гизо, в числе других французских эмигрантов посещал её дом, где познакомился с Бенжаменом Констаном, видным идеологом либерализма, и стал его последователем.

 

В 1805 г. Гизо приехал в Париж. Не имея других средств существования, он начал работать секретарем у государственного чиновника Стапфера, бывшего министра наук и искусств Гельветической республики, знакомого ему по Женеве. Вечера, которые устраивались в этом доме, собирали лучших представителей интеллигенции Франции того времени. Там он познакомился с Полиной Мелан, своей будущей женой, принадлежавшей к аристократической семье. В 1812 г. их общий знакомый, профессор философии Ройе-Колар, предложил Гизо место преподавателя истории в Сорбонне. Вскоре Гизо, не имея ни диплома, ни ученой степени, благодаря большой эрудиции и ораторскому мастерству, завоевал широкую популярность своими лекциями.

 

 

После реставрации Бурбонов Гизо был назначен секретарем министерства внутренних дел и по поручению правительства составил записку «О состоянии умов во Франции». В ней он выступил против политики ультрароялистов, стремившихся к возврату дореволюционных порядков. Гизо проводил мысль о том, что королевская власть должна опираться не только на аристократию, но и на все другие слои населения. Только при этом условии монархия Бурбонов сможет укрепить свое положение в стране. После убийства в 1820 г. ремесленником Лувелем наследника престола герцога Беррийского и усиления в связи с этим политической реакции, Гизо был лишен кафедры в университете и государственных должностей. Как и большинство других либералов, он перешел в оппозицию к режиму Реставрации. В это время он начал создавать свои исторические труды. Именно в 20-х гг. вышли в свет знаменитые книги Гизо: «История цивилизации в Европе» и «История цивилизации во Франции». Цивилизацию он рассматривал как непрерывный прогресс, улучшение общественного строя, нравственное совершенствование самого человека. Такое развитие общества он считал главной чертой европейской цивилизации.

 

 

Наряду с известным в то время историком Огюстеном Тьерри, которого Маркс называл «отцом классовой борьбы во французской историографии», и другими историками либерального направления, Гизо выдвинул теорию борьбы классов (сословий) в истории Франции и Европы. Борьба между сословиями, писал он, наполняла всю новую историю, «из неё можно сказать, родилась новейшая Европа». Гизо, как и другие историки того времени, считал появление классов и классовой борьбы итогом германского завоевания, в результате которого победители франки стали привилегированными сословиями, а побежденные галлы составили зависимое третье сословие. «Более 13 веков», писал Гизо, «Франция состояла из двух народов – народа-победителя и народа побежденного. В течение более 13 веков побежденный народ боролся, чтобы сбросить иго народа-победителя. Борьба между аристократией и простолюдинами, по его мнению, наполняет всю историю Франции. «Франки и галлы, сеньоры и крестьяне, дворяне и простолюдины» – так определял Гизо борющиеся стороны. Pеволюция конца XVIII века признавалась им решающей схваткой, в результате которой третье сословие по праву заняло место победителя.

 

 

Новые для того времени идеи Гизо, попытки выяснить корни современных событий с позиций историзма, красочный художественный литературный язык его произведений привлекали читателей и оказали большое влияние на развитие исторической науки в Европе. О популярности трудов Гизо в России свидетельствует одно из стихотворений А. С. Пушкина. В 1825 г. в поэме «Граф Нулин» поэт писал: «В Петрополь едет он теперь // с ужасной книжкою Гизота, // с тетрадью злых карикатур, // с романом новым Вальтер Скотта». Это четверостишие показывает, что в России Гизо был известен и популярен не менее чем модный в то время английский писатель Вальтер Скотт. Однако русским дворянам выводы Гизо о борьбе классов и неизбежной победе третьего сословия над аристократией, казались «ужасными».

 

 

После свержения Бурбонов при Луи Филиппе Орлеанском либерализм стал официальной идеологией режима, а Гизо – идеологом Июльской монархии. Он был избран в палату депутатов, активно участвовал в разработке Конституционной хартии 1830 г., неоднократно занимал важные государственные посты: министра внутренних дел, министра образования (1832 - 37), министра иностранных дел, а незадолго до февральской революции 1848 г. был назначен премьер-министром. Конституционную монархию, основанную на принципах разделения властей, гласности и выборности, Гизо считал идеальным общественным устройством. Вместе с тем он был сторонником высокого имущественного ценза для избирателей. Подобно своему учителю Б. Констану, Гизо считал, что низшие слои населения понимают в политике не более чем маленькие дети. Поэтому накануне революции 1848 г. на требования оппозиции снизить имущественный ценз для избирателей, он произнес слова, ставшие для него роковыми: «Обогащайтесь господа, и вы станете избирателями». В обстановке политической нестабильности эти слова премьер-министра вызвали возмущение в обществе и ускорили наступление революции.

 

 

Эти слова Гизо отражали его представление о том, что для сохранения порядка и стабильности в обществе необходимо наличие в нем как можно большего количества людей, по своему имущественному положению и образованности близкого к «среднему классу», отражающему интересы большинства нации. К «среднему классу», Гизо относил все социальные слои, кроме аристократии и беднейшей части населения. Это те слои общества, которым их материальное благосостояние и просвещение обеспечивают свободу деятельности и независимость взглядов. Он признавал необходимость создания таких законов, благодаря которым как можно большее количество людей приближалось бы по своему имущественному положению и образованности к «среднему классу».

 

 

Гизо видел противоречия не только между аристократией и третьим сословием, но и внутри него, т. е. те противоречия, которые разделяли буржуазию и низшие слои населения. «Соперничество и враждебность, которые существуют между этими социальными группами, глубоки и аналогичны тем, которые существуют между буржуазией и аристократией», писал он. Но в отличие от К. Маркса, который считал, что классовая борьба между пролетариатом и буржуазией будет нарастать и завершится революционной победой последнего, Гизо полагал, что в перспективе исторического развития противоречия между классами будут стираться. Классовая борьба в обществе постепенно уступает место, по словам Гизо, «сосуществованию на легальной почве». «В истории ни один из классов не мог победить или подчинить себе другие. Классы постоянно боролись и презирали друг друга, и, тем не менее, постепенно они сближались». Основным инструментом их сближения, даже слияния, Гизо считал конституционную монархию. Он превозносил Июльскую монархию как «гавань обетованную», идеальное государство.

 

 

Но история Франции не собиралась оставаться в этой гавани. Правительство Июльской монархии и возглавивший его Гизо не смогли в рамках законности и порядка, к которым они так стремились, сгладить нараставшие в обществе к середине XIХ века социальные противоречия. Во Франции развивается мощная демократическая оппозиция режиму Июльской монархии. В 20-х гг. Гизо говорил, что «оппозиция – это не свора неразумных, сбившихся с истинного пути юнцов, а состояние общества, к которому власть обязана, если желает стабильности и порядка, прислушиваться и реагировать на новые общественные настроения». Однако, став у власти, Гизо недооценил силу оппозиции Июльской монархии и не прислушался к ее требованиям, как будто забыл свои прежние слова. Развивая в теории либеральные идеи, в том числе о роли «среднего класса» в жизни общества, на практике он не сделал ничего существенного для воплощения их в жизнь. Либеральное правительство Гизо не пошло навстречу требованиям оппозиции о расширении круга избирателей за счет тех же представителей среднего сословия и народная оппозиция от мирных легальных средств борьбы перешла к вооруженному восстанию.

 

 

23 февраля 1848 г. в условиях начавшейся новой революции король дал отставку правительству Гизо. В тот же день, напуганный размахом народных выступлений в Париже, он бежал в Англию. Вскоре вернулся, выдвинул свою кандидатуру на выборах в Законодательное собрание, но потерпел неудачу. Больше в политику он не возвращался, занимался созданием исторических трудов, литературной деятельностью. Как язвительно заметил современник Гизо, французский писатель и журналист Сент-Бёв, «далеко не всякий великий историк оказывается великим политиком». Однако как историк, Гизо сыграл довольно заметную роль в развитии исторической науки. Наряду с изучением истории Франции он много занимался историей Англии, особенно Английской революции ХVII века. Его общественно-политические идеи, исторические труды оказали большое влияние на современных ему историков не только во Франции, но и в других странах. Его книги были переведены на многие языки, в том числе и на русский язык.

 

https://studfiles.ne...171335/page:47/

Ответить

Фотография Стефан Стефан 23.02 2019

Документ 2. Трудящиеся классы во Франции к 1848 г.

 

Было бы тяжкой ошибкой смешивать в одном исследовании трудящихся городов и деревень, рабочих больших заводов ‒ предприятий со строгой организацией и цеховых ремесленников.

 

Этих различных представителей промышленного семейства нужда гнетет не в равной мере. Есть огромное различие между крестьянином, который работает на открытом воздухе и владеет хижиной, в которой родился, и мануфактурным {331} рабочим, прикованным к колесам своего механизма и часто неспособным заплатить за тот жалкий и нездоровый угол, который он снимает. Точно так же нельзя путать умелых работников Юры и Пикардии, летом земледельцев, зимой часовщиков или слесарей, с чахлыми обитателями подземелий Лилля, как попало набившимися в такие грязные жилища, что один вид их внушает ужас. В пределах самой столицы искусные и оседлые рабочие с улицы Сен-Мартен не имеют ничего общего с бродячими тряпичниками с улицы Муффтар и из предместья Сен-Жак.

 

Адольф Бланки. Трудящиеся классы во Франции в 1848 году

 

Либеральный экономист Адольф Бланки (1798‒1854) в своем докладе «Трудящиеся классы во Франции в 1848 году» подчеркивает разнородность мира трудящихся ‒ географическую, в зависимости от рода деятельности и условий жизни. {332}

 

История Франции / Под общей ред. Ж. Карпантье, Ф. Лебрена в сотрудн. с Э. Карпантье и др.; предисл. Ж. Ле Гоффа; пер. с фр. М. Некрасова. СПб.: Евразия, 2008. С. 331‒332.
Ответить

Фотография Ученый Ученый 23.02 2019

ЛИОНСКИЕ ВОССТАНИЯ РАБОЧИХ

 

Повсюду развитие капитализма и обогащение буржуазии сопровождались ухудшением положения рабочего класса. Рабочий день доходил до 14 – 16 часов. Широко применялся труд детей. В наиболее крупных городах все еще преобладал ручной труд. В Лионе, известном своими шелковыми тканями и бархатом, работало около 30 тыс. ткачей, живших в крайней нищете. Капиталисты, раздававшие пряжу и собиравшие у ткачей готовые изделия, отказывались увеличить их мизерную заработную плату.

 

Тогда ткачи взялись за оружие. В ноябре 1831 г. рабочие подняли восстание. Лионские ткачи выступали с черным знаменем, на котором было написано: «Жить работая или умереть сражаясь». Слова эти выражали отчаяние и решимость повстанцев добиться победы даже ценой жизни. После трехдневных боев с войсками повстанцы овладели Лионом. Но затем среди них наступила растерянность. У рабочих не было своей классовой политической организации и ясной программы действий. Мелкие хозяева, сами эксплуатировавшие

подмастерьев, склонялись к соглашению с богатыми предпринимателями. Посланные правительством войска подавили восстание. Несмотря на неудачу, лионское восстание рабочих показало, что буржуазные революции не кладут конец бедствиям народа и после них еще более обостряется борьба рабочих против господства капитала.

 

В апреле 1834 г. в Лионе вспыхнуло новое, еще более мощное восстание. Повстанцы укрепились на баррикадах, в каменных зданиях. На этот раз они выступали не только за повышение зарплаты, но выдвинули и политическое требование установления демократической республики и подняли красные знамена. Шесть дней в городе шли ожесточенные бои с войсками, безжалостно пустившими в ход артиллерию. От раскаленных ядер и разрыва бомб вспыхнули пожары, уничтожившие целые кварталы. Число убитых достигло 800 человек. Правительство использовало армию и полицию против рабочих. Лионские восстания окончились неудачей, но они показали, что поднимается новый класс – пролетариат, выступающий за свое освобождение от капиталистической эксплуатации.

 

Полицейские преследования не могли остановить недовольство режимом Июльской монархии не только рабочих, но и средней и мелкой буржуазии. Среди рабочих и части мелкой буржуазии распространялись республиканские идеи.

После подавления лионских восстаний во Франции усилилась деятельность тайных республиканских обществ. Самым крупным из них было «Общество времен года» во главе с революционером Огюстом Бланки. Изучив взгляды Бабёфа, Бланки стал сторонником коммунистических идей. Он действовал как смелый и неутомимый заговорщик. Но Бланки не понимал роли массового движения, не видел исторической роли рабочего класса. Он рассчитывал осуществить свержение капиталистического строя силами тайной группы отважных революционеров. Слово бланкизм, от имени Бланки, обозначает заговорщическую тактику борьбы без опоры на широкие массы. Эта тактика никогда не оправдывалась.

 

Часть средней буржуазии желала введения республики и расширения избирательного права, но не хотела давать его массам народа, особенно рабочим. Мелкобуржуазные республиканцы считали, что следует установить демократическую республику со всеобщим избирательным правом для мужчин, провести ряд мер по облегчению положения бедноты, и прежде всего обеспечить всем право на труд, т. е. ликвидировать безработицу, установить право на получение работы всеми, кто в ней нуждается. В 40-х гг. стал очевиден глубокий кризис Июльской монархии. Страна оказалась накануне новой революции.

 

http://www.dexpost.r..._i_1834_gg.html

Ответить

Фотография Стефан Стефан 24.02 2019

5

 

ИЮЛЬСКАЯ МОНАРХИЯ (1830‒1848 ГОДЫ)

 

ЛУИ-ФИЛИПП ‒ КОРОЛЬ БИРЖЕВИКОВ

 

Июльская революция 1830 г. закрепила победу буржуазии над дворянством. Но господствовала ‒ с 1830 по 1848 г. ‒ не вся буржуазия, а только ее наиболее богатая часть ‒ так называемая финансовая аристократия, в состав которой входили банкиры, крупные биржевые дельцы, в 40-х годах ‒ также и «железнодорожные короли», владельцы угольных копей, рудников, лесов, крупные землевладельцы. Финансовая аристократия «диктовала в палатах законы, она раздавала государственные доходные места, начиная с министерских постов и кончая казенными табачными лавками»1. Рабочие, крестьяне, все мелкие промышленники и торговцы были вовсе отстранены от участия в политической власти.

 

Объективно главной задачей капиталистического развития Франции в те времена было завершение промышленной революции. Но в условиях господства финансовой аристократии политическое влияние промышленников почти неуклонно падало. В первые годы Июльской монархии число представителей промышленников в палате депутатов было близким к половине ее состава, а в середине 1847 г. оно сократилось до одной трети.

 

Осенью 1846 г. Энгельс ясно указал на это важнейшее противоречие политической жизни самого буржуазного общества во Франции: законодательная власть в последние времена Июльской монархии была более, чем в предшествующие годы, воплощением {226} слов финансиста Лаффита, сказанных на следующий день после июльской революции: «Отныне править Францией будем мы, банкиры»2. Процитировав эти же слова Лаффита, Маркс вслед за тем вскрыл коренную причину возрастающего господства финансистов: с самого начала финансовая нужда поставила монархию Луи-Филиппа в зависимость от верхушки буржуазии, а в следующие годы сама эта зависимость становилась источником еще более острой финансовой нужды3.

 

Задолженность государства представляла, пояснял Маркс, прямой интерес для финансовой аристократии, спекулировавшей на государственном дефиците и повторявшихся государственных займах. Посредством займов финансисты обирали государство и грабили сбережения тех граждан, которые, приобретая процентные государственные бумаги, безвозвратно теряли часть своих денежных средств, если не были случайно посвящены в тайны парижской биржи.

 

Биржа формально определялась как «объединение всех лиц, заинтересованных в продаже и покупке ценных бумаг». Но роль и значение биржи были неодинаковы в различные времена. Через 11 лет после июльской революции торгово-промышленная газета так характеризовала французскую фондовую биржу: «У парижской биржи нет больше ничего действительно коммерческого… Биржа, как все это знают, стала притоном спекулянтов… притон, однако, продолжает все более разорять промышленность и в своей триумфальной безнаказанности представляет зрелище таких деяний, сказать о которых: «подвиги каторжников» ‒ значило бы выразиться слишком слабо»4.

 

Эти гневные слова справедливы, но они требуют пояснений. Ведь еще Наполеон Бонапарт, беседуя с графом Моллиеном, выдающимся знатоком финансового дела, с возмущением говорил, что для парижских биржевиков нет ничего святого и что средства их обогащения ‒ ложь и подлог. По мнению Наполеона, такой безнравственности не было на амстердамской и лондонской биржах. Моллиен отвечал, что положение в Голландии и Англии исключает всякую возможность сравнения с Францией во всем, что касается биржи. В Голландии и Англии ‒ совсем иные условия покупки и продажи государственных ценных бумаг; их понижение за день {227} только на полпроцента или еще меньше было бы равносильно «целой революции». А во Франции курс государственных бумаг падает в течение дня до двух-трех процентов и это ‒ обычное явление. «Почтенные коммерсанты» в Лондоне и Амстердаме сами бывают на биржах. Парижская же биржа обычно не посещается крупными коммерсантами; она заполняется агентами биржевых тузов и более всего авантюристами, которые, не зная сложного биржевого дела, ведут поистине азартную игру и чаще всего проигрывают, разоряются.

 

Изменчивость судеб наполеоновских войн и политические перевороты начала XIX в. в громадной мере содействовали росту крупных биржевых спекуляций. И как раз на лондонской, более «нравственной», бирже свершилась сразу после битвы при Ватерлоо грандиозная спекуляция, обогатившая английского биржевика Натана Ротшильда более чем на 1 млн. ф. ст. только за один день. Разумеется, и в этом случае обман был средством обогащения: ловко пущенный ложный слух о поражении англичан при Ватерлоо создал на бирже катастрофическое падение государственных бумаг, в сбыте которых, как видел это весь биржевой люд, участвовал сам Натан Ротшильд. Но в то время, когда все известные агенты Ротшильда сбывали стремительно падавшие государственные бумаги, другие, тайные, скупали их: в тот день во всем Лондоне только один Натан, побывавший при Ватерлоо и мгновенно вернувшийся в Англию, знал, что поражение потерпели французы, а не англичане.

 

Рост биржевых спекуляций ‒ значительный факт в истории тех бурных времен; но этот факт еще не объясняет особенностей биржевой жизни во Франции в период Июльской монархии. Когда одного из Ротшильдов спросили, как достичь успеха на бирже, он ответил, надо уметь предвидеть непредвидимое. В годы Июльской монархии у французских финансистов и появилась особенно широкая возможность «предвидеть» и одновременно искусственно создавать непредвиденное. Французский отпрыск банкирской династии барон Джемс Ротшильд имел свободный доступ к королю Луи-Филиппу; он узнавал тайны внешней и внутренней политики Франции, а также дипломатические секреты других государств. А общий капитал братьев Ротшильдов, живших в разных странах Европы, был больше 2 млрд. фр.

 

В конце 40-х годов только у четырех французских банкирских домов было 2,5 млрд. фр., т.е. лишь на 1 млрд. меньше, чем во всей казне Франции. «Какая же свобода сделок может существовать в этих условиях?»5

 

Король Луи-Филипп, крупнейший во Франции лесовладелец и {228} финансист, был лично заинтересован в укреплении господства финансовой аристократии. Потомок древнего рода герцогов Орлеанских, Луи-Филипп был главарем той «акционерной компании», которая грабила Францию. К 1841 г. у него лично (не считая богатств, принадлежащих членам семьи) было около 800 млн. фр.

 

Со страниц сатирических изданий долго не сходил карикатурный образ Луи-Филиппа ‒ разжиревшего буржуа; и когда в юмористических листках появились нарочито повторявшиеся слова о толстом, жирном и глупом карнавальном быке, каждому было понятно, что речь шла о короле Луи-Филиппе. Но он не был глуп! Стендаль не без оснований называл его самым хитрым из всех королей. Запросто появляясь на улицах в штатском костюме, здороваясь за руку с лавочниками и прикидываясь, будто бы он действительно примирился с конституционным ограничением своей власти, «король-буржуа», как тонко заметил Генрих Гейне, {229} скрывал в своем мещанском дождевом зонтике «самый абсолютный скипетр». Остроумие Гейне неоспоримо, но его политические прогнозы не всегда были точны. Превосходно изображая Казимира Перье, одного из первых министров Июльской монархии, человека очень властного, хотя и обладавшего той добродушной «банкирообразностью», видя которую, как писал Гейне, постоянно хочется спросить об оптовых ценах на кофе, великий немецкий поэт напрасно представил Казимира Перье «Атлантом», удерживающим «и биржу, и Орлеанский дом, и все государственное здание»6. Холера унесла «Атланта» в могилу в 1832 г., но биржа и Орлеанский дом уцелели. Гораздо сильнее, чем Перье, были неофициальные министры ‒ банкиры Ротшильд и Фульд.

 

Биржевики пользовались тогда громадным влиянием на прессу, какого ранее не бывало. Период Июльской монархии характеризуется невиданным ростом периодики ‒ выходило более 700 названий газет и журналов7. Но крупная буржуазная пресса была в значительной части подкупна. Торговля журнальной совестью была так обычна в Париже, что и не считалась за стыд и преступление. Это и было дорого для правительства финансовой аристократии, для биржевиков. Доверчивый француз, множество раз обманутый, почти разоренный, снова хватался за всякую газетную новинку, снова верил известиям, выдуманным лишь «для возбуждения ужаса на бирже».

 

Орлеанистская пресса, например «Журналь де Деба» и «Ля Пресс», постоянно получала правительственные субсидии из средств, предназначенных на тайные расходы. Учредитель и редактор «Ля Пресс» Эмиль де Жирарден был бессовестным авантюристом, организатором дутых акционерных обществ.

 

К числу периодических органов, еще сохранивших некоторую независимость, относили газету «Сиекль» ‒ орган так называемой династической оппозиции, возглавлявшейся Одилоном Барро. Тоже независимым, но более левым был «Французский курьер», критиковавший правительство Луи-Филиппа. Против Орлеанов выступали и крупные легитимистские газеты «Ля Котидьен» и «Газетт де Франс».

 

Наряду с биржевиками опорой орлеанистской монархии была многолюдная и пестрая прослойка рантье, т.е. лиц, живших доходами со своих капиталов. Особенно много было рантье в Париже. Как писал Бальзак, тогдашний Париж потерял бы свои характерные особенности, если бы из него удалили рантье8. {230} Разновидностей рантье было много; к ним причислял Бальзак людей военных и штатских, постоянно проживавших в Париже и жителей окрестностей столицы. Среди этих существ человекообразных, с глазами, тусклыми, «как у рыбы, которая уже не плавает, а лежит среди зелени петрушки»9, наиболее отвратительной разновидностью был ростовщик, безнаказанно взимавший с должников ‒ даже при краткосрочных ссудах ‒ по 50%. Этим выродкам и носить бы полосатую рубаху каторжника! Но, по свидетельству Бальзака, ростовщики вступали в франкмасоны и просили художников изображать их в «костюме дигнитария ложи Великий Восток»10. Понятно, что рантье любили короля, верховного ростовщика, и всю свою ненависть обрушивали на республиканцев. {231}

 

 

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 8. {226}

 

2 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 27.

 

3 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 8‒10.

 

4 «Mémorial du commerce et de l’industrie», 1841, V, p. 25‒28. В этой главе факты экономической и социальной истории установлены преимущественно по материалам Национального архива Франции (серия F12) и показаниям очевидцев; стачечная борьба и другие выступления рабочих и крестьян освещаются главным образом по материалам судебной газеты «Gazette des Tribunaux», просмотренной почти за весь период Июльской монархии. {227}

 

5 «Gazette de France», 3. III 1846. {228}

 

6 Г. Гейне. Собр. соч. Изд. П.Б. Вейнберга. СПб., т. 4, стр. 86.

 

7 Т. Якимович. Французский реалистический очерк. 1830‒1848 гг. М., 1963, стр. 80.

 

8 О. де Бальзак. Собр. соч. в 24 томах, т. 23. М., 1960, стр. 147. {230}

 

9 Там же, стр. 145.

 

10 Там же, стр. 168. {231}

 

История Франции: В 3-х т. Т. 2 / Редколл.: А.З. Манфред (отв. ред.), В.М. Далин и др. М.: Наука, 1973. С. 226‒231.
Ответить

Фотография Ученый Ученый 24.02 2019

В Голландии и Англии ‒ совсем иные условия покупки и продажи государственных ценных бумаг; их понижение за день {227} только на полпроцента или еще меньше было бы равносильно «целой революции». «Почтенные коммерсанты» в Лондоне и Амстердаме сами бывают на биржах. Парижская же биржа обычно не посещается крупными коммерсантами; она заполняется агентами биржевых тузов и более всего авантюристами, которые, не зная сложного биржевого дела, ведут поистине азартную игру и чаще всего проигрывают, разоряются.

Тем не менее, революции и госперевороты, которые часто совершались во Франции в 19 веке, не приводили к полному обесценению ценных бумаг, таким образом биржа играла все же положительную роль. 

Ответить

Фотография Ученый Ученый 24.02 2019

Но он не был глуп! Стендаль не без оснований называл его самым хитрым из всех королей.

Осторожность Луи-Филиппа могла быть вызвана воспоминаниями о революции. Его отец Филипп Орлеанский ввязался в политические интриги в надежде на корону, но потерпел поражение и был гильотинирован в разгар революционного террора. Более того ему пришлось совершать постыдные поступки - он принял фамилию Эгалите (Равенство) и как депутат Конвента голосовал за смертную казнь своего родственника Луи 16. В 1793 Филипп Эгалите попал под суд, его обвиняли в том, что он голосовал за смерть короля чтобы обмануть доверие революционеров, а на самом деле был роялистом. Бедняге Филиппу пришлось оправдываться, дескать он совершенно искренне желал смерти Капета. Кстати арестован он был именно из-за Луи-Филиппа, который бежал заграницу, чем поставил отца под удар.

 

Таким образом Луи-Филиппа можно сравнить с Карлом 2, который говаривал, что главная цель его правления это то, чтобы ему не отрубили голову как отцу.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 24.02 2019

Понятно, что рантье любили короля, верховного ростовщика, и всю свою ненависть обрушивали на республиканцев.

Луи-Филипп часто навлекал на себя упреки в алчности и скупости. Еще при Бурбонах он добился возврата огромного имущества Орлеанской династии, и стал самым богатым человеком в стране. Придя к власти он всем правдами и неправдами увеличивал свое личное состояние и состояние своих сыновей. Впрочем, ростовщиком он все же не был. Что касается господства биржевиков и финансовых аферистов, то оно сохранялось и позднее, много финансовых скандалов произошло в эпоху 3 республики.

Ответить

Фотография shutoff shutoff 24.02 2019

История Франции: В 3-х т. Т. 2 / Редколл.: А.З. Манфред (отв. ред.), В.М. Далин и др. М.: Наука, 1973. С. 226‒231.

 

 Повтор ранней публикации. Притом, г-н Стефан никак не пересмотрел чисто "большевистский" взгляд авторов писавших эту статью в условиях жесточайшей цензуры в 1972 г.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 24.02 2019

ВОСПИТАНИЕ ЛУИ-ФИЛИППА

 

"Король-буржуа", прогуливающийся по Парижу с зонтиком под мышкой, "король баррикад", возведенный на престол революцией, крупнейший лесовладелец и финансист, крайне властолюбивый правитель - такой образ короля Луи Филиппа сложился в исторической литературе и в широких кругах читателей. Так ли однозначен был последний король французов Луи Филипп Орлеанский, правивший страной в 1830 - 1848 годах? Луи Филипп, старший сын герцога Людовика-Филиппа-Иосифа Орлеанского, родился в Париже 6 октября 1773 года. Сначала он носил титул герцога Валуа, затем герцога Шартрского. Будущий король получил хорошее образование. Когда ему исполнилось пять лет, и сменилось несколько наставников, его воспитательницей, как и воспитательницей его братьев и сестры Аделаиды, была назначена графиня Стефания де Жанлис, принадлежавшая к самым значительным политическим кругам французской духовной жизни рубежа XVIII-XIX вв., почитательница идей Ж. -Ж. Руссо, известная как своими многочисленными романами, так и педагогическими произведениями. Под ее руководством Луи Филипп приобрел весьма глубокие и разносторонние знания, усвоил либеральный образ мыслей, любовь к путешествиям, привычку к простоте и выносливость. Много лет спустя, вспоминая свое детство и свою воспитательницу, Луи Филипп рассказывал Виктору Гюго: "О, мы с сестрой прошли суровую школу. Вставали мы обыкновенно в шесть часов, ели жареную говядину да хлеб с молоком; ни сластей, ни лакомств, никаких удовольствий не полагалось: ученье и работа, работа и ученье - вот и все. Ведь это Жанлис приучила меня спать на голых досках; она же обучила многим ручным мастерствам, и вот благодаря ей я знаю теперь всего понемножку: могу даже постричь, а при случае пустить кровь не хуже Фигаро. Я и столяр, и конюх, и каменщик, и кузнец". Своей воспитательнице Луи Филипп был обязан знанием иностранных языков. По утрам дети изучали ботанику с садовником, говорящим по-немецки; за завтраком они продолжали разговаривать на этом языке, во время послеполуденной прогулки их сопровождал учитель английского, за ужином они беседовали на итальянском и завершали день испанским. "В результате такого образования, - констатировал герцог Орлеанский, - в двенадцатилетнем возрасте я говорил на четырех языках, и я знал английский также хорошо, как французский". Впоследствии, уже будучи королем, учитывая важность франко-английских отношений, Луи Филипп как-то сказал: "Чтобы проводить разумную политику, необходимы англичане, владеющие французским, и французы, которые знают английский"

https://saygotakamor....com/97156.html

Ответить

Фотография Ученый Ученый 24.02 2019

 

История Франции: В 3-х т. Т. 2 / Редколл.: А.З. Манфред (отв. ред.), В.М. Далин и др. М.: Наука, 1973. С. 226‒231.

 

 Повтор ранней публикации. Притом, г-н Стефан никак не пересмотрел чисто "большевистский" взгляд авторов писавших эту статью в условиях жесточайшей цензуры в 1972 г.

 

Здравствуйте, г-н Шутофф!

 

Как Вы думаете, почему во Франции 19 века было так много госпереворотов - 1799, 1814, 1830, 1848, 1852, 1870, но тем не менее страна развивалась весьма успешно?

Ответить

Фотография Стефан Стефан 24.02 2019

Меня не могут не удивлять яркие проявления глупости и желания переврать факты. Цитату нет смысла "пересматривать". Её можно приводить или обсуждать. Последнего я не делал, однако привёл более полный вариант со ссылками и пагинацией. В дальнейшем продолжу это делать. Кстати, неудачливый пропагандист забыл упомянуть, что ранее я процитировал работу французских историков вовсе не марксистского направления.

http://istorya.ru/fo...711#entry448754

http://istorya.ru/fo...711#entry448830

http://istorya.ru/fo...711#entry448853

http://istorya.ru/fo...711#entry448921

Ответить