←  Новое время

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Священный союз

Фотография Ученый Ученый 09.11 2018

0DwdG83w-vE123-11.jpg

 

Четверть века Европа жила в состоянии постоянной войны, в условиях максимального напряжения экономических, политических, человеческих, культурных и других ресурсов. Велась война на истощение с участием таких гигантов, как наполеоновская империя, Российская империя, Британская и Австрийская империи. В каком-то смысле эта борьба с Наполеоном была большой мировой войной. Она имела даже большее значение, чем Тридцатилетняя война, охватившая почти весь континент.

Грандиозность антинаполеоновских войн обусловила грандиозность Венского конгресса – выдающегося дипломатического события своего времени. Как после любой большой войны, люди мечтали о долгом мире. Это была мечта людей, которые настрадались от этой войны, мечта правителей, мечта философов. 

Участники Венского конгресса не стали замахиваться на такие идеальные конструкты, как вечный мир, которым грезил еще Иммануил Кант. Они совершенно справедливо решили ограничиться искусством возможного и создать такую систему международных отношений, которая обеспечила бы долгий мир в Европе. Вопреки всем сомнениям, творцам Венской системы это удалось.
 
В 1815 году за столом переговоров собрались державы-победительницы, а супротив себя посадили Францию. Чтобы понять идею Венского конгресса, нужно обратиться к межличностным отношениям Наполеона и Александра I, гениальность которого многие историки недооценивают. Два великих человека вели между собой состязание, кто из них более велик. Наполеон был гением войны. Александр понимал, что на этом поприще с ним состязаться было невозможно. Поэтому русский император предпочел стать гением мира. 

Великих полководцев всегда было много, а тех, кто обеспечивал долгий мир и процветание, не было. Этим объясняется его экспансивно-миролюбивое настроение в Вене. Фактически Александр всех принуждал к миру, принуждал других европейских правителей разделить его философию мира. И в том числе благодаря Александру Франция вернулась в сообщество великих держав. Англия была настроена еще долго держать за решеткой побежденную Францию, но российский император сказал «нет».

 

https://rg.ru/articl...enskiy-kongres/

Ответить

Фотография Ученый Ученый 09.11 2018

Акт Священного Союза 14 (26) октября 1815 г.

 

Договор о создании Священного Союза подписан в Париже. Он подтвердил образование и определил цели так называемого Священного союза в составе трех европейских монархий - России, Австрии и Пруссии. Главная задача вновь созданного союза заключалась в совместном сохранении европейских границ, установленных Венским конгрессом и борьбе против любых проявлений революций и революционных движений, ставящих цель свержения старых монархических династий. Надо признать, что Союз на протяжении двух десятков лет служил делу стабилизации международного положения в Европе.

Во имя пресвятой и неразделимой Троицы.

Их величества император австрийский, король прусский и император российский вследствие великих происшествий, ознаменовавших в Европе течение трех последних лет, объявляют торжественно, что предмет настоящего акта есть открыть пред лицом вселенныя их непоколебимую решимость как в управлении вверенными им государствами, так и в политических отношениях ко всем другим правительствам, руководствоваться не иными какими-либо правилами, как заповедями сея святыя веры, заповедями любви, правды и мира, которые … долженствуют… непосредственно управлять волею царей и водительствовать всеми их деяниями…

На сем основании их величества согласились в следующих статьях:

Ст. 1. Соответственно словам священных писаний, повелевающих всем людям быть братьями, три дог. Монарха пребудут соединены узами действительного и неразрывного братства и, почитая себя как бы единоземцами, они во всяком случае и во всяком месте станут подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь; в отношении же к подданным и войскам своим они, как отцы семейств, будут управлять ими в том же духе братства, которым они одушевлены для охранения веры, мира и правды.

Ст. 2. По сему единое преобладающее правило да будет как между помянутыми властями, так и подданными их: приносить друг другу услуги, оказывать взаимное доброжелательство и любовь, почитать всем себя как бы членами единого народа христианского, поелику три союзные государя почитают себя аки постановленными от провидения для управления тремя единого семейства отраслями, а именно Австриею, Пруссиею и Россиею, исповедуя таким образом, что самодержец народа христианского, коего они и их подданные составляют часть, не иной подлинно есть, как тот, кому собственно принадлежит держава, поелику в нем едином обретаются сокровища любви, ведения и премудрости бесконечныя, то есть Бог, наш божественный спаситель, Иисус Христос, глагол всевышнего, слово жизни. Соответственно с сим, их величества с нежнейшим попечением убеждают своих подданных со дня на день утверждаться в правилах и деятельном исполнении обязанностей, в которых наставил человеков божественный спаситель, аки единственное средство наслаждаться миром, который истекает от доброй совести и который един прочен.

Ст. 3. Все державы, желающие торжественно признать изложенные в сем акте священные правила и кои почувствуют, сколь нужно для счастия колеблемых долгое время царств, дабы истины сии впредь содействовали благу судеб человеческих, могут все охотно и с любовью быть приняты в сей священный союз.

 

(Подпись) Франциск,

(Подпись) Фридрих-Вильгельм,

(Подпись) Александр.

 

http://eos.ibi.spb.r..._P8_R1_T14.html

Ответить

Фотография Ученый Ученый 11.11 2018

Россия и Священный союз

 

 

Еще во время пребывания Александра I в Англии в 1814 г. Оксфордский университет на торжественном собрании преподнес ему диплом на звание доктора права. При вручении российский монарх спросил ректора: «Как мне принять диплом! Я не держал диспута». – «Государь, – возразил ректор, – вы выдержали такой диспут против угнетателя народов, какого не выдерживал ни один доктор прав во всем мире»[620]. Для российского императора после ухода со сцены его главного антипода настало время бурной международной деятельности, когда его авторитет безмерно возрос и в «концерте» победителей ему по праву принадлежала первая скрипка («Вождь вождей, царей диктатор, Наш великий император»).

 

 

Александр I до 1815 г. находился в поисках формулы европейской солидарности, и, как он сам считал, он ее нашел именно к этому времени, как и поддержку со стороны лидеров других государств. Во всяком случае, об этом свидетельствует твердый внешнеполитический и идеологический курс России после 1815 г. Будучи одним из главных творцов Венской системы, русский самодержец лично разработал и предложил схему мирного существования, предусматривавшую сохранение сложившегося баланса сил, незыблемость форм правления и границ. Она базировалась на широком круге идей, прежде всего на нравственных заветах христианства, что многим давало повод называть Александра I политиком–идеалистом.

 

 

Принципы были изложены в Акте о Священном союзе 1815 г., составленном в стиле Евангелия. Безусловно, сегодня несколько странно читать, что три монарха (русский, австрийский и прусский) назначили себя толкователями и исполнителями Божественного Проведения в делах земных, да и тогда многие политики за абстрактными и непрактичными устремлениями спасти человечество искали скрытый от посторонних глаз эгоистические территориальные притязания или претензии на европейское господство Александра I. Но за расплывчатыми постулатами Акта, первоначальная редакция которого была написана рукой российского императора, прочитывалась новая трактовка «европейской идеи» или «европейского равновесия». И по мнению известного специалиста в этом вопросе А. О. Чубарьяна, «в историческом плане это было первое общеевропейское объединение такого рода»[621].

 

Международная ситуация после 1815 г. не уникальна, есть с чем ее сравнивать. Можно привести множество примеров в мировой истории, когда бывшие союзники, одержав победу над сильным противником, вступали в споры меж собой и становились на путь конфронтации уже друг с другом. Одно противоборство заканчивалось, но из–за диссонанса интересов в измененном миропорядке начиналось новое. И после изменения «политического пейзажа» в 1815 г. каждая держава–победительница не была заинтересована в усилении влияния какого–либо государства, а не только России, хотя ее боялись в первую очередь. Поэтому разве что в плюс всем европейским политикам того времени (а Александру I больше, чем кому–либо) необходимо поставить тот факт, что при наличии взаимоисключающих устремлений разных государств и противодействия друг другу была разработана и принята Венская система. Да, она существовала как союз монархов в борьбе против вероятных революций, но именно это и дало возможность избежать больших войн и худо–бедно обеспечить Европе «долгий мир» до 1853 г. И абсолютно прав В. В. Дегоев, считающий, что «зачастую критика в адрес творцов Венского порядка обуславливается, как ни странно, именно тем фактом, что у них слишком многое получилось. А с тех, у кого получается, всегда особый спрос. От них ожидают чего–то большего, этакого несбыточного совершенства – тем более, когда на дипломатической сцене священнодействует такое созвездие талантов, как Александр I, Каслри, Талейран, Меттерних. Заслуга политиков 1815 г. – не в исчерпывающем разрешении стоявших перед ними проблем, а в выработке прагматических методов решения»[626]. По нашему мнению, в тот период было трудно придумать другую политическую комбинацию для сохранения долгого мира в Европе, кроме Священного союза монархов.

 

 

Российская империя, без всякого сомнения, всю первую половину ХIХ столетия занимала очень весомую позицию в международной политике. Чтобы не быть голословным, приведем мнение американского исследователя Х. Регсдейла, что «Россия вышла из эпопеи 1812 г. сильнейшей державой континента, а возможно и всего мира»[627]. Не стоит, считаю, и умалять роль России на континенте, даже в контексте весьма нелицеприятного тезиса о том, что она являлась «жандармом Европы» в первой половине ХIХ столетия. Весьма интересна точка зрения на этот счет того же В. В. Дегоева: «В отличие от своего предшественника Наполеона I русские “жандармы” Европы Александр I и Николай I стремились не к завоеваниям, а к сохранению стабильности на континенте, и поэтому их арбитражная “диктатура” являлась относительно терпимой для всех членов европейского сообщества, а для Австрии и Пруссии – подчас совершенно незаменимой. В течение нескольких десятилетий общим врагом правителей великих держав была не Россия, а Революция, борьба с которой без помощи Петербурга представлялась крайне сложной задачей»[628]. По степени своего влияния Российская империя была и оставалась ведущей державой, после 1815 г. ее с полным основанием можно даже назвать primus inter pares великих мировых государств. Да и абсолютно непонятно, как европейцы могли не считаться со страной, которая внесла решающий вклад в сокрушение Наполеона, мало того, с империей, обладавшей на тот момент колоссальной по европейским меркам территорией и имеющей такой огромный военный потенциал. С ХVIII в., с момента возникновения империи и включения России в европейскую систему международных отношений, наша держава одним только фактом своей мощи (даже, когда была ослаблена) заставляла считаться с ней любых соседей и партнеров. Безусловно, Россию стали бояться еще больше как раз после 1815 г. Страх «русской угрозы» сам по себе оказывал влияние, а в период с 1815 по 1825 г., благодаря международному авторитету Александра I, Россия приобрела самые крепкие (как никогда) позиции в Европе. Важное значение в данном случае имели весомость и реноме политического деятеля, каковыми обладал Александр I. Не просто так в 1814 г. Сенат постановил преподнести ему титул «благословенного, великодушного держав восстановителя». Например, наследовавшего трон Николая I европейские монархи считали неопытным и неискушенным в политике молодым человеком и гораздо меньше стали считаться с русской позицией. Александр I в тот период четко руководствовался собственным, может быть, достаточно эгоистическим пониманием идеи общеевропейского согласия – что выгодно России, то выгодно и Европе.

 

 

По сути, до 1853 г. европейское сообщество существовало и развивалось (да, со многими оговорками) на основе идей, предложенных в 1815 г. российским императором, являвшимся тогда лидером российской элиты и выражавшим ее мнение. Его концепция объединенной Европы, намного опередившая свое время, не выдержала испытания, так как политическая конструкция не оказалась подкреплена экономическим фундаментом. В то время не существовало экономической необходимости в объединении, консолидация происходила из–за общего страха перед революциями и человеком, их олицетворявшим, – Наполеоном.

 

https://history.wikireading.ru/158874

Ответить

Фотография Стефан Стефан 11.11 2018

СВЯЩЕ́ННЫЙ СОЮ́З, союз европейских монархов, созданный для поддержания установленного на Венском конгрессе 1814–15 междунар. порядка. Акт об образовании С.с., составленный Александром I и носивший религ.-мистич. характер, подписан 14(26).9.1815 в Париже рос. императором, австр. имп. Францем I (см. Франц II) и прус. королём Фридрихом Вильгельмом III. К С.с. 19.11.1815 присоединился франц. король Людовик XVIII, а затем большинство монархов Европы. Великобритания, не присоединившаяся к С.с., поддерживала его политику по ряду вопросов, особенно в первые годы после создания союза, и принимала активное участие в его конгрессах. В основе деятельности С.с. лежал принцип легитимизма – сохранения власти правящих династий во всех европ. государствах. Состоялось 4 конгресса С.с., на которых ведущую роль играли имп. Александр I и К. Меттерних. На Ахенском конгрессе (1818) было решено досрочно вывести союзные оккупац. войска из Франции, приняты меры к сохранению в Европе существующих гос. границ. В нояб. 1820 на Троппауском конгрессе Россия, Австрия и Пруссия подписали протокол, провозглашавший право на вооруж. вмешательство в дела др. государств в целях борьбы с революцией (принцип интервенции). В соответствии с решениями этого конгресса Австрия подавила Неаполитанскую революцию 1820–21 и революцию 1821 в Пьемонте. Лайбахский конгресс (1821) санкционировал австр. интервенцию в Неаполь и Пьемонт. На Веронском конгрессе (1822) было принято решение о вооруж. вмешательстве в исп. дела. В 1823 франц. армия вторглась в Испанию, восстановив в ней власть Фердинанда VII (см. Испанские революции 19 в.). Конгресс осудил восстание против тур. господства в Греции и отказался принять греч. делегацию, приехавшую в Верону. Однако в последующие годы обострились отношения между членами С.с. и Великобританией в связи с различием их позиции в отношении Войны за независимость в Латинской Америке 1810–26, а затем уже внутри самого союза между Россией и Австрией по вопросу об отношении к Греческой национально-освободительной революции 1821–29. К тому же европ. державы опасались чрезмерного усиления влияния России на междунар. арене. Вопреки усилиям С.с., революц. и освободит. движение в Европе продолжало развиваться. В России произошло восстание декабристов 1825, во Франции и Бельгии – Июльская революция 1830 и Бельгийская революция 1830. Тогда же началось Польское восстание 1830–31. В этих условиях С.с. фактически распался. Попытки его восстановления (подписание в окт. 1833 Берлинского договора между Россией, Австрией и Пруссией) оказались неудачными.

 

 

Лит.: Нарочницкий А.Л. Международные отношения европейских государств с 1794 до 1830 г. М., 1946; Bourquin M. Histoire de la Sainte Alliance. Gen., 1954; Внешняя политика России XIX и начала XX века. Документы Российского Министерства иностранных дел. М., 1972. Сер. 1. Т. 8; Ghervas S. Réinventer la tradition: Alexandre Stourdza et l’Europe de la Sainte-Alliance. P., 2008; Jarrett M. The Congress of Vienna and its legacy: War and great power diplomacy after Napoleon. L.; N.Y., 2013.

 

Шевченко М.М. Священный союз // Большая российская энциклопедия

http://bigenc.ru/wor...ry/text/3542388

Ответить

Фотография Стефан Стефан 18.11 2018

СВЯЩЕННЫЙ СОЮЗ

 

Священный союз (рус.); La Sainte-Alliance (фр.); Heilige Allianz (нем.).

 

СВЯЩЕ́ННЫЙ СОЮ́З – декларированный союз российского и австрийского императоров и короля Пруссии, целью которого являлось сохранение мира в Европе в рамках Версальской системы.

 

С инициативой создания такового союза выступил император Всероссийский Александр I, причем по его мысли Священный союз не являлся каким-либо формальным союзным договором (и не был соответствующим образом оформлен) и не накладывал на его подписантов какие-либо формальные обязанности. По духу Союза его участники, как три христианских монарха, принимали на себя моральную ответственность за сохранение существующего порядка и мира, за что они отвечали не друг перед другом (в рамках договора), а перед Богом. Союз могущественнейших монархов Европы должен был устранить саму возможность военного конфликта между государствами.

 

Подписанный тремя монархами тремя монархами – императором Австрийским Францем I, королем Прусским Фридрихом Вильгельмом III, императором Всероссийским Александром I – 14(26) сентября 1815 г. документ о создании Священного союза носил характер декларации. (Текст был также представлен и принцу-регенту Великобритании Георгу Ганноверскому, однако тот уклонился от присоединения к нему под предлогом, что по английской конституции король не имеет права подписывать договоры с другими державами.)

 

В преамбуле указывались цели Союза: «открыть перед лицом вселенной их [монархов] непоколебимую решимость как в управлении вверенными им государствами, так и в политических отношениях ко всем другим правительствам руководствоваться не иными какими-либо правилами, как заповедями сей святой веры, заповедями любви, правды и мира». Собственно декларация содержала три пункта, основной смысл которых был следующим:

 

– в 1-м пункте указывалось, что «три договаривающиеся монарха пребудут соединены узами действительного и неразрывного братства» и «во всяком случае и во всяком месте станут подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь»; кроме того, монархи обещали «в отношении же к подданным и войскам своим они, как отцы семейств, будут управлять ими в том же духе братства, которым они одушевлены, для охранения веры, мира и правды»;

 

– во 2-м пункте констатировалось, что три империи являются «членами единого народа христианского», в связи с чем «их величества… убеждают своих подданных со дня на день утверждаться в правилах и деятельном исполнении обязанностей, в которых наставил человеков Божественный Спаситель, аки единственное средство наслаждаться миром, который истекает от доброй совести и который есть прочен»;

 

– наконец, 3-й пункт, объявлял, что к Союзу могут присоединиться все государства, согласные с указанной декларацией. (Впоследствии к союзу постепенно присоединились все христианские монархи Европы, кроме Англии и Папы Римского, а также правительства Швейцарии, вольных городов и др. Османский султан, естественно, в союз принят быть не мог, поскольку не являлся христианином.)

 

Главной целью Александра I стала попытка построить европейскую политику на основе не лицемерной политики, а христианских ценностей, с точки зрения которых и должны были решаться на конгрессах монархов все спорные вопросы. Священный союз был призван возродить фактически утраченный к началу XIX в. в Европе принцип, что самодержавие – есть служение Всевышнему и не более. Именно по духу, а не по букве Священного союза монархи брали на себя обязательства оказывать помощь друг другу в сохранении существующего строя, самостоятельно определяя, без какого-либо давления, время и размеры подобной помощи. Фактически речь шла о том, что судьбы Европы будут решать монархи, власть которым вручена Божьим промыслом, а при принятии своих решений исходить не из узких интересов своих государств, а на основе общехристианских принципов и в интересах всех христианских народов. В таком случае, на место политики, коалиций, интриг и т.д. приходили христианские религия и мораль. В основе положений о Священном союзе лежало легитимное начало божественного происхождения власти монархов и, как следствие, незыблемость взаимоотношений между ними и их народами на принципах «государь отец своего народа» (т.е. государь обязан всеми средствами заботиться о своих детях, а народ обязан всецело ему подчиняться). Позже на Веронском конгрессе Александр I подчеркнул: «Что бы ни делали для того, чтобы стеснить Священный союз в его деятельности и заподозрить его цели, я от него не отступлюсь. У каждого есть право на самозащиту, и это право должны иметь также и монархи против тайных обществ; я должен защищать религию, мораль и справедливость».

 

При этом конкретные обязательства (в т.ч. военные) сторон содержались в договоре о Четверном союзе (Россия, Великобритания, Австрия и Пруссия), как в отношении Франции, так и др. легитимных монархий. Однако Четверной союз («квартет наций») не был «дублером» Священного союза и существовал параллельно с ним.

 

Своим созданием Священный союз обязан исключительно Александру I, могущественнейшему на тот момент европейскому монарху. Остальные стороны отнеслись к подписанию формально, поскольку документ не накладывал на них каких-либо обязательств. Австрийский канцлер князь Клеменс фон Меттерних в своих мемуарах писал: «Священный союз вовсе не был основан для того, чтобы ограничивать права народов и благоприятствовать абсолютизму и тирании в каком бы то ни было виде. Этот Союз был единственно выражением мистических стремлений императора Александра и приложением к политике принципов христианства».

 

Ахенский конгресс Священного союза

 

Был созван по предложению Австрии. Проходил с 29 сентября по 22 ноября 1818 г. в Ахене (Пруссия), всего состоялось 47 заседаний; главный вопрос – вывод оккупационных войск из Франции, поскольку Парижский мирный договор 1815 г. предусматривал, что по прошествии трех лет будет рассмотрен вопрос о целесообразности дальнейшей оккупации Франции.

 

Принимавшие участие в конгрессе делегации европейских держав возглавляли:

 

– Российская империя: император Александр I, министр иностранных дел граф Иоанн Каподистрия, управляющий Иностранной коллегией граф Карл Нессельроде;

 

– Австрийская империя: император Франц I, министр иностранных дел князь Клеменс фон Меттерних-Виннебург цу Бейльштейн;

 

– Прусское королевство: король Фридрих Вильгельм III, государственный канцлер князь Карл Август фон Гарденберг, государственный и кабинет-министр граф Кристиан Гюнтер фон Бернсторф;

 

– Соединенное королевство Великобритании и Ирландии: государственный секретарь по иностранным делам Роберт Стюарт виконт Каслри, фельдмаршал Артур Уэлсли 1-й герцог Веллингтон;

 

– Франция: президент Совета министров и министр иностранных дел Арман Эммануэль дю Плесси 5-й герцог де Ришельё.

 

Страны-участницы высказали свою заинтересованность в восстановлении Франции как одной из великих держав и укреплении режима Людовика XVIII на принципах легитимизма, после чего 30 сентября по единогласному решению Франция стала принимать участие в конгрессе в качестве полноправного члена (официальное оформление этого факта, а также признание выполнения ею обязательств по договору 1815 г. было зафиксировано в ноте на имя герцога де Ришельё уполномоченных России, Австрии, Великобритании и Пруссии от 4 ноября 1818 г.). Кроме того, было решено подписать отдельную конвенцию (в виде подписанных в Ахене же двусторонних соглашений Франции с каждой страной-участницей), определявшую срок вывода войск из Франции (30 ноября 1818 г.) и остаток контрибуции (265 млн франков).

 

На конгрессе с докладом от имени России выступил Каподистрия, высказавший идею создания (на базе Священного союза) всеевропейского союза, решения которого имели бы преимущество перед решениями Четверного союза. Однако этот план Александра I был заблокирован Австрией и Великобританией, делавших ставку именно на Четверной союз, как наиболее удобную форму для отстаивания собственных национальных интересов.

 

Пруссия, при поддержке России, вынесла на обсуждение вопрос о заключении общеевропейского соглашения, гарантировавшего нерушимость государственных границ, установленных Венским конгрессом. Несмотря на заинтересованность большинства участников в этом договоре, британская делегация выступила против. Рассмотрение проекта было отложено, а позже к нему так и не вернулись.

 

Отдельно был обсужден вопрос об участии Испании в конгрессе и ее просьбе о посредничестве в переговорах о восстании в испанских колониях в Южной Америке (а в случае неудачи – о вооруженной помощи). Великобритания, Австрия и Пруссия выступили против, а русская делегация заявила лишь о «моральной поддержке». В связи с чем какого-либо решения по этим вопросам принято не было.

 

Кроме того, на конгрессе был обсужден целый ряд вопросов, касавшихся не только Европы, но и мирового устройства. Среди таких были: об усилении мер по надзору за Наполеоном, о датско-шведско-норвежских разногласиях, об обеспечении безопасности торгового мореплавания, о мерах по пресечению торговли неграми, о гражданских и политических правах евреев, о разногласиях между Нидерландами и владетелем герцогства Буйонского, о баварско-баденском территориальном споре и др.

 

Тем не менее, на Ахенском конгрессе был принят ряд достаточно важных решений, в т.ч. были подписаны:

 

– Декларация ко всем европейским дворам о нерушимости Священного союза и признании своей главной обязанностью неуклонно следовать началам международного права;

 

– Протокол о порядке рассмотрения претензий, предъявленных французскими подданными к союзным державам;

 

– Протокол о святости заключенных трактатов и о праве государств принимать участие в делах, о которых будет идти речь на будущих переговорах;

 

– два секретных протокола, подтверждавших положения Четверного союза, в т.ч. предусматривавших ряд конкретных мер на случай новой революции во Франции.

 

Конгресс в Троппау

 

Был созван по инициативе Австрии, вынесшей на него вопрос о развитии революционного движения в Неаполе в июле 1820 г. Проходил с 20 октября по 20 декабря 1820 г. в Троппау (ныне – Опава, Чехия).

 

Россия, Австрия и Пруссия прислали на конгрессе представительные делегации, которые возглавлял императора Александр I, министр иностранных дел граф И. Каподистрия, император Франц I, князь К. фон Меттерних, кронпринц Прусский Фридрих Вильгельм и К.А. фон Гарденбург, в то время как Великобритания и Франция ограничились посланниками.

 

Австрия потребовала вмешательства Священного союза в дела тех стран, в которых возникла опасность революционного переворота. Кроме Королевства обеих Сицилий, речь шла о направлении войск в Испанию и Португалию, где после Наполеоновских войн было сильное республиканское движение.

 

19 ноября монархи Австрии, России и Пруссии подписали протокол, который констатировал необходимость вмешательства извне в случае нарастания революции, поскольку лишь таким образом возможно сохранение статус-кво, установленного Венским конгрессом. Великобритания выступила категорически против. В связи с этим общего согласия достигнуто не было (и, соответственно, не подписано общих документов) по вопросу о военном вмешательстве в дела Королевства обеих Сицилий. Тем не менее, стороны согласились встретиться 26 января 1821 г. в Лайбахе и продолжить обсуждение.

 

Лайбахский конгресс

 

Стал продолжением конгресса в Троппау. Проходил с 26 января по 12 мая 1821 г. Лайбахе (ныне Любляна, Словения). Состав участников был практически тот же, что и на конгрессе в Троппау, за исключением того, что отсутствовал прусский кронпринц Фридрих Вильгельм, а Великобритания ограничилась присылкой дипломатического наблюдателя. Кроме того, на конгресс был приглашен и король Обеих Сицилий Фердинанд I, поскольку речь шла о ситуации в его королевстве.

 

Фердинанд I выступил с просьбой о военной интервенции, против чего выступила Франция, представившая также обращения др. итальянских государств. Было принято решение, что король Обеих Сицилий должен отменить принятую им либеральную конституцию (вводившую принцип суверенитета народа), несмотря на то, что он присягнул ей на верность. Было дано согласие на посылку в Неаполь австрийских войск, а в случае необходимости – также русских. После принятия этого решения представители Франции и Великобритании в конгрессе более не участвовали. Хотя Фердинанд I и не стал отменять конституцию, австрийские войска восстановили порядок в королевстве (отправки русских войск не потребовалось).

 

Также на конгрессе участники рекомендовали Франции ввести войска в Испанию для борьбы с революционным движением, но, в принципе, для выяснения ситуации с революционным движением в Испании и Греции было решено собрать следующий конгресс в Вероне. До его созыва К. фон Меттерних убедил Александра I не оказывать помощь Греческому восстанию.

 

Веронский конгресс

 

С инициативой проведения конгресса выступила в июне 1822 г. Австрия. Проходил с 20 октября по 14 декабря 1822 г. в Вероне (Австрийская империя). Это конгресс Священного союза.

 

Делегации ведущих европейских держав возглавляли:

 

– Российская империя: император Александр I, министр иностранных дел граф Карл Нессельроде;

 

– Австрийская империя: император Франц I, министр иностранных дел князь К. фон Меттерних;

 

– Прусское королевство: король Фридрих Вильгельм III, канцлер князь К.А. фон Гарденберг;

 

– Соединенное королевство Великобритании и Ирландии: фельдмаршал Артур Уэлсли 1-й герцог Веллингтон, государственный секретарь по иностранным делам Джордж Каннинг;

 

– Французское королевство: министр иностранных дел герцог Матье де Монморанси-Лаваль и посол в Берлине виконт Франсуа Рене де Шатобриан;

 

– представители итальянских государств: король Пьемонта и Сардинии Карл Феликс, король Обеих Сицилий Фердинанд I, великий герцог Тосканский Фердинанд III, папский легат кардинал Джузеппе Спина.

 

Основным вопросом, обсуждавшимся на конгрессе, стал вопрос подавления революционного движения в Испании с помощью французских войск. В случае начала экспедиции Франция рассчитывала заручиться «моральной и материальной поддержкой» Священного союза. В ее поддержку выступили Россия, Австрия и Пруссия, объявив о своей готовности разорвать дипломатические отношения с революционным правительством, Великобритания выступила за то, чтобы ограничиться лишь сосредоточением французских войск на франко-испанской границе без открытой интервенции. 17 ноября был сформулирован, а 19 ноября подписан секретный протокол (Великобритания от подписи отказалась под предлогом, что документ может создать опасность для жизни испанской королевской семьи), который предусматривал введение французских войск в Испанию в следующих случаях:

 

– вооруженного нападения Испании на французскую территорию или «официального акта со стороны испанского правительства, вызывающего непосредственно к возмущению подданных той или другой из держав»;

 

– лишения короля Испании трона или посягательств против него или членов его семьи;

 

– «формального акта испанского правительства, нарушающего законные наследственные права королевской фамилии». (В апреле 1823 г. Франция ввела свои войска в Испанию и подавила революцию.)

 

Также на конгрессе был обсужден ряд следующих вопросов:

 

 – о признании независимости бывших испанских колоний в Америке; Франция и Великобритания фактически выступили за признание, остальные – против. В результате никаких решений принято не было;

 

– о положении в Италии. Было принято решение о выводу из Италии австрийского вспомогательного корпуса;

 

– о работорговле. 28 ноября был подписан протокол пяти держав, подтверждавший положения декларации Венского конгресса о запрещении торговли неграми и созыве Лондонской конференции по работорговле;

 

– об отношениях с Османской империей. Россия заручилась обещанием дипломатической поддержки держав в своих требованиях к Константинополю: уважать права греков, заявить о выводе своих войск из Дунайских княжеств, снять ограничения на торговлю и обеспечить свободу мореплавания в Чёрном море;

 

– об отмене введенных Нидерландами таможенных ограничений на Рейне. Все стороны согласились с необходимостью принятия данных мер, что и выразилось в нотах, направленных правительству Нидерландов по окончании конгресса;

 

Распад Священного союза

 

С инициативой созыва нового конгресса выступил в конце 1823 г. король Испании Фердинанд VII, который предложил обсудить меры по противодействию революционному движению в испанских колониях в Латинской Америке. Австрия и Россия поддержали предложение, но против выступили Великобритания и Франция, в результате чего намечавшийся на 1824 г. конгресс не состоялся.

 

После смерти главного инициатора создания Священного союза императора Александра I (1825 г.) его позиции стали постепенно ослабевать, тем более, что противоречия между различными великими державами постепенно обострялись. С одной стороны, интересы Великобритании окончательно разошлись с целями Священного союза (особенно в связи с революционным движением в Латинской Америке), с другой обострились русско-австрийские противоречия на Балканах. Великие державы так и не смогли выработать единую позицию по поводу революции 1830 г. во Франции и воцарения Луи-Филиппа Орлеанского. В 1840-х гг. резко усилилась борьба между Австрией и Пруссией за доминирование в Германском союзе.

 

Тем не менее, верная взятым на себя обязательствам Россия в 1849 г. по просьбе Австрии направила свои войска в охваченную революцией Венгрию, что стало одним из решающих факторов в восстановлении там порядка и сохранении династии Габсбургов на венгерском престоле. После этого Россия вполне обоснованно рассчитывала на поддержку ее со стороны участниц Священного союза, однако дальнейшее обострение внутриевропейских противоречий привело к началу Крымской войны 1853–1856 гг. во время которой против России на стороне Османской империи выступили Великобритания, Франция и Сардиния, а Австрия и Пруссия заняли антирусскую позицию. Хотя идеи закладывавшиеся Александром I в основу Священного союза уже давно игнорировались европейскими державами, теперь стало окончательно ясно, что более никакого «союза монархов Европы» не существует.

 

 

Литература

 

Текст Священного союза см. в «Полном Собрании Законов», № 25943; Mémoires, documents et écrits divers laissés par le prince de Metternich», т. I, стр. 210–212; http://www.history.r...nt/view/1261/87Акт Священного союза 1815 г .; Внешняя политика России XIX и начала XX века. Документы Российского Министерства иностранных дел, сер. 1, Т 8, М.: 1972; Мартенс Ф.Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключённых Россией с иностранными державами. Ахенский конгресс. Т. 4–9. Спб.: 1878–1895. С. 289–328; Надлер В.К. Император Александр I и идея Священного союза. Тт. 1–5. Харьков, 1886–1892; Дебидур А. Дипломатическая история Европы от Венского до Берлинского конгресса (1814–1878): Священный союз: Т. 1. М.: Иностр. лит., 1947; Дегоев В.В. «Долгий мир» в Европе: союз монархов против революций (1815–1853) // Россия – XXI. 2003. №1. С. 62–109; Всеобщая история дипломатии. М., 2009. Гл. 6. От создания Священного союза до Июльской революции (1815–1830); Кутейников А.Е. Священный союз – первая в истории стабильная международная структура // Вопросы истории. 2012. № 4. С. 116‒123.

 

Ганин А.В. Священный союз // Всемирная история: Энциклопедия

http://w.histrf.ru/a...hchiennyi_soiuz

Ответить

Фотография Ученый Ученый 19.11 2018

В 1815 г., когда Венский конгресс закончился, русский, прусский и австрийский монархи подписали договор о «Священном союзе». Суть этого договора состояла в том, что каждый из участников брал на себя обязательство добиваться неукоснительного исполнения решений Венского конгресса. Впоследствии к «Священному союзу» присоединились и другие европейские монархи. До 1822 г. регулярно созывались конгрессы Священного союза. Англия не вступила в Священный союз, хотя активно его поддерживала.

 

 

Роль России в «Священном союзе» была главной и особой по своему характеру. «Акт «Священного союза» оказал крайне зловредное и притом двустороннее действие на Западную и на Восточную Европу, на Россию. Шальная правительственная реакция, пробудившаяся на западноевропейском континенте после Венского конгресса, до которой России не было никакого дела, поставлена была под охрану русских штыков.

 

 

Александр I, прошедший по Европе со знаменем освободителя Европы, спасителя государей и народов от французского гнета, являлся на конгрессах угнетателем той же Европы, караульным часовым чужих престолов против народов. Россия приняла на себя историческую ответственность за личное дело своего государя, долго лежавшую на ней темным пятном. С другой стороны, на внутренней жизни России такие прихотливые извороты внешней политики отразились глубоким разладом правительства с лучшими элементами общества, с народными ожиданиями, даже с чувством правды и долга. Этот разлад и создал одну из мрачных эпох, какой были в нашей истории последние 10 лет царствования. Никогда ни одна страна не заслуживала такой благодарной заботливости со стороны своего правительства, какую заслужила Россия в 1812–1815 гг. Ее жертвы на войны» (Ключевский В.О. Лекция LXXXIV г. Изд—во социально—экономической литературы М., 1958 г.).

 

 

Посленаполеоновское устройство мира, осуществленное на консервативной основе, оказалось непрочным. Некоторые из восстановленных феодально—аристократических режимов вскоре стали «трещать по швам». «Священный союз» был активен лишь первые 8–10 лет, а затем фактически распался. Тем не менее Венский конгресс и «Священный союз» обеспечили на несколько лет всеобщий мир в Европе, измученной кошмаром непрерывных войн.

https://history.wikireading.ru/278264

Ответить

Фотография Ученый Ученый 19.11 2018

С.Карделли. Освободители Европы.

57.jpg

Ответить

Фотография Стефан Стефан 19.11 2018

Надлер В.К. Император Александр I и идея Священного союза. Тт. 1–5. Харьков: Издание книгопродавца Н. Киммеля, 1886–1892.

http://www.runivers.ru/lib/book7658/

Ответить

Фотография Ученый Ученый 19.11 2018

Надлер В.К. Император Александр I и идея Священного союза. Тт. 1–5. Харьков: Издание книгопродавца Н. Киммеля, 1886–1892.

http://www.runivers.ru/lib/book7658/

Молодец этот Надлер, написал фундаментальное исследование по поводу С.Союза.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 19.11 2018

 

Надлер В.К. Император Александр I и идея Священного союза. Тт. 1–5. Харьков: Издание книгопродавца Н. Киммеля, 1886–1892.

http://www.runivers.ru/lib/book7658/

Молодец этот Надлер, написал фундаментальное исследование по поводу С.Союза.

Да, это обстоятельное исследование в пяти томах.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 19.11 2018

На Венском конгрессе, созванном по завершении наполеоновских войн, было создано новое политическое устройство Европы. Прежде всего решения конгресса перекроили территориальную карту Европы. Россия получила герцогство Варшавское, за исключением Торна и Познани, отошедших к Пруссии, Кракова, обращенного в республику, и Восточной Галиции, переданной Австрии. Саксонское королевство сохранило свое существование, но значительная его часть была присоединена к Пруссии, которой были возвращены все ее владения по состоянию на 1806 г. Восстановилось и приобрело статус королевства Ганноверское курфюршество. Нидерланды прирастили свои земли в районе нижнего Мааса и Рейна. Сардинский король вернул все владения, кроме Савойи, и приобрел Геную. К Австрии перешли Рагуза, Венеция и Ломбардия2. 8 июня 1815 г. {88} была подписана федеральная конституция Германии и провозглашено создание Германского союза, в состав которого вошли Австрия, Пруссия, Дания, Нидерланды, Бавария, Вюртемберг и Саксония3. Великобритания расширила свои колониальные владения, за ней были закреплены Капская область на юге Африки, острова Мальта, Цейлон. Границы Франции определялись в соответствии с Парижским договором 1814 г. Европейские державы гарантировали независимость и “вечный нейтралитет” Швейцарии.

 

Все эти решения были изложены в Заключительном акте конгресса, принятом 9 июня 1815 г. Документ подписали представители Австрии, Великобритании, России, Франции, Пруссии, Швеции, Италии и Португалии. В дальнейшем к нему присоединились еще 33 государства4.

 

Основным итогом заключенных соглашений стало создание новой системы отношений в результате перегруппировки международных сил на европейской арене, главные роли теперь принадлежали странам-победительницам – России и Англии. Послевоенная стабилизация международных отношений привела к созданию новой политической реальности, в основе которой лежали принципы легитимизма, консерватизма, “баланса сил” и политического “равновесия”. Они были призваны поддерживать европейский мир и стабильность внутриполитической жизни европейских государств. Принцип “равновесия”, подразумевавший невозможность какой-либо одной державе значительно укрепить свое политическое влияние в Европе за счет соседей, на многие годы вперед стал основой международных отношений. Сам термин “справедливое равновесие между державами” появился уже в тексте Шомонского договора от 17 февраля (1 марта) 1814 г., заключенного по итогам завершившихся войн. В статье 16 говорилось о том, что данный трактат “имеет целью сохранение равновесия в Европе, обеспечение спокойствия и независимости держав и предупреждение нападений”5. А само “спокойствие” должно было стать результатом “восстановления справедливого равновесия”, подразумевавшего соблюдение взаимных интересов на основе международных договоренностей.

 

Решениями Венского конгресса было закреплено новое соотношение сил в Европе, выдвинувшее на первые роли Россию и Великобританию. Консервативный, охранительный характер новой системы вполне отвечал интересам этих держав. Именно на этой основе был заключен четырехсторонний альянс, куда вошли Англия, Австрия, Россия и Пруссия; уже в 1818 г. к ним присоединилась Франция. Победители пришли к решению, что общеполитическая ситуация в Европе будет безопаснее, если не исключать Францию из “концерта” держав и не побуждать ее реваншистских настроений. Еще во время проведения конгресса умелые выступления главы французской делегации Ш. Талейрана способствовали тому, что Франция стала рассматриваться в качестве полноценного участника европейских договоренностей6. В дальнейшем, на заседаниях Аахенского конгресса, Францию вернули в европейскую монархическую семью “вследствие восстановления королевской законной и конституционной власти”. 3(15) ноября 1818 г. министрами Австрии, Франции, Великобритании, Пруссии и России был подписан протокол “для определения отношений… между Францией и державами”, встраивающий ее “в систему европейской политики”7. Таким образом, европейские дела стал вершить “концерт” держав, или пентархия, чьи конгрессы в начале 1820-х годов поистине превратились “в почти что правительство Европы”8.

 

Отличительной чертой Венского конгресса был масштаб и значение принятых им решений. Как справедливо отмечает А.С. Медяков, особенностью конгресса явилось {89} провозглашение нового европейского порядка. Незамедлительному решению всех проблем способствовал высокий уровень представительства европейских держав, а взвешенность решений конгресса обеспечила существование нового порядка вплоть до крымского противостояния, которое по масштабу вовлеченности заинтересованных держав явилось, по некоторым оценкам, Первой мировой войной XIX столетия.

 

Принципиально новым в международной жизни стало создание Священного союза, который должен был привнести моральный аспект в отношения великих держав. В основе идеи императора Александра I лежало стремление подвести под политические решения некую идеологическую основу. Император призывал европейских монархов взять на себя моральную ответственность за урегулирование проблем международно-политической жизни Европы. Союзные державы, по условиям Акта Священного союза, должны были в своих действиях “руководствоваться… заповедями святой веры… любви, правды и мира”.

 

Религиозно-мистический аспект союза ставил в тупик будущих его участников, но они мирились с необычной формой объединения, принимая во внимание реальность провозглашенных им целей – единство держав перед угрозой внутриполитической дестабилизации в любой из союзных стран. 14 сентября 1815 г. Священный союз был заключен между Пруссией, Австрией и Россией; позже к нему присоединились все европейские державы, кроме Англии, Османской империи и Папского государства. Британское правительство не сочло возможным публично поддержать провозглашенную державами обязанность вмешательства во внутренние дела других государств; министр иностранных дел Великобритании лорд Р. Каслри даже назвал его “образцом утонченного мистицизма и бессмыслицы”9, продемонстрировав в очередной раз приверженность Англии политике “особого взгляда”. Однако в бессмысленности данный договор упрекнуть нельзя. Если отбросить мистико-религиозную форму, то становится очевидна его направленность на отпор революционному движению, являвшемуся реальной угрозой европейским монархиям. Статья первая акта гласила, что “три договаривающихся монарха пребудут соединены узами действительного и неразрывного братства и, почитая себя как бы единоземцами, они во всяком случае и во всяком месте станут подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь”10.

 

На некоторое время Священный союз стал формой международного сотрудничества европейских держав; под его руководством были созваны три европейских конгресса – в Аахене (1818 г.), Троппау – Лайбахе (1820 г.) и Вероне (1822 г.). На всех конгрессах обсуждались нарастание революционного движения в Европе и меры противостояния ему держав – участниц Священного союза. В 1820 г. в результате революции в Испании был отрешен от власти король и провозглашена конституция. Вслед за тем начались народные движения в Португалии, Неаполе, Пьемонте и Греции. Восставшие требовали провозглашения конституции и национальной независимости. На конгрессах принимались решения о вооруженной интервенции в страны, охваченные революционным пожаром.

 

В Секретном протоколе, принятом державами в Аахене 3(15) ноября 1818 г., говорилось об обязательствах союзных держав по “предупреждению гибельных следствий нового революционного потрясения”11. Позже, в Лайбахе, была принята особая конвенция о законности права вмешательства союзных держав во внутренние дела других стран, в которых происходили революции. Насколько антиреволюционные идеи занимали умы европейских политиков свидетельствует тот факт, что они стали доминантой совещания уполномоченных государств Германского союза. В 1819 г. собравшиеся в Карлсбаде представители немецких земель приняли решение о праве вмешательства в дела государств Германского союза со стороны Австрии и Пруссии. Для этого было {90} достаточно представления германского сейма, который бы счел положение в каком-либо из государств союза угрожающим для его соседей12. Идеи, положенные в основу создания Священного союза, буквально “витали в воздухе” посленаполеоновской Европы.

 

В исторической литературе Венская система международных отношений зачастую отождествляется с “системой Священного союза”, поскольку основными принципами их деятельности были легитимизм и право вмешательства во внутренние дела других государств13. Задуманный Александром I, Священный союз сыграл свою негативную роль в истории России, сдерживая ее внешнеполитические акции, направленные на решение прежде всего геополитических задач, стоявших перед государством. Другими словами, союз трех монархов стал “инструментом для борьбы с амбициями царя”14, чего российский император не мог предугадать, выступая с инициативой его создания. Несмотря на преобладающую негативную оценку роли Венской системы и Священного союза в поступательном развитии Европы, господствовавшую длительное время в отечественной исторической литературе, следует отметить имеющуюся в историографии тенденцию к признанию в новом европейском порядке некоторой стабилизирующей роли, позволившей сохранить 40-летний мир – самый продолжительный мирный период в истории Старого света. В современной западной историографии царствование Александра I оценивается весьма положительно именно потому, что он “настойчиво проводил пацифистскую политику в Европе”15. По мнению французской исследовательницы М.-П. Рей, российский монарх вынашивал идею новой европейской системы задолго до принятия венских решений и заключения Священного союза. “Тайные указания”, которые имел при себе “молодой друг” Александра I при поездке в Лондон, представляли собой, по мнению автора, уже в начале XIX в. “проект создания европейской федерации”16.

 

За время существования Священного союза бывали периоды, когда европейские монархи совершенно “забывали” о подписанном ими документе, вспоминая о его прерогативах лишь в период обострения революционной угрозы. О “возрождении” союза можно говорить применительно к началу 1830-х годов – времени европейских революций – и к 1848 г., когда новая революционная волна, прокатившаяся по Европе, вынудила Россию вспомнить свою инициативную роль в создании европейского объединения монархов и выступить в защиту австрийского союзника. Религиозная терминология достаточно быстро выветрилась из последующих международных актов, сохранив “в сухом остатке” лишь прагматические задачи поддержания устойчивости консервативного порядка на континенте. Эти же цели преследовали и венские соглашения – Венская система международных отношений и Священный союз совместно выполняли единые поставленные перед созданными объединениями задачи.

 

Время существования Венской системы по праву носит название “эпохи Меттерниха” – по имени знаменитого австрийского канцлера, приложившего немало усилий для поддержания самой системы и извлечения максимальных выгод для Австрии из решений, принимаемых в ее рамках. К. Меттерних – мастер тонкой интриги, умелый дипломат и государственный деятель, служил эталоном политика для российского руководителя внешнеполитического ведомства К.В. Нессельроде. Австрийский канцлер сделал все возможное для того, чтобы в Европе утвердилась система “концерта” европейских держав, связанных между собой узами взаимного контроля. Именно Меттерних выступал за превентивные меры по отношению к возможным революционным вспышкам в европейских государствах, и с этого времени право на интервенцию начинает активно {91} обсуждаться, а затем и претворяться в жизнь. Поддержание европейского равновесия было признано возможным при вмешательстве во внутреннюю жизнь другого государства, и это стало отличительной чертой нового порядка. Недаром позже австрийский канцлер писал: “Так называемая система Меттерниха была не системой, а миропорядком”, основной идеей которого было единство консервативных сил, поддержание прав законных монархов17. В проведении своей политики он опирался на поддержку лондонского кабинета, когда речь шла о противоборстве с Россией, но не упускал из вида возможность прибегнуть к помощи России. По справедливой оценке Г. Киссинджера, он рассчитывал на британскую поддержку “в деле сохранения территориального равновесия” и на русскую – “для усмирения внутренних неурядиц”18. Со временем Австрия тем больше нуждалась в русской помощи, чем больше Англия пыталась отойти от системы “европейского правительства” и занять особую позицию надзирателя над европейским порядком.

 

Несмотря на продолжительность существования Венской системы, вся ее конструкция отличалась неустойчивостью, из-за нерешенности международных проблем, не рассматривавшихся на Венском конгрессе: это были война за независимость в Испанской Америке и Восточный вопрос. Разница в подходе к решению этих внешнеполитических проблем играла деструктивную роль в “европейском концерте” держав, поэтому они не рассматривались “европейским правительством”. Эти вопросы чувствительно затрагивали интересы Англии, Испании и России, которые не были готовы к их совместному решению. При этом Великобритания была заинтересована рассматривать важные для нее южноамериканские сюжеты, а Россия – решить проблему Черноморских проливов. Заинтересованность всех сторон – участников системы в ее сохранении служила гарантией поддержания такого баланса, который, не обладая постоянством сил, его составляющих, тем не менее способствовал бы устойчивости всей системы в целом. Таким образом, сложившаяся система обеспечивала поддержание мира и являлась средством, сохранявшим социальную стабильность внутри держав. Меттерних, один из основателей системы, оставался главным врагом революции и сторонником политики интервенций, направленных против попыток ниспровергнуть порядок, установленный в 1815 г.19

 

Что нового привнесло создание Венской системы в политическую жизнь России, насколько ее конструкция отвечала национальным интересам страны в укреплении ее политико-стратегического положения в Европе?

 

Александр I приложил немалые усилия для создания и сохранения новой системы международных отношений, являвшихся неким прообразом современной европейской интеграции. Данная конструкция – Венская система международных отношений, включившая в себя идеологическое содержание, привнесенное условиями Священного союза, – была выгодна России, Австрии и Пруссии. И Александр I, и К.В. Нессельроде полагали, что система совместных решений и их гарантий, также как и следование общему курсу международных отношений, выгодна для России и соответствует ее политическим интересам на международной арене. Революции 1820-х годов в Испании, Италии и Португалии напрямую не затронули интересы России и были подавлены силами Франции и Австрии. В то же время национально-освободительное движение в Греции привлекло самое пристальное внимание российских властей и вызвало первые несогласия между державами-союзницами.

 

Русско-балканские связи формировались под влиянием идеи славянской общности и конфессионального единства, которые лишь подкрепляли геополитическую заинтересованность России в присутствии на Балканах и в регионе Черноморских проливов. Восточный вопрос, представлявший собой клубок нерешенных политико-экономических проблем, затрагивал интересы многих западноевропейских государств, но имел {92} первостепенную важность для России как для причерноморской державы. Поэтому, когда в 1821 г. в Греции началось восстание, российский император, хотя и был вынужден официально осудить нелегитимный образ действия восставших, неоднократно обращался к турецкому правительству с требованием о прекращении карательных мер против греков. Уже из Лайбаха Александр I инструктировал российского посланника в Константинополе Г.А. Строганова: “Пусть… жертвы происходящих событий находят у Вас поддержку… когда такое бедствие обрушивается на народ, с которым нас связывают священные узы единой веры”20. Ноты протеста, переданные Порте, остались без ответа, после чего российский посланник покинул турецкую столицу, продемонстрировав решимость отстаивать позицию России в греческом вопросе. Это проявление политической воли не имело продолжения: в дальнейшем российское правительство увязло в согласованиях общей позиции со своими внешнеполитическими партнерами, вырабатывая меры воздействия на Порту.

 

В Лондоне были серьезно обеспокоены как положением Порты в результате восстания, так и особым мнением России по этому вопросу. Каслри пугал Александра I возможностью расширения революций в Европе в том случае, если русский император попытается вмешаться во внутренние дела Османской империи21. Александр I был вынужден следовать курсу Священного союза. “Я первый должен показать верность принципам, на которых я основал союз”, – заявил император в 1822 г.22 Россия, подчиняясь обязательствам коллективного урегулирования греко-турецкого конфликта, не осмелилась действовать самостоятельно с учетом собственных интересов. А Великобритания, не связанная узами Священного союза, была вольна выстраивать свою политику в Турции, не оглядываясь на мнение других держав. Признавая за собой свободу действий в Греции, британские политики отвергали сам принцип коллективной безопасности. “Блестящая изоляция” позволяла Великобритании вмешиваться в европейские конфликты, затрагивавшие ее собственные интересы, и избегать тех, в которых она не видела опасности для себя. Англия вступала во временные союзы с другими странами, пользуясь принципом: “Англия в одиночестве не способна добиться стоящих перед нею задач на континенте; она должна иметь союзников в качестве рабочих инструментов”23. Исходя из этого, британцы в 1823 г. признали греков воюющей стороной, т.е. легитимизировали их борьбу против турок.

 

Неудачей закончилась попытка разрешения Восточного вопроса в 1825 г. на Петербургской конференции между Россией, Австрией, Францией и Пруссией. Англия в конференции не участвовала, а Франция и Австрия отказались поддержать план России по греко-турецкому перемирию24. Еще в 1824 г. российский МИД представил на рассмотрение европейских правительств “Мемуар об умиротворении Греции”, в котором предполагалось создание на ее территории независимых княжеств, подобных Дунайским. Это позволило бы восстановить греческую независимость при прямом участии России, занявшей бы в этом случае лидирующее положение в разрешении Восточного кризиса25. В результате оказанного сопротивления со стороны лондонского руководства Россия в очередной раз была вынуждена отступить, подчиняя свои интересы “коллективным” решениям и иллюзорному “единству Европы”, оказавшись в плену своих же политических построений. Таким образом, та внешнеполитическая ситуация, в разрешении которой Россия была заинтересована самым непосредственным образом, не имела перспективы разрешиться с учетом геополитических приоритетов русской стороны. {93}

 

Серьезные испытания ждали участников Венской системы в начале 1830-х годов. Границы перекроенной Европы, установленные на Венском конгрессе, отвечали интересам прежде всего легитимных монархий, а не народов, их населявших. Принцип национальностей вышел на первый план в решении проблемы дальнейшего существования всего европейского порядка. 26 июля 1830 г. вспыхнуло восстание в Париже. Король Карл X был свергнут, власть перешла к Луи-Филиппу Орлеанскому. Французская революция всколыхнула всю Европу. В том же году начались брожения в некоторых государствах Германского союза, в 1831 г. – восстания в Парме, Модене и Романье. Выступления в итальянских герцогствах были подавлены австрийцами, проявлявшими особую заинтересованность к судьбам государств Апеннинского полуострова. Вслед за этим разразилась революция в Бельгии. Если переворот во Франции касался лишь вопроса легитимности власти “конституционного” короля, являвшегося главой младшей ветви династии Бурбонов, то перемены в Бельгии серьезно нарушали установленный в 1815 г. порядок. Повстанцы свергли нидерландского короля и выступили за независимость Бельгии. “Восточные монархии” были готовы оказать военную помощь для подавления бельгийской революции, в то время как Англия и Франция не поддержали интервенции; боле того, Луи-Филипп открыто встал на сторону бельгийцев.

 

Нидерландское королевство было искусственно созданной конструкцией, утвержденной актом Венского конгресса. Инициатором объединения Бельгии с Голландией выступила Великобритания, стремившаяся уравновесить новым государством своего извечного врага – Францию26. Поддерживая отделение Бельгии, Франция рассчитывала усилить свое влияние в этом государстве и пересмотреть северные границы, очерченные трактатами 1815 г. Англия, в свою очередь, намеревалась использовать самостоятельную Бельгию против Франции. Таким образом, каждая из держав разыгрывала свою “карту”: положение в Бельгии надолго стало основной темой обсуждения европейских политиков. В 1830 г. в Лондоне была созвана международная конференция с участием России, Австрии, Пруссии, Великобритании и Франции. Бельгийская проблема оставалась в центре внимания европейской дипломатии более года, по истечении которого новое государство было признано великими державами.

 

Образование независимого Бельгийского государства стало серьезным ударом для всей Венской системы, а по некоторым оценкам в современной историографии – “капитальным крушением системы Священного союза”27. Тем не менее антиреволюционный дух союза сохранялся и в последующих международных договоренностях европейских монархов, заставляя их действовать в соответствии с заявленными обязательствами. Пренебрежение создателей Венской системы правами наций отозвалось ростом национально-освободительных движений, а они, в свою очередь, привели к слому всей конструкции международных отношений. Бельгийская революция стала первой в этом процессе.

 

В ноябре 1830 г. вспыхнуло восстание в Царстве Польском; это был уже вопрос не далекой Бельгии, а революционный пожар на пороге собственного дома. Повстанцы объявили о низложении Николая I и восстановлении независимой Польши. Австрия, Пруссия и Россия не скрывали своего стремления подавить польское движение, угрожавшее всему легитимному порядку. Напротив, Англия и Франция вновь объединились в поддержке повстанцев. Русские войска, подготовленные еще ранее для подавления революции в Бельгии, были брошены в Польшу. Беспорядки начались в Литве и других областях, где компактно проживало польское население; все это привело к затягиванию военной кампании и позволило занять польскую столицу только в сентябре 1831 г. Если австрийский и прусский дворы полностью поддерживали действия русской армии, то англо-французский альянс предложил свое посредничество в урегулировании конфликта, выступая за сохранение польской конституции, которая, как и французская хартия, якобы была “гарантирована трактатами”28. {94}

 

Отношение держав к европейским революционным движениям со всей очевидностью выявили раскол пентархии: “восточные монархии” – Россия, Австрия и Пруссия – поддержали принцип “законности” власти, а конституционалистские Великобритания и Франция, вечные соперницы в вопросах европейского лидерства, быстро находили общий язык, когда речь заходила о противостоянии с Россией. Несмотря на разницу в оценках происходивших в Царстве Польском событий, обе группировки были заинтересованы в поддержании мира и стабильности на континенте, что способствовало нахождению компромиссных решений даже в самых острых ситуациях. {95}

 

 

2 Дебидур А. Дипломатическая история Европы, т. 1–2. Ростов-на-Дону, 1995, т. 1, с. 71–73. {88}

 

3 История внешней политики России. Первая половина XIX века. М., 1995, с. 132.

 

4 Зак Л.А. Монархи против народов. М., 1966, с. 301.

 

5 Международная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях, ч. 1. М., 1925, с. 105.

 

6 Талейран Ш. Мемуары. М., 2011, с. 297.

 

7 Международная политика новейшего времени…, ч. 1, с. 126.

 

8 Киссинджер Г. Дипломатия. М., 1997, с. 70. {89}

 

9 Там же, с. 71.

 

10 Международная политика новейшего времени…, ч. 1, с. 118–119.

 

11 Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами, т. VII. СПб., 1885, с. 314–318. {90}

 

12 Орлик О.В. Взгляды декабристов на Священный союз и венскую систему международных отношений. – Исторические записки, № 104. М., 1979, с. 182.

 

13 См. об этом: Додолев М.А. Венский конгресс в историографии XIX и XX веков. М., 2000, с. 34.

 

14 Майский И.М. Испания 1808–1917. М., 1957, с. 110.

 

15 Rey M.-P. Alexander I-er. Paris, 2009, p. 198.

 

16 Ibid., p. 199. {91}

 

17 Цит. по: Медяков А.С. Указ. соч., с. 192.

 

18 Киссинджер Г. Указ. соч., с. 75.

 

19 Додолев А.М. Указ. соч., с. 180–181. {92}

 

20 Внешняя политики Российской империи XIX и начала XX века, сер. 2, т. 4 (12). М., 1980, док. 202.

 

21 Орлик О.В. Россия в международных отношениях. 1815–1829. М., 1998, с. 88.

 

22 Цит. по: Соловьев С.М. Сочинения, кн. XVII. М., 1996, с. 686.

 

23 Цит. по Киссинджер Г. Указ. соч., с. 84.

 

24 Международные отношения на Балканах. 1815–1830 гг. М., 1983, с. 172.

 

25 Там же, с. 170. {93}

 

26 Намазова А.С. Бельгийская революция 1830 года. М., 1979, с. 5.

 

27 Там же, с. 158.

 

28 Михайлов В.Б. Международные отношения и политика России во время европейских революций 30-х годов и нового обострения восточного вопроса. – История внешней политики России, с. 293. {94}

 

Кудрявцева Е.П. Венская система международных отношений и ее крушение (1815–1854 годы) // Новая и Новейшая история. 2014. № 4. С. 88–95.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 20.11 2018

ПРИНЦИП ЛЕГИТИМИЗМА

 

 

 

Не было таких вопросов на Венском конгрессе, которые не вызывали бы споров среди его участников. Что делать с границами государств, неоднократно менявшимися в течение минувших лет? Некоторые участники конгресса выступали за то, чтобы вернуться к границам 1792 года. Но против этого возражали крупнейшие государства, участники антифранцузской коалиции, в том числе Россия, Пруссия, Австрия, которые рассчитывали на территориальное вознаграждение за свой вклад в победу над наполеоновской Францией. Великобритания, захватившая во время войны с Наполеоном Бонапартом часть колоний Франции и союзных ей государств, отнюдь не спешила вернуть их прежним владельцам.

 

 

Головную боль вызывал у участников Конгресса и германский вопрос. Веками устоявшийся порядок в Европе предполагал существование Священной Римской империи германского народа, в составе которой отдельные государства пользовались широкими правами. Их самостоятельность являлась своего рода гарантией от чрезмерного усиления как монархии Габсбургов, так и Франции. Стоило ли ради поддержания европейского равновесия восстановить Священную Римскую империю, упраздненную Наполеоном в 1806 году? Вопрос о политическом устройстве Европы был тесно связан с общим вопросом о наследии Французской революции и наполеоновской империи. Как поступить с преобразованиями, которые были осуществлены французами на аннексированных территориях и в зависимых от них странах? Многие монархи, в особенности австрийский император, прусский и испанский короли, демонстрировали откровенное неприятие этого наследия. Они считали, что лучше всего было бы вернуть Европу к общественным отношениям, существовавшим до 1789 года.

 

 

Чтобы найти взаимоприемлемый компромисс, участники Венского конгресса нуждались в некоем общем подходе к решению этих разнообразных проблем. Им весьма пригодилась теория легитимизма, или законности (лат. lex– закон), выдвинутая рядом европейских мыслителей консервативного толка еще в годы Французской революции и наполеоновских войн. Значительный вклад в ее разработку внесли британский политический деятель и публицист Эдмунд Берк, французские религиозные писатели и философы Жозеф де Местр и де Бональд, а также немецкий публицист Фридрих Гентц, являвшийся советником Меттерниха. Все они отрицательно относились к революционным и наполеоновским преобразованиям, ставя им в вину разрушение устойчивого, освященного временем и традицией общественного порядка. Отсюда, считали они, все несчастья, которые принесла революция народам Европы, – гражданские смуты, внешние войны, порча нравов и пр. Консервативные мыслители призывали людей вернуться к проверенным временем ценностям – религии и церкви, монархическому устройству государств, сословному строю. Вместе с тем они признавали необходимость тех или иных уступок «духу времени».

 

 

В ходе дискуссий среди участников конгресса наметилось двоякое истолкование принципа легитимизма – историческое и юридическое. Причем, одни и те же государственные деятели в зависимости от обсуждавшегося вопроса и собственных интересов прибегали то к одному, то к другому его истолкованию. С точки зрения исторического истолкования легитимизма, главным критерием истинности, законности тех или иных общественных установлений, границ и пр., является их древность. Поэтому, например, считалось, что династия Бурбонов во Франции обладает большими правами на трон, чем династия Бонапартов, потому что она древнее. Границы, существовавшие в 1789 г., имели большую законную силу, чем те, которые возникли в результате революционных и наполеоновских аннексий и завоеваний. Соответственно, более справедливыми, правильными объявлялись и законы, по которым издревле жили народы, а всякие нововведения – ошибочными и даже преступными.

 

 

Более того, полный возврат к порядкам до 1789 г. отнюдь не входил в намерения самих монархов. Некоторые из них не только вышли из наполеоновских войн без ощутимых потерь, но даже сумели кое-что приобрести, и теперь не желали расставаться с этими приобретениями. Например, короли Баварский, Саксонский и Вюртембергский хотели сохранить свои титулы, дарованные им Наполеоном. Кроме того, победители наполеоновской Франции твердо рассчитывали на вознаграждение за свой вклад в победу. Поэтому, объявляя себя сторонниками легитимизма, многие монархи давали этому понятию совершенно иное – юридическое истолкование. Они называли так законный порядок, основанный прежде всего на общепризнанных международных договорах.При этом большинство европейских правительств понимало, что полный возврат к учреждениям, существовавшим до 1789 г., был бы невыполнимой задачей. Ведь в Европе выросло целое поколение людей, которое не знало и не желало возврата к «старому порядку», как стали называть общество предреволюционной эпохи. Действующие законы и существующие границы воспринимались им как привычные, нормальные условия жизни. Но главное – на их основе сложились имущественные, династические, политические отношения, пренебрегать которыми было бы просто опасно: это задело бы интересы могущественных сил и вызвало бы их противодействие.

 

 

Представление о том, что договор между государствами является своего рода законом международной жизни, отнюдь не было новшеством. Еще Вестфальский мир 1648 г. дал пример того, что подобные договоры, признанные большинством государств Европы, могут служить основой международного порядка в течение длительного времени. Однако Вестфальская система международных отношений держалась не столько на договорах между государствами, не столько на соблюдении ими норм права, сколько на стихийно сложившемся в середине XVIIв. балансе сил.

 

 

Династические войны второй половины XVII– первой половины XVIIIв. свидетельствовали о том, насколько несовершенным еще было правосознание людей того времени. В международных отношениях по-прежнему царил культ силы. Едва договоры вступали в противоречие с династическими или иными насущными интересами государств, как правительства без всяких угрызений совести их нарушали как ничего не значивший «клочок бумаги». Именно так в 1700 г. поступил французский король Людовик XIVв случае с оставшимся без хозяина испанским наследством. Также поступил и прусский король Фридрих II, развязавший в 1740 г. войну за австрийское наследство.

 

 

Венский конгресс предпринял попытку поднять престиж и значение международных договоров, которые должны были лечь в основу нового европейского порядка. Этот порядок был призван исключить возможность повторения войн между крупнейшими государствами Европы, грозящих неприятностями и всем остальным странам. К созданию такого порядка стремились, прежде всего, крупнейшие государства Европы, в особенности, союзные державы, вынесшие на своих плечах основное бремя войн с революционной и наполеоновской Францией. Не отрицая наличия у каждого государства собственных интересов и целей, они хотели, чтобы защита этих интересов и целей облекалась в приемлемую для всех форму переговоров, взаимного учета интересов и заключения общепризнанных договоров. Против нарушителей такого порядка они готовы были применить силу.

 

 

Заинтересованность европейских государств в создании прочного международного порядка, исключающего серьезные потрясения и войны, объяснялась просто. Они не хотели новой войны и боялись ее, потому что опыт недавней истории их убедил: войны являются питательной средой для революций. Страх перед всякого рода общественными потрясениями победил воинственность европейских монархов, на длительное время отбил у них охоту к военной славе, заставил их проводить миролюбивую внешнюю политику.

 

 

В целом, теория легитимизма в любом ее истолковании обосновывала стремление монархов и государственных деятелей, собравшихся в Вене, к созданию устойчивого международного порядка, основанного на четких правилах и принципах взаимоотношения государств между собой. Принцип легитимизма лег в основу созданного по окончании Наполеоновских войн международного порядка, обычно называемого Венским.

 

 

https://3ys.ru/istor...otnoshenij.html

Ответить

Фотография Ученый Ученый 20.11 2018

Талейран успешно использовал принцип легитимизма для защиты интересов Франции на Венском конгрессе.

 

hello_html_m164c0c67.jpg

Ответить

Фотография Стефан Стефан 20.11 2018

Отношение держав к европейским революционным движениям со всей очевидностью выявили раскол пентархии: “восточные монархии” – Россия, Австрия и Пруссия – поддержали принцип “законности” власти, а конституционалистские Великобритания и Франция, вечные соперницы в вопросах европейского лидерства, быстро находили общий язык, когда речь заходила о противостоянии с Россией. Несмотря на разницу в оценках происходивших в Царстве Польском событий, обе группировки были заинтересованы в поддержании мира и стабильности на континенте, что способствовало нахождению компромиссных решений даже в самых острых ситуациях. 18 и 19 сентября 1833 г. состоялось свидание Николая I и австрийского императора Франца I в Мюнхенгреце, где были подписаны конвенции по восточному и польскому вопросам; позже к ним присоединилась Пруссия. В Мюнхенгреце и Берлине еще раз было закреплено право договаривающихся сторон вмешиваться во внутренние дела других государств и оказывать поддержку друг другу. В конвенции, заключенной 3(15) октября 1833 г. в Берлине, прямо говорилось, что она призвана “укрепить консервативную систему, составляющую непреложное основание” политики трех договаривающихся сторон: “Дворы австрийский, прусский и российский признают, что каждый независимый государь имеет право призывать к себе на помощь, во время смут внутренних, а также при внешней для его страны опасности, каждого другого независимого государя, который признан им будет более полезным для оказания ему помощи, и что сей последний имеет право исполнить или отказать в этой помощи сообразно своим интересам и обстоятельствам”29. Три державы еще раз продемонстрировали верность принципам Священного союза и желание поддержать Венскую систему, расшатанную европейскими революциями. Казалось бы, Венская система, расколотая на две соперничавшие группировки, вновь обрела устойчивость, благодаря достаточной уравновешенности интересов и сил двух сторон.

 

“Второе издание” Священного союза, каким можно считать условия заключенных конвенций, было направлено на стабилизацию европейского мира и охранению его от революционных разрушений. Главенствующая роль России в этом новом альянсе никем не оспаривалась30. За каждой из держав закреплялась своя сфера ответственности: Россия присматривала за Балканами, Австрия – за Центральной Германией и Северной Италией, Пруссия охраняла западные границы по Рейну31. Продемонстрировать совместные действия всех участников новых соглашений 1833 г. позволили события в Кракове. В 1815 г. Краков, входивший ранее в состав Великого герцогства Варшавского, был объявлен вольным городом под покровительством трех “северных” дворов. В феврале 1846 г. там поднялось восстание против австрийцев, постоянно находившихся на территории Кракова, объявлена независимость Польши и образовано польское правительство. В Декларации, заключенной между Россией, Австрией и Пруссией 3(15) апреля 1846 г., говорилось: “Три державы, учредительницы и покровительницы сего государства… признали необходимым изменить положение этого государства”32. Союзники отправили свои войска на подавление восстания, после чего Краков был присоединен к Австрийской империи.

 

Принцип статус-кво в Европе был, безусловно, выгоден России. Она не хотела отходить от него даже тогда, когда речь шла о Балканах, что и было продемонстрировано итогами русско-турецкой войны 1828–1829 гг. Нежелание и прямое опасение российского руководства принять решение о занятии Константинополя, пользуясь явной неспособностью турецких войск защитить его, ясно выразило стремление императора Николая I сохранить шаткое равновесие даже в ущерб собственным исторически сложившимся устремлениям. 26 июня (8 июля) 1833 г. между Россией и Османской империей был {95} заключен Ункяр-Искелессийский договор, предоставивший российскому флоту право свободного прохода через Босфор в случае военных действий третьих стран, угрожавших Турции. Внутренние распри султана Махмуда II с египетским пашой Мухаммедом Али потребовали оказания помощи турецкому владыке, предоставить которую отважился только русский император. В результате заключенного договора политический вес России в Турции и регионе Проливов значительно возрос, что встретило противодействие союзников. Англия и Франция попытались оказать давление на Порту с целью дезавуировать договор, но столкнулись с твердой позицией султанского правительства. Не имевшие конкретных интересов в регионе Австрия и Пруссия не высказали явного недовольства, но испытывали определенный дискомфорт из-за возросшего на Ближнем Востоке престижа своего восточного соседа.

 

Явный перевес политического преобладания России в регионе Проливов требовал, по мнению ее западных партнеров, скорейшего восстановления утерянного равновесия. Осознавая угрозу политической изоляции, Нессельроде, полагая, что европейское согласие выгоднее кратковременных успехов русской политики, выступил с предложением заменить Ункяр-Искелессийский договор Четверным союзом держав, добровольно отказавшись от полученных ранее преимуществ. Пораженные англичане обещали в угоду русскому императору исключить Францию из будущего соглашения, зная, что Николай I проявит интерес именно к такой политической комбинации. После переворота 1830 г. российское руководство не доверяло правительству Луи-Филиппа, не без основания подозревая его в желании пересмотреть решения Венского конгресса и вернуться к вопросу о границах. Поэтому, когда в 1840 г. в Лондоне удалось заключить конвенцию о статусе Проливов без участия Франции, российское правительство сочло, что она, как наиболее нестабильный элемент венской конструкции, надолго изолирована и обезоружена. Даже после того, как в 1841 г. была подписана вторая Лондонская конвенция – уже с участием французской стороны, – Нессельроде пытался представить ее в качестве коллективного признания успеха 1833 г.: “Договор в Ункяр-Искелеси, против которого тщетно протестовали Франция и Англия, по видимости аннулированный, в действительности был увековечен в иной форме”33. Реальность развеяла самообман – Россия лишалась своего преимущества в Проливах, в то время как для англо-французского альянса выгоды от заключенного договора были очевидны: Проливы признавались закрытыми как во время мира, так и во время войны. Казалось бы, это условие вполне отвечало интересам России по защите своего черноморского побережья. Однако прав английский исследователь Ч. Вебстер: “Британский флот мог появиться в Черном море лишь в случае союза Порты и Британии против России. Проливы будут закрыты, пока султан находится в состоянии мира, но не тогда, когда он воюет”34.

 

В современной отечественной историографии имеются существенные различия в оценке Лондонских конвенций: по мнению ряда авторов, они лишь “фиксировали фактически сложившиеся ко времени их заключения положение вещей”35 и “во имя закрытия Дарданелл русской стороне пришлось согласиться на закрытие Босфора”36. Однако, соглашаясь с изолированностью России в данном вопросе, трудно оспорить тот факт, что замена русско-турецкого соглашения 1833 г. коллективными договорами начала 1840-х годов была крайне невыгодна для России как причерноморской державы, более всех заинтересованной в приемлемом для себя режиме Проливов. Все это привело к значительному ослаблению позиции России в Восточном вопросе. {96}

 

Итак, с 1833 г. Венская система международных отношений переживала свое обновление после соглашений тройственного союза, принятых в Мюнхенгреце и Берлине. Международные отношения второй половины 30-х – 40-х годов ХIХ в. строились как противоборство англо-французского и русско-австро-прусского альянсов. Великобритания пыталась занять позицию “дирижера” и арбитра всего “европейского концерта”, не выдвигая со своей стороны никаких конкретных территориальных претензий. Глава сент-джеймского кабинета Дж. Пальмерстон так обозначил позицию Англии в 1841 г.: “Любые возможные перемены во внутренней конституции и форме правления иностранных наций должны рассматриваться как вопросы, по поводу которых у Великобритании нет оснований вмешиваться силой оружия… Но попытка одной нации захватить и присвоить себе территорию, принадлежащую другой нации, является совершенно иным случаем, поскольку подобная попытка ведет к нарушению существующего равновесия сил и к перемене соотносимой мощи отдельных государств, она может таить в себе опасность и для других держав; а потому подобной попытке британское правительство целиком и полностью вольно противостоять”37. Некогда стройная система баланса сил оказалась под угрозой разрушения в связи с отсутствием стабильности в одном из ее звеньев. Начало конца системы было связано именно с французской революцией.

 

Революция 1848 г. и установление республиканского строя во Франции кардинальным образом изменили европейский порядок. К этому времени Франция уже давно вызывала опасения со стороны “восточных монархий”, видевших в ней нестабильный элемент всей европейского конструкции. 4 марта 1848 г. министр иностранных дел Франции А. Ламартин подписал циркуляр, которым отменялись трактаты 1815 г., касавшиеся определений, принятых в отношении Франции. Правительство республики, правда, не покушалось на изменение территориальных границ, установленных венскими актами, но делало заявку на пересмотр их основополагающих постановлений38. В документе, в частности, говорилось: “Договоры 1815 г. не существуют больше как правомерные в глазах Французской республики. Однако территориальные разграничения этих договоров являются фактом, который она допускает как основу и как отправную точку в своих сношениях с другими нациями”39. Это упоминание об “отправной точке”, наряду с тезисом, что “Французская республика для того, чтобы существовать, не нуждается в признании”, свидетельствовали об определенных внешнеполитических амбициях молодой республики. Декларация “свободы, равенства, братства” подразумевала “освобождение Франции от цепей, которые связывали ее принципы и ее достоинство”. Этот циркуляр, разосланный дипломатическим представителям Франции за рубежом, начал разрушать всю Венскую систему, вопрос о дальнейшем ее существовании стал центральным для международных отношений всех последующих лет вплоть до Крымской войны40. В результате Россия и Франция оказались на пороге разрыва дипломатических отношений. Российское руководство постаралось довести до сведения французского правительства свое желание “сохранить территориальный порядок в Европе, установленный Парижским и Венским трактатами”41. Российский посол в Париже Н.Д. Киселев, рискуя карьерой, взял на себя смелость не подчиниться предписанию МИД о разрыве дипломатических отношений с Французской республикой. Однако ситуация сложилась в пользу принятого Киселевым решения, которое было вскоре одобрено Николаем I.

 

Вслед за Францией революционные волнения охватили Италию, Пруссию, Австрийскую империю и страны Германского союза. Политические движения, оппозиционные правительственным кругам своих стран, выступали против порядка, установленного {97} венскими соглашениями. Задачи национальных освободительных движений сводились к воссозданию государств тех народов, что были поглощены великими державами в ходе перераспределения европейских территорий. Разобщенные искусственными границами народы выдвигали программу освобождения из-под гнета иностранных держав и объединения под знаменем национальностей. Это касалось итальянцев, немцев, поляков: в марте 1848 г. начались восстания в Вене, Милане, Венеции, Берлине42. Знаковым событием стал уход в отставку австрийского правительства Меттерниха. Вся система, апологетом которой он являлся, казалось, должна была исчезнуть с европейской политической арены вслед за своим создателем. По словам Николая I, это было время, когда рушилась “целая система отношений, идей, интересов и общих действий”43. Европейские потрясения угрожали стабильности в самой России: Николай I не без основания опасался, что революционный пожар перекинется в пределы Российской империи. Два его союзника – Австрия и Пруссия – были ослаблены внутренними смутами и нуждались в поддержке России. В сложившейся ситуации только она сохранила способность противостоять внешним угрозам. В манифесте от 14 марта 1848 г., написанном лично российским императором, говорилось, что под угрозой европейских мятежей Россия вынуждена защищать свои границы; к ее западным пределам стали стягиваться войска.

 

Восстание на границах России – в Познани и Дунайских княжествах – заставили российские власти действовать более активно: в мае были введены войска в Молдавию, в сентябре – в Валахию, где они оставались до 1851 г. Получив от австрийского императора Франца-Иосифа тревожные сведения о восстании в Венгрии и появлении там польских формирований во главе с Ф. Бемом, Николай I поначалу не стал спешить к нему на выручку. Только после того, как император усмотрел “в Беме и прочих мятежниках в Венгрии не одних врагов Австрии, но врагов всемирного порядка и спокойствия”, было принято решения о начале венгерского похода русской армии44. В результате русские войска сыграли решающую роль в подавлении венгерской революции; немаловажным фактором успеха контрреволюционных сил стало благожелательное отношение к выступлению России со стороны Англии, Франции и Пруссии. Кроме того, победе восставших помешали внутренние разногласия, поскольку венгры, в свою очередь, не хотели принимать во внимание национальные интересы славян, составлявших более половины населения самой Венгрии.

 

Своим участием в подавлении венгерской революции Россия еще раз подтвердила верность принципам Священного союза, снискав благодарность союзников и благосклонный нейтралитет англо-французского альянса. Вся “система Меттерниха”, уже после того, как австрийский политик бежал сначала в Голландию, а затем в Англию, претерпев потрясения и оказавшись на грани полного краха, все же смогла устоять и продолжить свое существование. Насколько “жандармской” была та роль России, которую она сыграла в революционных 1848–1849 гг.? Насколько уникальным было вмешательство русских войск во внутренние дела другой державы? Охранительные функции “восточных монархий” вытекали из союзных отношений европейских дворов, провозгласивших главным принципом своего сотрудничества поддержание консервативных устоев государств Европы. Верность этим принципам они демонстрировали на протяжении всех лет со дня подписания договоренностей 1815 г. При этом русское вмешательство “вооруженной рукой” осуществлялось лишь в тех случаях, когда революции угрожали непосредственно России, как это было в случае с Польшей и Дунайскими княжествами. Венгерская революция была воспринята как близкая угроза стабильности самой России, тем более что на стороне венгров выступали эмигранты-поляки. Такую же “жандармскую” роль выполняла Австрия, когда дело шло о подавлении революции в итальянских княжествах, и Пруссия в вопросе о присоединении Шлезвиг-Голштейна, т.е. подобные “жандармские” функции в равной мере присущи всем усмиряющим {98} революции державам, что, впрочем, напрямую вытекало из характера заключенных соглашений.

 

Позиция Великобритании заслуживает отдельного внимания. С одной стороны – чего стоит знаменитая фраза Пальмерстона, сказанная российскому послу в Лондоне Ф.И. Бруннову, сообщившему об австрийском походе русской армии: “Так кончайте скорее”45. За пренебрежительно-брезгливой интонацией английского премьер-министра трудно рассмотреть причастность его кабинета к военным действиям России в Австрии. А с другой стороны, русская “военная прогулка” осуществлялась на деньги, предоставленные российскому правительству английским банком братьев Беринг46. Англия не могла позволить Австрийской империи пасть под ударами революции: она, по мнению британских политиков, являлась необходимым звеном в поддержании равновесия сил, составлявшего непременное условие стабильности международных отношений. “Австрия, – говорил Пальмерстон, – является важнейшим элементом баланса сил в Европе, Австрия расположена в центре Европы и является барьером против посягательств, с одной стороны, и захвата – с другой”47. Таким образом, русская интервенция в Австрию осуществлялась по просьбе австрийского императора, с одобрения Англии и на ее деньги. Согласие и коллективная воля союзных держав не должны подвергаться в данном случае никакому сомнению. “Весна народов” 1848 г. и последующие за ней события стали не только серьезным испытанием на прочность всей Венской системы, но и преддверием ее скорого краха. {99}

 

 

29 Международная политика новейшего времени…, ч. 1, с. 151–152.

 

30 Дегоев В.В. Внешняя политика России и международные системы: 1700–1918 гг. М., 2004, с. 226.

 

31 Там же, с. 217.

 

32 Международная политика новейшего времени…, ч. 1, с. 157. {95}

 

33 Цит. по: Виноградов В.Н. Великобритания и Балканы: от Венского конгресса до Крымской войны. М., 1985, с. 197.

 

34 Там же, с. 199.

 

35 Михайлов В.Б. Восточный кризис 1839–1841 годов и русско-английское сближение. В преддверии революций 1848–1849 годов. – История внешней политики России, с. 333.

 

36 Пономарев. В.Н. Указ. соч., с. 139. Закрытие Проливов для военных судов: от Лондонских конвенций до Берлинского трактата (1840–1878 гг.). – Россия и Черноморские проливы (XVIII–XX столетия). М., 1999, с. 139. {96}

 

37 Цит. по: Киссинджер Г. Указ. соч., с. 183.

 

38 Дебидур А. Указ. соч., т. 2, с. 5.

 

39 Международная политика новейшего времени…, ч. 1, с. 157–159.

 

40 Чиркова Е.А. Революции 1848–1849 годов и политика России. – История внешней политики России, с. 348.

 

41 Собрание трактатов и конвенций…, т. XV. СПб., 1909, с. 222. {97}

 

42 Ревякин А.В. История международных отношений в новое время. М., 2004, с. 123.

 

43 Чиркова Е.А. Указ. соч., с. 350.

 

44 Цит. по: История внешней политики России, с. 357. {98}

 

45 Сборник трактатов и конвенций…, т. XII. СПб., 1898, с. 254.

 

46 Виноградов В.Н. Великобритания и Балканы, с. 216.

 

47 Там же. {99}

 

Кудрявцева Е.П. Венская система международных отношений и ее крушение (1815–1854 годы) // Новая и Новейшая история. 2014. № 4. С. 95–99.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 23.11 2018

БАРОНЕССА КРЮДЕНЕР И АЛЕКСАНДР 1

 

Александр I познакомился с баронессой фон Крюденер, возвращаясь из Вены, утомленный конгрессом и расстроенный бегством Наполеона с Эльбы. Он остановился на время в Гейльбронне и там вспомнил о предсказаниях этой женщины, известных ему со слов одной из фрейлин императрицы, графини Роксаны Эдлинг (урожденной Струдза).

 

 

По другой версии, когда Александр отправился из Вены в действующую армию, баронесса сама поджидала его в Гейльбронне, и там-то и произошла их первая встреча, которая потом завязала между ними "тесные религиозно-мистические отношения".

 

 

В любом случае Александр был поражен слухами о талантах баронессы и тотчас же принял ее.

Надо сказать, что личность императора Александра стояла в то время так высоко, что примкнуть к ней так или иначе — это было достаточным предметом любых честолюбивых исканий. Плюс баронесса знала о тогдашнем настроении императора и его склонности к мистицизму. В результате после окончательного низложения Наполеона император уже проводил у баронессы фон Крюденер целые вечера, и религиозная мечтательность его в это время достигла высочайших степеней…

 

Император Александр и в самом деле тогда был занят мыслями о "наилучшей церковной форме в современном христианстве". Он, конечно, признавал "внутреннюю церковь" и ее противоречие с "внешней церковью", и это должно было еще больше увеличивать его колебания. Плюс в тот момент очень впечатлительный Александр сильно разочаровался в своих недавних союзниках.

Историк С.П. Мельгунов констатирует:

"Перед баронессой Крюденер Александр является в виде кающегося грешника, сокрушающегося о прошлой жизни и прошлых заблуждениях".

https://history.wikireading.ru/294419

Ответить

Фотография Ученый Ученый 23.11 2018

МЕЖДУНАРОДНОЕ ВЛИЯНИЕ НА  АЛЕКСАНДРА 1

 

Считать акт о Священном союзе в полном смысле слова юридическим документом нельзя. Больше всего он напоминает клятву над гробом Фридриха Великого, которую когда-то в порыве нахлынувших на них чувств дали русский царь и прусский король. Насколько «крепкой» оказалась эта клятва, известно.

 

 

То же самое касалось и положений данного трактата. Священный союз мог появиться на свет лишь благодаря умонастроениям Александра I. Что же касается реализации этого своеобразного документа, то это было возможно только при одном условии: если бы другие европейские политики (не мистики, как русский царь, а прагматики) нашли способ использовать союз в своих интересах.

 

 

Так и случилось. Меттерних поначалу, еще не сообразив, как можно использовать новый союз на практике, раздраженно называл его «простой моральной манифестацией», важной лишь для одного русского царя, но затем быстро скорректировал свою позицию. Хитроумный австрийский лис в своих мемуарах уверяет:

Священный союз вовсе не был основан для того, чтобы ограничивать права народов и благоприятствовать абсолютизму и тирании в каком бы то ни было виде. Этот союз был единственно выражением мистических стремлений императора Александра и приложением к политике принципов христианства. Мысль о Священном союзе возникла из смеси либеральных идей, религиозных и политических.

 

 

В данном случае Меттерних нисколько не лукавит: «основан» союз был действительно не в целях реакции, но вот использован в конечном счете именно так – как инструмент подавления инакомыслящих. Это и объясняет несомненный успех столь необычного международного трактата. В желании сохранить статус-кво европейские монархи дружно объединились вокруг «морального манифестанта» русского императора. Тем более что Европа начинала постепенно бурлить, как вулкан.

 

 

Лава прорывалась то в одном, то в другом месте. В 1818 году происходят студенческие беспорядки в германских университетах. Затем революция в Испании. Чуть позже вспыхивают революции на Апеннинском полуострове. Священный союз, как пожарная команда, сбивает пламя.

 

 

В исторической литературе нередко можно найти рассуждения о том, что Меттерних обыграл русского царя, используя в австрийских интересах и во вред России его наивность. Это не так. Император не был в политике простаком. Если Меттерних, а до того Талейран, добивались каких-либо уступок у царя, то лишь потому, что в тот момент его взгляды в значительной степени совпадали с их позицией.

 

 

К моменту создания Священного союза сам Александр по-прежнему высказывался за мягкие либеральные реформы в той или иной европейской стране, но революционный пожар при этом был готов тушить самым решительным образом, не находя в подобной позиции никакого противоречия. Обосновывая такую политику, царь говорил:

Чем я был, тем остаюсь теперь и останусь навсегда. Я люблю конституционные учреждения и думаю, что каждый порядочный человек должен их любить; но можно ли вводить их без различия у всех народов? Не все народы в равной степени готовы к их принятию…

 

 

Историк Соловьев замечает по этому поводу:

Не Меттерних, но революционные движения, обхватывающие всю Европу, должны были производить сильное впечатление на императора Александра. Эти движения не могли заставить его переменить своего прежнего взгляда, но должны были, как обыкновенно бывает при столкновении известного взгляда с действительностью, повести к известным ограничениям, определениям, как, например: либеральные учреждения не должны быть добываемы революционным путем…

 

 

Иначе говоря, Александр выступал за эволюционные, пусть и медленные преобразования и против революционных катаклизмов. В памяти царя прочно закрепились воспоминания об ужасах французской революции, закончившейся к тому же ненавистным бонапартизмом. Именно поэтому он последовательно защищает в этот период абсолютно любую легитимную монархию.

 

 

Эту позицию царь отстаивает даже тогда, когда конкретные действия Священного союза определенно противоречат интересам России и православия. Когда вспыхивает восстание в Греции, царь, на радость австрийцам, поддерживавшим Порту, заявляет:

 

Я покидаю дело Греции потому, что усмотрел в войне греков революционный признак времени. Что бы ни делали для того, чтобы стеснить Священный союз в его деятельности и заподозрить его цели, я от него не отступлюсь. У каждого есть право на самозащиту, и это право должны иметь также и монархи против тайных обществ; я должен защищать религию, мораль и справедливость.

 

Почему турецкий гнет в Греции «справедлив», «морален», а тем более отвечает интересам «единого народа христианского», о котором обязан был заботиться Священный союз, царь, к сожалению, не объяснил.

Делу объединения Европы союз, естественно, не помог, да и не мог помочь. В него, например, с самого начала не желала вступать Великобритания, что закономерно. Ла-Манш – больше, чем география. Нередко в истории он позволял Британии выбирать: вмешиваться ей в общеевропейские дела или остаться в стороне. Как правило, Англия, внимательно наблюдая за ситуацией, вступала в серьезную игру лишь тогда, когда это было ей выгодно либо когда ее интересам что-то угрожало, как в случае с Наполеоном. Брать на себя излишнюю и обременительную в политическом и финансовом плане ответственность англичане не хотели. Это касалось и Священного союза.

 

 

Имелась, однако, и другая непреодолимая на тот момент преграда – неравномерность внутриполитического развития европейских стран. Лорду Каслри из Лондона направлялись следующие ориентировки:

Дайте понять русским, что у нас – парламент и публика, перед которыми мы ответственны, и что мы не можем вовлечься в виды политики, которая совершенно не соответствует духу нашего правительства.

Лондон точно указывал на самое главное препятствие для процесса объединения Европы: мало собирать конгрессы и принимать какие-то общие решения. Самодержец российский в лучшем случае ответствен перед собственной совестью, английское правительство ответственно перед парламентом и народом. Объединить несовместимое невозможно. Столкновения между Англией и ее партнерами становились в связи с этим неизбежными.

 

 

Обычно невозмутимый лорд Каслри однажды в разговоре с французским посланником, комментируя действия русского, австрийского и прусского монархов, заявил:

Неслыханное дело!.. Это – всемирная монархия, провозглашенная и осуществленная тремя державами, теми самыми, которые некогда сговорились разделить Польшу. Если английский король подпишет протокол, то этим самым подпишет свое отречение. Если государи неограниченные действуют таким образом, то правительства конституционные должны соединиться для противодействия.

 

 

Историк Соловьев пишет:

…Англия выставила вопрос чрезвычайной важности, именно – вопрос об отношении конституций различных держав к этому общему управлению делами Европы… Русский император требовал, чтобы все европейские государства вошли в великий союз и улаживали свои отношения на конгрессах; но спрашивалось: государи неограниченные и министры их, не отвечающие за свои решения ни перед кем, будут ли одинаково поставлены на конгрессах с государями конституционными и министрами их, имеющими известные отношения к своему народному представительству? Таким образом… различие в формах политической жизни у разных европейских народов становилось помехою для утверждения общего управления делами Европы.

 

 

Путь к общеевропейскому дому вел не через «моральные манифестации», к которым был склонен царь. Чтобы осуществить свою мечту и объединить Европу, Александру I на самом деле нужно было гораздо больше и эффективнее заниматься внутренними российскими делами. Много раздумывая по поводу реформ в России, он на них так и не решился. Выступая за эволюционный путь развития, царь стал контрреволюционером, но так и не стал реформатором. Вернувшись из Европы в Россию, он не мог заставить себя заняться главным делом и уделял время лишь молитвам и текущим хлопотам. Беспрерывно колесил по стране, нигде не задерживаясь надолго.

 

https://history.wikireading.ru/330123

 

Ответить

Фотография Ученый Ученый 23.11 2018

Клеменс Меттерних, руководитель политики Австрии.

regnum_picture_1504597863325358_normal.j

Ответить

Фотография Стефан Стефан 24.11 2018

Александр I, воспитанный в либеральном духе, исполненный веры в свою богоизбранность и не чуждый благих порывов, хотел прослыть не только освободителем, но и реформатором Европы. Ему не терпелось дать континенту новую организацию, способную уберечь его от катаклизмов. Так под рукой царя родился Акт о Священном союзе – странное произведение, вызвавшее у современников и историков недоумение (своей совершенно неуместной для политического документа поэтикой в стиле Евангелия) и осуждение (своим последующим практическим применением). Однако {172} реальное воплощение Акта, каким бы одиозным оно ни было, вовсе не исключает, что за этой смесью пафоса, мистики и вычурности скрывался грандиозный честолюбивый замысел царя объединить европейские страны в цельную систему, подчинить отношения между ними нравственным принципам, почерпнутым из христианской религии («высокие истины», «заповеди любви правды и мира») и предполагающим в том числе братскую взаимопомощь государей в деле зашиты Европы от последствий человеческих «несовершенств» войн, смут, революций «для счастия колеблемых долгое время царств» и «блага судеб человеческих».

 

Поскольку Акт о Священном союзе был составлен в форме мало к чему обязывающей моральной декларации, а не в строгих выражениях международно-правового трактата, к нему присоединились почти все европейские правительства. Одни из уважения к этой невинной причуде русского императора, другие из стремления использовать витиеватые положения этого манифеста в собственных целях. Отказались от подписания лишь Англия и Ватикан. (Англия усмотрела в словах о «едином народе христианском» тайный призыв к войне против турок, а папа римский – покушение на свою духовную власть над католиками). Но даже державы, признавшие Акт о Священном союзе, сохранили подозрения по поводу тайных замыслов России.

 

Александр I страстно хотел разъяснить свои мотивы европейским правителям, «рассеять ложные слухи и толкования», «порождаемые нашим испорченным веком». «Злой гений, – писал он, – видимо, снова пытается приписать этому соглашению некие политические виды, столь же мало совместимые с продиктовавшими его чистыми намерениями, сколь и противные той благотворной цели, к достижению коей око предназначено». Император заявлял, что его высшая цель состоит в том, чтобы сделать такие «охранительные заповеди», как «принципы мира, согласия и любви» фундаментом международного права. Идеологию Священного союза он считал беспрецедентным политическим «учением», основанным на религии и морали. Если благодаря постановлениям Венского конгресса в «цивилизованном мире вновь вступил в силу кодекс публичного права, необходимого для сосуществования наций», то Акт от 14(26) сентября 1815 г. дал этим постановлениям нравственную опору и «гарантию их нерушимости».

 

Александр I стремился «придать этому Акту большее реальное значение и эффективность, переведя его из сферы совести и мысли в область государственных интересов и сделав его активной силой». Он призывал «постепенно покончить с создавшимся в политике пагубным заблуждением о том, что между народами существует естественная и неизбежная вражда». Александр I особо подчеркивал, что Священный союз никому не угрожает; это добровольное объединение «всех без различия христианских правительств», ощутивших «благотворное воздействие» идей мира и согласия, «никого не порицающих и не обязывающих отчитываться {173} по поводу тех государственных соображений, которые могли бы побудить кого-либо не присоединиться к Акту официально». Император постоянно высказывал мысль о том, что Священный союз «выше всяких случайных интересов», «делает бесполезным разного рода обособленные, сепаратные соглашения», создает гарантию «душевного спокойствия и братства государей и народов». Александр I отвергал и подозрения о наличии антимусульманской (антитурецкой) подоплеки в этом документе. Он просил европейские кабинеты принять участие в дружеских демаршах перед Портой с целью успокоить ее.

 

Осознавая растущее влияние общественного мнения в Европе, Александр I стремился донести свои идеи не только до монархов, но и до народов. Русские дипломаты получили указание: воздействуя в соответствующем духе на английские, французские, германские, бельгийские и итальянские периодические издания, следить за тем, чтобы цели и принципы российской внешней политики не подвергались злонамеренному искажению и своевременно становились известными повсюду. Они, как говорилось в инструкциях, неизменны и свободны от всякой двусмысленности, а посему и пропагандировать их надо «искренне и чистосердечно».

 

Акт о Священном союзе, возможно самый необычный документ в анналах дипломатии, вызвал нескончаемые споры среди историков. Они стремились расшифровать его не только как политический текст, но и как образ мыслей сложной, во многом не разгаданной до сих пор личности Александра I. Серьезных исследователей давно уже не удовлетворяют оценки, данные Акту современниками, – Меттернихом («звонкое ничто»), Каслри («смесь мистицизма с высокой риторикой»), Ф. Энгельсом («союз монархов против народов») и другими. Эти с виду эффектные афоризмы по сути предлагают слишком простые объяснения далеко не простому явлению.

 

Необоснованными представляются и адресованные Александру I обвинения в лицемерии и обмане: за благочестивой риторикой царя якобы скрывались широкое планы установления русского господства в Европе, в частности намерение императора захватить Константинополь, занять место Наполеона на европейской арене, сокрушить Британскую империю. Едва ли более убедительно выглядят предположения о том, что Акт о Священном союзе был лишь результатом бредового состояния царя, хотя нельзя отрицать заметной роли психологического компонента в мотивах действий человека с такой драматической судьбой, какая выпала на долю Александра I. Страдают явным упрощенчеством традиционные попытки поставить во главу угла проблему выяснения точного соотношения между либерализмом и консерватизмом (реакционностью) в Александре I, попытки, которые обычно приводят к однозначному выводу о безнадежном поправении «слабого» русского императора под влиянием «сильного» Меттерниха. {174}

 

Быть может, в каждом из этих подходов есть своя целесообразность и своя доля истины. В конце концов из совокупности разных точек зрения, в том числе взаимоисключающих и даже вздорных, складывается научное знание о предмете. Однако приведенным суждениям об Александре I, как нам кажется, свойственны два общих порока. Во-первых, все они в той или иной степени идеологизированы, ибо принадлежат людям, которые по многим причинам не могли освободиться от идеологических штампов своего времени, своего государства, своего класса, партии и т.д. Во-вторых, в этих оценках сквозит стремление свести личность Александра I к ясному и чуть ли не одномерному образу, то есть претензия на полное понимание того, чего до конца понять невозможно, феномена человека у власти. В случае с Александром I этот феномен многократно усложняется очень непростыми условиями формирования его личности и трагическими обстоятельствами восшествия на престол.

 

Не рискнув официально признать Акт о Священном союзе, возможно таивший антитурецкий подтекст, Каслри сочувствовал его общей идее о необходимости согласованной политики европейских держав в целях предотвращения войн и верил в искренность стремления Александра I дать народам «долгий и благодетельный мир».

 

Такое настроение было характерно и для других участников Венского конгресса, но они хотели выразить его в более общепринятой и понятной форме международно-правового документа. Этим документом стал Парижский договор 20 ноября 1815 г. (так называемый второй Парижский договор), констатировавший образование новой европейской системы, в основу которой был положен союз между Россией, Англией, Австрией и Пруссией, взявший на себя контроль над делами Европы во имя сохранения мира. На смену господству одной державы пришел европейский «концерт», или Большая четверка (которая через три года станет Большой пятеркой).

 

Видную роль в разработке указанного соглашения сыграл Каслри. Ему, в частности, принадлежит авторство статьи шестой, предусматривавшей периодический созыв совещаний представителей великих держав на высшем уровне для обсуждения «общих интересов» и мер по обеспечению «покоя и процветания наций». Это дало некоторым историкам основание считать Каслри творцом «системы конгрессов». Он отстаивал эту систему в убеждении, что она упростит решение сложных дипломатических задач, ибо высокий уровень представительства открывал возможности выяснять отношения лицом к лицу в откровенной обстановке и быстрее приходить к соглашению. Александр I также предпочитал нотам, меморандумам и переписке дипломатию личного общения, как более эффективную.

 

Но не только поэтому русский император воспринял содержавшиеся в договоре 20 ноября идеи с большим удовлетворением: {175} по-видимому, в глубине души он осознавал, что его творение – Акт о Священном союзе – нуждается в переводе на доступный политикам язык. Похоже, царь считал эти два документа дополняющими друг друга. Не случайно он говорил о необходимости придать Акту «большее реальное значение и эффективность», для чего и нужна была иная стилистика и иные формулировки. В каком-то смысле, дух Акта передавался буквой Парижского договора 20 ноября. Как полагают некоторые историки, Александр I готов был не только выполнять конкретные обязательства Парижского соглашения, но и превратить их в широкую основу для чего-то такого, что напоминало бы европейскую конфедерацию или сверхгосударство.

 

Каслри не видел надобности идти так далеко. В Англии, с ее демократическим правлением и изоляционистским менталитетом, ни один политик, каким бы авторитетным он ни был, не мог позволить себе выразить сочувствие к столь дерзкой и грандиозной идее, не говоря уже о попытках претворения ее в жизнь. Даже если бы взгляды Каслри стали еще более «континентальными», чем они были, он все равно не смог бы присоединиться к планам Александра I по недостатку той власти, которой обладал русский царь. Впрочем, британский госсекретарь ограничивался более скромной задачей: объединить не государства, а усилия правящих кабинетов в деле предотвращения войн в Европе при их полной внешнеполитической самостоятельности и свободе выбора средств защиты национальных интересов. Это было меньше, чем хотел Александр I, но совсем немало само по себе.

 

В ряде инструкций британским представителям при иностранных дворах (конец декабря 1815 г. – начало января 1816 г.) Каслри предписывал им «сохранить нерушимыми те дружеские отношения, которые имели такое большое значение для спасения мира». Призывая «приложить все усилия для достижения согласия между государями, он осуждал «дух мелочной интриги и постоянное нагнетание беспокойства по малейшему поводу и по причине прежнего соперничества». Особенно предостерегая министр от опасности «если не вызвать, то ускорить начало борьбы за влияние» между Англией и Россией. Он просил и Петербургский кабинет дать аналогичные инструкции своим дипломатам, чтобы рассеять впечатление, «будто русские и английские интересы должны быть противопоставлены друг другу, как интересы соперников, борющихся за влияние, а не интересы союзных дружественных держав, сотрудничающих ради общего дела поддержания порядка и мира». В письме к российскому правительству (от 28 мая 1816 г.) Каслри заверяет, что он и его коллеги по кабинету «будут и впредь стараться в меру сил своих укреплять Четверной союз и дорожить связями между Великобританией и Россией». В британском парламенте (февраль 1816 г.) Каслри недвусмысленно защищал общий, миролюбивый дух Акта о Священном союзе. Госсекретарь заявил, что если он не ошибается, понимая этот документ как стремление к «долгому и благодетельному миру», то «Европу и весь мир {176} можно лишь самым искренним образом поздравить». Выражалась надежда, что грядущие поколения по достоинству оценят это «благородное решение».

 

В посланиях к Александру I британский принц-регент (будущий король Георг IV), подчеркивая огромное влияние на судьбы человечества той политики, которую изберут Россия и Англия, высказал готовность действовать совместно с царем для обеспечения прочного мира. Принц-регент от имени британских министров обещал устранять из отношений между членами Четверного союза все элементы соперничества, зависть и интриги, чтобы «как можно скорее наступило время всеобщего взаимного доверия».

 

Длительное умиротворение Европы в рамках тех реальностей, которые сложились в результате победы над Наполеоном, в целом отвечало интересам практически всех великих держав континента. Но они, как уже говорилось, предпочитали обеспечить его с помощью четких формулировок официальных дипломатических договоров, имевших характер взаимных обязательств и юридически закреплявших новую расстановку сил.

 

Общий базис для подобного соглашения необходимость коллективного надзора над Францией для пресечения попыток реванша нашли без особого труда: комплекс страха перед этой державой был весьма живуч. Таким образом первый состав европейского «концерта» союз между Россией, Австрией, Пруссией и Англией, заключенный 20 ноября 1815 г. объединяла идея сдерживания Франции, пока еще считавшейся наиболее вероятным источником угрозы миру. Вместе с тем данный альянс не мог быть прочным и долговечным. В нем помимо сил притяжения действовали силы отталкивания. Они во многом порождались самим фактом существования России могущественной с военной точки зрения, и влиятельной с моральной. И. Каподистрия – помощник Александра I по иностранным делам – писал, что «самые видные государственные деятели (Европы. – В.Д.) одержимы идеей возведения внушительных барьеров против России».

 

Одним из таких деятелей был Меттерних. В принципе он был солидарен с идеей европейского «концерта», который представлялся ему в виде верховенства четырех (в близкой перспективе пяти) держав. Канцлер считал, что не следует обращать внимание на протестующие голоса второстепенных государств: в них говорят лишь «мелкие, своекорыстные интересы, подкрепляемые завистью». Пусть недоброжелатели, говорил Меттерних, называют эту систему как угодно лишь бы она «творила благо и пресекала зло». Однако именно в понимании назначения «концерта» канцлер расходился с Александром I. Меттерних утверждал, что состояние Европы, конечно, требует единого руководства, но не в деспотической форме, как это было при Наполеоне, и не в демократической, как это может случиться, если победит революция, а в форме равноправного союза тетрархии (или пентархии), способной сохранить расстановку сил, государственные границы и {177} внутриполитические режимы в том виде, в каком они определены трактатами 1815 г. Видя главную угрозу Европе в революции, он задавался вопросом: «Нужно ли призывать нового диктатора для пресечения этого зла? Нет, подобная роль не согласуется ни с характером, ни с принципами тех ныне царствующих государей, которые могли бы претендовать на нее в силу своего могущества». Понятно, что под «новым диктатором» Меттерних подразумевал Россию.

 

Таким образом, если предназначение европейского «концерта» поддержание мира и стабильности виделось Меттерниху и Александру I одинаково, то способы достижения «мира и стабильности» понимались австрийским канцлером иначе, прежде всего как борьба против революции и гегемонии России. Он совершенно откровенно сказал русскому послу в Вене: «Разница в интересах между государствами и во взглядах между людьми приводит к разногласиям при толковании и применении принципов; поэтому, возможно, мы часто будем расходиться во мнениях и каждый из нас будет всеми средствами защищать свое дело».

 

Аналогичных взглядов придерживался Ф. Генц – второй после Меттерниха человек в австрийской дипломатической иерархии. Давний сторонник идеи равновесия он считал европейский «концерт», сложившийся в 1815 г. (плюс Франция), подходящим средством воплощения этой идеи в жизнь. «Всеобщий союз» великих держав «необычный феномен во всемирной истории» должен противостоять любой попытке нарушить баланс сил, угроза которому, по мнению Генца, исходит от России, претендующей на турецкие владения. Поэтому в случае русско-турецкой войны Австрии, Пруссии и Англии следует выступить против России.

 

Однако Александр I, прекрасно все понимая, вел себя так, будто он не замечает этой политики. Император заявлял о своем намерении отвечать на планы, направленные против России, тщательным соблюдением существующих договоров и, главным образом, Акта о Священном союзе, который он рассматривал как «краеугольный камень восстановления Европы». Пусть Австрия интригует против России в германском вопросе. Пусть Англия поощряет австрийские интересы в Италии и Иллирийских провинциях, Пусть она ищет сближение с Персией, чтобы преградить русским дорогу на Восток. Все это малоприятные явления, но император не собирается делать из них трагедию, и воспринимает с пониманием позицию противоположной стороны. Он «не усматривает в этом никаких оснований для беспокойства, поскольку твердо решил ни в коем случае не нарушать по собственному почину мир с соседними державами».

 

Разъясняя Европе сущность политики Александра I, И. Каподистрия отмечал, что в истории человечества не было эпохи, сравнимой с той, которая наступила после Венского конгресса. Впервые мирный договор ознаменовал завершение большой войны, преследовавшей единую для всех держав цель и ознаменовавшей торжество общих интересов над частными. Не следует ли из этого, {178} что и последствия этой войны в виде Заключительного акта и других соглашений также окажутся уникальными и обеспечат беспрецедентное долголетие принципу всеобщего союза на основе «лучшей побудительной причины» сохранения мира, выгодного для всех? Взаимный страх и честолюбивые виды отдельных государств уступят место доверию, подкрепленному политическими обязательствами правителей строго соблюдать международное право и моральными обязательствами перед Всевышним. Это, как надеялся Каподистрия, послужит и гарантией защиты второстепенных государств от произвола великих держав, которым он, ввиду их особого статуса, отводил ведущую роль в Европе. Злоупотребить подобной ролью они не смогут, ибо осуществлять свое влияние будут не иначе как коллективно и опираясь на существующие договоры, что и послужит порукой безопасности слабого перед лицом сильного.

 

Впрочем, Александр I (через Каподистрию) советовал своим представителям в Европе не предаваться иллюзиям; общее миролюбивое направление российской внешней политики не должно склонять их к бездеятельности. Напротив, нужна «бдительность и постоянное внимание ко всему вплоть до малейших деталей», чтобы вовремя распознать признаки перемен, способных придать антирусским комбинациям явно агрессивный характер. Тем не менее тенденция к согласию и компромиссам преобладала над недоверием.

 

Судя по документам, некоторые российские дипломаты весьма скептически относились к миротворческим установкам императора и его «философическим взглядам» на международные проблемы. Так, посол в Вене Г.А. Штакельберг в личном письме к Каподистрии отмечал, что человечество могло бы жить спокойно, если бы все государи, подобно Александру I, руководствовались идеями Священного союза. Но, к несчастью, на практике дело обстоит иначе, чем в теории: своими военными ресурсами и статусом, приобретенным после 1815 г., Россия возбуждает зависть и беспокойство великих держав, которым трудно поверить, что рано или поздно это могущество не будет использовано против них. Никакая религиознопросветительская риторика не успокоит их. Поэтому в Европе, вместо братского согласия правителей, царят страх и подозрения, могущие расколоть ее на противоборствующие союзы. Польша постоянный источник тревоги для Австрии и Пруссии. Вена занимается подстрекательством против России в восточном вопросе, в Лондоне с полным успехом. Англия опасается русского покушения на Индию и Средиземное море (через приобретение Менорки). По мнению Штакельберга, конца этой «презренной» практики раскола «тенденция века, увы, не позволяет предвидеть».

 

* * *

 

Как известно, постановления Венского конгресса подверглись резкой критике многих современников и историков. Первые предъявляли целый перечень того, что, с их точки зрения, было {179} сделано не так, как нужно, или не сделано вовсе. Зачастую одна и та же проблема одним представлялась решенной хорошо или удовлетворительно, другим плохо. Все зависело от политических взглядов, социального положения и национальной принадлежности того, кто давал оценку. Как правило, Венской системе прочили недолгую жизнь.

 

Что касается историков, то над их критическим мнением довлела еще и современность, из которой они смотрели на Венский конгресс, – с ее уже «состоявшимся прошлым», с ее опытом и знанием о том, «чем все это закончилось», с новыми реалиями и ценностями. Историки вольно или невольно поддавались искушению использовать свое колоссальное преимущество над поколением Венского конгресса (еще не знавшим, в отличие от всех последующих поколений, что его ждет впереди) для того, чтобы скептически судить о мыслях и поступках политиков начала XIX в. с точки зрения современного менталитета, а не тех условий, в которых им приходилось действовать.

 

Зачастую критика в адрес творцов Венского порядка обуславливается, как ни странно, именно тем фактом, что у них слишком многое получилось. А с тех, у кого получается, всегда особый спрос. От них ожидают чего-то большего, эдакого несбыточного совершенства – тем более когда на дипломатической сцене священнодействует такое созвездие талантов, как Александр I, Каслри, Талейран, Меттерних.

 

Заслуга политиков 1815 г. – не в исчерпывающем разрешении стоявших перед ними проблем, а в выработке прагматических методов решения. Вместо того, чтобы чрезмерно ослаблять Францию, они предпочли усилить ее соседей. Обуздав ее санитарным кордоном, они умудрились избежать превращения этой державы в реваншиста. Лишив Францию ее любимого императора и дав ей нелюбимого короля, они постарались максимально смягчить неудовольствие французов, в том числе путем предоставления им возможности вернуться в европейский «концерт». Осознавая несовершенство созданного ими равновесия сил, союзники подстраховали его «системой конгрессов», предназначенной для сохранения мира перед лицом старых и новых угроз. Поставив прагматизм выше идеологии, они сделали из него прагматическую идеологию, ставшую универсальным подходом к сложнейшим европейским реалиям.

 

В конце концов каждая великая держава поняла, что на Венском конгрессе нужно искать не максимальное, а рациональное удовлетворение собственных интересов. Это и позволило создать эффективный механизм предотвращения войны. {180}

 

Дегоев В.В. Внешняя политика России и международные системы: 1700–1918 гг.: Учеб. пособие / МГИМО(У) МИД России. М.: РОССПЭН, 2004. С. 172–180.

 

Ответить