←  Выдающиеся личности

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Аугусто Сандино – «генерал свободных людей»

Фотография Стефан Стефан 20.07 2018

САНДИ́НО (Sandino) Аугусто Сесар (18.5.1895, Никиноомо, деп-т Масая – 21.2.1934, Манагуа), лидер национально-освободительного движения в Никарагуа во 2-й пол. 1920–30-х гг., национальный герой, генерал (1926). Из бедной семьи. С 1923 трудился на низкоквалифициров. работах в Мексике, Гватемале, Гондурасе, с 1926 – в Никарагуа. В сер. 1927 возглавил нац.-освободит. борьбу против амер. оккупации. Создал Освободит. крестьянскую армию (макс. численность 1,5–2 тыс. чел., 1931–33), которая ставила своей целью достижение полной независимости Никарагуа. Армия С. осуществляла нападения на собственность амер. компаний (горнорудных, лесозаготовительных, «United Fruit Company» и др.). В результате широкого партизанского движения 1.1.1933 войска США покинули территорию Никарагуа. 2.2.1934 С. подписал договор о мире с президентом страны Х. Сакасой, после чего расформировал Освободит. армию. Вечером 21.2.1934 после ужина в президентском дворце с главой государства С. был арестован главой Нац. гвардии А. Сомосой (см. в ст. Сомоса) и расстрелян на аэродроме Манагуа.

 

e5e824d02927.jpg

А.С. Сандино со своим штабом. Фото кон. 1920-х гг.

 

 

Лит.: Леонов Н.С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки. М., 1975; Ramírez S. El pensamiento vivo de Sandino. Caracas, 1981; История Латинской Америки: 1918–1945. М., 1999.

 

Ларин Е.А. Сандино А.С. // Большая российская энциклопедия

http://bigenc.ru/wor...ry/text/3531906

Ответить

Фотография Стефан Стефан 20.07 2018

7ae9c812530c.jpg

А. Сандино (справа) с будущим организатором его убийства А. Сомосой (слева)

Ответить

Фотография Ученый Ученый 21.07 2018

34823_2b23dc9a26e307fabb3d2abdc4dfa3d6.j

 

500_F_57274170_rlr9WEKb9A728PFHOIBhaVHUf

 

Resize%20of%20IMG_20160426_0018.3jpg.jpg

Ответить

Фотография Стефан Стефан 21.07 2018

ОСВОБОДИТЕЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ ПОД РУКОВОДСТВОМ АУГУСТО САНДИНО В НИКАРАГУА

 

В результате интервенции в Никарагуа с помощью марионеточных правительств американские монополии к 1926 г. полностью подчинили экономику страны и взяли под контроль политическую систему. В Никарагуа действовали две традиционные политические партии – Консервативная и Либеральная. Консерваторы представляли главным образом землевладельцев и скотоводов внутренних районов страны, они пользовались поддержкой реакционного офицерства и духовенства. Именно на эту партию делали ставку американцы, когда в 1909 г. спровоцировали вооруженное антиправительственное восстание, именно эта партия, придя к власти, открыто предавала интересы страны и, следовательно, несла прямую ответственность за превращение Никарагуа фактически в американскую колонию.

 

Либеральная партия, представлявшая интересы буржуазии, сосредоточенной в основном в столице и в районах портовых городов Тихоокеанского побережья, объединяла к концу первой четверти XX в. значительную часть интеллигенции, торговцев, владельцев кустарных мастерских и т.д. В борьбе против консерваторов либералы апеллировали к широким массам трудящихся, к их патриотическим чувствам, обвиняя своих политических противников в предательстве национальных интересов.

 

Значительная часть рабочих и крестьян поддерживала либералов, выступавших, по крайней мере на словах, за восстановление суверенитета страны, вывод оккупационных войск и ограничение деятельности американского капитала. Антиимпериалистические декларации либералов обеспечили им победу на президентских выборах 1924 г., однако уже в следующем году в результате военного переворота, организованного Эмилиано Чаморро, правительство либералов было свергнуто. Эта неудача привела либералов к мысли, что власти можно добиться только при поддержке американцев, отказавшись от тех антиимпериалистических лозунгов, которые они ранее выдвигали. Такая перемена курса пришлась по вкусу правящим кругам США. Им было несравненно выгоднее иметь в качестве своих доверенных лиц либералов, еще пользовавшихся в народе репутацией борцов за независимость страны, чем консерваторов, окончательно себя скомпрометировавших.

 

Лидер либералов Хуан Б. Сакаса, находившийся в эмиграции, получил возможность закупить в США оружие и подготовить отряд для вторжения в Никарагуа. В 1926 г. он высадился в Пуэрто-Кабесасе и создал там “конституционное” правительство, которое было поддержано многими подлинными патриотами из числа рабочих, крестьян и мелкой буржуазии.

 

Однако либералы старались не столько разгромить правительственные войска, сколько не допустить развертывания широкого антиимпериалистического движения. Военные действия между либералами и консерваторами отличались крайней вялостью. Политической целью либералов стал захват власти при поддержке американцев.

 

Венесуэльский генерал Рафаэль де Ногалес, посетивший район военных действий в Никарагуа, обратил внимание на то, что ни одна из воюющих сторон ни в малейшей степени не задевала интересы американской банановой компании {56} “Куйамель фрут компани”. Он наблюдал, как груженные бананами баржи спускались вниз по Рио-Гранде, спокойно пересекая зоны, занятые противостоящими войсками. Повстанцы, контролировавшие в основном зоны банановых плантаций, не делали никакой попытки призвать в армию рабочих с плантаций “Куйамель фрут”. Такая позиция объяснялась страхом навлечь на себя гнев американцев.

 

В начале мая 1927 г. в Никарагуа, в Типитапу, прибыл личный представитель президента США полковник Генри Стимсон. Под его председательством проходили переговоры представителей воюющих сторон. На основе подписанного 12 мая соглашения армии подлежали разоружению. Власть оставалась в руках консерваторов, но было оговорено, что в 1928 г. под контролем США должны быть проведены выборы. Обе стороны согласились с оккупацией страны вооруженными силами США.

 

Рост недовольства крестьян, для которых оккупация была связана с усилением налогового гнета, забастовки рабочих, студенческие волнения в столице, массовые беспорядки во многих городах страны – такой была первая реакция никарагуанского народа на Типитапское соглашение. Многие солдаты армии либералов покидали казармы, не сдав оружия, полные решимости продолжать борьбу. Иногда американцам приходилось силой разоружать отдельные части. В городе Леоне “разоружение” вылилось в столкновение, во время которого было убито 10 солдат армии Сакасы и 2 – американской морской пехоты. В Чинандеге был убит один из руководителей армии либералов, генерал Кабулья, призывавший бойкотировать Типитапское соглашение1.

 

Нужно было лишь ядро, вокруг которого сплотились бы все никарагуанские патриоты, борющиеся за независимость страны. Таким ядром стал отряд под командованием Аугусто Сесара Сандино, одного из генералов армии либералов, который отказался подписать соглашение и ушел в леса на севере страны. Вскоре здесь была создана база для развертывания широкого антиимпериалистического, национально-освободительного движения.

 

Аугусто Сесар Сандино родился 18 мая 1895 г. в деревушке Никиноомо, недалеко от Манагуа, в семье довольно зажиточного скотовода. Он рано проявил свой недюжинный организаторский талант. Возмущенный эксплуатацией крестьян городскими скупщиками сельскохозяйственных продуктов, Сандино организовал в родном селе в 1918–1919 гг. потребительско-сбытовой кооператив. Торговцы соседних департаментов Масайи и Гранады, усмотрев в этом угрозу своим интересам, в 1921 г. направили в Никиноомо одного из лидеров местной организации либеральной партии, Хосе Монкаду (впоследствии – военный министр в правительстве Сакасы и президент Никарагуа в 1928–1932 гг.), чтобы он умерил активность Сандино. Монкада прибег к шантажу и угрозам. В результате ссоры был убит один из сподвижников Монкады.

 

Этот инцидент вынудил Аугусто покинуть страну. Вскоре он переехал в Мексику, где поступил работать на предприятия американской нефтяной компании “Уастека петролеум” в Тампико.

 

В 1926 г. Сандино вступил в армию Сакасы и 2 ноября того же года впервые участвовал в боях на севере Никарагуа. К весне следующего года Сандино стал одним из руководителей армии либералов. Однако Типитапское соглашение и вызванное им всеобщее разочарование привели к развалу армии. Оставшаяся под командой Сандино группа патриотов обосновалась на севере страны, в местечке Чипоте (или Чипотон, департамент Новая Сеговия).

 

21 мая 1927 г. Хосе Монкада, перешедший на службу к американцам, прибыл с {57} отрядом морской пехоты в Хинотегу, откуда послал Сандино предложение сдаться, обещая ему пост начальника полиции этого города. “В то время, – отмечает Сандино, – я не имел и 30 человек, к тому же среди оставшихся было много нерешительных…”2 Однако на предложение Монкады он не ответил.

 

16 июля 1927 г. начались военные действия между оккупантами и отрядом Сандино. Формальным “объявлением” войны явился ультиматум, направленный 14 июля 1927 г. в адрес Сандино командующим гарнизоном Окоталя, капитаном морской пехоты США Хатфилдом, в котором патриотам предлагалось в двухдневный срок сложить оружие. Получив ультиматум, Сандино обратился за помощью к крестьянам окрестных сел. В обращении он изложил цель борьбы против иноземных захватчиков и обещал возместить убытки, причиненные крестьянам оккупантами, за счет трофеев, захваченных в боях. Сотни крестьян откликнулись на призыв и влились в армию Сандино.

 

Поскольку большинство его отряда составляли безоружные крестьяне, первое сражение было проиграно. Американцы имели современные виды оружия, к тому же их самолеты подвергли атакующих бомбардировке и обстрелу. В результате Сандино был вынужден отступить.

 

С этого момента началась партизанская война – герилья. С осени 1927 г. Сандино приступил к формированию Армии защитников суверенитета Никарагуа.

 

Довольно полное представление о принципах организации армии Сандино дает документ, одобренный 2 сентября 1927 г. всеми ее солдатами и офицерами и ставший своеобразным уставом:

 

“I. Армия защитников суверенитета Никарагуа состоит из добровольцев, являющихся никарагуанцами либо латиноамериканцами, которые вступают в нее, полные твердой решимости кровью отстоять свободу Никарагуа…

 

II. Армия защитников суверенитета Никарагуа не признает приказов ни оккупантов, ни предательского правительства, созданного захватчиками… политика нашей страны должна быть проникнута национальным духом, а не диктоваться иностранной державой.

 

III. Армия защитников суверенитета Никарагуа… ограничивается защитой национального суверенитета… Мы клянемся именем Родины умереть, но не вступать в сговор с оккупантами и предателями…

 

IV. Командующим экспедиционными отрядами строжайше запрещается ущемлять права и интересы мирных крестьян, но они могут облагать контрибуцией местных и иностранных капиталистов для финансирования нашей борьбы…

 

X. Армия защитников суверенитета Никарагуа, состоящая из самоотверженных патриотов, не признает никакой системы вознаграждения или жалованья…

 

XII. Армия защитников суверенитета Никарагуа держит тесный контакт с остальными латиноамериканскими народами; она направила к ним своих представителей, которые активно работают для победы нашего дела…

 

XIV. Главнокомандующий Революции (генерал Сандино. – Авт.) клянется перед лицом Родины и Армии защитников суверенитета Никарагуа не заключать ни с кем политических компромиссов и подчинить все свои действия высоким идеалам патриотизма, неся ответственность за них перед Родиной и историей”3.

 

Формирование народной армии вызвало очень серьезное беспокойство властей. Архиепископ Манагуа Хосе Лесано-и-Ортега и епископ Гранады Рейес-и-Вальядарес отлучили от церкви сподвижников Сандино. Правительство объявило на осадном положении четыре северных департамента – Новую Сеговию, Эстели, {58} Хинотегу и Матагальпу, которые вместе с частью провинций Селайя и Кабо-Грасиас-а-Диос составляли почти всей территории страны.

 

Мексиканские историки Рикардо Кордова Масиас и Рауль Бенитас Манаут считают, что антимятежные действия конца 20-х – начала 30-х годов в Никарагуа и Сальвадоре представляли собой одну из форм государственной политики. В Никарагуа характерной особенностью было использование войск США для борьбы с армией Сандино4.

 

Официальные лица США по-прежнему делали вид, будто не замечают происходящего в Никарагуа. В своем послании Конгрессу от 6 декабря 1927 г. президент К. Кулидж назвал Сандино и его армию “несколькими небольшими группами скитающихся по горам преступников”5.

 

Поздней осенью 1927 г. американцы начали наступление с целью занять Чипоте. Наиболее ожесточенное сражение разыгралось в конце ноября в местности Лас-Крусес. Хотя патриоты были вынуждены отступить, американцы не рискнули продвигаться вперед, опасаясь засад.

 

Потерпев неудачу в попытках разгромить отряды Сандино, оккупанты начали вымещать злобу на местном населении. Только за неполный первый год боевых действий каратели сожгли 70 никарагуанских сел и деревень. Каждый, кто попадался им в руки, подлежал расстрелу, если при нем обнаруживали оружие (даже мачете) или продукты питания. Любой крестьянин в поле становился мишенью для американских летчиков. Но ни репрессии, ни террор не сломили воли и мужества патриотов.

 

13 ноября 1928 г. в районах, оставшихся под контролем марионеточного правительства, была разыграна комедия выборов президента, причем председателем {59} центральной избирательной комиссии выступал американский генерал Франк Маккой. Его помощниками были 352 солдата американской морской пехоты, подвизавшиеся на несколько непривычных для них должностях председателей избирательных комиссий6. Сандино отдал приказ бойкотировать выборы.

 

Президентский мандат на четырехлетний срок (1929–1933) получил бывший лидер Либеральной партии генерал Хосе Мариа Монкада. Избрание на пост президента страны представителя Либеральной партии должно было, по замыслу американцев, содействовать достижению внутреннего мира.

 

По свидетельству мексиканского консула в Манагуа, Монкада вскоре купил богатое скотоводческое поместье, расположенное в центре района, где традиционно всегда было сильно влияние консерваторов. “Консерваторы делают все, – писал консул, – чтобы привлечь президента на свою сторону… В Никарагуа стало историческим законом, когда руководитель государства или посол США не может устоять перед толстой мошной гранадских консерваторов, не скупящихся на подкуп”7.

 

Такова была характеристика нового президента, с правлением которого патриоты не могли примириться.

 

Зимой и ранней весной 1929 г. активность сандинистов несколько снизилась в связи с нехваткой оружия. Кроме того, почти шеститысячный корпус морской пехоты США занимал все опорные пункты и контролировал коммуникации в стране. Кратковременное затишье обмануло американцев, решивших, что близок конец восстания, даже поползли слухи о смерти Сандино. На самом деле в создавшейся обстановке Сандино решил на некоторое время уехать в Мексику, где надеялся приобрести оружие, а также излечиться от тяжелой формы тропической лихорадки.

 

Правительство Мексики предоставило Сандино и его ближайшим сподвижникам возможность приехать на отдых и лечение и даже взяло на себя их содержание. Однако по вопросу о помощи оружием и боеприпасами никарагуанским патриотам был дан отрицательный ответ. В своих воспоминаниях президент Мексики Портес Хиль пишет: “Несмотря на то что правительство и народ Мексики искренне симпатизировали их борьбе, я не мог предоставить им оружие, так как в течение двух последних лет Мексика поддерживала самые сердечные отношения с США и я не должен был делать никакого шага, который нанес бы вред этим отношениям”8.

 

В начале апреля 1929 г. посол США в Мексике Дуайт Морроу, располагавший, по-видимому, сведениями о деятельности агентов Сандино в Мексике, встретился с Портесом Хилем. Морроу настаивал на признании Мексикой правительства Монкады. Портес Хиль отклонил это требование и предложил свой план разрешения никарагуанского кризиса.

 

Согласно этому плану Портес Хиль должен был через личного представителя, в конфиденциальном порядке, связаться с Монкадой и предложить ему обратиться к правительству США с просьбой отозвать войска из Никарагуа. Морроу со своей стороны должен был посоветовать государственному департаменту вывести американские войска.

 

Портес Хиль брал на себя обязательство добиться подчинения армии Сандино правительству Никарагуа, если предложенный им план будет проведен в жизнь. По-видимому, Сандино был согласен с таким решением вопроса, ибо он был информирован о деталях переговоров.

 

В конце апреля 1929 г. от Монкады был получен негативный ответ. “Как бы ни {60} было сильно мое желание принять предложение мексиканского правительства, – сказал Монкада, – я не могу этого сделать. Американские войска необходимы для поддержания порядка. Как только последний солдат покинет нашу территорию, мое правительство не сможет больше удерживать власть, поэтому я прошу Вас сообщить мексиканскому правительству, что я не требую у вашингтонского кабинета отзыва американских войск лишь по соображениям, связанным с поддержанием внутреннего порядка…”9

 

К концу 1929 г., когда в Мексике усилилось влияние реакционных сил, крайне правые элементы подняли шумиху в печати относительно тех сумм, которые правительство Мексики якобы предоставило Сандино. Местная полиция необоснованно арестовала одного из братьев Сандино, что ускорило возвращение Аугусто на родину. 1 мая 1930 г. он инкогнито прибыл в Гватемалу, откуда через несколько дней отправился в Никарагуа.

 

Второй этап движения Сандино начался 19 июня 1930 г., когда основные силы патриотов отбросили наступавшего противника в районе Сарагуаска, после чего сами перешли к активным операциям, распространив свой контроль на ряд районов прибрежных провинций Леон и Чинандега.

 

К весне следующего года значительно выросла численность армии патриотов, достигнув, по-видимому, 1500–2000 человек, что позволило командованию предпринять несколько крупных рейдов по районам, занятым правительственными войсками и отрядами американской морской пехоты. Самым крупным из этих рейдов в период 1930–1932 гг. стал поход на Атлантическое побережье в апреле 1931 г.

 

Было учтено, что Атлантическое побережье почти не связано с центром страны. Удаление от основных оперативных баз противника избавляло патриотов от налетов американской авиации, базировавшейся на аэродромах столицы. Немаловажным обстоятельством, побудившим армию Сандино начать наступление в район Атлантического побережья, явилось то, что именно здесь развивали деятельность многочисленные американские компании, которые с 1909 г. служили опорой для всех авантюристов и предателей.

 

В начале апреля 1931 г. патриоты спустились по течению реки Коко к побережью. Части правительственных войск не смогли оказать серьезное сопротивление, и вскоре сандинисты достигли главной цели рейда – города Кабо-Грасиас-а-Дьос, где разгромили конторы иностранных компаний и расстреляли за преступления против никарагуанского народа 17 высокопоставленных служащих “Юнайтед фрут К°” (ЮФК) и “Стимшип компани”. Вся собственность американцев уничтожалась. Напуганные американские бизнесмены старались уходить из опасных зон. По свидетельству мексиканского консула в Манагуа, “иностранные компании… сократили объем работ втрое по сравнению с той деятельностью, которую они вели здесь два-три года назад”10.

 

Удар был нанесен также горнорудным и лесоразрабатывающим компаниям США “Фрайберг мэхогани”, “Менгал компани”, “Брэгменс блафф ламбер компани”, “Отис мануфэкчуринг“, “Астория импортинг энд мануфэкчуринг компани” и др.11

 

Почти одновременно с рейдом на Атлантическое побережье другой отряд патриотов захватил Чичвгалпу, откуда были вывезены захваченное оружие и боеприпасы. Был совершен успешный налет на центр горнорудной промышленности город Либертад.

 

Начиная с 1930 г. основную тяжесть ведения боевых действий против {61} сандинистов американцы переложили на плечи так называемой национальной гвардии, созданной из деклассированных элементов, “золотой” молодежи и т.д. Отрядами наемников командовали американские офицеры. Эти войска, не подчиненные никарагуанскому правительству, являлись надежным и послушным орудием в руках оккупантов.

 

Вот что сообщали о национальной гвардии мексиканские дипломаты, аккредитованные в Манагуа: «…национальная гвардия – самая крупная язва на теле Никарагуа, поскольку в ее рядах тьма американских офицеров… офицеры гвардии поглощают огромную часть бюджета, отведенного на ее содержание… складывается впечатление, что на долю Никарагуа выпала “честь” обеспечить подготовку корпуса американских офицеров, специализирующихся на ведение боевых действий в тропической местности»12.

 

В стране, разоренной многолетней гражданской войной, погрязшей в долгах и не имевшей надежных источников для покрытия даже текущих государственных расходов, создание национальной гвардии легло тяжелым бременем на налогоплательщиков. Консул Мексики сообщал 5 августа 1931 г., что экономическое положение страны тяжелое и особенно осложнилось после землетрясения, разрушившего столицу. Под предлогом восстановления Манагуа правительство повысило налоги на 12,5%, ввело государственную монополию на продажу спичек и бензина. Консул в связи с этими мерами замечает: “На деле причиной повышения налогов являются огромные размеры жалованья и расходы на содержание американских офицеров, занимающих командные посты в национальной гвардии. На гвардию расходуется по 90 тыс. долл. в месяц, не считая непредусмотренных и чрезвычайных расходов, которые также покрываются в первую очередь”13.

 

Развивая успехи, сандинисты постепенно приблизились к столице. В начале октября 1932 г. партизанские отряды захватили Сан-Франциско-дель-Карнисеро, расположенный на берегу озера Манагуа, в трех часах пути от столицы. Известие об этом вызвало панику в правительственных кругах. Движение Сандино ширилось, росла активность патриотов, укреплялись их связи с населением. Пять лет вооруженной борьбы показали, что сломить патриотов силой не удастся.

 

Это движение получило поддержку широких кругов мировой общественности. Многие американские политические деятели, в частности Франклин Рузвельт, выдвинутый в 1932 г. кандидатом на пост президента США, выступали за прекращение “необъявленной войны в Никарагуа”.

 

В своих статьях сенатор от штата Монтана Бартон Уилер разоблачал политику правительства США в Никарагуа, утверждая, что оно ведет там необъявленную войну, в то время как только Конгресс имеет право на принятие подобных решений. Сенатор писал: “Что касается меня, я не могу не считать, что они (Сандино и его армия. – Авт.) руководствуются теми же принципами свободы… за которые сражались наши праотцы в 1776 году”. Прекращения интервенции требовала вся мировая прогрессивная общественность. Широкая кампания в поддержку никарагуанских патриотов и с осуждением агрессивных действий США развернулась в европейских странах и СССР, активно выступили народы латиноамериканских стран. Повсеместно к югу от Рио-Гранде были созданы общества “Руки прочь от Никарагуа!”. Отправка добровольцев, сбор денег, издание брошюр и листовок в защиту никарагуанских патриотов, организация антиамериканских демонстраций перед посольствами США – таковы основные формы деятельности этих обществ.

 

Патриоты Латинской Америки выступили с требованием разрыва отношений с США. В листовке, широко распространенной в Сан-Хосе и содержавшей текст {62} статьи прогрессивного костариканского журналиста Федерико Мадриса, опубликованной 12 января 1928 г. в газете “Трибуна”, говорилось: “1856 и 1928 годы – весьма похожие по событиям даты, и я хотел бы, чтобы наше нынешнее правительство сделало что-нибудь подобное тому, что совершил Хуан Рафаэль Мора, незабвенный патриот и мученик. Я не претендую на объявление войны США, ибо мы слишком слабы, но… наше правительство должно прекратить дипломатические отношения с правительством нации, которая так гнусно ведет себя”14.

 

Когда в 1928 г. Г. Гувер, только что избранный на пост президента США, совершал поездку по странам Латинской Америки, его всюду (особенно в Чили и Эквадоре) встречали враждебные демонстрации, проходившие под лозунгами солидарности с движением Сандино. В Аргентине на Гувера даже было совершено покушение15.

 

В поддержку движения Сандино выступили многие крупные представители мировой культуры – Анри Барбюс, чилийская поэтесса Габриэла Мистраль, мексиканские художники Диего Ривера и Давид Альфаро Сикейрос и др.

 

Убедившись в том, что продолжение вооруженной интервенции принесет США гораздо больше неприятностей, чем выгод, правящие круги Вашингтона начали готовиться к тому, чтобы вывести американские войска из Никарагуа. Вашингтон менял тактику, намереваясь добиться своих целей другими средствами.

 

Мексиканский посол в Вашингтоне 18 апреля 1931 г. прямо писал: “Во время совещания, состоявшегося вчера между президентом и государственным секретарем Стимсоном, оба пришли к заключению, что Аугусто Сандино является обычным бандитом, без принципов, без патриотизма, одержимым единственной целью – убивать и грабить. Поэтому они решили передать вопрос об уничтожении Сандино правительству Никарагуа, которое, как считают эти политические деятели, сможет осуществить это в короткое время (выделено мною. – Авт.)16.

 

Этот документ представляет особую важность, ибо он точно указывает, кто и когда вынес смертный приговор Аугусто Сандино.

 

В соответствии с намеченной линией по мере укрепления национальной гвардии шло, хотя очень медленно, сокращение численности оккупационных войск США. В апреле 1932 г. их оставалось 950 человек, из которых 205 служили в национальной гвардии17.

 

В такой обстановке госдепартамент стал подыскивать подходящую кандидатуру на пост президента Никарагуа – человека, способного, оставаясь послушным орудием в руках США, до некоторой степени успокоить народные массы. Выбор пал на никарагуанского посланника в США, бывшего лидера “конституционного” правительства Хуана Сакасу, пользовавшегося репутацией умеренного буржуазного демократа.

 

Выборы состоялись в ноябре 1932 г., причем, как и следовало ожидать, избранным оказался Сакаса, “улыбающаяся посредственность”, как его метко окрестил незадолго до своей смерти никарагуанский поэт Рубен Дарио.

 

Вскоре после прихода к власти Сакаса предпринял официальные шаги в целях установления контакта с Сандино. В ноябре 1932 г. Сандино получил письмо, в котором сообщалось, что как Либеральная, так и Консервативная партии готовы начать с ним переговоры. В ответном письме Сандино выдвинул основное условие начала переговоров: “…правительство доктора Сакасы к моменту переговоров должно быть свободно от любых обязательств, которые ущемляли бы суверенитет {63} страны”18. Если правительство примет это требование, то Сандино назначит своих представителей на мирные переговоры.

 

Пока шел этот тур предварительных переговоров, военные действия против сандинистов не прекращались. Национальная гвардия принимала все меры к тому, чтобы захватить господствующие стратегические позиции до окончательного вывода американских войск. Американцы, покидая страну, оставили ей все свое вооружение, и она таким образом превратилась в самую сильную армию в Центральной Америке. 8 января 1933 г., через шесть дней после того, как последний американский солдат покинул Никарагуа, Сандино был приглашен в Манагуа на переговоры о выработке условий мирного договора.

 

Уже 2 февраля 1933 г. было подписано соглашение о прекращении военных действий, в котором говорилось:

 

“I. Представители генерала Аугусто С. Сандино прежде всего заявляют, что целью борьбы, которую вели он и его армия, являлась свобода Родины. Поэтому от имени Сандино они заявляют, что у него нет никаких личных претензий… Он хочет подтвердить в качестве непреложного принципа, что не желает и не стремится получить никакой материальной выгоды…

 

II. Генерал Аугусто С. Сандино в лице своих делегатов и представители обеих партий заявляют, что в связи с выводом иностранных войск начинается эпоха полного обновления нашей политической жизни, что этот факт имеет жизненное значение для судеб нашей Родины и что, наученные горьким опытом, они считают своим долгом всячески поддерживать и укреплять суверенитет, который так дорог всем никарагуанцам. Чтобы подтвердить это благородное решение, нижеподписавшиеся согласны включить в качестве основных пунктов своих политических программ обязательства уважать конституцию и законы республики, а также содействовать всеми мерами достижению полной политической и экономической независимости Никарагуа.

 

III. Представители генерала Сандино и обеих партий признают целесообразность практического установления мира на территории республики посредством перехода к мирным занятиям лиц, находящихся под командованием Сандино. Для нормализации жизни этих людей… правительство внесет на утверждение конгресса предложение о широкой амнистии. Амнистия будет распространяться на всех лиц, входящих в армию Сандино, которые сложат оружие в 15-дневный срок, а также на тех, кто с разрешения генерала Сандино даст обещание разоружиться в течение трех месяцев… Сандино обязуется в течение 20 дней со дня подписания настоящего соглашения сдать не менее 25% всего имеющегося в армии оружия… Будет достигнута договоренность между правительством и генералом Сандино о выделении района, который будет заселен бывшими солдатами армии Сандино. Однако этот район должен отстоять не менее чем на 10 лиг19 от ближайшего населенного пункта, имеющего муниципальные органы; правительство по соглашению с генералом Сандино назначит из числа наиболее способных офицеров его армии командиров охранного отряда численностью в 100 человек, который разрешается сохранить под ружьем…

 

IV. По подписании настоящего соглашения прекращаются все военные действия между вооруженными силами договаривающихся сторон, т.е. конституционного правительства, возглавляемого Хуаном Сакасой, с одной стороны, и Сандино – с другой.

 

V. Чтобы облегчить разоружение армии генерала Сандино и обеспечить, хотя {64} бы временно, кров лицам, сдающим оружие, выделяется населенный пункт Сан-Рафаэль-дель-Норте. Поддержание порядка… в этом пункте возлагается на генерала Сандино”20.

 

В оценке этого важнейшего документа, который подвел итог почти шестилетней борьбы за свободу Никарагуа, до сих пор нет единого мнения. Например, сподвижник и друг Сандино Густаво Алеман Боланьос считает соглашение предательством идеалов, за которые боролись солдаты Сандино, причем он полагает, что это предательство совершили бездарные, оторванные от самого движения люди, которым было поручено вести переговоры о мире. Боланьос называет соглашение “трусливым документом, под которым стоит подпись мужественного человека”21.

 

Многие другие латиноамериканские авторы, наоборот, разделяют точку зрения Сальвадора Кальдерона Рамиреса (одного из делегатов Сандино на переговорах), который высоко оценивает соглашение, полагая, что оно явилось определенной жертвой с обеих сторон во имя достижения национального единства и мира.

 

Анализ документов Армии защитников суверенитета Никарагуа, многочисленных высказываний Сандино и его сподвижников показывает, что оценивать соглашение следует в связи с характером самого движения. Этот документ принципиально не расходится с программой сандинистов. Недостатки соглашения, которые дают повод ряду авторов говорить о “предательстве”, объясняются недостатками самого движения.

 

Когда корреспондент ТАСС, посетивший в начале февраля 1928 г. лагерь Сандино, задал ему вопрос, каковы политические требования, выполнения которых он добивается, генерал ответил:

 

“1. Немедленный вывод американских войск из Никарагуа.

 

2. Назначение временным президентом лица, которое никогда не было президентом или кандидатом в президенты; этот человек должен быть штатским.

 

3. Организация новых выборов под контролем комитета из уроженцев Никарагуа”22.

 

Почти через год после этого, 5 января 1929 г., в ноте латиноамериканским правительствам Сандино просил их поддержки для проведения в жизнь следующей программы: “1) потребовать от правительства США немедленного и полного вывода оккупационных войск с нашей территории, прибегнув в случае необходимости к силе оружия; 2) не принимать американские займы на кабальных условиях; 3) объявить недействительными договор Брайана – Чаморро и все договоры, пакты и соглашения, заключенные на его основе; 4) решительно отвергнуть всякое вмешательство США в вопросы, связанные с проведением выборов, и вообще в наши дела”23.

 

26 октября 1930 г. в послании Эноку Агуадо, видному никарагуанскому политическому деятелю, Сандино еще раз подчеркнул: “Святой задачей нашей армии… является лишь спасение чести нашего народа и, может быть, нашей расы. Именно поэтому наша армия не имеет и не признает в будущем никаких политических компромиссов, которые могли бы нанести ущерб суверенитету нашей Родины”24.

 

Аугусто Сандино не раз подчеркивал свое нежелание превращать антиимпериалистическую борьбу в гражданскую войну. В беседах с испанским писателем Рамоном Белаустегигоитиа он говорил: “Неоднократно пытались превратить это {65} движение в защиту национальной независимости в борьбу социального характера. Я всячески противился этому… Я не желаю воевать, за исключением случаев крайней необходимости, как, например, интервенция… Я не хочу воевать с моими братьями…”25.

 

Среди лиц, близких к Сандино, находился сальвадорский коммунист Агустин Фарабундо Марти, позиция которого не совпадала с мнением большинства из окружения Сандино. Исполняя обязанности личного секретаря Сандино, Фарабундо Марти вместе с ним участвовал в войне с интервентами. Затем, в мае 1930 г., он возвратился в Сальвадор, где пал жертвой репрессий 1932 г. Разрыв Сандино с Марти является весьма характерным для понимания политического мировоззрения лидера движения. Ряд авторов приводят текст документа, якобы написанного Фарабундо Марти незадолго до его смерти. В документе говорится: “Я подтверждаю сейчас духовную целостность и кристальную чистоту идеалов Сандино. Мне известно, что в период пребывания в Мексике ему неоднократно предлагали крупные суммы, лишь бы он прекратил борьбу. Эти предложения были с благородным негодованием отклонены. Мой разрыв с Сандино не был следствием, как иногда утверждают, различного понимания моральных принципов. Я отказался снова сопровождать его в Сеговию только потому, что он не захотел принять коммунистическую программу, которую я отстаивал. Его знаменем было только завоевание независимости, свободы. Он не ставил перед собой целей социальной революции. Я утверждаю это потому, что генералу Сандино неоднократно приписывали коммунистические идеи. Я глубоко заинтересован разъяснить этот вопрос в интересах исторической правды. Перед смертью, в двух шагах от эшафота, я только хочу сказать, что генерал Сандино – это самый великий патриот на земле”26.

 

Сандино старался ослабить классовый характер борьбы, в особенности на последнем этапе, когда к движению примкнули мелкобуржуазные интеллигенты, ставшие его советниками и пользовавшиеся значительным влиянием. Эти люди, типа генерала Портокарреро или доктора Сепеды, проводили идеи национального мира, единства всех никарагуанцев и т.д.

 

Анализ таких документов, как например, устав армии, показывает, что на первом этапе борьбы Сандино рассматривал свое движение как социальную революцию. Он ставил иностранных оккупантов и национальных предателей на одну доску и противопоставлял им рабочих и крестьян. Сама Армия защитников суверенитета Никарагуа была армией нового, революционного типа.

 

Характеристика движения Сандино будет неполной, если не отметить его борьбу за единство латиноамериканских народов. Еще осенью 1928 г. он обратился с открытым письмом к правительствам стран Латинской Америки, в котором писал: “Колонизаторская волна янки быстро надвигается на наши народы… Каждая из наших стран, когда приходит ее черед, оказывается бессильной оказать сопротивление захватчику, ибо до сих пор все страны действовали в одиночку…

 

Нас 90 миллионов латиноамериканцев, и мы должны сосредоточить все наши помыслы на том, чтобы объединиться и понять, что американский империализм является самым смертельным врагом, стремящимся покончить путем завоевания с нашей национальной честью и свободой наших народов…”27.

 

Несмотря на то что послание осталось без ответа, Сандино 20 марта 1929 г. обратился к президенту Аргентины Иригойену с предложением созвать в Буэнос-Айресе специальную конференцию с участием всех латиноамериканских стран, {66} которая осудила бы военную и экономическую интервенцию США в страны Западного полушария. Но и это обращение не было услышано.

 

12 декабря 1930 г. Сандино направил письмо президенту Сальвадора Пио Ромеро Боске, предлагая провести конференцию всех американских стран (включая США) в целях обсуждения вопроса о межокеанских путях в Центральной Америке и привлечения внимания латиноамериканцев к тем бесчинствам, которые творят в этом районе мира США28. Ответа не последовало.

 

Хотя Сандино и не удалось, как он мечтал, “объединить все республики Центральной и Южной Америки в один блок, который смог бы противостоять угрозе иностранного порабощения”29, все же он с оптимизмом утверждал: “Мы закладываем фундамент этого здания, а вообще я убежден, что XX век станет веком крупнейших событий в Америке”30.

 

Сандино полагал, что решить аграрный вопрос можно путем освоения новых или залежных земель в северных провинциях. В беседе с Белаустегигоитиа он сказал: “Я скорее являюсь сторонником государственной собственности на землю. В конкретном случае колонизации бассейна р. Коко я стою за кооперативную форму ведения хозяйства”31. Сандино намечал ряд мероприятий по улучшению положения безземельных крестьян. Он считал, что подчинение иностранных капиталистов законам страны и признание за ними равенства прав с гражданами Никарагуа являются достаточным основанием для того, чтобы “принять каждого иностранца с распростертыми объятиями, как брата”32.

 

Сандино неоднократно высказывался против действий католической церкви, которая одобряла американскую интервенцию.

 

После подписания мирного соглашения Сандино покинул Манагуа. Первый этап выполнения соглашения прошел спокойно. Однако, после того как разоруженная армия занялась колонизацией выделенного ей района Вивили, вся зона была окружена отрядами национальной гвардии, которые пытались спровоцировать колонистов на столкновение. “Они (солдаты национальной гвардии. – Авт.), – писал Сандино, – окружили наш лагерь пулеметами, но мы мужественно терпим их ежедневные провокации. Со своей стороны мы не намерены дать им желанный предлог для стычки и с достоинством переносим их оскорбления и коварные подвохи. Они хотят покончить с нами, чтобы затем уже в качестве победителей обрушиться на президента”33.

 

Почти целый год правые силы готовили расправу над Сандино. Он же {67} продолжал слепо верить в силу соглашения. Сандино неоднократно обращался к президенту с просьбой принять меры, которые обеспечили бы безопасность бывших солдат его армии. Он требовал реорганизации национальной гвардии и подчинения ее президенту, не замечая, что сам президент давно был лишен реальной власти; фактически власть находилась в руках ставленника США, командующего гвардией генерала Анастасио Сомосы.

 

20 февраля 1934 г. Сандино прибыл в Манагуа, чтобы обсудить вопрос о разоружении последнего отряда и решить проблемы, связанные с колонизацией района Вивили. 21 февраля в президентском дворце состоялась встреча Сандино с президентом Хуаном Сакасой. Когда поздно вечером участники встречи возвращались домой, они были остановлены на улице отрядом национальной гвардии и отведены в казарму.

 

Просьбы Сандино связать его по телефону с командующим гвардией не дали результата. Офицер, непосредственно руководивший операцией, отделил от группы арестованных Сандино и двух сопровождавших его генералов – Умансора и Эстраду. Они были отвезены в район аэродрома, на восточной окраине столицы, и там расстреляны. Вслед за этим были убиты все находившиеся с ними патриоты.

 

Известие об убийстве Сандино вызвало глубокое возмущение в самых широких слоях никарагуанского народа. По свидетельству мексиканского посла и сальвадорского посланника, “в Манагуа после убийства Сандино царило большое беспокойство и с часу на час ожидали серьезных событий”. Тогда посланник США Блисс Лейн предпринял дипломатическую акцию, чтобы не допустить вспышки. Он уговорил нескольких послов посетить президента и Сомосу, попросить их решить вопрос мирно и не поднимать скандала в связи с убийством… Блисс Лейн заявил далее послам, что “его правительство не будет признавать никакого режима, могущего возникнуть в Никарагуа в результате насильственных действий” (подчеркнуто нами. – Авт.)34.

 

Так цинично посланник США одобрил убийство Сандино и гарантировал пребывание у власти его убийц.

 

Хуан Сакаса выступил 23 февраля 1934 г. с публичным заявлением в связи с убийством Сандино: “Перед лицом нации я гневно осуждаю это ничем не оправдываемое преступление, которое могло совершиться при моей администрации только благодаря неправильным действиям национальной гвардии…”35. На большее Сакаса не решился.

 

Вопрос об исполнителях этого чудовищного политического преступления, давно задуманного и одобренного в Вашингтоне, не вызывает сомнения. Это реакционная верхушка офицеров национальной гвардии, действовавшая по указаниям правительства США. В подтверждение этого достаточно привести заявление участника расправы Абелардо Куадры: «В назначенный час мы собрались вместе… Всего нас было 16 человек. В 7.30 приехал Анастасио Сомоса, который поздоровался с нами и сказал: “Я приехал из американского посольства, где только что беседовал с послом Артуром Блиссом Лейном. Он заверил меня в том, что правительство Вашингтона одобряет [планы гвардейцев. – Авт.] и рекомендует убрать Сандино, являющегося нарушителем спокойствия страны”. Эти слова были встречены глубоким молчанием. Я лично был потрясен. Я знал, что за Сандино была установлена слежка во время его поездок в Манагуа, но никогда не думал, что можно подготовить злодейское покушение. Сомоса сел писать документ – тем самым он хотел возложить на всех нас ответственность за преступление, которое он намеревался {68} совершить. Никто не промолвил ни одного слова при подписании документа. Я сам тоже подписал его. В тот момент ничего иного сделать было нельзя»36.

 

Расстрелом Сандино руководил капитан национальной гвардии Камило Гонсалес, получивший, по его собственному признанию, приказ Анастасио Сомосы. После совершения преступления Камило Гонсалес, опасаясь за свою жизнь, бежал в США.

 

Смерть Сандино и последовавший через несколько часов разгром колонии Вивили, во время которого были перебиты все находившиеся там 300 человек, сделали Сомосу неограниченным диктатором. Формальное устранение от власти президента Хуана Сакасы стало лишь вопросом времени.

 

Имя Сандино осталось навечно символом величайшего патриотизма, беззаветной любви к родине, бескомпромиссной борьбы против американского империализма. Образ Сандино стал притягательным для многих поколений латиноамериканских борцов за политическое и экономическое освобождение своих народов от господства США. Значение его борьбы вышло далеко за пределы Никарагуа и Центральной Америки.

 

После смерти Сандино в стране вновь свободно начали действовать американские компании, бесчинствовать представители так называемой контрольной комиссии, которая была создана американцами для “оздоровления” никарагуанской экономики, а по существу для лучшей организации ограбления страны.

 

Американские чиновники взяли под свой контроль Национальный банк, таможни и другие органы финансового правления. Во главе Национального банка был поставлен американец Ганс Ситарц, запретивший отправлять за границу без его разрешения денежные переводы. Этот запрет открывал широкое поле для взяточничества. Например, один из видных деятелей Консервативной партии, Агустин Чаморро, чтобы перевести в США 12 тыс. долл., должен был дать взятку в размере 2,4 тыс. долл. Однако главным каналом утечки валюты был вывоз прибылей американских компаний, и прежде всего “Юнайтед фрут”.

 

23 октября 1934 г. газета “Трибуна” опубликовала письмо некоего Франсиско Монгало из Пуэрто-Кабесаса, в котором он категорически протестовал против запрещения высылать по 50 долл. в месяц в Сальвадор, где учился его сын. “Надо сделать все для того, чтобы эти иностранцы, властолюбивые, потому что мы им дали власть, надменные, потому что мы позволили им стать такими, бесчеловечные, потому что они такими приехали, и безразличные к благополучию Никарагуа, убирались бы отсюда…”37.

 

Однако после разгрома движения Сандино господству монополий США и эмиссаров госдепартамента реально помешать никто уже не мог. {69}

 

 

1 The United States and Nicaragua: Department of State of the USA (A Survey of the Relations from 1909 to 1932). Wash., 1932. P. 78. {57}

 

2 Bolaños G.A. Sandino, el Libertador. México; Guatemala, 1952. P. 29.

 

3 Ibid. P. 178–181. {58}

 

4 González Casanova P. (coordinador). El Estado en América Latina: Teoría y práctica. México, 1990. P. 511–512.

 

5 Selser G. El pequeño ejército loco. La Habana, 1960. P. 184. {59}

 

6 Munro D. The United States and the Carribean area. Boston, 1934. P. 260.

 

7 Archivo General de la Secretaría de Relaciones Exteriores de México (далее – Archivo de la Secretaría…). Legajo 3422, expediente 13.

 

8 Portes Gil E. Quince años de política mexicana. México, 1941. P. 351. {60}

 

9 Archivo de la Secretaría… Departamento III. Legajo 415, expediente 4.

 

10 Ibid. Legajo 3422, expediente 13.

 

11 Congressional Record… Seventieth Congress, First Session. Vol. LXIX. Part 6. {61}

 

12 Archivo de la Secretaría… Legajo 3422, expediente 13.

 

13 Ibid. Ses. 39, caja 9, expediente 13. {62}

 

14 См.: Archivo de la Secretaría… Legajo 3423, expediente 8.

 

15 Emerson E. Hoover and His Time. N.Y., 1932. P. 46, 54, 70, 78.

 

16 Archivo de la Secretaría… Legajo 3423, expediente 8.

 

17 Senate Documents, 71st Congress, 3d Session, Doc. 288, exhibit 8. {63}

 

18 Ramírez S.C. Ultimos días de Sandino. México, 1934. P. 39.

 

19 1 лига равна 5,5 км. {64}

 

20 Ramírez S.C. Op. cit. P. 65–72.

 

21 Bolaños G.A. Op. cit. P. 151.

 

22 Цит. по: Зубок Л.И. Империалистическая политика США в странах Караибского бассейна. М.; Л., 1948. С. 386.

 

23 См.: Bolaños G.A. Op. cit. P. 62.

 

24 Ibid. P. 103. {65}

 

25 Belausteguigoitia R. Con Sandino en Nicaragua. Madrid, 1934. P. 84, 181.

 

26 Campos Ponce X. Los yanquis y Sandino. México, 1962. P. 171–172.

 

27 Текст письма получен автором главы в Мексике от историка Педро Гоффруа Риваса. {66}

 

28 Papeles históricos (recopilación por Gallardo Miguel Angel). Santa Tecla, 1954. P. 225.

 

29 Portes Gil E. Op. cit. P. 361.

 

30 Belausteguigoitia R. Op. cit. P. 198.

 

31 Ibid. P. 185.

 

32 Belausteguigoitia R. Op. cit. P. 184.

 

33 Ramírez S.C. Op. cit. P. 109. {67}

 

34 Archivo de la Secretaría… Sec. 34, caja 6, expediente 13.

 

35 Campos Ponce X. Op. cit. P. 230. {68}

 

36 Carnero Checa G. El Aguila rampante (El imperialismo yanqui sobre América Latina). México, 1956. P. 268.

 

37 Цит. по: Archivo de la Secretaría… Sec. 34, caja 6, expediente 16. {69}

 

 

a7d440dc29cf.jpg

{59}

 

47b881ed5a99.jpg

{67}

 

История Латинской Америки. 1918–1945 / Ред. колл.: Н.П. Калмыков (отв. ред.), Л.М. Ермакович и др. М.: Наука, 1999. С. 56–69.

 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 21.07 2018

Платошкин Н.Н. Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия.

М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2015. – [782] с. – (История Латинской Америки. Холодная война).

 

Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.

 

В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.

 

Оглавление:

Предисловие

 

Часть I

Глава 1. На задворках двух империй: Никарагуа до 1893 года

Глава 2. Интервенция США и борьба генерала Аугусто Сандино: 1893–1934 годы

Глава 3. Диктатура клана Сомосы и сандинистская революция: Никарагуа в 1934–1979 годах

Краткая хронология истории Никарагуа до июля 1979 года

 

Часть II

Глава 1. Революция за работой. 1979–1980 годы

Глава 2. На войне как на войне. Никарагуа в 1981–1984 годах

Глава 3. «Мы погибли бы, если бы не погибали». Никарагуа в 1984–1990 годах

Краткая хронология истории Никарагуа (июль 1979 года – февраль 1990 года)

 

Список источников и литературы

 

http://b-ok.xyz/book/2647022/06dfd1

http://b-ok.xyz/book/2875126/1cc1c3

http://library1.org/...8AB53B3B17631D1

http://library1.org/...71FD93725878432

http://download1.lib...8AB53B3B17631D1

http://download1.lib...71FD93725878432

http://libgen.pw/ite...a044650f5108419

http://libgen.pw/ite...a044650f5137d9c

http://vk.com/doc208...0f8df526160f774

http://vk.com/doc375...2a77a7801fa9491

http://rutracker.org...c.php?t=5030424

Ответить

Фотография Стефан Стефан 22.07 2018

На фоне массовых репрессий против сторонников либералов проходила и предвыборная кампания в Никарагуа. Либеральная партия в знак протеста против казней и американской интервенции вообще решила не выдвигать своего кандидата на пост президента, понимая, что ни о каких нормальных выборах речи не идет. В консервативной партии соперничали Диас и Чаморро. Интересно, что после «освобождения» Гранады от восставших американцы получили благодарственное письмо «от дам Гранады», которое подписала «леди» по фамилии Чаморро.

 

Но бизнес (в том числе и иностранный) предпочел Диаса, так как Чаморро был слишком одиозен, и его избрание могло спровоцировать новую гражданскую войну80. Сам Диас хотел уйти из политики, но американцы сделали ставку именно на него.

 

Примечательно, что Диас хотел избрания президента не гражданами, а парламентом. Но американцы со ссылкой на «пакты Доусона» потребовали инсценировки народного волеизъявления.

 

Под защитой американских штыков Диас 2 ноября 1912 года был «избран» президентом Никарагуа (население консервативной Гранады проголосовало за Чаморро). Срок его полномочий начался 1 января 1913 года. Чаморро был назначен посланником в Вашингтон.

 

25 ноября 1912 года американский Тихоокеанский флот наконец покинул Коринто, оставив, правда, в порту крейсер «Аннаполис».

 

После подавления восстания Мены и либералов Никарагуа находилась на грани банкротства. По американским оценкам, только прямой ущерб от военных действий составил два миллиона долларов (то есть больше, чем весь кредит, который американцы выделили своим марионеткам в Никарагуа). Резко сократились таможенные сборы. Если до восстания они составляли в среднем 138 тысяч долларов в месяц, то в августе 1912 года упали до 56 тысяч, а в сентябре – до 31 тысячи81. Да и само восстание удалось подавить во многом потому, что правительство Диаса в критическом августе 1912-го получило от Национального банка (фактически принадлежавшего американцам) кредит в 100 тысяч долларов.

 

Диасу опять пришлось идти с протянутой рукой к своим хозяевам. Но те потребовали сначала решить вопрос о трансокеанском канале. В XIX веке США и Никарагуа заключили шесть договоров о прокладке канала, но ни один из них американцами выполнен не был.

 

К концу 1912 года было совершенно ясно, что вот-вот вступит в строй Панамский канал. Поэтому единственной целью переговоров для США было не допустить строительства на территории Никарагуа канала-конкурента третьей страной. {123}

 

9 февраля 1913 года посланник США в Никарагуа Вейцель и министр иностранных дел Никарагуа Диего Чаморро подписали очередной договор о канале, получивший наименование «договор Вейцеля – Чаморро». Согласно этому кабальному для Никарагуа документу США получали на вечные времена эксклюзивное право прокладки канала по территории Никарагуа. Для защиты канала Никарагуа обязалась предоставить США в аренду на 99 лет острова Корн в Атлантическом океане и военно-морскую базу в заливе Фонсека в Тихом океане. Кроме того, США получали право на каботажное судоходство в водах Никарагуа с правом проведения погрузочно-разгрузочных работ в любом никарагуанском порту.

 

За все эти уступки США была готова заплатить Никарагуа три миллиона долларов.

 

Договор вызвал бурю возмущения в Центральной Америке. Протест в Вашингтон направили Сальвадор и Коста-Рика. Костариканцы ссылались на никарагуанско-костариканский договор 1858 года и на арбитражное решение президента США Кливленда от 1888 года. Согласно этим документам Никарагуа не имела права строить канал, проходящий по пограничной реке Сан-Хуан, без предварительного согласия Коста-Рики. Сальвадор протестовал против предоставления США военно-морской базы в заливе Фонсека, так как этот залив находился в совместном владении Сальвадора, Гондураса и Никарагуа.

 

Коста-Рика официально проинформировала Никарагуа и США, что не считает договор имеющим юридическую силу. Костариканцы хотели передать договор на рассмотрение международного суда в Гааге.

 

Дело дошло до того, что договор Вейцеля – Чаморро был провален даже в американском сенате.

 

США и Никарагуа начали новые (на сей раз тайные) переговоры. 5 августа 1914 года, когда все внимание мировой общественности было привлечено к только что начавшейся в Европе мировой войне, был заключен новый американско-никарагуанский договор Брайана (госсекретарь США) – Чаморро. В целом этот документ мало отличался от предшествующего. Уточнялось, что база в заливе Фонсека будет предоставлена США именно на никарагуанской территории. Была исключена статья об эксклюзивном праве США на каботажное судоходство в никарагуанских водах. В остальном все осталось без изменений.

 

18 февраля 1916 года новый договор был ратифицирован Сенатом США, 12 апреля – никарагуанским парламентом. При ратификации в американском сенате сенатор Смит заметил, что одобрять договор как-то неудобно, поскольку никарагуанский посланник предложил США больше, чем у него просили. Сомневался и бывший госсекретарь Рут: можно ли вообще иметь дело с правительством Никарагуа, которое так беспардонно распродает собственный суверенитет? Известный прогрессивный сенатор Бора заявил: «Я никогда не считал, что договор с Никарагуа – это договор с никарагуанским народом. Мы {124} просто заключили договор сами с собой. Мы заключили договор с правительством, которое представляло нас самих, хотя во время переговоров и сидело на противоположной стороне стола. Мы заключили договор с правительством, которое было нашим орудием»82.

 

Сальвадор и Коста-Рика обратились в центральноамериканский арбитражный суд, требуя признать договор Брайана – Чаморро недействительным. При этом Сальвадор утверждал, что договор Брайана – Чаморро нарушает нейтралитет Гондураса, зафиксированный в Вашингтонских конвенциях 1907 года, а также противодействует достижению единства центральноамериканских республик. 9 марта 1917 года центральноамериканский суд принял решение в пользу Сальвадора83, но США не обратили на это никакого внимания.

 

Как только режим Диаса заключил с американцами в феврале 1913 года договор о канале (точнее, о том, что он так никогда и не будет проложен), американцы согласились начать переговоры о новой порции финансовой «помощи» Никарагуа. Американские держатели никарагуанских облигаций согласились направить некоторую часть никарагуанских же таможенных сборов в казну правительства. Однако режим Диаса по-прежнему был фактическим банкротом, не выплачивая даже заработную плату государственным служащим.

 

Налоги не собирались, страна была по-прежнему наводнена бумажными деньгами, процветал бандитизм.

 

После победы на президентских выборах в США в 1912 году демократа Вильсона (который слыл прогрессивным политиком) в Никарагуа начали распространяться слухи, что новая администрация США не признает марионеточный никарагуанский режим. Эти слухи стали настолько угрожающими для Диаса, что посланник США в Манагуа поспешил их публично опровергнуть.

 

8 октября 1913 года после восьмимесячных переговоров с американскими кредиторами было заключено новое, еще более кабальное, чем предыдущие, финансовое соглашение между США и Никарагуа.

 

Правительство Никарагуа выпускало новые долговые облигации на сумму 1064000 долларов под 6% годовых со сроком погашения 1 октября 1914 года. Эти облигации продавались американским кредиторам за миллион долларов. Большая часть выручки от продажи облигаций направлялась на погашение предыдущих облигаций, то есть в карманы тех же американцев. 100 тысяч долларов выделялись на погашение претензий иностранных граждан, 350 тысяч передавались правительству Никарагуа для обеспечения обмена местной валюты на иностранную. Это тоже было в интересах американских бизнесменов в Никарагуа, которые активно выводили из страны полученные там прибыли.

 

Под новый кредит заложили остававшиеся 49% акций Национального банка, 49% акций железных дорог, а также часть таможенных {125} поступлений. 51% акций железных дорог (которые с 1912 года были зарегистрированы в штате Мэн) был продан американским кредиторам за миллион долларов. Те, в свою очередь, обещали вложить еще 500 тысяч в модернизацию дорог. Американские банкиры «согласились» приобрести 51% акций Национального банка за 153 тысячи долларов84.

 

Одновременно они отказались от концессии на строительство железной дороги между атлантическим и тихоокеанским побережьями Никарагуа. Американскому бизнесу в Москитии такая дорога была не нужна. Товарные потоки шли на Новый Орлеан и Бостон, а по железной дороге возможное в будущем прогрессивное правительство Никарагуа могло бы быстро перебрасывать войска для борьбы с очередным переворотом. У самих американских компаний на атлантическом побережье были построены десятки миль собственных железных дорог.

 

В Национальном банке и железных дорогах, которые теперь окончательно перешли под контроль американцев, управление осуществляли по девять директоров. Американские кредиторы назначали шестерых из них, правительство Никарагуа – двух, госдепартамент США – одного.

 

Железные дороги Никарагуа на тихоокеанском побережье начали сооружаться в 1878 году, и к 1903-му благодаря активной политике Селайи было построено 127 миль между портом Коринто и Гранадой. С 1905-го по 1909 год железные дороги были сданы в аренду синдикату частных предпринимателей, но потом Селайя вернул их под контроль государства. Когда американцы в 1913 году установили контроль над железными дорогами, они вдвое увеличили плату за проезд пассажиров и провоз грузов85. Одновременно никарагуанское правительство освободило владельцев дорог на 20 лет от всех налогов и пошлин при импорте товаров для железнодорожных нужд. За это правительству разрешили перевозить собственные грузы за половинный тариф, а некоторые чиновники могли ездить на поезде бесплатно.

 

В результате очередной американской финансовой комбинации 1913 года долговая нагрузка Никарагуа только выросла. Страна лишилась стратегически важной собственности (железных дорог) и национального центрального банка. Поступления с никарагуанских таможен распределялись американским генеральным инспектором, прежде всего в пользу иностранных кредиторов. При этом живых денег режим Диаса опять практически не получил, и положение никарагуанских государственных финансов стало еще более отчаянным. В январе 1914 года Диас попытался получить от банкиров еще один кредит хотя бы на 250 тысяч долларов, но ему ответили отказом.

 

В 1914 году Никарагуа столкнулись с тяжелой засухой и набегами саранчи, которые практически уничтожили в некоторых местах урожай кофе. Это {126} грозило крахом всей внешней торговли и прекращением притока иностранной валюты и таможенных пошлин. Диас хотел выпустить очередную порцию бумажных денег, но контролируемый американцами Национальный банк не стал этого делать.

 

Диас униженно просил американцев быстрее выделить ему три миллиона долларов по договору о канале, но США были готовы сделать это только после ратификации договора. Тогда Диас побудил никарагуанский конгресс выдать ему полномочия по дефолту правительства, как по внутреннему, так и по внешнему долгу. Но если указ о внутреннем дефолте Диас подписал сразу, то указ о дефолте внешнем отложил, используя его как средство для того, чтобы все же заставить кредиторов пойти на переговоры о реструктуризации внешнего долга страны.

 

Начавшаяся в августе 1914 года Первая мировая война едва не привела к полному краху никарагуанской экономики. Европейские импортеры отказались предоставить никарагуанским производителям кофе обычные коммерческие кредиты (фактическую предоплату), и экспорт кофе замер. Никарагуанские производители стали требовать кредитов от правительства, но Диас никарагуанскими финансами уже не распоряжался.

 

Только в сентябре – октябре 1914 года на переговорах с иностранными кредиторами удалось добиться права временно вернуть правительству поступления от таможенных пошлин (до этого они шли кредиторам, так как выступали залогом по облигациям всех выпусков). Правительству разрешили также выпустить еще миллион кордоб (так называлась теперь никарагуанская валюта, приравненная к доллару) для выделения целевых кредитов производителям кофе. 500 тысяч кордоб было выделено на выплату заработной платы государственным служащим, но только при условии введения новых налогов.

 

В обмен на эти уступки американские банкиры выторговали себе право не вкладывать обещанных 500 тысяч долларов в модернизацию никарагуанских железных дорог86.

 

Неудивительно, что финансовая ситуация Никарагуа только ухудшалась, поскольку обещанных американцами денег по договору Брайана – Чаморро в 1916 году так и не поступило. Страна опять оказалась на грани банкротства, и 1 января 1917 года американский генеральный инспектор никарагуанских таможен приостановил выделение средств правительству.

 

Сложной оставалась и политическая обстановка в Никарагуа. В июле 1914 года два американца вместе с рабочими-неграми попытались захватить Блуфилдс и отделить Москитию от Никарагуа. Но на сей раз государственный департамент публично осудил мятеж и он был быстро подавлен.

 

Либералы, полагавшие, что мировая война отвлечет внимание США от Никарагуа, опять подняли голову. Они выставили своим кандидатом на {127} президентских выборах 1916 года стойкого соратника Селайи Хулиана Ириаса, который был смертельным врагом как Диаса (который по конституции не имел права баллотироваться на второй срок), так и лидера консерваторов Чаморро. Либералы требовали отмены договора о канале и пересмотра грабительских финансовых соглашений с американскими кредиторами.

 

Однако 17 сентября 1916 года американский посланник в Манагуа Джефферсон пригласил к себе Ириаса и в присутствии адмирала Капертона (командующего американским флотом у берегов Никарагуа) доходчиво объяснил ему, что США не потерпят на посту президента человека, выступающего против договора Брайана – Чаморро. К тому же новый президент, с точки зрения американцев, должен был по-прежнему санкционировать пребывание отряда морской пехоты США в Манагуа, что было для Ириаса заведомо неприемлемо. И в довершение от Ириаса потребовали веских доказательств, что после свержения Селайи он не участвовал в попытках дестабилизации никарагуанского правительства87. Ириас понял, что его возможная победа на выборах приведет к немедленной американской военной интервенции, и снял свою кандидатуру – чего, собственно, и добивались американцы.

 

Диас усиленно продвигал на пост президента представителей консервативного семейного клана Куадра, соперника клана Чаморро. Сначала Диас избрал в качестве своего преемника Педро Рафаэля Куадру, финансового агента Никарагуа в США, а затем – Карлоса Куадру Пасоса, члена никарагуанско-американской смешанной комиссии по удовлетворению претензий на возмещение ущерба. И тот и другой были еще в большей степени американскими марионетками, чем сам Диас. Однако глава другого мощного консервативного клана Эмилиано Чаморро (посланник в Вашингтоне) заявил, что сам хочет стать президентом, так как в 1912 году «уступил» Диасу место только в обмен на аналогичный жест в 1916 году. Чаморро вернулся в Никарагуа и добился выдвижения своей кандидатуры от консервативной партии.

 

За две недели до выборов свой выбор в пользу Чаморро сделали американцы, и Пасос снял кандидатуру. Либералы пытались договориться о тактическом союзе против Чаморро с кланом Куадра, но не успели этого сделать. Поэтому на президентских «выборах» у Чаморро соперников не было, и 1 января 1917 года он вступил в должность президента (получив во время голосования 51,8 тысячи голосов)88.

 

Хотя Чаморро опирался на поддержку армии, американцы крепко держали на его шее долларовую петлю и в день его инаугурации приостановили, как уже упоминалось, перевод на счета правительства таможенных платежей. Не спешили они и выплачивать деньги по договору о канале. На момент вступления Чаморро в должность правительство было должно собственным служащим 500 тысяч долларов в виде задержанной заработной платы. {128}

 

В самих США между тем возник спор между госдепартаментом и американскими кредиторами (никарагуанцев даже не пригласили), куда конкретно направить три миллиона долларов по договору Брайана – Чаморро89. Банкиры – владельцы облигаций настаивали на том, что сначала должен был погашен облигационный долг. Того же требовали и европейские (в основном британские) кредиторы, имевшие еще облигации Селайи выпуска 1909 года. Американское правительство считало, что всех иностранных кредиторов следует обслужить на равных условиях, а банкирам стоит помолчать, поскольку только у них имеется залог в виде поступлений от никарагуанских таможен. Такая позиция госдепартамента объяснялась тем, что США уже приняли решение вступить в войну против Германии на стороне Антанты и не хотели без нужды ссориться со своим основным союзником – Великобританией.

 

Тогда американские банкиры попытались договориться с Чаморро напрямую, но госдепартамент предупредил, что оставляет за собой право направить три миллиона туда, куда посчитает нужным. Чаморро пришлось согласиться на проведение в Вашингтоне специальной конференции правительства Никарагуа, американских кредиторов и госдепартамента.

 

Осенью 1917 года были подписаны соглашения о распределении трех миллионов долларов. Из них 2,025 миллиона получили британцы из синдиката Этельбарга. Затем был погашен американский кредит никарагуанскому центральному банку в размере 100 тысяч долларов.

 

В результате Чаморро из этих трех миллионов получил только 500 тысяч на погашение накопленного долга по зарплате госслужащих и 334 тысячи на погашение текущих долгов. К тому же никарагуанскому правительству пришлось согласиться на так называемый «финансовый план», который разработали американские эксперты. По этому «плану» американские советники, которых, несмотря на сопротивление Чаморро, назначили американские же кредиторы, фактически составляли никарагуанский бюджет.

 

Никарагуа, таким образом, лишилась последних признаков суверенного государства. Не помогло даже решение Чаморро объявить 9 мая 1917 года войну Германии и Австро-Венгрии (США вступили в войну в апреле 1917-го) для того, чтобы понравиться американскому общественному мнению. Посланник Мексики в Гватемале абсолютно верно характеризовал Чаморро в донесении в Мехико от 31 октября 1918 года как «жалкого чиновника американского госдепартамента»90.

 

В декабре 1919 года Чаморро намекнул американцам, что хотел бы остаться президентом еще на один срок. В США поняли, что такое грубое нарушение основного закона Никарагуа наверняка приведет к народному восстанию, и скомандовали президенту «отбой». Чаморро послушно снял свою {129} кандидатуру, но решил оставить президентское кресло в семье. Он заставил консервативную партию выдвинуть кандидатом своего дядю Диего Чаморро – посланника в Вашингтоне. На практике получалось, что только посланник в США может стать следующим никарагуанским президентом. Американский посланник в Манагуа признавал, что кандидатура Диего Чаморро не пользуется продержкой ни среди консерваторов, ни среди населения в целом91. В знак протеста против неприкрытого кумовства подал в отставку даже министр иностранных дел Уртечо, который выдвинул свою кандидатуру как независимый кандидат.

 

Государственный департамент США «в ответ на многочисленные просьбы представителей различных политических партий Никарагуа» лицемерно заявил, что у Америки нет собственных предпочтений и она уважает выбор никарагуанского народа.

 

Проблема была в том, что, согласно никарагуанскому избирательному законодательству, никакого реального выбора у избирателей не было. Голосовать имели право только те, кого правительственные чиновники заносили в списки избирателей. Сторонникам либералов в этом просто отказывали, и они тем самым лишались права голоса.

 

Сами либералы на сей раз выдвинули абсолютно приемлемого для американцев человека – богатого кофейного плантатора и человека очень умеренных взглядов Хосе Эстебана Гонсалеса. Официально Гонсалес шел на выборы от так называемой Коалиционной партии, в которой объединились как либералы, так и не довольные засильем клана Чаморро консерваторы. По оценкам американского посланника в Манагуа, при свободных выборах победу наверняка одержал бы Гонсалес.

 

Оппозиция требовала разрешить голосовать всем избирателям вне зависимости от их наличия в списках. Под давлением госдепартамента (который опасался восстания в случае откровенно нелегитимных выборов) Чаморро согласился на это, но одновременно заявил, что бюллетени незарегистрированных избирателей все равно учитываться не будут (!). Правительство в нарушение закона привело на избирательные участки переодетых в гражданское военнослужащих (по закону не имевших права голоса) и активно не пускало на эти же участки сторонников либералов, многие из которых вообще были арестованы за день до голосования.

 

За выборами наблюдал специальный представитель госдепартамента Джесси Миллер.

 

Диего Чаморро набрал в результате «выборов» 62 тысячи голосов, Гонсалес – 32 тысячи, Уртечо – 762 голоса. Миллер сообщил в госдепартамент, что у консерваторов и либералов примерно одинаковое количество сторонников. Это, казалось бы, ясно говорило о массовых фальсификациях народного {130} волеизъявления92. Однако общая оценка Миллера была более чем странной – при таком «несовершенном» избирательном законодательстве выборы в целом, дескать, верно отражают настроения населения Никарагуа.

 

Правда, само население Никарагуа так не считало. Американцам пришлось для сохранения внутриполитической стабильности в стране направить в январе 1922 года своего эксперта Доддса для выработки нового никарагуанского избирательного закона.

 

Никарагуа тем временем стала фактически вотчиной семейного клана Чаморро. Люди с этой фамилией занимали посты министра внутренних дел, советника по финансовым вопросам, спикера конгресса, начальника столичной крепости, управляющего таможнями, начальника крупнейшего порта Коринто, консулов Никарагуа в Новом Орлеане, Сан-Франциско и Лондоне93.

 

Обстановка в Никарагуа продолжала накаляться. Во второй половине 1921 года революционеры-либералы провели несколько вооруженных рейдов против правительственной армии в районе никарагуанско-гондурасской границы. Правительство подавило повстанцев, но никарагуанский бюджет в результате этого опять оказался на грани банкротства.

 

В мае 1922 года столичная крепость Лома была захвачена уже консерваторами, недовольными доминированием клана Чаморро в политической жизни страны. Это восстание, по сути, подавил американский посланник, заявивший оппозиционерам, что любая стрельба в Манагуа приведет к немедленной военной интервенции США94. На встрече в американской дипмиссии революционеры согласились сложить оружие в обмен на амнистию.

 

Спустя некоторое время либералы атаковали города Леон и Чинандега. Правительству пришлось объявить в стране осадное положение. Таким образом, Никарагуа оказалась на грани гражданской войны. Американцев это никак не устраивало, и они решили предотвратить возможную революцию с помощью дипломатии.

 

С этой целью США созвали в декабре 1922 года в Вашингтоне конференцию стран Центральной Америки. По итогам встречи был подписан договор «о мире и дружбе». Но целью создания этого документа было совсем другое. В нем говорилось, что все страны-участники отныне не будут признавать правительства, пришедшие к власти в «результате государственного переворота или революции, направленной против существующего правительства»95. Напомним, что в 1909 году США активно поддержали мятеж против законного президента Никарагуа Селайи. Теперь же все центральноамериканские страны обязались не оказывать помощи революционерам в других странах региона. {131}

 

Конференция в Вашингтоне приняла и еще одно решение, оказавшееся для Никарагуа (впрочем, не только для нее) роковым. Всем странам региона было рекомендовано создать армию нового типа – «национальную гвардию», причем под руководством американских инструкторов. Эта армия нового типа якобы должна была быть далекой от политики и тем самым положить конец череде бесконечных военных переворотов в латиноамериканских республиках.

 

12 октября 1923 года неожиданно умер президент Диего Чаморро, и его пост занял вице-президент Бартоломе Мартинес. Для американцев этот человек был «темной лошадкой». Ему не очень доверяли, причем главным образом потому, что Мартинес не был коррупционером и его трудно было подкупить. О нем говорили, что он покинул президентское кресло более бедным, чем был до вступления на пост главы государства.

 

Благодаря высоким ценам на кофе после окончания Первой мировой войны Мартинес смог с помощью возросших таможенных поступлений расплатиться с частью внешнего долга и вернуть Никарагуа Национальный банк и железные дороги. Американцам такая самостоятельность не понравилась, и когда Мартинес объявил о намерении выдвинуть свою кандидатуру на президентских выборах 1924 года, они сочли, что это нарушает конституцию Никарагуа (хотя Мартинес на пост президента до этого не избирался и имел полное право участвовать в выборах).

 

14 ноября 1923 года США фактически предъявили Никарагуа ультиматум: они заявили, что признают легитимность президентских выборов 1924 года только при выполнении двух условий96. Первое из этих условий было вынужденной данью моде: американцы требовали изменить избирательное законодательство и сделать его более демократичным. Только в этом случае США готовы были отозвать в январе 1925 года (после инаугурации нового президента) отряд морской пехоты из Манагуа. В Вашингтоне понимали, что если избирательное недемократическое законодательство останется в неприкосновенности, то за выборами 1924 года наверняка последует вооруженное восстание. Оно было явно не на руку новой республиканской администрации в Белом доме, которая пришла к власти в 1920 году под лозунгами изоляционизма во внешней политике (республиканцы были даже против членства Америки в Лиге Наций).

 

Второе условие было гораздо более важным и фактически сводило на нет первое. Американцы обусловили вывод своих войск из Манагуа созданием никарагуанской национальной гвардии под руководством американских офицеров (со ссылкой на решения последней центральноамериканской конференции). Гвардия должна была заменить одновременно прежнюю армию и полицию. США боялись, что если либералы победят на выборах (что было более чем вероятно), то армия демократизируется и станет возможной преградой на пути очередной американской интервенции. {132}

 

При невыполнении этих условий американцы фактически отказывались признать легитимность будущего президента Никарагуа.

 

Между тем ставший для страны уже одиозной фигурой Эмилиано Чаморро пытался сохранить президентский пост в семье и подумывал опять выдвинуть свою кандидатуру. Но даже американцы понимали, что очередного Чаморро народ не примет.

 

Тогда консерваторы попытались заключить соглашение с либералами и выдвинуть единого кандидата (то есть сделать выборы безальтернативными). Идея провалилась, и послушная Чаморро консервативная партия опять выдвинула его в президенты. Страна неумолимо скатывалась к гражданской войне.

 

Либеральная партия, в свою очередь, раскололась на две фракции. Либеральные националисты выдвинули кандидатом Хуана Баутисту Сакасу, врача и уроженца либеральной твердыни – Леона. Сакаса учился в США с 1889-го по 1901 год, имел диплом врача Колумбийского университета (позднее он был одним из руководителей университета Леона) и хорошо говорил по-английски, а значит, являлся для американцев приемлемой персоной на посту президента. Правда, в свое время он поддерживал Селайю, но американцы были готовы простить ему ошибки молодости в обмен на послушание.

 

Вторая фракция, уступавшая первой влиянием, – либеральные республиканцы – бросила в предвыборную гонку Луиса Кореа.

 

Американцы увидели в таком раскладе хорошую возможность наконец-то объединить либералов и консерваторов под своим руководством.

 

Между тем и действующий президент Мартинес вел переговоры с либеральными националистами о создании предвыборной коалиции. Однако американцы 13 июня 1924 года еще раз четко дали понять, что выступают против него, и Мартинес снял кандидатуру97.

 

Но затем он вступил с либеральными националистами в союз. В качестве совместной кандидатуры был выдвинут мало кому известный консервативный политик Карлос Солорсано. Его главным достоинством для США было родство с Адольфо Диасом. Сакаса стал кандидатом на пост вице-президента.

 

Либералам было обещано как минимум два министерских поста в будущем правительстве, пять мест политических руководителей департаментов (то есть глав администрации) и пропорциональное представительство в верховном суде. Либералам резервировали также треть мест в парламенте. Но большинство ключевых постов все равно оставалось за консерваторами. В руках Солорсано был столичный гарнизон. США такая схема устраивала, потому что выводила либералов из оппозиционной ниши и накрепко привязывала их к коррупционной системе, которую американцы создали в Никарагуа.

 

Чаморро, вопреки советам госдепартамента, из борьбы не вышел, тем более что его решила поддержать часть консерваторов, отколовшаяся после союза {133} Солорсано с Сакасой от этого блока. Проблему Чаморро очень верно отразил мексиканский журналист Немесио Гарсиа Наранхо: «…у бедного Чаморро был единственный дефект – тот же, что и у сапожной щетки, которая после длительного употребления загрязняется»98.

 

Солорсано и Сакаса одержали на выборах 1924 года победу99. Американцы стали спешно формировать национальную гвардию, так как все еще сомневались в прочности новой либерально-консервативной коалиции.

 

4 января 1925 года состоялась инаугурация Солорсано. Уже через три дня американский временный поверенный в Манагуа передал ему план по организации национальной гвардии и заручился согласием нового президента на назначение командующим гвардией американского майора Кейзера100. Солорсано сам попросил оставить в Манагуа американскую морскую пехоту до тех пор, пока первые отряды национальной гвардии не будут готовы к боевым действиям. Поверенный в делах США отмечал, что Солорсано «действительно крайне озабочен» возможностью вывода морской пехоты уже в январе 1925-го и просит отложить его (госдепартамент вначале полагал, что морская пехота покинет никарагуанскую землю 9 февраля).

 

7 января Солорсано направил госсекретарю личную ноту с просьбой отложить вывод американских войск до начала функционирования национальной гвардии. Госдепартамент ответил, что «несколько удивлен», так как о выводе войск сразу после выборов было объявлено еще за год до этого101. Американцы все же милостиво согласились оставить в Манагуа отряд морской пехоты не долее, чем до 1 сентября 1925 года – но только в интересах «процветания» Никарагуа.

 

В феврале 1925-го США передали Никарагуа свой план по организации национальной гвардии, согласно которому в новой «армии» должно было состоять всего-навсего 23 офицера и 392 солдата и сержанта, не считая американского персонала. При этом гвардия заменяла собой полицию, армию и военно-морской флот. Правда, в будущем при необходимости численность гвардии можно было бы увеличить102. Подготовку гвардии за счет никарагуанского бюджета должны были осуществлять американские офицеры.

 

Даже посланник США был поражен этим планом, отметив, что он вызовет недовольство других центральноамериканских государств, так как создается впечатление, что американцы, уходя из Никарагуа, на самом деле там {134} остаются, пусть и в другом обличии. Сомневался и Солорсано, но его предупредили нотой государственного департамента от 11 марта 1925 года: если он немедленно не согласится, морская пехота США покинет Манагуа.

 

14 мая никарагуанский конгресс утвердил американский план по созданию национальной гвардии. Правда, в законе ничего не говорилось о том, что гвардию создадут американцы, но Солорсано предупредил посланника США, что это было сделано с оглядкой на общественное мнение и что на самом деле в плане ничего не изменится, а участие американцев будет оформлено обменом нот.

 

Лишь 1 августа 1925 года морская пехота США покинула Манагуа. Над столичной крепостью «Марсово поле» впервые за 12 лет был поднят не американский, а никарагуанский флаг.

 

Вопреки сожалению Солорсано, обычные никарагуанцы не испытывали к уходящим американцам никаких теплых чувств. Американцы вели себя в Манагуа вызывающе, особенно в нетрезвом виде. Морские пехотинцы США постоянно становились героями пьяных драк в барах Манагуа, где они активно приставали к местным женщинам. Командир отряда оправдывался, что не имеет необходимого оборудования, чтобы заняться со своими подчиненными атлетическими видами спорта. 8 декабря 1921 года во время пьяной драки морской пехотинец застрелили полицейского. После этого американцам пришлось организовать патрулирование города, чтобы вовремя извлекать из баров своих подвыпивших соотечественников. В январе 1922 года пришлось направить в Манагуа подкрепление (97 морпехов и моряков), так как ненависть никарагуанцев стала практически открытой.

 

Как только американцы ушли, Солорсано стал избавляться от своих либеральных союзников. Своих постов лишились военный министр Хосе Мария Монкада и министр финансов Виктор Роман-и-Рейес103. Последнего 29 августа 1925 года родственник президента генерал Ривас, командовавший столичной крепостью Лома, арестовал прямо на светском приеме в Международном клубе (вместе с двумя редакторами газет) – по обвинению в заговоре против правительства. Американский посланник сообщал, что гости на приеме были шокированы выстрелами в воздух. В Никарагуа было объявлено осадное положение. Новым военным министром стал сам президент.

 

В столицу вернулся Эмилиано Чаморро, явно намереваясь опять взять власть. Солорсано был готов уйти в отставку, но либералы, напуганные возможностью появления в президентском кресле их исконного врага Чаморро, убеждали его остаться. Так же думал и американский посланник Эберхардт. Он сообщил в Вашингтон, что отставка Солорсано означает гражданскую войну, так как консерваторы не хотят ни при каких условиях допустить, чтобы президентом стал вице-президент либерал Сакаса. {135}

 

7 сентября 1925 года в целях достижения «стабилизирующего эффекта» Эберхардт предложил направить в Коринто американский военный корабль. К этой просьбе послушно присоединился и сам Солорсано. Корабли ВМС США быстро прибыли в порт, но уже 20 сентября их отправили обратно, чтобы не компрометировать Солорсано.

 

Однако очередная «революция» в Никарагуа все же состоялась, хотя и не по вине либералов. 25 октября 1925 года в 4 часа утра столичную крепость Лома захватил Эмилиано Чаморро. Через три часа он позвонил американскому посланнику и высказал свое требование: немедленное удаление всех либералов из правительства, так как они попали туда в результате «нечестных выборов». Солорсано может оставаться президентом, но только в том случае если сам Чаморро будет назначен на пост военного министра104.

 

У президента состоялось совещание с участием американского посланника, причем Чаморро на нем представлял не кто иной, как Адольфо Диас. Либералы решительно отказались уйти из кабинета министров. Во время совещания люди Чаморро хладнокровно убили прямо перед президентским дворцом двух человек, чтобы требования их главаря выглядели более убедительными. Рудиментарная национальная гвардия сильно уступала по численности путчистам и предпочла не вмешиваться в события. Эберхардт попросил Солорсано срочно вооружить национальных гвардейцев пулеметами. Посланник предупредил Чаморро, что США не признают правительство Никарагуа, пришедшее к власти в результате переворота.

 

Госсекретарь Келлог одобрил позицию Эберхардта.

 

Между тем уже 26 октября Солорсано согласился на все требования Чаморро и разорвал предвыборное коалиционное соглашение с либералами. Лично Чаморро было решено выплатить 10 тысяч кордоб, чтобы возместить его расходы на переворот (во время которого погибли 20 человек)105.

 

Чаморро быстро направил 500 солдат в Леон, чтобы в зародыше подавить возможное восстание либералов.

 

Он изгнал из конгресса 18 депутатов-либералов и заменил их своими сторонниками. Вице-президент Сакаса отказался покинуть свой пост и вынужден был перейти на нелегальное положение, так как его угрожали убить. 9 ноября 1925 года Сакаса объявился в Гондурасе. Бывший вице-президент направил письмо американскому посланнику, умоляя США встать на сторону конституции, но Эберхардт предложил госдепартаменту никак не реагировать на события в Никарагуа.

 

Госдепартамент согласился и проинструктировал Эберхардта, что в случае отставки Солорсано США не предпримут никаких усилий, чтобы обеспечить {136} Сакасе кресло президента106. Чаморро попросил американского посланника подсказать выход из сложившегося конституционного кризиса и подчеркнул, что новое правительство обязательно будет лояльным Вашингтону. Сакасу обвинили в подготовке переворота и дали ему 25 дней на то, чтобы вернуться в страну и предстать перед судом.

 

Сакаса между тем добрался до Вашингтона и 21 декабря 1925 года был принят госсекретарем Келлогом. Но как только никарагуанец попытался разъяснить внутриполитическую ситуацию в стране, Келлог оборвал его и сказал, что в госдепартаменте якобы не принято дискутировать относительно внутреннего положения иностранных государств107. Сакаса же, дескать, был удостоен лишь протокольной беседы, чтобы засвидетельствовать свое почтение, и пришел без никарагуанского посланника, поэтому политические разговоры исключены. А если он все-таки хочет поговорить об обстановке в Никарагуа, то ему надо обратиться к начальнику латиноамериканского отдела госдепартамента Фрэнсису Уайту.

 

Уайт объяснил Сакасе, что США оказывают поддержку всем конституционным правительствам, но поддержку чисто моральную. В случае Никарагуа это означает, что США не признают правительства, которое придет там к власти насильственным путем, но и не окажут военной помощи Сакасе в отстаивании конституционных идеалов. Плохо, если народы центральноамериканских стран будут надеяться на Вашингтон. Это умаляет их национальное достоинство. Можно представить, с каким чувством Сакаса слушал эти лицемерные тирады.

 

Американцы готовились заменить Солорсано отнюдь не Сакасой, а своей привычной марионеткой Адольфо Диасом, который должен был стать временным президентом. Чаморро сделали бы сенатором (ему должен был уступить свое кресло один из консерваторов), после чего его назначил бы исполняющим обязанности президента до конца срока полномочий Солорсано уже сам Диас. С планом полностью согласился и Эберхардт, подчеркнув в беседе с Чаморро, что главное – это видимое соблюдение буквы закона.

 

Но, понимая, что ни одно из центральноамериканских государств не удастся убедить в конституционности режима Чаморро, Келлог 7 января 1926 года направил ноты Сальвадору, Гватемале, Коста-Рике и Гондурасу. Он четко заявил, что в качестве президента Чаморро признан не будет108. Правда, Эберхардта проинструктировали, что занятие Чаморро президентского кресла – {137} отнюдь не повод для отзыва посланника США в Вашингтон: «Ваше присутствие в Манагуа необходимо для защиты американских интересов»109. При этом американские визы в паспорта, выданные режимом Чаморро, ставить запрещалось. Гватемальцы, костариканцы и гондурасцы выразили поддержку линии госдепартамента, Сальвадор колебался.

 

13 января 1926 года «зачищенный» и запуганный Чаморро никарагуанский конгресс объявил Сакасе импичмент и приговорил его к двухлетней ссылке за пределами страны (то есть запретил возвращаться на родину). Пост вице-президента был объявлен вакантным. 16 января конгресс вынес постановление о том, что именно Чаморро будет замещать президента. В тот же день Солорсано подал в отставку.

 

Либералы не признали нового президента и стали готовиться к восстанию. Разочарованный пассивностью США, Сакаса наладил в Вашингтоне хорошие отношения с мексиканским посланником Тельесом, надеясь, что мексиканские суда перебросят оружие в Никарагуа для грядущего восстания либералов110.

 

В Мексике с 1924 года у власти находился президент Плутарко Кальес, одно время даже считавший себя чуть ли не «пролетарским президентом» и социалистом. В 1925 году Кальес стал прижимать американские нефтедобывающие компании в Мексике, требуя от них перерегистрации концессий в соответствии с положениями прогрессивной мексиканской конституции 1917 года. В ответ американцы начали пропагандистскую войну против Кальеса, называя его большевиком и марионеткой Москвы (Мексика первой в Латинской Америке установила дипломатические отношения с СССР в 1924 году)111. Кальес действительно считал Москву важным союзником в борьбе против империалистического диктата США, хотя, конечно, никогда коммунистом не был. Его идеалом были немецкие социал-демократы.

 

В начале 1926 года Кальес был не прочь поддержать никарагуанских либералов, чтобы показать США независимость мексиканской внешней политики. В январе 1926-го мексиканцы сообщили Сакасе, что поддержат его, но только если он лично приедет в Мехико для переговоров. Однако, с оглядкой на США, Сакаса решил в Мексику пока не ездить.

 

2 мая 1926 года вспыхнуло восстание в Блуфилдсе: либералы объявили «либеральную конституционную войну» режиму Чаморро. Американцы {138} немедленно направили в Блуфилдс боевой корабль – крейсер «Кливленд» – как повелось, для защиты собственности американских граждан. 6 мая «Кливленд» прибыл в Блуфилдс. На следующий день там высадились морские пехотинцы, объявившие город нейтральной зоной112. Госдепартамент велел флоту сохранять строгий нейтралитет, в частности, не мешать либералам собирать в Блуфилдсе таможенные пошлины. Тем не менее морские пехотинцы разоружили либералов, так как город был провозглашен ими нейтральной зоной (то есть свободной от боевых действий).

 

7 июня госдепартамент отозвал Эберхардта из Манагуа, но подчеркнул, что этот шаг не носит политического характера.

 

Восстание либералов было подавлено (в основном потому, что осталось без мексиканской помощи оружием и боеприпасами и вина за это полностью лежала на Сакасе), и военный вождь повстанцев генерал Монкада эмигрировал в Гватемалу, а оттуда – в Мексику.

 

В июне 1926 года Сакаса наконец-то сам прибыл в Мехико. В обмен на помощь оружием со стороны Кальеса он обещал в случае прихода к власти проводить независимую внешнюю политику, в частности, аннулировать договор Брайана – Чаморро113. Мексиканцы выделили Сакасе на закупку оружия и боеприпасов несколько сотен тысяч долларов. Эти деньги, которые выплачивались через мексиканского посланника в Гватемале, Сакаса использовал и на лоббирование интересов либералов в центральноамериканских странах, чтобы удержать их от признания режима Чаморро.

 

Мексиканцы даже попытались сколотить центральноамериканский блок против Чаморро. Гватемальское правительство президента Орельяно фактически согласилось и предоставило территорию своей страны как базу для сбора сил никарагуанских либералов. Сальвадор склонялся к «благожелательному нейтралитету» в пользу либералов, но мексиканцы считали тамошний режим ненадежным партнером. Зато консервативный режим в Гондурасе встал на сторону Чаморро, а Коста-Рика объявила полный нейтралитет.

 

Собрав в Мексике силы, Монкада и уже упоминавшийся выше сторонник Селайи Хулиан Ириас 16 августа 1926 года снова высадились с вооруженным отрядом на атлантическом побережье Никарагуа. 26 августа в никарагуанском порту Пуэрто-Кабесас было образовано правительство либералов во главе с Сакасой. Семь мексиканских кораблей начиная с августа 1926 года доставляли сторонникам Сакасы оружие и боеприпасы, причем как на атлантическое, так и на тихоокеанское побережье. На борту кораблей были и мексиканские добровольцы, полные решимости нанести поражение американским ставленникам в Никарагуа. {139}

 

Американцы поняли, что с помощью ненавистного им Кальеса либералы могут выиграть войну и без содействия США, и тогда все американское влияние в Никарагуа будет поставлено под вопрос. В Вашингтоне решили попытаться уговорить Чаморро уйти по-хорошему.

 

27 августа в госдепартамент был вызван никарагуанский посланник, которому сообщили, что, по мнению США, единственным выходом из гражданской войны в Никарагуа является отставка Чаморро с поста президента114. Американцы предложили провести встречу основных никарагуанских политиков на военном корабле США. 29 августа американский временный поверенный в Манагуа зачитал Чаморро послание Келлога. Но Чаморро был непреклонен и изъявил решимость остаться у власти «вопреки всем никарагуанцам». Одновременно он высказался в пользу американской военной интервенции для наведения порядка в Никарагуа115 и даже пообещал передать американцам всю власть в стране.

 

Временный поверенный США Деннис подключил к переговорам Адольфо Диаса, который обещал уговорить Чаморро уйти в отставку.

 

26 августа 1926 года в Блуфилдс прибыл американский военный корабль «Галвестон», и город был опять объявлен нейтральной зоной. Американцы, снова, как и в 1909–1910 годах, помешали либералам, которые готовились к штурму Блуфилдса, захватить этот важный атлантический порт.

 

10 сентября 1926-го Чаморро по совету Диаса обратился к американскому временному поверенному с просьбой организовать переговоры противоборствующих сторон, изъявив готовность уйти в отставку, но только при условии, что его преемник будет членом консервативной партии. На этот шаг помимо уговоров Диаса Чаморро побудила пойти и катастрофическая финансовая ситуация правительства.

 

Уже 11 сентября госдепартамент разрешил Деннису выступить в роли посредника. 23 сентября 1926 года либералы и консерваторы в районе Блуфилдса договорились о перемирии сроком на 15 дней. Днем позже Деннис встретился с либералами и не преминул сообщить в госдепартамент, что у либералов нет толковых военных лидеров и продолжение противоборства неминуемо приведет к их поражению116.

 

Специально для переговоров между либералами и консерваторами американцы объявили порт Коринто нейтральной зоной и предложили провести встречу противоборствующих сторон на корабле ВМС США «Денвер».

 

16 октября 1926 года переговоры начались, причем обе стороны настаивали, чтобы их вел Деннис. Последний отмечал, что встреча проходила в духе {140} «сердечности» и обе стороны «братались»117. В принципе либералы воевать не хотели. Их интересовало только разделение власти с консерваторами, как это и имело место до путча Чаморро. Да и консерваторы, за исключением самого Чаморро, были не прочь договориться с либералами: ведь никакой разницы в политических программах партий к тому времени уже не осталось. Обе основные политические силы были намерены соблюдать американо-никарагуанские соглашения, прежде всего договор Брайана – Чаморро. Келлог отправил всем участникам переговоров приветственную телеграмму, восхваляющую их «патриотические усилия».

 

Американцы хотели быстрее закончить переговоры в Никарагуа, потому что разведка США уже доложила о сильном влиянии на никарагуанских либералов «большевика» Кальеса. В Вашингтоне ни в коем случае не хотели, чтобы в Никарагуа утвердился революционный режим наподобие мексиканского, дружественно настроенный по отношению к СССР.

 

Но первоначально на переговорах наметился тупик. Консерваторы считали, что президентом до выборов должен быть обязательно представитель их партии, а либералам отводили лишь несколько министерских постов (фактически предлагая возврат к формуле до октября 1925 года). Либералы считали, что в соответствии с конституцией пост президента должен занять Сакаса. Как и опасались американцы, либералы открыто заявили, что им помогает Мексика и если их требования не будут учтены, они устроят в Никарагуа революцию типа мексиканской118. Для Вашингтона такая перспектива была просто кошмарной. Однако от Денниса не укрылся раскол в стане либералов: если одна часть партии склонялась к компромиссу, то другая была настроена на решительные революционные действия.

 

Либералы вынесли на арбитраж США простой вопрос: должно ли конституционное правительство Никарагуа возглавляться Сакасой или нет. Деннис от ответа уклонился, заявив, что это не предмет для суждений иностранной державы.

 

Тогда либералы предложили передать решение вопроса на суд центральноамериканских держав (уже обработанных мексиканцами). Однако консерваторы отказались, заявив, что эти страны пристрастны. В ответ либералы заявили о прекращении переговоров. Деннис пытался их спасти, и консерваторы опять предложили возврат к статус-кво (включая возвращение либеральных депутатов конгресса). Президентом они предложили назначить Адольфо Диаса.

 

Но либералы упирались, и Деннис сообщал, что ужесточение их позиции связано с ростом мексиканской помощи. Американский временный поверенный 19 октября 1926 года предложил госдепартаменту срочно {141} подготовить войска для отправки в Никарагуа с целью «предотвращения иностранной (мексиканской) интервенции».

 

Госдепартамент 22 октября поручил временному поверенному в Гватемале (где находился вице-президент Никарагуа) Эллису расколоть либералов и для этой цели провести беседу с Сакасой. Тому следовало четко заявить, что революция в Никарагуа с мексиканской помощью будет рассматриваться США как враждебный акт и Сакаса «понесет за это личную ответственность»119. 23 октября Эллис встретился с Сакасой, причем в присутствии американского военного атташе. Сакаса не дал четкого ответа, но подчеркнул, что никогда не был революционером. Вопрос участия Мексики в событиях в Никарагуа он обсуждать отказался.

 

Пока на «Денвере» шли переговоры, продолжались стычки между либералами (они называли себя конституционалистами) и консерваторами. Как правило, бои заканчивались в пользу правительственных войск, лучше обученных и вооруженных. Но если консерваторы еще могли отбивать атаки либералов, то сил для решительного контрнаступления у них уже не хватало.

 

24 октября переговоры либералов и консерваторов были прерваны, причем Деннис считал, что первые не хотят видеть президентом Адольфо Диаса только потому, что связаны обязательствами на сей счет с Мексикой.

 

30 октября 1926 года Чаморро сложил с себя полномочия президента. Консерваторы сообщили Деннису, что планируют вернуть в конгресс изгнанных оттуда депутатов-либералов и после этого парламент изберет временным президентом Диаса. Американцы дали добро – Келлог сообщил Деннису, что США готовы признать де-юре любого президента, которого выберет конгресс. Выбор в качестве президента Диаса Келлог счел «мудрым»120. Еще бы – ведь в беседе с Деннисом Диас заявил, что сразу же после избрания пригласит американских офицеров для обучения национальной гвардии. Госсекретарь поручил Деннису принять участие в инаугурации Диаса и обещал новому правительству американский кредит.

 

Если же Сакаса не признает выбор никарагуанского конгресса, подчеркнул Келлог, США сочтут его «революционером», то есть мятежником.

 

При явном большинстве консерваторов в парламенте избрание американской марионетки Диаса было делом решенным. Так и произошло – 10 ноября 1926 года Диас стал президентом, причем за него проголосовали 44 депутата из 53 присутствовавших. Либералы в заседании конгресса не участвовали. 14 ноября Диас вступил в должность и был немедленно признан Соединенными Штатами. Центральноамериканским странам американцы объяснили, что Сакаса сам фактически снял с себя полномочия вице-президента, уехав {142} из страны. Американцы выразили надежду, что либералы сложат оружие и войдут в правительство Диаса.

 

Однако для Сакасы идти на компромисс со столь ненавидимым во всей стране человеком, сколь Диас, означало бы политическое самоубийство, тем более что основная часть либералов никогда бы не поддержала такого шага.

 

Поэтому Сакасе не оставалось ничего иного, как образовать 1 декабря 1926 года в Пуэрто-Кабесасе (город на атлантическом побережье) собственное правительство и принять на себя обязанности временного президента Никарагуа. Сам Сакаса прибыл в Пуэрто-Кабесас 2 декабря. Военным министром и главнокомандующим армией либералов стал генерал Хосе Мария Монкада.

 

Но если мексиканцы не очень верили в честность и принципиальность Сакасы, то Монкаде они не доверяли еще больше. До Мексики постоянно доходили слухи о переговорах Монкады с командующим американской эскадрой в никарагуанских водах генералом Латимером. Американцы сосредоточили в никарагуанских портах 16 боевых кораблей, причем как на Атлантическом, так и на Тихом океане. Один из революционно настроенных генералов-либералов Луис Бельтран Сандоваль (который поднял восстание в мае 1926 года) даже просил у Сакасы разрешения расстрелять Монкаду как предателя, но Сакаса не стал вносить в стан либералов ненужный, как ему казалось, разлад121.

 

Тем не менее 7 декабря 1926 года Мексика официально признала Сакасу законным президентом Никарагуа.

 

8 декабря Диас обратился к госсекретарю Келлогу с просьбой помочь Никарагуа в борьбе против «мексиканской интервенции». На всякий случай Диас не преминул подчеркнуть, что либералы и мексиканцы представляют угрозу интересам граждан США в Никарагуа. Выбор средств Диас целиком оставлял на усмотрение госдепартамента США. Келлог сначала колебался, но 15 декабря Диас вновь попросил об американской помощи. Если она срочно не последует, то либералы при поддержке мексиканцев свергнут его режим122. Эберхардт вторил Диасу, сообщая в госдепартамент, что Никарагуа находится на пороге общенародного восстания против правительства.

 

Американцы немедленно попытались пресечь поставки мексиканского оружия Сакасе, и уже в середине декабря один из мексиканских кораблей не смог произвести разгрузку оружия и боеприпасов123. 18 декабря Келлог сообщил посланнику в Манагуа Эберхардту, что США начнут продавать Диасу оружие, а американский флот возьмет под защиту никарагуанские берега.

 

19 декабря Эберхардт проинформировал Вашингтон, что хотя большинство никарагуанцев якобы поддерживают Диаса, ему все равно не устоять {143} против объединенных сил либералов и Мексики. В правительственной армии, по данным Диаса, было около 7000 человек, в том числе 2000 на атлантическом побережье. В районе столицы было дислоцировано 1,5 тысячи военнослужащих.

 

Либералы в западной части страны располагали только 200 вооруженными бойцами в районе Леона. Несколько сотен сторонников либералов не имели оружия и, по данным американцев, отправились в длительный поход на атлантическое побережье, чтобы получить снаряжение у Сакасы. Американцы еще не знали тогда, что ведет горстку этих людей человек, который скоро станет главным противником США в Латинской Америке.

 

Эберхардт сетовал на то, что война обходится Диасу в 10 тысяч долларов в день и от недавнего американского кредита в 300 тысяч осталось только 20 тысяч124.

 

Использовав в качестве предлога убийство одного американца, 23 декабря 1926 года в 11 часов утра американская морская пехота высадилась в Пуэрто-Кабесасе без всякого предварительного уведомления и объявила город нейтральной зоной. Войскам Сакасы было предписано срочно (до 16:00 24 декабря) покинуть Пуэрто-Кабесас, в противном случае они будут разоружены силой. 500 морских пехотинцев окружили резиденцию Сакасы, которую охраняли не более 20 человек. На резиденцию направили свои орудия американские корабли «Кливленд» и «Денвер». Под прицел корабельных орудий были взяты и казармы армии либералов. Протест Сакасы был проигнорирован.

 

Министр иностранных дел Сакасы указывал в письме Келлогу на то, что американцы упорно хотят сохранить Диаса у власти военной силой, начиная с 1912 года. Напрашивается вопрос: является ли Никарагуа свободной и суверенной страной или колонией и протекторатом США125? Может быть, США забыли, что и маленькие нации имеют право на самостоятельное существование?

 

Излишне говорить, что никакого ответа Сакаса не получил.

 

Войска США захватили и другие города на атлантическом побережье. Например, в устье Рио-Гранде высадились 600 морских пехотинцев, в то время как либералов в городе насчитывалось 18 человек. Американцы явно были хорошей осведомлены – они появились на Рио-Граде только после того, как основные части либеральной армии покинули город для битвы с войсками Диаса.

 

Когда последние, будучи разбитыми, стали отходить к Блуфилдсу, Диас срочно попросил через Эберхардта объявить нейтральной зоной район их дислокации, чтобы избежать полного разгрома.

 

Таким образом, американцы фактически вмешались в гражданскую войну на стороне режима Диаса. {144}

 

Войска Сакасы ушли из Пуэрто-Кабесаса, бросив большое количество оружия и боеприпасов. Американцы запретили никарагуанцам в Пуэрто-Кабесасе даже носить ножи.

 

На январь 1927 года американцы наметили полномасштабную военную интервенцию в Никарагуа. С целью ее пропагандистского оправдания госсекретарь Келлог пошел на беспрецедентный шаг. 12 января 1927 года он сделал заявление о политике Мексики и стоящих за ее спиной советских большевиков в Латинской Америке. Не утруждая себя никакими доказательствами, Келлог утверждал, что мексиканцы помогают никарагуанским либералам по приказу Москвы, чтобы взять под контроль всю Центральную Америку, прежде всего зону Панамского канала. США, естественно, не могут безучастно взирать на подрывную деятельность мексиканских и русских большевиков и намерены всеми средствами, в том числе и военными, отстаивать свои интересы перед лицом коммунистической агрессии.

 

С такими же заявлениями выступил 10 января и президент США Кулидж: «Мы не можем безразлично относиться к тому, что происходит в Центральной Америке. К любой угрозе стабильности в Никарагуа мы отнесемся с глубокой озабоченностью и примем необходимые меры для защиты жизни и собственности американцев»126.

 

В своем послании конгрессу Кулидж особо подчеркнул, что события в Никарагуа ставят под угрозу права США на постройку в этой стране трансокеанского канала127. Американский президент поставил в заслугу США, что при помощи американских экспертов долг Никарагуа был сокращен с 22 миллионов долларов в 1917 году до 6,6 миллиона в 1926-м. Правда, он не упомянул, что сами американцы и ввергли Никарагуа в долговую кабалу после 1910 года.

 

При этом и Кулидж, и Келлог распространяли свои домыслы уже задним числом. Ведь 6 января 1927 года американская морская пехота начала высаживаться в Коринто (хотя Диас утверждал, что прочно контролирует западную часть Никарагуа). Вокруг Никарагуа было сконцентрировано 16 военных кораблей США с десантом на борту.

 

Кроме того, Кулидж отдал приказ продать режиму Диаса 3000 винтовок системы Крэга (производились в США в 1894–1904 годах), 200 пулеметов «браунинг» и три миллиона патронов. 7 января американская морская пехота опять вошла в Манагуа, откуда ушла меньше, чем полтора года назад, в августе 1925-го.

 

Если сначала морские пехотинцы должны были охранять только дипмиссию США, то к 1 февраля 1927 года (естественно, по «просьбе» Диаса) морская пехота США взяла на себя «защиту» Манагуа в целом. Диас обратился с такой {145} просьбой еще 4 января – якобы для того, чтобы отбить возможный мексиканский десант на тихоокеанском побережье. Без американской морской пехоты правительство Никарагуа, дескать, не могло гарантировать безопасность жизни и собственности иностранцев в Манагуа, а также безопасность американской миссии в столице. 2 февраля в Манагуа было уже 320 американских морских пехотинцев.

 

Американскую интервенцию в Никарагуа решительно осудил Коминтерн. В воззвании Исполкома Коммунистического интернационала от 30 января 1927 года говорилось: «Армия Североамериканских Соединенных Штатов оккупирует Никарагуа, обезоруживает и подвергает преследованиям беззащитное население. Могущественный североамериканский империализм, больше всех нажившийся на всемирной войне128 и закабаляющий все народы, ныне сбрасывает демократическую маску, плохо скрывающую его алчность и обнаруживает циничное намерение поработить мелкие страны Центральной Америки и превратить Латинскую Америку в колонию Соединенных Штатов»129.

 

Послание Кулиджа конгрессу о коммунистической угрозе со стороны Мексики вызвало в американском парламенте дебаты о политике США в Мексике и Никарагуа. Многих конгрессменов отнюдь не испугали «страшилки» Кулиджа, ссылавшегося на мировой коммунизм. Например, конгрессмен Хаддлстон из Алабамы говорил: «…мы в настоящее время являемся объектом всеобщего осуждения в странах Южной Америки… Президент вмешался в Никарагуа, чтобы подавить революцию и в целях поддержки Диаса, на которого можно положиться, так как он сделает все, чего президент хочет… Это не только нарушает суверенитет Никарагуа, но и доказывает тот факт, что мы установили протекторат. Никарагуа стала более зависимой от нас – ведь мы диктуем, кто должен стоять там у власти, а это ведет к полной утере независимости …Мы находимся там, чтобы помочь американским инвесторам и держателям акций получать их доходы»130.

 

С Хаддлстоном был полностью согласен председатель сенатского комитета по внешней политике Бора: «Соглашение о займе и канале мы заключили сами с собой, Диас не удержался бы у власти ни одного дня, если бы не присутствие американской морской пехоты»131.

 

Диас разделял такую точку зрения. 9 февраля 1927 года он заявил в интервью американскому агентству «Ассошиэйтед Пресс»: «Если Соединенные Штаты сочтут, что я должен уступить свой пост кому-нибудь другому, я сделаю это немедленно… Но я всегда возражал против вывода морской пехоты из Никарагуа, и я приветствую ее возвращение. Кто бы ни был президентом, я или {146} кто-нибудь другой, морская пехота США должна всегда оставаться в Никарагуа»132. 24 февраля нью-йоркские газеты сообщили, что Диас предложил США взять на себя «защиту» Никарагуа в последующие 100 лет.

 

23 февраля 1927 года над столичной крепостью Лома в Никарагуа взвился американский флаг. Временный поверенный в делах Великобритании даже поинтересовался у никарагуанского правительства, не означает ли это прекращения существования Никарагуа как независимого государства. Диас распорядился снова поднять над крепостью национальный флаг.

 

В феврале 1927-го американцы усилено наращивали свое военное присутствие в Никарагуа. К концу месяца под командованием бригадного генерала Логана Феланда было примерно 2000 военнослужащих. 25 февраля на территорию Никарагуа были доставлены и боевые самолеты – шесть двухместных бипланов «Де Хэвиленд». Этот самолет являлся самым массовым в США в годы Первой мировой войны – было произведено 4846 единиц. 1538 самолетов были модернизированы в 1919–1923 годах (изменено местоположение второго пилота и бензобака) и получили наименование DH4B. Именно они и были направлены в Никарагуа.

 

«Де Хэвиленды» установили несколько мировых рекордов. В 1922 году на этом самолет был совершен трансконтинентальный перелет, а в 1923-м – первая в мире успешная дозаправка в воздухе. Крейсерская скорость самолета составляла 90 миль в час (максимальная – 140 миль), радиус действия – 400 миль. Использование «Де Хэвилендов» в качестве бомбардировщика в Никарагуа было импровизацией – самолет сконструировали для разведки и наблюдения. С его помощь американцы стремились обнаруживать части либералов еще на дальнем подходе к крупным городам. Самолет был вооружен четырьмя пулеметами и мог нести 322 фунта бомб (150 кг).

 

Между тем американская интервенция фактически спасла Диаса от полного разгрома. 6 февраля либералы в упорной уличной борьбе захватили город Чинандега в западной части страны (город обороняли 500 солдат правительственных войск, либералов, по данным американского посланника, было от 600 до 2000). Правительственным войскам удалось отбить город только с помощью американских самолетов, которые варварски бомбили Чинандегу – ее центр превратился в груду развалин. Это был первый в истории случай бомбежки крупного населенного пункта – за десять лет до того, как нацистский легион «Кондор» стер с лица земли испанскую Гернику. Авиабомб у американцев сначала не было, и они сбрасывали на город канистры с динамитом и металлическим поражающими частями. Сбрасывали пилоты США на Чинандегу и самодельные зажигательные бомбы (полностью выгорело десять кварталов города).

 

Американские пилоты официально числились инструкторами национальной гвардии. Келлог писал Эберхардту в Манагуа, что госдепартамент якобы {147} не знал о службе двух американских летчиков в национальной гвардии, иначе он запретил бы им участвовать в боевых действиях133.

 

Американцы распустили слухи, что город подожгли отступившие либералы.

 

19 февраля 1927 года в Чинандегу и Леон были введены морские пехотинцы США (усиленная рота при поддержке военных моряков с американских кораблей).

 

Военная интервенция США вызвала резкое осуждение не только латиноамериканской, но и собственно американской общественности. И если общественность в госдепартаменте привыкли не замечать, то отмахнуться от демаршей европейских стран было уже сложнее. В феврале 1927 года британский посол в Вашингтоне заявил, что Англия имеет такое же право на защиту своих подданных в Никарагуа, как и США. В Коринто прибыл английский военный корабль. Подобные демарши сделали правительства Италии и Бельгии.

 

В этой обстановке Кулидж хотел как можно быстрее закончить интервенцию каким-либо компромиссом между либералами и консерваторами в Никарагуа – но компромиссом на американских условиях.

 

Посланник США в Манагуа не прекращал посреднических усилий, и в январе 1927 года американцы заметили, что Сакаса стал колебаться. Он уже согласился на то, чтобы президентские выборы 1928 года проходили под наблюдением США, что якобы гарантирует их честность. Правда, Сакаса предпочитал все же, чтобы выборы контролировали совместно американцы и представители центральноамериканских республик, но в Вашингтоне почувствовали, что лед тронулся.

 

Диас не согласился на наблюдателей из центральноамериканских республик (мол, Гватемала и Коста-Рика стоят на стороне либералов), и посланник США в Манагуа его в этом поддержал. Келлог попросил американского адмирала Латимера встретиться с Сакасой и передать ему два пункта позиции Соединенных Штатов:

 

– США никогда не признают режим Сакасы, так как он «революционный»;

 

– США признают только того президента Никарагуа, который одержит победу на выборах 1928 года под американским наблюдением. Пока же США признают режим Диаса как «конституционный».

 

Таким образом, Латимер должен был развеять все иллюзии либералов относительно возможной смены курса в Вашингтоне. Келлог писал Латимеру, что Сакаса, видимо, до сих пор не уяснил существа американской политики по отношению к Никарагуа. Мол, если либералы думают, что их признают в случае победы в гражданской войне, то они глубоко ошибаются. {148}

 

В начале февраля 1927 года Сакаса согласился на посредничество США и предложил, чтобы консерваторы и либералы встретились в Вашингтоне134. Однако американцы отказались приглашать Сакасу в Вашингтон, так как это было бы равнозначно признанию его правительства де-факто. Поэтому никарагуанским противоборствующим сторонам надо было встречаться на родине.

 

12 февраля Диас в панике сообщил Эберхардту, что мощная либеральная армия в 1000 человек (даже посланник счел эти цифры явным преувеличением) движется на важный город Матагальпа. Без помощи США город удержать не удастся. Консерваторы бежали из Матагальпы, но когда выяснилось, что либералов поблизости нет, снова ее заняли. Этот эпизод ясно свидетельствует о моральном состоянии войск Диаса.

 

Американский сенатор Бертон Уиллер назвал Диаса «рыдающей марионеткой» и агентом «некоторых нью-йоркских банкиров» (имелись в виду владельцы облигаций никарагуанского долга). 15 марта 1927 года упомянутые банкиры («Гэранти Траст» и «Дж.И.В. Селигмен») после одобрения госдепартамента выделили режиму Диаса кредит в размере миллиона долларов под 7% годовых. Помимо все тех же железных дорог и Национального банка Диас должен был гарантировать новый заем путем введения налога в 12,5% на импорт, 50%-ного налога на алкогольные напитки и табачные изделия, а также за счет налога на экспорт кофе.

 

17 марта 1927 года 800 либералов при 25 пулеметах атаковали Матагальпу, которую обороняли 700 солдат правительственных войск (20 пулеметов). После ожесточенного боя нападавшие отошли, но следующей атаки правительственные силы уже не выдержали бы. На поле боя якобы было найдено семь трупов мексиканцев, которых опознали по характерным татуировкам. Нашли и некоего убитого «блондина», которого объявили почему-то немцем. Через час либералы (якобы под руководством некоего «латыша Мюллера») атаковали снова, и консерваторы отступили от Матагальпы на 20 миль.

 

После битвы у Матагальпы Эберхардт оценивал численность правительственных войск в 3000 человек («хорошо вооруженных, но со слабым боевым духом»), а либералов – в 1500–2000 человек («хорошо вооруженных и с высоким боевым духом»)135.

 

В начале марта в Матагальпе был ранен американский консул, и морская пехота США (150 человек) заняла город, объявив его нейтральной зоной. Таким образом, американцы постепенно занимали крупные никарагуанские города под предлогом защиты жизни и собственности иностранцев. Подобная тактика обрекала либералов на партизанскую войну, так как они не могли захватить ни одного города без риска вступить в противоборство с {149} американскими войсками и тем самым дать США повод для наращивания интервенции. В стране в марте 1927 года было уже 5400 морских пехотинцев и моряков США.

 

Главная армия либералов (1000 человек, 38 пулеметов) во главе с Монкадой медленно продвигалась с атлантического побережья в западную часть страны. Либералы успешно атаковали небольшие отряды правительственных войск, избегая крупных сражений. Эберхардт сокрушался, что военными операциями правительственных войск руководят явно не очень благоразумные люди. Американцы понимали, что как только Монкада окажется поблизости от крупных городов, к нему присоединятся тысячи восставших и дело Диаса будет проиграно окончательно. Еще 16 февраля посланник в Манагуа сообщил в Вашингтон, что без «полномасштабной интервенции» США «навести порядок» в Никарагуа не представляется возможным.

 

В начале апреля к Монкаде из Леона уже пытались выйти на соединение около 2000 либералов, и правительственные войска спасало только то, что у их противников практически не было оружия.

 

4 апреля 1927 года Кулидж принял решение срочно направить в Никарагуа полковника Генри Стимсона, чтобы тот организовал переговоры либералов и консерваторов и тем самым закончил войну, не дав ей перерасти в народную революцию. Стимсон был личным другом президента Теодора Рузвельта, военным министром в правительстве президента Тафта. Этот же пост он занимал позднее, в 1940–1945 годах при другом Рузвельте – Фраклине Делано. Стимсон придерживался мнения, что никарагуанцы пока еще не доросли до того, чтобы самим распоряжаться своей судьбой.

 

9 апреля Стимсон отплыл из Нью-Йорка и 16-го прибыл в Коринто. С самого начала эмиссар США вел переговоры с либералами на основании программы из шести пунктов, предложенной Диасом (и заранее согласованной с американцами). Программа предусматривала разоружение обеих армий, передачу оружия на хранение войскам США, всеобщую амнистию и возвращение политических эмигрантов, введение либералов в правительство и в полицию, проведение в 1928 году президентских выборов под эгидой США. Миссию Стимсона облегчало то обстоятельство, что еще в начале марта Монкада сигнализировал американцам о своей готовности сложить оружие на этих условиях136. Он соглашался на любое правительство в Никарагуа до выборов 1928 года, которое установят американцы. Единственным условием Монкады было проведение переговоров только с американским представителем (ради спасения своего престижа).

 

Практически одновременно с прибытием в Никарагуа Стимсона армия Монкады была разбита консерваторами. От полного разгрома ее спас отряд во главе с никому не известным тогда Аугусто Сандино. Тем не менее, {150} разделившись на отдельные отряды, либералы Монкады отступали вглубь страны, на восток. Американцы отмечали, что помимо недостатка еды и боеприпасов причиной поражения главной либеральной армии стали разногласия между главнокомандующим Монкадой и другим главным генералом либералов – Сандовалем137.

 

В госдепартаменте были так приятно удивлены успехами армии Диаса (хотя и считали данные о потерях либералов сильно завышенными), что поспешили объявить миссию Стимсона не посреднической, а чисто наблюдательной. Однако в своей первой телеграмме из Манагуа 20 апреля 1927 года Стимсон счел былые расчеты госдепартамента относительно скорой победы консерваторов «чересчур оптимистическими». Армия Монкады потерпела поражение, но не разбита. Если либералы перейдут к партизанской войне небольшими подразделениями, то разгромить их будет очень трудно, и это займет много времени. Между тем, через шесть недель у правительства Диаса, которое и так держалось только за счет американских кредитов, закончатся деньги. Стимсон приходил к выводу, что ни один никарагуанский лидер не может одержать победу силой оружия и вопреки США. Другими словами, бывший министр обороны США констатировал в Никарагуа патовое положении с военной точки зрения.

 

Сердцевиной возможного мирного урегулирования Стимсон считал (и в этом его поддерживали либералы) честные президентские выборы в 1928 году под наблюдением США. Именно это Стимсон считал той «уступкой», которую надо преподнести либералам. «Голая» военная интервенция будет контрпродуктивной138.

 

Через три дня Стимсон сообщил, что боевой дух правительственных сил и окружения Диаса оставляет желать лучшего, в то время как либералы многочисленны и полны решимости сражаться. Американский спецпредставитель считал, что надо срочно добиться мира на основе плана Диаса до июня, иначе не удастся собрать урожай, и вся Никарагуа погрузится в хаос и анархию. Стимсон предрекал, что не все либералы сложат оружие даже под гарантию американцев и, возможно, американской морской пехоте придется разоружать отдельные отряды силой. Судя по ответной телеграмме Келлога, тот явно сомневался, что наличных сил морской пехоты и моряков хватит для разоружения повстанцев. Он поинтересовался у Стимсона, сколько времени может занять подобное разоружение и насколько сильным может оказаться сопротивление.

 

25 апреля Сакаса согласился направить в Манагуа своих представителей на мирные переговоры. В то же время Монкада реорганизовал свою армию и сосредоточил ее у реки Типитапа, откуда он мог угрожать и Гранаде, и {151} Манагуа. Войска Диаса отказались атаковать либералов и отступили. Эберхардт и Стимсон требовали укрепления американского военного присутствия в Никарагуа, чтобы либералы опять не решили все-таки свергнуть Диаса силой.

 

Адмирал Латимер при поддержке Эберхарта предложил силой остановить либералов у реки Типитапы139 и не дать им продвинуться к столице. Предлог для вмешательства в боевые действия был все тем же: защита железной дороги и жизней американских граждан в Гранаде и Манагуа.

 

В целом, отмечал Эберхардт, большинство никарагуанцев расценивает американское вмешательство как «эгоистичную» интервенцию в пользу Диаса, однако такие «ответственные» либералы, как Сакаса и Монкада, не станут воевать против США (они сообщили об этом лично Стимсону, а Сакаса сделал на сей счет и публичное заявление), и это надо использовать140. Недовольных возможным мирным соглашением либералов можно будет разоружить и наличными американскими силами, но если прислать в Никарагуа дополнительно 800 военнослужащих США, то это произойдет быстро. Не сложат оружия только отдельные мелкие партизанские отряды в труднодоступных районах (здесь Эберхардт и Стимсон не ошибались). Но мир в густонаселенной западной части страны будет обеспечен.

 

26 апреля 1927 года в своей телеграмме в Вашингтон Стимсон впервые наряду с прочими военачальниками либералов упомянул Сандино – как хорошего партизанского командира, мало чего стоящего в дни мира. В целом в случае достижения мира, считал Стимсон, отдельные банды мародеров еще могут скрыться в горах, но Никарагуа полностью успокоится уже в июне – июле141.

 

27 апреля делегация либералов на американском эсминце отправилась в Манагуа. В этот же день госдепартамент разрешил Стимсону и Эберхардту пригрозить Сакасе возможностью насильственного разоружения частей либералов, если он окажется не готов к фактической капитуляции. Одновременно Латимеру (командовавшему всеми американскими частями и флотом в Никарагуа) дали полномочия не пускать либералов за реку Типитапа.

 

Между тем, по мнению Стимсона, в конце апреля ситуация правительственных войск, несмотря на их превосходное вооружение, стала «плохой». Они уже три недели оттягивали наступление на армию Монкады, дав либералам возможность оправиться от поражения и перегруппировать силы. Стимсон относил это насчет «полнейшей некомпетентности (командного состава) и предательства»142. Монкаду от решительного наступления удерживал только недостаток боеприпасов. {152}

 

4 мая 1927 года Стимсон в сопровождении Эберхардта приехал в ставку главнокомандующего армией либералов Монкады в городок Типитапа. Сначала переговоры шли непросто – либералы никак не хотели соглашаться с тем, что президентом до 1928 года останется Диас. Ведь это означало, что конституционный вице-президент и лидер либералов Сакаса незаконно лишался своей должности. А ведь армия либералов формально называла себя конституционалистской и боролась, соответственно, за строгое соблюдение основного закона страны. В полдень Эберхардт устроил для участников переговоров «дружеский завтрак» на 40 персон, после чего переговоры пошли успешнее143.

 

Когда Монкада сказал Стимсону, что США ошибаются, поддерживая Адольфо Диаса на посту президента, Стимсон ответил: США признали Диаса, а Америка ошибок не делает144. Монкада настаивал: США все же сделали ошибку, и она будет стоить им потери авторитета в Латинской Америке. Стимсон был непреклонен: он приехал в Никарагуа, чтобы «добиться мира», и если потребуется, то и с помощью силы.

 

В качестве переводчика Монкада привлек своего племянника Анастасио Сомосу Гарсию. По-английски Сомоса говорил бегло, но, как отмечал известный американский журналист Уильям Крем, «с таким фантастическим количеством ошибок, какое можно услышать лишь у гангстера американо-итальянского происхождения»145.

 

Анастасио Сомоса (чьим прадедом был уже упоминавшийся на страницах этой книги «Робин Гуд» Бернабе Сомоса) родился 1 февраля 1896 года в городке Сан-Маркос. Он являлся незаконнорожденным сыном состоятельного владельца кофейной плантации и его служанки. В то время в Никарагуа такие вещи были делом обычным. Отец признал сына, а дядя Сомосы Хосе Мария Монкада отправил его по линии фонда Рокфеллера учиться в США. В Филадельфии Сомоса окончил коммерческое училище, но попал на два месяца в тюрьму за подделку долларов.

 

После возвращения в Никарагуа Сомоса безуспешно занимался бизнесом и решил выбиться в люди за счет удачной женитьбы. Еще в Америке он познакомился с Сальвадорой Дебайле Сакасой – дочерью одного из самых богатых людей страны и представительницей важнейшего либерального олигархического клана Никарагуа (мать Сальвадоры была дочерью президента Никарагуа Роберто Сакасы Саррио и сестрой будущего вице-президента и вождя либералов Сакасы). Когда у Сальвадоры, приехавшей в Филадельфию из Европы после начала Первой мировой войны, обострился аппендицит, ее навестил в больнице брат, которого сопровождал молодой, приятный и услужливый человек (друзья в Америке звали его «Сони»). Это и был будущий диктатор Никарагуа Анастасио Сомоса. {153}

 

Родители невесты были против брака, но Сомоса достигал поставленной цели любыми путями, и в 1919 году Сальвадора стала его женой. Брак был заключен без ведома родителей в Филадельфии. Потом свадебную церемонию пышно, по обычаям никарагуанской олигархии, повторили в Леоне. Богатые родственники обеспечили молодым свадебное путешествие в Европу, которое длилось почти год. Жена была немного старше мужа, что по меркам тогдашней Латинской Америки казалось странным.

 

Сальвадора родила мужу трех детей – дочь Лилиану и сыновей Луиса и Анастасио. Но еще до этого у Сомосы появился внебрачный сын Хосе от служанки его матери. По просьбе супруги отец признал его.

 

Вскоре после заключения брака Сомоса опять попался на мошенничестве и был предан суду, но связи жены спасли его от неприятных последствий.

 

Никаких политических убеждений Сомоса не имел – его жизненной целью было личное благополучие любой ценой. Отец Сомосы был человеком консервативных взглядов146, что среди владельцев кофейных плантаций встречалось редко. Обычно эти люди, производившие современный и модный товар для Европы и завязанные на внешнюю торговлю, придерживались либеральных убеждений. Сомосу сделали либералом родственные связи с Монкадой и Сакасой – окажись среди его родственников консерваторы такого же уровня, будущий диктатор Никарагуа стал бы консерватором.

 

Благодаря связям жены Сомоса в 1926 году стал «политическим начальником» (то есть префектом) в Леоне – оплоте либералов и клана Сакасы. Когда началась война между либералами и консерваторами, Сомоса, естественно, примкнул к первым. Неподалеку от его родного городка Сан-Маркос отряд Сомосы был разбит, и позднее он сдался правительственным войскам. Монкада тем не менее произвел племянника в генералы, хотя больше никакого участия в боевых действиях тот не принимал.

 

4 мая 1927 года Стимсон и Монкада при помощи любезного переводчика Анастасио Сомосы наконец-то договорились (при этом американцы заняли позиции на южном берегу реки Типитапа, сменив разбежавшиеся части консерваторов).

 

Точнее, Монкада сдался, согласившись на президентство Диаса до 1928 года. Армия либералов подлежала разоружению, оружие сдавалось американцам. В случае необходимости американцы получили право разоружать части либералов силой. За каждую сданную винтовку солдаты Монкады получали по 10 долларов.

 

Распускались и войска консерваторов. Вместо обеих враждующих армий американцы создавали «неполитическую» национальную гвардию. США обещали в 1928 году честные выборы под своим наблюдением. Для {154} соблюдения условий соглашения они получали право оставить в Никарагуа контингент морской пехоты. Стимсон отмечал, что Монкада настроен конструктивно и примирительно. Генерал либералов признал, что может победить консерваторов, но якобы не может «умиротворить» Никарагуа без американской помощи147. Еще Монкада пожаловался Стимсону, что страну наводнили вооруженные группы, которые не подчиняются ни ему, ни Адольфо Диасу.

 

Договоренности Стимсона – Монкады были одобрены Сакасой и получили наименование «пакт Эспино Негро» (то есть «пакт тернового дерева» – под этим деревом Монкада и сдался американцам).

 

7 мая 1929 года Монкада обратился к армии либералов с призывом как можно скорее сложить оружие. Американцы спешили, потому что в Никарагуа скоро начинался сезон дождей, которые серьезно усложняли морской пехоте и авиации США борьбу с партизанами. 12 мая Монкада и все генералы либеральной армии обратились с письмом к Стимсону, в котором изъявляли намерение как можно быстрее сдать оружие. Монкада выражал уверенность, что американские войска смогут обеспечить в Никарагуа мир и спокойствие. Американский посланник Эберхардт отмечал, что воззвание Монкады подписали 11 генералов-либералов, «за исключением Сандино»148.

 

Так оно и было. Приказу Монкады о капитуляции не подчинился лишь один генерал либеральной армии – Аугусто Сесар Сандино. {155}

 

 

80 Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 154.

 

81 Ibid. {123}

 

82 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 18.

 

83 Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 154. {125}

 

84 Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 158.

 

85 Леонов Н.С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки. М., 1975. С. 163. {126}

 

86 Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 160. {127}

 

87 Гонионский С.А. Сандино, М. 1965. С. 18–19.

 

88 Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 165. {128}

 

89 Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 165.

 

90 Леонов Н.С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки. М., 1975. С. 163. {129}

 

91 Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 172. {130}

 

92 Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 174.

 

93 Гонионский С.А. Сандино. M., 1965. С. 19.

 

94 Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 175.

 

95 Гонионский С.А. Сандино. M., 1965. C. 20. {131}

 

96 Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 179. {132}

 

97 Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 182. {133}

 

98 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 21.

 

99 Интересно, что на избирательных участках за порядком следили морские пехотинцы США. Однако консерваторы запротестовали, когда пехотинцы решили понаблюдать и за подсчетом голосов. Либералы не возражали.

 

100 FRUS, 1925 (см.: http://images.librar...25v02.i0024.pdf).

 

101 Ibid.

 

102 Ibid. {134}

 

103 Staten C.L. The History of Nicaragua. Greenwood Publishing Group, 2010. P. 39. {135}

 

104 FRUS, 1925 (см.: http://images.librar...25v02.i0024.pdf).

 

105 Ibid. {136}

 

106 Сакаса просил соизволения вернуться в Никарагуа на военном корабле США, рассматривая это как гарантию личной безопасности. Американцы отказались, сославшись на то, что появление американского корабля в Никарагуа произведет нежелательный эффект на общественное мнение страны (!). Между тем военные корабли США только что покинули Коринто.

 

107 FRUS, 1925 (см.: http://images.librar...25v02.i0024.pdf).

 

108 Ibid. {137}

 

109 FRUS, 1926 (см.: http://images.librar...26v02.i0026.pdf).

 

110 Buchenau J. In the shadow of the giant: the making of Mexico’s Central America policy, 1876–1930. University of Alabama Press, 1996. P. 168.

 

111 Формально, следует подчеркнуть, Мексика этих отношений и не прерывала. Например, мексиканский почетный консул выразил соболезнование во время покушения на В.И. Ленина в 1918 году. В 1924-м обе страны просто решили обменяться полноценными посольствами. Будучи в том же году в Европе, Кальес даже хотел приехать из Берлина в Москву, но болезнь и необходимость длительного лечения в германской столице не дали ему этого сделать. {138}

 

112 FRUS, 1926 (см.: http://images.librar...26v02.i0026.pdf).

 

113 Buchenau J. In the shadow of the giant: the making of Mexico’s Central America policy, 1876–1930. University of Alabama Press, 1996. P. 169. {139}

 

114 FRUS, 1926 (см.: http://images.librar...26v02.i0026.pdf).

 

115 Ibid.

 

116 Ibid. {140}

 

117 FRUS, 1926 (см.: http://images.librar...26v02.i0026.pdf).

 

118 Ibid. {141}

 

119 FRUS, 1926 (см.: http://images.librar...26v02.i0026.pdf).

 

120 Ibid. {142}

 

121 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 25.

 

122 FRUS, 1926 (см.: http://images.librar...26v02.i0026.pdf).

 

123 Buchenau J. In the shadow of the giant: the making of Mexico’s Central America policy, 1876–1930. University of Alabama Press, 1996. P. 174. {143}

 

124 FRUS, 1926 (см.: http://images.librar...26v02.i0026.pdf).

 

125 Ibid. {144}

 

126 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 26.

 

127 FRUS, 1927 (см.: http://images.librar...27v03.i0017.pdf). {145}

 

128 Имелась в виду Первая мировая война.

 

129 Янчук И.И. Политика США в Латинской Америке. 1918–1928. М., 1982. С. 281–282.

 

130 Там же. С. 282.

 

131 Там же. {146}

 

132 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 27. {147}

 

133 FRUS, 1927 (см.: http://images.librar...27v03.i0017.pdf). {148}

 

134 FRUS, 1927 (см.: http://images.librar...27v03.i0017.pdf).

 

135 Ibid. {149}

 

136 FRUS, 1927 (см.: http://images.librar...27v03.i0017.pdf). {150}

 

137 FRUS, 1927 (см.: http://images.librar...27v03.i0017.pdf).

 

138 Ibid. {151}

 

139 Река Типитапа, соединяющая озера Никарагуа и Манагуа, была последним естественным водным рубежом на пути армии либералов к столице с востока.

 

140 FRUS, 1927 (см.: http://images.librar...27v03.i0017.pdf).

 

141 Ibid.

 

142 Ibid. {152}

 

143 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 29.

 

144 Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 80.

 

145 Гонионский С.А. Сандино. M., 1965. C. 32. {153}

 

146 Walter K. The Regime of Anastasio Somoza, 1936–1956. The University of North Carolina Press, 1993. P. 12. {154}

 

147 FRUS, 1927 (см.: http://images.librar...27v03.i0017.pdf).

 

148 Ibid. {155}

 

Платошкин Н.Н. Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия. М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2015. С. 123–155.

 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 24.07 2018

Предки Сандино прибыли из Испании в Латинскую Америку в XVIII веке. Три брата Сандино (как в сказке) рассеялись по Новому Свету: один обосновался в Никарагуа, другой – в Мексике, третий – в Колумбии.

 

По обстоятельствам своего рождения Сандино был похож на Сомосу, и эти люди были почти ровесниками.

 

Аугусто Николас Кальдерон Сандино родился 18 мая 1895 года в маленьком поселке Никиноомо (департамент Масайя, в 30 километрах к западу от Манагуа), в котором было всего несколько каменных домов и пара сотен хижин под пальмовыми листьями. Именно в одной из таких хижин и появился на свет самый выдающийся никарагуанец, имя которого теперь известно всему миру. Как и Сомоса, Сандино был внебрачным ребенком. Его отец, зажиточный владелец плантации кофейных деревьев Грегорио Сандино – либерал и сторонник Селайи, был человеком уважаемым, и его каменный дом стоял в лучшем месте поселка – на центральной площади.

 

К моменту рождения Аугусто дон Грегорио уже бросил его мать – поденщицу и домашнюю прислугу Маргариту Кальдерон, чтобы жениться на богатой уроженке Масайи по имени Америка (брак с ней был заключен 27 января {155} 1897 года, она родила дону Грегорио сына Сократеса и двух дочерей – Марию Асунсьон и Зойлу Америку)149. 14 июля 1895 года мальчика крестили.

 

Сандино вспоминал: «Я был зачат в любви, или в грехе, как вам больше подходит. Когда я появился на свет, отец уже успел забыть о той, кто стала матерью его первенца. Причина столь короткой памяти легко объяснима – моя мать была батрачкой, крестьянкой, а отец сватался к сеньорите Америке Тиффер из богатой буржуазной семьи.

 

Так и получилось, что я родился и рос в нищете. Мать с утра до позднего вечера работала на кофейных плантациях, а меня оставляла одного в хижине. Научившись ходить, я уже отправлялся на сбор кофе вместе с ней и помогал наполнять корзины кофейными ягодами. Когда мы не собирали кофе, то убирали пшеницу или маис. Одним словом, делали все, что нам приказывали. Платили нам так мало, что само существование казалось нам беспрерывной, непреходящей, жгучей болью!

 

Чтобы не умереть с голоду, мать закладывала в ломбарде за несколько сентаво мои рубашонки и единственные рваные штаны. Часто, когда мать была больна и не могла подняться на работу, я по ночам воровал маис на полях и таскал овощи с чужих огородов. Так я рос в постоянно борьбе с жизнью, беспощадной и жестокой»150.

 

Эта жизнь щедро одаривала батрачку и ее сына все новыми и новыми страданиями. В 1904 году Маргарита Кальдерон нанялась к мэру (алькальду) Никиноомо. Она попросила в долг у мэра десять песо и, чтобы быстрее отдать их, нанялась на работу в другое поместье, где платили больше. Разъяренный алькальд счел это нарушением полагавшегося в таком случае чинопочитания и заключил батрачку в долговую тюрьму. Так как за девятилетним Аугусто некому было присматривать, то он отправился в тюрьму вместе с матерью. «Побои, грубое обращение, грязь, холод… – вот что ждало нас в той деревенской тюрьме, – вспоминал Сандино. – У мамы начались преждевременные роды, она истекала кровью. И единственным человеком, который мог хоть чем-то помочь ей, был я, девятилетний мальчик. В ту ночь, когда мать, обессиленная, уснула, прижавшись к ней, я плакал и думал: «Почему бог допускает такое? Почему падре говорит, что власть от бога? И почему тогда власти помогают только богатым? Какое все это дерьмо – бог, власти, жизнь!»151

 

Аугусто был вторым по старшинству из шести детей своей матери.

 

Не в силах содержать ребенка, мать отдала его бабушке, у которой Аугусто прожил несколько лет152. Затем его взял в свой дом отец. Аугусто тогда было {156} 11 лет, большую часть из которых он прожил впроголодь и зачастую не ел по нескольку дней. Говорят, что Аугусто встретился с отцом на дороге, когда нес тяжелые тюки. Мальчик поставил их на землю и спросил дона Грегорио: «Я Ваш сын или нет?» Когда тот подтвердил, Аугусто со слезами на глазах продолжил: «А если сын, то почему Вы не относитесь ко мне, как к Сократесу?» Так дон Грегорио взял внебрачного сына в свой дом.

 

Аугусто выполнял в хозяйстве отца любую порученную ему работу: пас скот, работал на плантации, возил товары на базар. Мальчик не имел права садиться за стол со своими единокровными братом и сестрами, ел и спал вместе с прислугой. Он очень интересовался сельскохозяйственными машинами, которые с удовольствием разбирал и помогал чинить. В 1912 году, как и большинство никарагуанцев, Аугусто Сандино был возмущен американской интервенцией. Его героем стал генерал Селедон – Сандино с отцом видели, как труп этого никарагуанского патриота консерваторы радостно тащили по улицам. Дон Грегорио Сандино был два раза арестован в годы правления консерваторов (один раз – как раз за то, что протестовал против убийства Селедона)153.

 

Отец дал сыну образование – отправил его в бесплатную государственную школу, недавно открытую по распоряжению президента-либерала Селайи. Таким образом, Аугусто принадлежал к тем 3% никарагуанских детей, которые могли позволить себе учиться в то время. Так как он попал в школу поздно, дети смеялись над его неграмотностью и неясным происхождением, что приводило к частым дракам. Точно известно, что Сандино закончил четыре класса, хотя есть данные, что он потом учился в коммерческом училище в Гранаде.

 

Семья Сандино занялась зерновым бизнесом. Аугусто и его отец покупали у крестьян зерно и перепродавали его крупным оптовикам в Манагуа, Гранаду, Хинотепе и Масайю. С юношеских лет у Сандино стали проявляться лидерские способности, и он организовал потребительско-сбытовой кооператив, чтобы объединить крестьян перед лицом торговцев-перекупщиков зерна, постоянно снижавших цены. Встревоженные торговцы из Масайи в 1920 году послали на переговоры с Сандино влиятельного политического деятеля – Хосе Марию Монкаду, будущего главнокомандующего армии либералов. С помощью Аугусто его отец смог вдвое увеличить свой капитал.

 

Между 1913-м и 1916 годом Сандино уехал из Никиноомо, вероятно, из-за ссоры с мачехой. Он работал где-то в районе границы с Коста-Рикой механиком. Позднее Сандино говорил, что он попал на корабль в Сан-Хуан-дель-Сур и посмотрел половину мира. Есть данные, что какое-то время он жил в США.

 

В 1919 году Сандино вернулся на родину и открыл в Никиноомо собственное предприятие по торговле зерном. В 1920 году он принял участие в президентской кампании либералов, агитируя за них в своем родном поселке. {157}

 

Первой любовью будущего «генерала свободных людей» стала односельчанка и однофамилица Мария Соледад Сандино (в некоторых источниках девушку называют Мария Мерседес)154. Аугусто, которому тогда исполнилось 19 лет, был невысокого роста (163 см) и не отличался представительной внешностью. Но 16-летней девушке парень нравился своей серьезностью и обходительностью. Родители Марии Соледад были, конечно, против знакомства дочери с оборванцем, но сама она хотела выйти за Аугусто замуж. Сандино вспоминал: «…Моя первая любовь была настолько сильной, что я сходил с ума, я плакал, страдал, не спал ночей, а если спал, то грезил о ней. Моя любовь была сокровищем, о котором я не решался сказать никому, даже ей»155. Он написал девушке письмо, в котором угрожал убить ее и себя, если она его отвергнет, но так и не решился отправить послание адресату.

 

Однако судьба и на этот раз не пожелала проявить великодушие по отношению к бедному парню. Так как родители Марии не хотели давать разрешение на помолвку с бедняком, Аугусто в 1920 году отправился на заработки в Блуфилдс, чтобы скопить денег на свадьбу. В письмах Марии он молил небо, чтобы они стали мужем и женой. Когда Аугусто исполнилось 25 лет, он и Мария наконец-то были помолвлены. Казалось, что счастье близко, но судьба опять жестоко посмеялась над парнем.

 

В Никиноомо жил некий Дагоберто Ривас, сын богатых родителей, ненавидевший Сандино, который упорно пытался выбиться в люди. 19 июня 1921 года Ривас с дружками налетел на Сандино прямо у церкви после воскресной мессы. Как сообщали столичные газеты, Ривас дал Сандино пощечину. Завязалась драка, и Аугусто выстрелил в обидчика из пистолета и попал ему в левую ногу. Газеты писали, что Ривас признал свою вину и что Сандино («уважаемый коммерсант») до драки отличался примерным поведением.

 

Относительно причин инцидента есть разные версии. Кто-то говорил, что Ривас обвинил Сандино в ухаживаниях за его овдовевшей сестрой. Но на самом деле, видимо, Сандино был недоволен партией зерна, которую он купил у Риваса, а тот не хотел платить неустойку.

 

Отец Риваса был влиятельным депутатом от консервативной партии, и Аугусто грозила тюрьма. Ему пришлось бежать из родного поселка (сначала в Блуфилдс на заработки), а потом и из страны.

 

Сначала Сандино подался на атлантическое побережье Никарагуа, но уже через месяц по соображениям безопасности перебрался в Гондурас. Там он работал какое-то время охранником на складе в гондурасском порту Ла-Сейба и два года на заводе по производству сахара. В письмах отцу он жаловался на тяжелые условия работы, одиночество и тоску по родине. Он мечтал скопить достаточно денег, чтобы вернуться и жениться на своей Марии. {158}

 

В 1923 году Сандино переехал в Гватемалу и в городе Кирагуа нанялся механиком на предприятие «Юнайтед Фрут». Позднее он вспоминал, что Гондурас его заставила покинуть какая-то романтическая история, связанная с женщиной.

 

Тем не менее из Гондураса Марии Соледад приходили нежные письма: «Любовь моя, вот и прошел год нашей разлуки. Но ни год, ни 20 лет не смогут убить чувство, которое живет в моей душе. Этот год был полон воспоминаний о тебе и грусти о том, что ушло. В эти двенадцать месяцев жизнь подвергла меня суровым испытаниям. Тебе, как и любому, кто ни разу не рисковал, не понять, что значит искать счастья на чужбине… Моя дорога трудна, она не похожа на увеселительную прогулку с толстой чековой книжкой в кармане. А сам я не похож на обладателя чековых книжек, на тех беззаботных пташек, что не знают мира и жизни. И это обстоятельство наполняет меня гордостью…»156

 

Сандино хотел вернуться на родину, но его смертельный враг Дагоберто Ривас стал военным начальником в Никиноомо, и возвращение грозило Аугусто тюрьмой или смертью. Сандино просил Марию приехать к нему, но у девушки умер отец и заболела мать, которую она не могла бросить.

 

Марии и Аугусто не суждено было соединить свои судьбы. В 1923 году они окончательно расстались. Ровно через 10 лет, будучи уже генералом и всемирно известным человеком, Аугусто приехал в Никиноомо. Их встреча с Марией после 13 лет разлуки оказалась последней. В следующем году Сандино был убит. Мария Соледад на десятки лет пережила своего возлюбленного, но замуж так и не вышла.

 

В 1923 году, недолго пробыв в Гватемале, Сандино перебрался в Мексику, где стал работать механиком на нефтяном предприятии американской компании «Саут Пенн Ойл Компани», а с 1925 года – в самой богатой иностранной нефтяной компании Мексики «Уастека Петролеум». В анкете при поступлении на работу, Сандино указал, что женат и имеет ребенка. Он сделал это, видимо, для того, чтобы получить работу как семейный человек.

 

В 1917 году в Мексике победила народная революция. В 1923-м страной управлял президент Альваро Обрегон – герой революционных битв. В 1924 году его сменил уже упоминавшийся выше Кальес, называвший себя «пролетарием».

 

Профсоюзы рабочих-нефтяников Мексики слыли самыми радикальными в стране, даже большевики в далекой Москве казались им слишком умеренными. Но в целом среди рабочих нефтяных приисков были крайне популярны Ленин, Бакунин и Троцкий, чьи портреты висели не только в домах, но и на городских улицах. В честь Ленина называли детей, другими излюбленными именами для новорожденных были «забастовка» и «профсоюз». В 1924 году, как уже упоминалось, Мексика восстановила дипломатические отношения с СССР, а годом позже нефтяники страны встречали делегацию своих коллег {159} из Баку, которым они обещали непременно совершить в стране пролетарскую революцию.

 

В 1925 году Кальес стал прижимать иностранные нефтяные компании, в 1926-м мексиканское правительство объявило войну католической религии как вековому орудию угнетения трудящихся масс. Мексиканские газеты были полны острой и справедливой критики американского империализма.

 

Штат Веракрус, где Сандино работал в 1925 году, был самым революционно настроенным в Мексике. Его возглавлял губернатор Адальберто Техеда, считавший себя искренним социалистом и активно проводивший радикальную аграрную реформу.

 

Именно в такой по-настоящему революционной атмосфере и произошло формирование политических убеждений Аугусто Сандино.

 

Этот процесс шел непросто. Сначала Сандино искал утешения в новых формах религии, одно время интересовался «адвентистами седьмого дня». Потом он увлекся входившей в моду йогу и на какое-то время даже стал вегетарианцем. Привычку регулярно медитировать он сохранил на всю жизнь. Посещал он и кружок спиритуализма, модного тогда (особенно в Мексике) среди «образованных» слоев общества. В числе спиритуалистов было много масонов, социалистов и даже коммунистов. Спиритуалисты считали себя просвещенным авангардом общества в борьбе против мирового зла и в этом чем-то походили на адвентистов, за тем серьезным исключением, что большинство спиритуалистов были врагами современной религии.

 

Вращался Сандино и в масонских кругах. Мексиканские масоны (к которым принадлежал и президент страны Кальес) были непримиримыми врагами католической церкви и считали себя идейными наследниками Великой французской революции. К масонам Сандино привлекали провозглашаемые ими идеалы братства и равенства, которых ему так недоставало в детстве и юности.

 

Конечно, Сандино восхищался Симоном Боливаром. Он признавался, что когда читал о жизни этого человека, то плакал.

 

Мексиканские коллеги не раз выражали в беседах с Сандино возмущение компрадорской и угоднической по отношению к США политикой никарагуанских консерваторов. Аугусто оправдывался, говоря, что он не государственный деятель и не может отвечать за правительство Никарагуа. Вот если бы ему, Сандино, найти всего сотню преданных родине людей, то можно было бы и изменить судьбу Никарагуа, вырвать ее из-под американского контроля. «С тех пор, – писал позднее Сандино, – я начал искать эти сто человек»157.

 

Сначала Сандино работал механиком, потом перешел в «белые воротнички», став бухгалтером. Он не курил и не пил – и поэтому скопил солидную сумму денег, все еще мечтая жениться на ждавшей его Марии. К тому же в 1926 году ссора с Ривасом уже подпадала под срок давности, и уголовное {160} преследование на родине Сандино не угрожало. В связи с этим отец просил Аугусто вернуться в Никиноомо и вновь заняться бизнесом.

 

6 мая 1926 года вспыхнуло восстание либералов в Никарагуа. Сандино немедленно подал заявление об увольнении (хотя, руководя отделом по сбыту бензина, то есть будучи не рабочим, а служащим, получал очень неплохой заработок), которое было одобрено компанией 15 мая. 1 июня Сандино был уже в Никарагуа, чтобы присоединиться к восставшим либералам. Хотя восстание было подавлено, но Сандино не покинул Никарагуа, не переставая надеться на взрыв народного возмущения против «режима марионеток банкиров с Уолл-стрит» (в этой терминологии ясно прослеживается влияние радикального профсоюзного движения Мексики).

 

Пока же он с группой друзей завербовался на золотые прииски Сан-Альбино недалеко от границы с Гондурасом, принадлежавшие все тем же американцам. На предприятии Сандино стал секретарем главного бухгалтера и сразу же приобрел большой авторитет среди рабочих, признавших в нем своего лидера (снова сказался мексиканский профсоюзный опыт). Явно на основе своих мексиканских впечатлений Сандино рассказывал рабочим, что во многих странах рабочие кооперативы помогают трудящимся избежать эксплуатации (очень модная среди немецких социал-демократов того времени идея «кооперативного социализма», которой увлекались Кальес и мексиканское правительство в целом). Сандино говорил рабочим, что он не коммунист, а социалист.

 

И в этом утверждении опять проглядывает мексиканский опыт Сандино. В Мексике Кальес постоянно говорил (в том числе и с оглядкой на США), что коммунизм – это чуждая мексиканскому менталитету «экзотическая» идеология, а социализм – то, к чему нужно стремиться. Мексиканским и латиноамериканским революционерам были непонятны интернациональные основы коммунизма (типа лозунга, что у пролетария нет отечества). Сами они были революционными националистами и считали борьбу против американской гегемонии основной целью и смыслом жизни.

 

Интересно, что позднее, когда его имя уже стало широко известно, Сандино не раз говорил иностранным корреспондентам и никарагуанцам, что он самый настоящий коммунист158. Возможно, в этом была изрядная доля бравады. Нет никаких данных, что Сандино внимательно изучал труды Маркса и Ленина, хотя в Мексике их можно было относительно легко достать, – но и исключать полностью этого нельзя. (Ни Маркса, ни Ленина долго не переводили на испанский язык; например, «Капитал» перевели лишь в 1921 году.) Сандино не скрывал, что хочет устроить в Никарагуа революцию типа мексиканской.

 

Постепенно Сандино убедил рабочих прииска в необходимости продолжить борьбу против марионеточного консервативного правительства. Однако {161} оружия не было, и пока Аугусто научил рабочих делать самодельные динамитные бомбы из взрывчатки, которой на прииске хватало.

 

Осенью 1926 года Сандино и его сторонники на прииске назвали себя «вооруженной либеральной группой» и решили приступить к вооруженной борьбе против правительства и американских интервентов.

 

На свои сбережения из Мексики (около трех тысяч долларов – очень большая сумма по тем временам) Сандино купил у контрабандистов из Гондураса несколько винтовок и патроны. Восстание началось 19 октября 1926 года. В группе Сандино было 29 человек, которых потом по имени командира стали называть сандинистами. 3 ноября повстанцы Сандино атаковали городок Эль-Хикаро (500 жителей). Нападение было неудачным, так как город обороняли около 200 солдат правительственных войск. Но и то, что сандинисты не понесли потерь и смогли отступить в горы департамента Северная Сеговия159, уже следует считать успехом.

 

Естественным бастионом Сандино на долгие годы стал район Эль-Чипоте (или Эль-Чипотон, как его прозвали). Это была небольшая возвышенность на одном из отрогов хребта, подступы к которой затрудняли две речки. На руку партизанам было и обилие пещер в этом районе.

 

В начале декабря 1926 года Сандино узнал, что лидер либералов Сакаса высадился в Пуэрто-Кабесасе и провозгласил создание своего правительства. Сандино принял решение отправиться в Пуэрто-Кабесас, чтобы получить необходимые его отряду винтовки, пулеметы и патроны. В индейском каноэ Сандино с шестью бойцами девять дней плыл на восток по течению реки Коко.

 

Сакаса (которого называли «улыбающейся посредственностью») принял Сандино дружелюбно и направил его в распоряжение главнокомандующего армией либералов Монкады. Мокада встретил старого знакомого весьма холодно. Он отказался признавать в Сандино серьезного военачальника и просьбу об оружии отклонил. Монкада был неприятно поражен, когда Сандино показал ему политический памфлет собственного сочинения, в котором говорилось, что «собственность – это кража» (слова известного французского социалиста Прудон, популярного среди мексиканских рабочих того времени). Ведь никаких социальных целей у движения либералов не было.

 

И Монкада, и Сакаса были представителями старых олигархических кланов, элиты страны. Эти люди уже родились богатыми, привыкли к хорошим винам и заграничным путешествиям. Сандино – нищий батрак, неимоверным трудом выбившийся в мелкие бизнесмены и клерки – был для них чужаком, человеком из неизведанного мира нужды. Вожди либералов соглашались видеть в нем помощника, такого же мелкого клерка, только на поле брани, но признать в нем равного для них было бы просто немыслимо. Поэтому если сдавшийся в плен Сомоса благодаря родственным связям с кланом Сакасы стал генералом, то Сандино томился в Пуэрто-Кабесасе, никому не нужный. {162}

 

«…моя доверчивость, моя искренность рабочего и сердце патриота испытали первое разочарование в политике нашего правительства»160, – писал он тогда, имея в виду правительство либералов. Через несколько дней томительного ожидания Сандино узнал, что в Сеговию, где базировался его отряд, Монкада хочет послать «экспедиционный корпус» под командованием генерала Адриана Эспиносы. Сандино было предложено «сопровождать» Эспиносу. Бывшему механику при этом запретили вести собственную политическую пропаганду.

 

24 декабря 1926 года, как уже упоминалось, американцы предписали войскам Сакасы в течение 24 часов покинуть Пуэрто-Кабесас. Либералы бросили много оружия, и американцы затопили его в прибрежных водах Атлантики. Сандино вместе с шестью бойцами отступил вслед за личной гвардией Сакасы. К маленькому отряду присоединились несколько молодых женщин161, которые помогли собрать и вынести 30 винтовок и 7 тысяч патронов. Монкада снисходительно разрешил «назойливому» Сандино оставить это оружие у себя. С такого скромного арсенала и началась борьба Сандино, о которой вскоре узнал весь мир.

 

Сандино и его товарищи отправились, на сей раз против течения Коко, в тяжелый обратный путь и прибыли на базу лишь 2 февраля 1927 года. После встречи с Сакасой и Монкадой Сандино понял, что ни либералы, ни консерваторы не являются патриотами Никарагуа: «Консерваторы и либералы – одинаковые прохвосты, трусы и предатели, не способные руководить мужественным, патриотически настроенным народом… Именно тогда я понял, что у нашего народа нет руководителей и что нужны новые люди»162.

 

Отряд Сандино в горах Сеговии рос и вскоре насчитывал более 300 человек. Но вооружения катастрофически не хватало, и многие бойцы могли положиться в сражении только на мачете. Среди солдат были несколько детей, которые выполняли функции разведчиков и связных.

 

Вскоре Сандино занял Окоталь – первый город в северо-западной части страны, который перешел под контроль либералов. Там была сформирована новая гражданская власть. Позднее консерваторы перешли в наступление и отбили у либералов города Эстели и Хинотега. Сандино писал: «Кроме моего отряда, удерживавшегося в Сан-Рафаэль-дель-Норте, ни на западе, ни в северных департаментах страны не было организованных сил либералов»163. Ему советовали по примеру других вождей либералов бежать в Гондурас.

 

Когда в апреле 1927 года консерваторы нанесли Монкаде серьезное поражение (и могли при желании полностью разгромить его армию), главком либералов вспомнил о Сандино и потребовал, чтобы его отряд срочно прибыл {163} на помощь (тогда отряд насчитывал уже 800 бойцов, по-прежнему плохо вооруженных). «Если Вы срочно не поддержите армию, – писал Монкада бывшему механику, – то будете нести ответственность за катастрофу»164. Несмотря на то, что Сандино к тому времени фактически вел бои в окружении, он отправил к Монкаде 150 человек без оружия, которых сопровождали лишь восемь вооруженных бойцов.

 

Сам Сандино окружил и после 12-часового боя штурмом взял довольно крупный по никарагуанским меркам город Хинотега. Либералам достались запасы оружия и боеприпасов. В то время это был, пожалуй, единственный успех либеральной армии в целом по стране.

 

Между тем 150 сандинистов прибыли к Монкаде вовремя и спасли обоз армии либералов. Сандино же, передав Хинотегу генералу либералов Парахону, со всеми своими оставшимися 800 бойцами под красно-черным знаменем (эти цвета означали главный лозунг сандинистов – «Свобода или смерть!») отправился к Монкаде. Сандинисты захватили штаб армии консерваторов, наседавшей на Монкаду, несколько сотен винтовок, миллионы патронов и полевой госпиталь врага.

 

Таким образом, Сандино, по сути, спас главную армию либералов от сокрушительного поражения. Его солдат «с энтузиазмом» приветствовали бойцы Монкады. Сам Монкада встретил Сандино в гамаке, поднялся ему навстречу с иронической улыбкой и снисходительно похлопал его по плечу.

 

Монкада понимал, что Сандино как единственный генерал (теперь он получил-таки это звание) армии либералов, не потерпевший ни одного поражения, может претендовать и на политическую роль. Ни Сакаса, ни Монкада этого не желали. Поэтому удивленному Сандино был зачитан приказ Монкады, запрещавший частям либералов переходить из одной армии в другую. Дело в том, что многие солдаты из других частей либералов переходили к Сандино, который заботился о своих бойцах. Монкада боялся, что под его командованием вскоре останется меньше людей, чем у бывшего батрака Сандино.

 

Монкаду возмутило и то, что отряд Сандино воюет под черно-красными знаменами, популярными у мексиканских анархистов, и что его бойцы носят знамена с черепом и перекрещенными костями. Он потребовал немедленно избавиться от этих символов, иначе могут подумать, что Сандино – «большевик»165. Сандино был вынужден подчиниться, но от возмущения зарыдал.

 

Заодно Монкада решил избавиться и от самого Сандино. Он отдал ему приказ идти на город Боаку, якобы на соединение с тамошним отрядом либералов. Однако Боака была занята правительственными войсками, так что Монкада {164} послал Сандино в западню. Вдобавок он не предупредил о ночном продвижении отряда Сандино другие части либералов на маршруте следования, и те едва не открыли по сандинистам огонь.

 

«В Боако меня встретил град вражеских пуль, – вспоминал впоследствии Сандино. – Я был вынужден занять оборонительные позиции…»166

 

Сандино был искренне возмущен пактом Монкады и Сакасы со Стимсоном. Он считал, что дни консерваторов сочтены и успешному маршу либеральной армии на Манагуа уже никто противостоять не сможет. Сандино чувствовал, что у него и его людей украли победу в самый последний момент. И с военной точки зрения он был абсолютно прав.

 

Сандино был единственным генералом армии либералов, который отказался сложить оружие до тех пор, пока последний американский солдат не покинет никарагуанскую землю. Монкада был взбешен самостоятельностью какого-то бывшего механика и спросил Сандино, кто, собственно, сделал его генералом. «Мои товарищи по борьбе, сеньор», – ответил тот. Монкада, любитель хорошей еды и красивых женщин, искренне не понимал, что еще нужно этому Сандино. Ведь ему предлагали пост политического начальника в родном департаменте. А в условиях Никарагуа политическая власть автоматически означала возможность личного обогащения. Монкада просто отказывался верить в то, что у полуграмотного, по его понятиям, человека могут быть какие-то там принципы.

 

Сандино обхитрил Монкаду. Он сказал, что ему надо посоветоваться с бойцами, и отбыл из ставки либералов, тем самым избежав ареста. 9 мая он написал Монкаде, что ему трудно собрать своих людей вместе, чтобы централизованно сдать оружие167. Но уже 12 мая Сандино открыл карты и обратился с воззванием к местным властям всех департаментов: «Мое решение таково: если даже все сложат оружие, я этого не сделаю. Пусть я лучше погибну с теми немногими людьми, которые остались со мной. Лучше умереть патриотом, чем жить рабом»168.

 

В то же время, когда 32-летний Сандино делал политический выбор, обессмертивший его имя, он женился на молодой девушке Бланке Араус. Познакомились будущие супруги при более чем неблагоприятных обстоятельствах. Отряд Сандино занял город Сан-Рафаэль-дель-Норте, и сам генерал во главе бойцов ворвался на телеграф, где Бланка как раз передавала правительственным войскам данные о местонахождении сандинистов. Семья девушки работала на телеграфе и жила в этом же здании. Бланка оказалась явно не робкого десятка и прокричала Сандино: «Если хочешь убить меня – убей!» Но генерал {165} ответил, что не собирается трогать такую красивую девушку169. Бланка и Аугусто быстро сблизились и 18 мая 1927 года, в день рождения Сандино, поженились. На скромной свадьбе гулял весь отряд и многие жители города. Но от католического обряда генерал отказался, заявив местному священнику, что перезвону колоколов предпочитает музыку своих пулеметов.

 

С тех пор телеграф в Сан-Рафаэль-дель-Норте стал главным центром связи сандинистов. Сандино очень любил свою жену. Он вообще относился к женщинам вежливо и уважительно, без господствовавшего в то время «мачизма». В одном из писем Аугусто писал Бланке: «Я люблю тебя… Я выиграл еще одно сражение для тебя и для родины»170.

 

Уже 1 июля 1927 года Сандино обратился с политическим манифестом к «никарагуанцам, центральноамериканцам и индейско-испанской расе»171. 14 июля последовал второй политический манифест, адресованный «соотечественникам».

 

В первом манифесте, в частности, говорилось: «Человек, который от своей родины не требует даже клочка земли для собственной могилы, заслуживает того, чтобы его не только выслушали, но и поверили бы ему… Я городской рабочий, ремесленник, но мои стремления общенациональны, мой идеал – обладать правом на свободу и правом требовать справедливости, даже если для завоевания этого потребуется пролить и свою, и чужую кровь. Олигархи, эти гуси из грязной лужи, скажут, что я плебей. И пусть. Я горжусь тем, что вышел из среды угнетенных. Ведь именно они – душа и честь нашего народа»172.

 

Далее в манифесте подвергались критике и либералы («предатель Монкада»), и консерваторы за то, что они отдали Никарагуа на поругание янки. Целью своей борьбы Сандино объявлял полное восстановление запятнанного суверенитета нации и вывод из страны всех американских войск. «Сильные мира сего скажут, что я слишком незначителен для того, чтобы осуществить мою миссию; но ничтожность моей персоны восполняется горячим патриотизмом. Я клянусь перед Родиной и Историей, что моя шпага спасет национальную честь и принесет освобождение угнетенным! На вызов, брошенный мне подлыми оккупантами и предателями родины, я отвечаю боевым кличем».

 

Манифест обращался и прямо к американцам: «Идите же в наши горы, идите убивать нас на нашей собственной земле; сколько бы вас ни было, я вас жду вместе со своими солдатами-патриотами. Но знайте, если это произойдет, то содрогнутся стены Капитолия, и кровь наша падет на ваш знаменитый Белый дом, гнездо, где вынашиваются преступные планы. {166}

 

Я не допущу, чтобы нашу молодую родину, смуглую тропиканку, насиловали американские наркоманы…»173

 

В манифесте от 14 июля 1927 года Сандино подчеркивал, что его армия стала опорой национального суверенитета и что для себя лично ему не нужно никакого государственного поста в Никарагуа. В этом документе он сравнивал США с орлом-монстром, вонзившем когти в тело Латинской Америки. Все население Никарагуа Сандино разделил на три категории:

 

– честные и чистые либералы (те, кто отказались капитулировать вместе с Монкадой);

 

– либералы-евнухи (Монкада, Сакаса и их последователи);

 

– консерваторы-«родинопродавцы».

 

Стимсон первоначально решил, что Сандино всего лишь считает условия мира не выгодными лично для себя. Однако американцев очень насторожил пассаж из манифеста Сандино от 1 июля, в котором отвергался договор Брайана – Чаморро. Таким образом, Сандино оказался единственным политиком общенационального уровня, который требовал отмены этого кабального соглашения: «Было бы высшей несправедливостью, если бы Соединенные Штаты Северной Америки стали единоличными хозяевами нашего канала… Современному миру нужен никарагуанский канал. Но он должен быть построен на капиталы всего мира, а не исключительно на американские»174. Как минимум половину акций будущего канала Сандино отводил странам Латинской Америки.

 

Свою армию Сандино стал именовать Армией защитников национального суверенитета Никарагуа. Изменил он и собственное имя. Ранее официально он именовал себя «Augusto С. Sandino». Латинская буква «С» означала фамилию матери – Кальдерон (Calderon). Превратившись в общенационального лидера, Сандино стал расшифровывать «С» как «Сесар» (то есть «Цезарь» по-испански). Это придавало ему гораздо больше веса с пропагандистской точки зрения. Все документы армии Сандино подписывались лозунгом «Родина и свобода!». Каждый сандинист носил черно-красный шейный платок, а на печати армии был изображен никарагуанец, державший за волосы американского интервента и занесший над ним мачете.

 

Однако пока что в «армии» сандинистов было около 30 человек, и они находились в горах Сеговии – там же, где когда-то укрывался Сандино с рабочими-горняками. Сандино располагал базами и народной поддержкой в четырех северных департаментах Никарагуа – Эстели, Нуэво Сеговия, Хинотега и Матагальпа. Эти департаменты занимали одну пятую часть всей территории страны, но были слабо населены, так как территорию покрывали горы и лес. {167}

 

Хотя Сандино и отказался сдаться, Эберхардт и Стимсон доложили в Вашингтон, что мир в Никарагуа обеспечен175. Ведь у Сандино была всего лишь горстка вооруженных людей. 15 мая Стимсон не без гордости сообщил госдепартаменту, что он прекратил гражданскую войну в Никарагуа. На тот момент американцам было сдано 6200 винтовок, 200 пулеметов и 5 миллионов патронов176. Ни одного выстрела не было сделано в сторону американского солдата.

 

16 мая 1927 года довольный собой Стимсон отбыл из Коринто на родину.

 

Сдача оружия капитулировавшими либералами продолжалась. К 26 мая американцы получили от обеих противоборствующих сторон уже 11600 винтовок, 303 пулемета, 5,5 миллиона патронов, из которых либералы сдали 3000 винтовок, 26 пулеметов и 500 тысяч патронов. 6 июня американцы прекратили выплачивать деньги за сданное оружие.

 

26 мая Эберхардт отмечал в донесении в Вашингтон, что только генерал Сандино отказался сложить оружие. Он направляется к гондурасской границе с 200 сторонниками (60 из которых – гондурасцы) и «сотнями мулов». Видимо, американцы посчитали, что Сандино решил эмигрировать. Время показало, как жестоко они ошиблись.

 

Непокорный генерал реквизировал денежные средства у некоторых помещиков, симпатизировавших консерваторам (которые, естественно, окрестили сандинистов бандитами, хотя реквизициями у политических противников во время гражданской войны активно занимались обе стороны) и стал закупать оружие и боеприпасы для длительной партизанской войны.

 

Монкада все еще считал, что бывший механик просто торгуется и хочет получить какой-нибудь политический пост. 20 мая 1927 года Монкада занял оставленный сандинистами город Хинотегу и по телеграфу предложил Сандино сдаться. Тот отказался, и Монкада направил к своему бывшему подчиненному его отца – Грегорио Сандино. Дон Грегорио должен был предложить своему сыну пост политического начальника – главы администрации Хинотеги, денежную компенсацию и место в никарагуанском конгрессе. Таким образом, бывший рабочий вошел бы в политическую элиту страны. Грегорио Сандино нашел сына в небольшом городке Яли. Они поговорили. Дон Грегорио вернулся со встречи в задумчивом настроении и лишь промолвил: «А может, мой сын и прав?» В отличие от его ровесника Анастасио Сомосы, карьера не была для Сандино главной целью в жизни.

 

Пока Монкада вел переговоры с Сандино, капитан морской пехоты США Фейган, который отвечал за безопасность в районе Чонталес, уже вовсю формировал для борьбы против сандинистов «добровольческие» отряды и из либералов, и из консерваторов177. {168}

 

27 июня 1927 года, находясь на укрепленной горе Эль-Чипоте, Сандино издал от имени «солдат, защищающих национальный суверенитет», указ о переименовании городка Эль-Хикаро, где в 1926 году его отряд Сандино получил боевое крещение, в Сьюдад-Сандино (то есть в «Город Сандино»). Этот факт до сих пор приводится недоброжелателями генерала как свидетельство его мании величия и непомерного тщеславия.

 

На самом деле Сандино был талантливым пропагандистом и понимал, что для населения переименование города означало, что армия появилась здесь всерьез и надолго, что сандинисты – не бродячий партизанский отряд, на который нельзя положиться. Переименовав город, Сандино сделал заявку на признание своего движения мощной общенациональной политической силой. Такой шаг обеспечил сандинистам активную помощь местных жителей, которые сочувствовали Сандино, но боялись расправы американцев и армии Диаса в случае ухода повстанцев из Сеговии.

 

В указе о переименовании Эль-Хикаро говорилось: «Командование (армии Сандино) обещает дать самые широкие гарантии всем соотечественникам и иностранцам, которые находятся в этой зоне, если только они не состоят в сговоре с оккупантами, и в этом случае в отношении них последуют энергичные санкции командования».

 

7 июля 1927 года американцы четырьмя самолетами произвели разведку местности в районе предположительного нахождения отряда Сандино недалеко от городка Окоталь178. Выводы были сделаны самые утешительные: отряд Сандино малочисленен, и достаточно нескольких десятков морских пехотинцев США, чтобы в зародыше подавить восстание сандинистов. Американцы не могли и предположить, что первыми станут атаковать никарагуанцы – такого в истории армии США еще не было.

 

8 июля новым командующим американскими войсками в Никарагуа был назначен адмирал Дэвид Селлерс179, немедленно приказавший начать наступление на отряд Сандино и ликвидировать его в кратчайшие сроки. Насколько американцы недооценивали Сандино (да и всех никарагуанцев), показывает тот факт, что против опального генерала был послан отряд всего в 41 человек – во главе с капитаном морской пехоты Джильбертом Хатфилдом. Однако, прибыв в Сеговию, Хатфилд понял, что легкой прогулки не получится. Он {169} стал энергично укреплять свою базу – городок Окоталь – траншеями по всем правилам ведения позиционной войны. Капитан также потребовал, чтобы как минимум раз в день город облетали американские самолеты – на случай, если сандинисты прервут телеграфное и иное наземное сообщение американского гарнизона.

 

Чтобы запугать сочувствовавшее сандинистам местное население, Хатфилд издал следующее обращение: «Вниманию всех заинтересованных лиц. Аугусто С. Сандино, бывший генерал армии либералов, поднявший восстание против правительства Никарагуа, объявляется вне закона. В связи с этим всякий, кто его поддерживает или остается на территории, занятой его частями, делает это на собственный страх и риск, поскольку ни правительство Никарагуа, ни правительство Соединенных Штатов не несут ответственности за жертвы, которые могут иметь место во время военных операций, проводимых вооруженными силами США на территории, оккупированной Сандино»180.

 

12 июля 1927 года Хатфилд обратился уже лично к Сандино и сандинистам и приказал им капитулировать в течение 48 часов. В противном случае он грозил повстанцам полным уничтожением: «Мы собираемся напасть на ваши позиции и навсегда покончить с Вами и Вашим отрядом. Если даже Вам удастся бежать в Гондурас или в другую страну, за Вашу голову будет назначена награда, и Вы никогда не сможете вернуться на родину… Вас будут преследовать как бандита». В качестве альтернативы Хатфилд предлагал Сандино «почетную капитуляцию». Как представитель «могущественной нации, которая никогда не выигрывала битв за счет предательства», Хатфилд обещал в случае сдачи оружия гарантии жизни всем бойцам Сандино. Капитан ждал сдачи сандинистов в Окотале 14 июля с 8 часов.

 

Сандино ответил Хатфилду телеграммой:

 

«Лагерь Эль-Чипоте, через Сан-Фернандо.

 

Капитану Хатфилду, Окоталь.

 

Получил вчера Ваше послание… Я не сдамся и жду Вас здесь. Я желаю видеть Родину свободной или погибнуть; я не боюсь вас, я верю в горячий патриотизм моих товарищей.

 

А.С. Сандино»181

 

Командующий кавалерией Сандино генерал Порфирио Санчес предложил Хатфилду в своей телеграмме не уповать, подобно трусу, на самолеты, а «сразиться в открытом бою». Люди Хатфилда, в свою очередь, получили приказ «немилосердно косить бандитов» из пулеметов.

 

К 16 июля 1927 года благодаря помощи местных жителей Сандино знал, что у Хатфилда в Окотале примерно 85 американских морских пехотинцев и предателей из числа сторонников Диаса. Данные были достаточно {170} верными: на самом деле Окоталь обороняли 38 морских пехотинцев и 49 никарагуанцев из национальной гвардии. Сандино располагал примерно 300 бойцами (хотя некоторые из них были вооружены только мачете) и решил сам напасть на американцев. Атаку назначили на час ночи, чтобы разбить Хатфилда до обычного прилета американской авиации (в районе полудня).

 

Сандино детально разработал план атаки и зафиксировал его письменно для ознакомления офицеров с боевыми задачами. Исходя из донесений разведчиков, он собственноручно нарисовал примерный план американских траншей. Первоначально Сандино, видимо, хотел не взять Окоталь, а всего лишь дать серьезный бой тамошнему гарнизону: выйти из сражения планировалось в 6 часов утра.

 

В час ночи в субботу 16 июля сандинисты мелкими группами по два-три человека стали просачиваться в Окоталь. У нападавших было восемь пулеметов. Каждый сандинист нес с собой по две полностью заряженных винтовки для раздачи сторонникам Сандино в городе – таких сразу же набралось до сотни человек. Сандино выделили специальный отряд для прерывания телеграфного сообщения и для взрыва взлетно-посадочной полосы местного аэродрома. Сандино думал, что на аэродроме удастся застигнуть и самолеты, каждый из которых планировалось взорвать, заложив в них по пять фунтов динамита.

 

План патриотов полностью удался: отряд Хатфилда был захвачен врасплох (хотя о чем-то Хатфилд все же догадывался, возможно, благодаря предательству: в ночь перед нападением сандинистов он приказал удвоить караулы, а гарнизон спал с оружием) и блокирован в своих траншеях. В плен попали пять национальных гвардейцев. В 8 часов утра уже Сандино через парламентеров предлагал Хатфилду сложить оружие (он ошибочно полагал, что у американцев кончились запасы воды), но американцы решили держаться до появления своей авиации. После напряженного сражения Окоталь был фактически взят: американцы контролировали только свои траншеи.

 

Но уже в 10 часов утра в Окоталь прилетели два американских самолета, один из которых обстрелял позиции сандинистов. Летчики увидели на позициях морпехов надписи крупными буквами: «Нас атакует Сандино». Пилоты улетели за помощью в Манагуа, и в 14:35 над Окоталем появились пять «Де Хэвилендов» (они летели из никарагуанской столицы два часа), имевшие на борту солидный запас 25-фунтовых бомб. В течение 45 минут (на большее у американцев не хватило горючего) позиции повстанцев подверглись плотной и точной бомбежке и обстрелу из пулеметов с минимальных высот (300–1000 футов).

 

Очевидец говорил, что бомбежка напоминала ад. Было израсходовано 400 патронов от авиационных пулеметов и 27 бомб.

 

В результате варварской бомбежки и обстрела с воздуха были убиты десятки мирных жителей. Отряд Сандино во избежание бессмысленных потерь {171} отступил из города в горы. Однако часть партизан остались в Окотале, и бои там продолжилась примерно до 17:00.

 

В сражении за Окоталь погибли пять морских пехотинцев (один был ранен). Сандинисты потеряли 56 человек убитыми и около сотни ранеными – главным образом от удара с воздуха (до двух третей всех потерь).

 

В истории войн битва за Окоталь представляет собой первый случай использования авиации для поддержки наземных войск – именно такая тактика стала потом сердцевиной стратегии «блицкрига» нацистов.

 

Хатфилд сообщал, что после ухода сандинистов во многих семьях Окоталя был объявлен траур. Зато «президент» Никарагуа Диас попросил Кулиджа наградить американских летчиков, принявших участие в бомбежке Окоталя.

 

Сандино в специальной прокламации объяснил цели своей атаки на Окоталь, которые были главным образом политическими и пропагандистскими: «1. Продемонстрировать, что мы – организованная сила, выступающая в защиту конституционных прав доктора Сакасы. 2. Опровергнуть мнение тех, кто считает нас бандитами, а не борцами за идею. 3. Доказать, что мы предпочитаем умереть, но не быть рабами, поскольку мир, достигнутый Монкадой, это не мир, ведущий к свободе народа, а иллюзорный мир раба, над которым не занесен бич надсмотрщика. 4. Мы понесли большие потери, и могут подумать, что наша армия утратила свой боевой дух. Наоборот, сегодня больше, чем когда-либо, мы чувствуем себя боеспособными и заявляем о нашей твердой решимости отдать свои жизни во имя подлинной свободы, на которую имеют право все люди…»182

 

После боя у Окоталя авторитет Сандино неимоверно вырос. Никарагуанцам воочию продемонстрировали, что американцев можно успешно громить. Американцам пришлось по просьбе местных консерваторов перебросить 21 июля в Окоталь 85 бойцов морской пехоты дополнительно.

 

Президент США Кулидж 19 июля 1927 года назвал Сандино «бандитом», а его отряд – «шайкой разбойников»183. Американцы тоже вели пропагандистскую войну (хотя и проигрывали Сандино в воздействии на умы не только в Никарагуа, но и в Латинской Америке в целом). Тем не менее, 1 августа командующий морской пехотой США в Никарагуа снова предложил «бандиту» Сандино почетную капитуляцию. Опять пытался начать переговоры с Сандино Монкада, подчеркнувший, что действует и от имени американского командования.

 

В августе 1927-го в Никарагуа прибыл американский генерал Маккой, который должен был обеспечить честные президентские выборы 1928 года. Кулидж назначил американского гражданина, генерала главой центральной избирательной комиссии Никарагуа (!). Чтобы ликвидировать раскол в {172} консервативной партии, госсекретарь дал задание посланнику в Манагуа Эберхардту сообщить Чаморро, что США против его выдвижения в 1928 году184.

 

Конечно, целью американцев было отнюдь не проведение неких «честных» выборов. Они ставили перед собой честолюбивую стратегическую задачу: полностью взять под контроль обе «исторические» никарагуанские политические партии (консерваторов и либералов), с тем чтобы смена власти в Манагуа больше не представляла для Вашингтона никакой угрозы. 18 августа 1927 года Эберхардт писал в госдепартамент: «…Все надо сделать так, чтобы, независимо от результатов выборов и того, какой человек или партия придут к власти, они непременно были связаны торжественным обязательством следовать социальной и экономической политике в соответствии с линией сотрудничества, намеченной правительством США… Среди этих мер… особое значение имеет существование национальной гвардии… под командованием американских офицеров»185.

 

Сандино между тем всеми силами пытался придать своим отрядам характер регулярной вооруженной силы, что было важно, прежде всего, с политической точки зрения. 2 сентября 1927 года Сандино опубликовал Устав Армии защитников национальной независимости Никарагуа. Армия объявлялась добровольной, и никто не имел право претендовать на регулярное жалованье: «10. Самоотверженные патриоты, из которых сформирована Армия защитников национальной независимости Никарагуа, не получают жалованья, так как каждый честный никарагуанец должен безвозмездно защищать знамя своей страны». Отдельно оговаривалось уважительное отношение к гражданскому населению со стороны местных командиров армии: «6. …Строго запрещается наносить ущерб мирным крестьянам, но разрешается облагать принудительными налогами местных и иностранных капиталистов, отчитываясь должным образом о количестве продуктов и материалов, израсходованных на содержание армии. Нарушение этого приказа карается в соответствии с нашим военным кодексом»186.

 

Сандино стремился одеть своих людей в форму единого образца (как уже говорилось, каждый носил черно-красный шейный платок, символизировавший девиз армии «Свобода или смерть!»). Сам он был всегда гладко выбрит, причесан и чисто одет. Между солдатами и офицерами армии Сандино установились невиданные до сих пор в Никарагуа отношения: все, независимо от звания называли друг друга «брат», а приветствием служило дружеское объятие. У армии был свой гимн и марш «Мы – освободители». Солдаты боготворили своего молодого генерала, которого за мудрость называли «наш старик». {173} Полковники и даже генералы сандинистской армии были подчас еще моложе: некоторым едва исполнилось 18 лет.

 

По социальному составу армия Сандино также была уникальным явлением для Никарагуа. И среди бойцов, и среди командиров преобладали рабочие с приисков и местные крестьяне. Представителей богатой элиты практически не было. Не зря американцы подмечали популярность Сандино именно среди «низших классов» никарагуанского общества. Отсюда и приказ Сандино не трогать крестьян, но реквизировать денежные средства у капиталистов.

 

Август – начало сентября 1927 года стали для новой армии Сандино тяжелым временем. Еще 29 июля морская пехота США выступила из Окоталя и захватила символический центр повстанцев Сьюдад-Сандино. К удивлению американцев, самого Сандино в городе не оказалось. Самолеты США разбросали над Сеговией листовку – обращение к местным жителям командира бригады Корпуса морской пехоты США генерала Логана Феланда. Он призывал сеговийцев «вернуться на тропу мира».

 

В начале августа американская разведка пришла к заключению, что Сандино станет для США источником еще многих проблем. Американцы установили, что ставкой Сандино является город-крепость Эль-Чипоте. Майор Флойд получил приказ уничтожить ее, а заодно и самого Сандино. Более 200 морских пехотинцев активно пытались обнаружить лидера партизан в сеговийских горах.

 

Сандинисты ответили засадой в районе Сан-Фернандо, ранив одного морского пехотинца.

 

Заняв городок Сан-Альбино, отряд Флойда начал активно допрашивать местных жителей, стремясь узнать дорогу на Эль-Чипоте. Однако население было преисполнено симпатий к Сандино, и по итогам допросов Флойд пришел к выводу, что Эль-Чипоте на самом деле не существует: Сандино, дескать, придумал эту крепость, чтобы сбить американцев со своего следа187. 14 августа, оставив гарнизон в Эль-Хикаро, Флойд отбыл назад в Окоталь, опасаясь наступления сезона дождей. В Манагуа Флойд доложил, что боевая мощь Сандино сломлена и его армии не существует.

 

9 сентября 1927 года сандинисты потерпели от американцев тяжелое поражение при Лас-Флорес. Американцы обошли позиции партизан с флангов и перерезали дорогу к лагерю. В кровопролитном бою погибли около 60 повстанцев. Это было самое крупное поражение Сандино за все время боев.

 

Однако Сандино, ускользнувший от Флойда, был готов перейти в контрнаступление. 200 партизан к 19 сентября сконцентрировались у городка Тельпанека, в котором находились 20 американских морских пехотинцев и 25 национальных гвардейцев. Ночь была темной и туманной, и гарнизон Тельпанеки был застигнут врасплох. {174}

 

В час ночи 19 сентября один из сандинистов бросил динамитную бомбу в лагерь спокойно спавших американцев. Другой партизан спокойно зашел в казарму американцев и разрядил автомат «томпсон» в рядового Рассела, который был убит на месте.

 

Это был сигнал к общей атаке. Пока американцы лихорадочно одевались, по ним уже открыли огонь (по оценкам американцев, у нападавших имелись два пулемета «льюис» и три автомата «томпсон», на каждую винтовку у сандинистов было по 50 патронов). Однако атаки сандинистов на укрепленные дома, где засел гарнизон, успеха не принесли и были отбиты: сказывалось отсутствие у повстанцев артиллерии. В три часа партизаны начали покидать город. Два морских пехотинцы были убиты, серьезное ранение получил один солдат национальной гвардии. Потери сандинистов американцы оценили в 25 человек. Интервенты отметили «отличную боевую дисциплину» сандинистов. Партизаны атаковали по команде и двумя волнами: сначала вооруженные винтовками бойцы, затем те, у кого были только мачете. В то время как 140 человек наседали на казармы морской пехоты и национальной гвардии, еще примерно 40 партизан перекрыли дороги к городу. Огонь трех автоматов умело перемещали с одного участка боя на другой.

 

Сам Сандино так описывал атаку на Тельпанеку: «Пока солдаты дяди Сэма разыскивали меня в горах, я со своими людьми зашел к ним в тыл и 19 сентября… ночью атаковал город Тельпанеку, насчитывавший 2 тыс. жителей. Атака имела успех, мы заняли весь город за исключением линии американских траншей. Американцы копировали систему европейской окопной войны: у них была широкая сеть сообщающихся между собой траншей, защищенных колючей проволокой. Какие прохвосты! Они могли ходить по значительной части города, не подставляя под пули свои шкуры. Но я занял господствующие высоты, на которых установил пулеметы, и косил американцев, если они высовывались. И, пока янки отсиживались в окопах, мои люди спокойно держали город в своих руках»188. В бою за Тельпанеку сандинисты захватили несколько винтовок и боеприпасы.

 

Сандинистам сильно досаждала американская авиация, которая активно патрулировала всю Сеговию. Это мешало Сандино скрытно сконцентрировать большие силы для крупных операций. Зенитной артиллерии или пулеметов у сандинистов, конечно, не было. Однако иногда случались и чудеса.

 

8 октября 1927 года два американских самолета вели разведку в районе к востоку от города Килали. Неожиданно они заметили колонну сандинистов и обстреляли ее. Но партизаны не испугались и ответили ружейным огнем. Один из самолетов был подбит и упал к югу от реки Хикаро.

 

После опыта Окоталя сандинисты уже не действовали постоянно большими группами, старались хорошо маскироваться и передвигаться {175} предпочтительно по ночам. Боевой тактикой сандинистов были засады и короткие бои с американской морской пехотой, которая в этом случае не успевала запросить помощь авиации.

 

В октябре 1927 года сандинисты контролировали практически весь департамент Нуэво-Сеговия (за исключением крупных городов, представлявших хорошую мишень для авиации США) и две трети района к северу от Эстели. Американцы понимали, что придется настраиваться на длительную войну. Временный поверенный в делах США Манро сообщал в Вашингтон: «Положение в Нуэво-Сеговии еще очень неудовлетворительное. Морские пехотинцы и национальная гвардия удерживают крупные города, но многочисленные группы бандитов свободно передвигаются по стране… У Сандино, очевидно, есть несколько сот хорошо вооруженных людей, и недавние события увеличили его престиж в стране»189.

 

Манро просил прислать в страну еще больше морской пехоты и ускорить формирование национальной гвардии. В конце 1927 года в Никарагуа было примерно 3700 морских пехотинцев, а на пяти крейсерах ВМС США, сосредоточенных в никарагуанских портах, находились еще около 1500 моряков, готовых при необходимости вступить в бой.

 

В рядах армии Сандино насчитывалось около 1000 активных бойцов. Партизаны опирались на поддержку местного населения, которое в своей массе ненавидело американцев.

 

Сандинисты действовали на севере Никарагуа на территории в 6000 квадратных миль, на которой проживали примерно 120 тысяч человек. Американцы не могли своими силами занять все важные в тактическом отношении населенные пункты. Они решили применить тактику поиска Сандино в горах крупными патрулями при поддержке авиации.

 

24 октября 1927 года один такой патруль в составе 26 морских пехотинцев и 16 национальных гвардейцев покинул Хикаро, но уже 26 октября отряд попал в засаду сандинистов на берегу горной реки. Партизаны открыли ружейно-пулеметный огонь и стали забрасывать противника самодельными бомбами из динамита. Американцы отступили и оставили сандинистам в качестве трофеев 17 лошадей, девять лент с патронами для винтовок типа «Спрингфилд» и девять вьюков с мясом и колбасой190.

 

1 ноября 1927 года в «хорошо подготовленную засаду» (оценка американцев) в районе к северо-востоку от Эль-Хикаро попал другой отряд (27 морских пехотинцев и 40 национальных гвардейцев). Партизаны (примерно 200 человек) в течение 35-минутного боя ранили одного морского пехотинца и убили двух национальных гвардейцев, а также шестерых мулов.

 

В январе 1928 года в Гаване должна была открыться VI Панамериканская конференция. Президент Кулидж не желал, чтобы она превратилась в форум {176} по единодушному осуждению латиноамериканцами американской агрессии в Никарагуа. Поэтому в секретном приказе от 10 декабря 1927 года американскому контингенту в Никарагуа была поставлена задача к Новому году ликвидировать Сандино и занять его главный оплот – гору-крепость Эль-Чипоте191.

 

Генеральное сражение было намечено на 17 декабря. К Эль-Чипоте выдвинулись два усиленных отряда общей численностью 200 человек. Еще 23 ноября американская авиация локализовала партизанскую штаб-квартиру, нанесла по Эль-Чипоте бомбовый удар и произвела разведку укреплений вокруг горы. С тех пор бомбежки продолжались каждый день.

 

Для достижения большей эффективности атак с воздуха «Де Хэвилленды» были заменены новейшими самолетами 02U «корсар», которые начали производиться для Корпуса морской пехоты США только в 1927 году. «Корсары» имели более солидный радиус действия – 626 км и более высокую скорость – 200 км/ч. В декабре 1927 года морская пехота в Никарагуа получила и транспортные самолеты типа «фоккер» TA-1.

 

30 декабря 1927 года американцы попали в засаду примерно к 200 партизанам и после жестокого боя были вынуждены отступить. Как обычно, немедленно была вызвана авиация, но на сей раз сандинисты скрытно отошли. Бой длился 80 минут: погибли пять морских пехотинцев (23 были ранены) и два национальных гвардейца (еще двоих ранили).

 

В первый день нового, 1928 года, американцы потерпели еще одно поражение. У холмов Лас-Крусес на подступах к Эль-Чипоте сандинисты напали на усиленный патруль морской пехоты и динамитной бомбой убили его командира 1-го сержанта Брюса (который до этого написал матери, что либо умрет, либо «к 1 января голова бандита Сандино» будет в его руках). Деморализованные интервенты отошли, но потом возобновили бой при помощи минометов и крупнокалиберных пулеметов. Холм Лас-Крусес был захвачен, и две соединившиеся американские боевые группы вошли в город Килали.

 

Однако в городе их осадили сандинисты. Положение морской пехоты стало отчаянным – ведь в Килали не было аэродрома, а вода и боеприпасы кончались, к тому же в городе находились 30 раненых американцев. Под взлетно-посадочную полосу переоборудовали главную улицу города, и когда очередной самолет садился, морские пехотинцы висли на его крыльях, чтобы затормозить движение. 6, 7 и 8 января американцы совершили в Килали 10 вылетов, доставив боеприпасы, медикаменты и забрав в Окоталь 18 раненых.

 

Американцы решили подавить защитников Эль-Чипоте с воздуха, и 14 января совершили на гору-крепость налет силами четырех самолетов «корсар». Однако Сандино умело рассредоточил своих бойцов, и американцев встретил слаженный ружейно-пулеметный огонь. По Эль-Чипоте было выпущено 2800 пулеметных патронов. На гору сбросили четыре 50-фунтовые и 18 {177} 17-фунтовых бомб. Американцы применяли с воздуха и новые зажигательные гранаты из белого фосфора.

 

Сандино вспоминал про бои за Эль-Чипоте: «Шестнадцать дней длилась осада. Воздушные пираты ежедневно совершали налеты на наши позиции. В 6 часов утра появлялась первая четверка самолетов и начиналась бомбежка. Мы, разумеется, вели ответный огонь, и не одна железная птица была смертельно ранена. После четырех часов бомбежки на смену первой эскадрильи прилетала вторая; четыре часа спустя – еще одна. И так беспрерывно до наступления ночи»192.

 

Бомбежки позиций противника непрерывными волнами также были новым словом в истории боевого применения авиации, и американцы полагали, что для разгрома сандинистов даже не понадобится наземной атаки – все сделают самолеты.

 

Сандино пошел на военную хитрость и для начала распустил слухи о своей смерти. Были организованы похороны партизанского командира. Американская печать с удовольствием сообщила, что «славная морская пехота» уничтожила «бандита Сандино». Друг Сандино писатель Густаво Алеман Боланьос даже написал некролог для одной из кубинских газет.

 

Между тем сам Сандино был живее всех живых и готовился со своей армией примерно в 600–800 человек покинуть Эль-Чипоте. Чтобы сбить с толку американских летчиков, генерал приказал расставить везде чучела в соломенных шляпах. Пока пилоты докладывали, что в лагере сандинистов все без изменений, армия Сандино скрытно покинула Эль-Чипоте и ушла в город Сан-Рафаль-дель-Норте (где генерал недавно встретил свою жену). После ухода сандинистов американцы еще два дня бомбили пустой лагерь, пока наконец не разобрались в обстановке.

 

20 января 1928 года американская морская пехота стала осторожно пробираться на вершину Эль-Чипоте, но была остановлена сандинистским арьергардом и отошла. Американцы смогли занять гору только 26 января.

 

С военной точки зрения ожесточенные двухнедельные бои за Эль-Чипоте (самое крупное сражение войск США после Первой мировой войны) можно рассматривать как поражение морской пехоты США, так как не была выполнена главная задача – ликвидация самого Сандино и основной части его армии. Мало того – не удалось даже нанести партизанам сколь-нибудь чувствительные потери. Напротив, во время боев партизаны смогли захватить психологически важный трофей – огромный, в два квадратных метра величиной, американский флаг, на котором Сандино собственноручно написал: «Это знамя захвачено у войск империалистов-янки в сражении под Эль-Чипоте. Родина и свобода!»

 

В начале 1928 года Сандино уже был самым популярным человеком в Латинской Америке. В него играли дети, а в Сальвадоре появился {178} сверхпопулярный ликер «Нектар Сандино». Практически во всех странах Латинской Америки и в США были образованы комитеты общественности в поддержку Сандино, которые собирали деньги на помощь партизанам.

 

Когда 16 января 1928 года в Гаване открылась VI Панамериканская конференция, ее делегаты продолжительной овацией встретили поднятие никарагуанского флага. Улицы кубинской столицы были заполнены антиамериканскими транспарантами: «Янки, вон из Никарагуа!», «Смерть империализму янки!», «Да здравствует Сандино!».

 

Сандино обратился к конференции с открытым письмом, в котором, в частности, говорилось: «Я протестую против пассивности и угодничества латиноамериканских делегатов, спокойно взирающих на правонарушения Соединенных Штатов. Я обращаюсь к братским республикам с просьбой потребовать немедленного вывода американских войск, попирающих независимость моей родины…»193

 

Даже в США СМИ проявляли по отношению в Сандино все больше и больше симпатии. 18 января 1928 года фотография партизанского командира появилась на обложке журнала «Нейшн». В передовой статье журнала говорилось: «Все знают, что Сандино не бандит. Напротив, это патриот, ведущий безрассудную войну против превосходящих сил США»194. В американском общественном мнении росло непонимание цели нахождения американских войск в Никарагуа.

 

11 января 1928 года посланник США в Манагуа Эберхардт даже предложил официально объявить Сандино войну со стороны США, чтобы пребывание в Никарагуа морской пехоты получило хотя бы какую-то юридическую основу. Однако в госдепартаменте сочли, что такой шаг нежелателен, поскольку означает фактическое признание «бандита» Сандино воюющей стороной.

 

Популярность Сандино в мире стремительно выросла после того, как его посетил в горах в феврале 1928-го известный американский журналист Карлтон Билс. Партизаны произвели на Билса самое благоприятное впечатление своей простотой и честностью, что журналист и отразил в серии статей в журнале «Нейшн» в феврале – марте.

 

Билс описывал Сандино следующим образом: «Сандино молод, ему около тридцати двух лет… На шее повязан шелковый платок красного и черного цвета. Сандино хорошо сложен, хотя и невысок (его рост не более 165 сантиметров). На нем широкополая шляпа, и во время нашей беседы он то и дело сдвигал ее назад на затылок. Тогда были видны гладко зачесанные черные волосы и высокий лоб. Волевой подбородок, широкая нижняя челюсть срезана книзу. Брови – высокие полудужья, нависшие над живыми черными глазами. Глаза {179} темные, зрачков почти не видно. Я не заметил у Сандино каких-либо физических недостатков»195.

 

Сандино описал Билсу свою армию следующим образом: «Моя армия – это крестьяне и ремесленники. Мир, земля и труд – вот все, чего мы хотим. Нам не нужна ничья благотворительность; когда мы прогоним чужеземного захватчика, мы вернемся домой и будем обрабатывать землю».

 

Характерно, что Сандино изложил Билсу и свои взгляды на главный для американцев вопрос о трансокеанском канале: «У нас украли права на канал. Теоретически нам уплатили 3 млн. долларов, или, точнее, бандиты, контролировавшие в то время правительство, с помощью Вашингтона получили несколько тысяч песо. Если разделить эти деньги среди всех никарагуанских граждан, то их не хватит для того, чтобы каждый из нас мог купить одну пресную галету и сардину. В результате этого контракта, подписанного четырьмя предателями, мы утратили наши права на канал… Моего отца бросили в тюрьму за то, что он протестовал против договора Брайана – Чаморро, против того, чтобы Соединенным Штатам были предоставлены морские и военные права на канал. Я предпочел бы, чтобы канал был построен частной компанией с передачей никарагуанскому правительству части акций вместо наших ущемленных прав; в этом случае мы имели бы доходы, а не американские займы на разорительных условиях…»196

 

Между тем оппозиция курсу администрации Кулиджа в Никарагуа стала проявляться и в конгрессе США, тем более что в стране разгоралась предвыборная президентская кампания. 3 января 1928 года член палаты представителей Хаддлстон заявил: «Нынешнее правительство впутало США в войну в Никарагуа и обязано покончить с ней. Война, которая ведется в Никарагуа, – это дело правительства, а не народа США»197. На следующий день демократ из штата Алабама Хефлин внес проект резолюции о немедленном выводе американской морской пехоты из Никарагуа. Проект был передан в комитет по внешней политике Сената США, где 9 марта 1928 года сенатор Норрис потребовал «предотвратить незаконное использование вооруженных сил США»198.

 

В целом ведущие деятели демократической партии США стали активно осуждать войну в Никарагуа, тем более что она не приносила блестящих побед, а стоила довольно дорого.

 

Положение республиканской администрации Кулиджа было весьма сложным. Ведь президент США не имел права начинать войну и посылать американские войска за границу без санкции Сената. Поэтому Кулидж настаивал на том, что никакой войны в Никарагуа вообще нет: там ведутся отдельные {180} спецоперации против кучки бандитов. Однако сам размах боев в Никарагуа и возросшие потери элитной морской пехоты явно противоречили такому утверждению.

 

На слушаниях в Сенате 11 февраля 1928 года лидер демократов Свенсон спросил командующего Корпусом морской пехоты США генерала Уильямса, что случится в случае вывода американского воинского контингента из Никарагуа. Ответ генерала был честным: «Я думаю, что Сандино войдет в Манагуа и станет президентом, а многие богатые люди должны будут спасаться бегством»199.

 

В апреле 1928-го в конгресс была внесена резолюция о прекращении ассигнований на морскую пехоту.

 

В таких непростых для себя внутриполитических условиях администрация США поставила перед собой две задачи. Во-первых, разгромить Сандино и «умиротворить» Никарагуа до президентских выборов в этой стране, намеченных на октябрь 1928 года. Во-вторых, переложить тяжесть основных боевых операций в Никарагуа на плечи национальной гвардии, подготовку которой в связи с этим следовало максимально ускорить.

 

Как упоминалось выше, первоначально американцы не хотели видеть национальную гвардию слишком большой, чтобы она не смогла противостоять возможному военному вмешательству США. Однако восстание Сандино внесло в эти планы коренные изменения. По соглашению между правительством Диаса и США от 27 декабря 1927 года, численность национальной гвардии устанавливалась уже в 93 офицера и 1064 солдата. На ее содержание выделялась астрономическая по никарагуанским меркам сумма – 689 тысяч долларов. Но уже в 1928 году стало ясно, что численность национальной гвардии придется увеличить.

 

Однако в начале 1928-го вся тяжесть боев все еще лежала на плечах морской пехоты США, которую поддерживали 12 разведчиков-бомбардировщиков типа «корсар» и «фалькон», семь самолетов-амфибий «ленинг» и пять трехмоторных транспортных самолетов «фоккер». Для борьбы с ними партизаны стали изготовлять динамитные ракеты.

 

Но несмотря на активное патрулирование в воздухе, внезапность была верным союзником партизан. 27 февраля 1928 года в засаду у местечка Эль-Бромадеро попала сильная американская обозная колонна из Эстели, которую благословил на бой епископ департамента Гранада Кануто Рейес. 35 морских пехотинцев очутились под сильным огнем с фронта и тыла и едва смогли добраться до ближайшего холма, чтобы занять там оборону. Партизанам достался обоз, и, вместо того чтобы уйти в лес, они начали атаковать холм, где засели американцы. Только на следующий день подошедшие подкрепления (88 человек) сняли осаду.

 

Пять морских пехотинцев были убиты, восемь – ранены. Бой шел семь часов. По оценкам американцев, партизаны применили как минимум {181} четыре пулемета, 600 винтовок и 200 динамитных бомб. Особенностью боя у Эль-Бромадеро были низкие потери в рядах партизан – около 10 человек убитыми. Сандинисты явно научились воевать, и их высокий боевой дух дополнялся теперь хорошей сноровкой.

 

Сандино так описывал этот успешный для его партизан бой: «Мы уже хорошо изучили тактику янки… Установив пулеметы на ключевых позициях, мы стали ждать. Наконец наступил решающий момент… Наше оружие раскалилось докрасна. Бедняги янки падали как подкошенные. Такого разгрома я не видел никогда в жизни. В отчаянии, обезумев, они стреляли куда попало; они карабкались на деревья, но тут же падали, сраженные пулеметной очередью; устремлялись к пулеметным гнездам, но, рухнув, оставались лежать на полпути… Они бежали в панике. Наша победа была полной. Янки оставили на поле боя сотни убитых и раненых…»200

 

Американцы пытались укрыться на плантации сахарного тростника, но партизаны подожгли ее с четырех сторон. Затем Сандино великодушно приказал потушить огонь, чтобы в его пламени не погибли раненые.

 

В одном из последовавших боев партизаны напали ночью на американский военный лагерь. Чтобы в темноте не спутать своих с чужими, Сандино приказал своим бойцам раздеться, и они голыми атаковали морских пехотинцев.

 

После поражения у Эль-Бромадеро американцы опять сделали упор на атаки отдельных партизанских отрядов с воздуха, так как наземные бои не приносили успеха и стали оборачиваться серьезными потерями в живой силе. Но партизаны знали примерный график разведывательных полетов (американцев подводила пунктуальность) и старались передвигаться только ночью и ранним утром. Американцы в качестве ответной меры обстреливали и бомбили даже мирно идущих по своим делам крестьян, если они казались им подозрительными.

 

Один такой крестьянин, которого чуть не убил выстрелами американский летчик, сбегал в лес за винтовкой и открыл огонь по самолету. В ответ американец сбросил на него бомбу, и крестьянину оторвало руку. Но и окровавленной культей он все еще ожесточенно грозил самолету.

 

Пилотов учили распознавать группы партизан по соотношению в них мужчин и женщин и даже по количеству белья, которое сушилось на веревках. Но зачастую авиация США просто бомбила населенные пункты, чтобы запугать их жителей. Было сожжено и разрушено около 70 никарагуанских деревень и поселков. Однако столь жестокие меры лишь толкали людей в лагерь Сандино.

 

Сандинисты наращивали боевые действия. С 30 июня 1927 года по 30 июня 1928-го, по официальным данным, морская пехота США участвовала в 85 боях против партизан. {182}

 

В феврале 1928 года Сандино в горах посетил корреспондент ТАСС. В разговоре с ним партизанский вождь изложил свои основные требования:

 

– немедленный вывод американских войск из Никарагуа;

 

– назначение временным президентом Никарагуа гражданского лица, которое до этого никогда не было кандидатом в президенты;

 

– организация новых президентских выборов под контролем комитета, состоящего из никарагуанцев.

 

Если советские и американские журналисты без особых проблем находили Сандино, то у американских военных это никак не получалось.

 

19 февраля 1928 года в докладе военной разведки американской морской пехоты в Никарагуа отмечалось, что локализовать расположение главных сил Сандино не удается. Приходится полагаться на случайные стычки и донесения местных жителей. Признавалось, что среди последних много откровенной лжи и преувеличений: «…три-четыре увиденных всадника на следующий день превращались в 100». Американцы считали, что после битвы у Эль-Чипоте престиж Сандино упал и люди бегут от него. Мол, если до этого сражения у Сандино было несколько сотен бойцов, то теперь примерно 60–125. На самом деле после Эль-Чипоте Сандино разделил свою армию на отдельные колонны, чтобы партизан было труднее заметить с воздуха.

 

Американская разведка отмечала, что части Сандино хорошо вооружены, главным образом благодаря реквизициям денег, мулов и продовольствия у местных и иностранных капиталистов. К тому же Сандино получал оружие от либералов Леона. Американцы знали, что большие группы сторонников Сандино живут в соседних государствах, занимаются бизнесом (например, выращивают кофе) и передают деньги партизанам.

 

Тактику партизан разведка морской пехоты США описывала следующим образом: «Без изменений. Враг оперирует ночью. Все банды, по нашим сведениям, на лошадях. Хотя, как предполагается, у них была возможность атаковать, они всегда избегали нас. Вероятно, враг попытается сконцентрировать различные группы в важных пунктах и продолжить операции, сходные с предыдущими»201.

 

Эта разведсводка ясно показывает всю беспомощность американцев в Никарагуа. Они и не подозревали, что в Сеговии остались лишь мелкие группы партизан из местных жителей, главной – и успешно выполненной – задачей которых была имитация боевых действий для обмана противника.

 

А сам Сандино с лучшей частью своей армии двинулся на восток. Во-первых, он хотел уйти из Сеговии, находившейся под плотным наблюдением американской авиации. Во-вторых, партизаны решили нанести сильный удар по американскому бизнесу в Никарагуа. {183}

 

Командующий морской пехотой на атлантическом побережье Никарагуа майор Ютли подозревал, что рано или поздно Сандино нанесет ему визит. Но Рождество и новогодние праздники прошли спокойно. Тогда Ютли решил сам взять Сандино в клещи. Американцы планировали продвинуться с побережья по реке Коко (пограничной с Гондурасом) на запад, в самое сердце партизанского края. Однако у интервентов не было ни карт этой местности, ни точных сведений о расположении главных сил Сандино. Поэтом 8 марта 1928 года Ютли отправил на моторной лодке патруль из пяти человек вверх по течению Коко. 26 марта патруль вернулся с уверенностью, что где-то в районе деревни Уаспук находятся главные силы «бандитов» (хотя самих сандинистов американцы так и не увидели).

 

В начале апреля 1928 года Ютли решил расположить в бассейне Коко усиленные блок-посты, чтобы не допустить неожиданного нападения. Однако Сандино упредил врага. 12 апреля американцы узнали, что сандинисты захватили золотой прииск американской компании «Ла Лус и Лос Анхелес», экспроприировав золота на 2,6 миллиона долларов. Оборудование предприятия было уничтожено.

 

Как всегда, военные акции Сандино носили и политико-пропагандистский характер. На сей раз был захвачен прииск, где когда-то работал нынешний «президент» Никарагуа и американский ставленник Адольфо Диас. Именно на деньги хозяев этого предприятия был организован мятеж 1909 года, с которого и начались все нынешние беды Никарагуа.

 

Сандино давал своим рейдом понять американскому бизнесу: пока морская пехота США остается в Никарагуа, спокойной жизни у предпринимателей не будет.

 

В письме управляющему рудника Сандино писал: «Я имею честь сообщить Вам, что сегодня Ваш рудник превращен в руины по моему приказу в знак протеста против агрессии Вашего правительства, предпринятой против нашей страны на единственном основании грубой силы. Пока правительство США не прикажет вывести пиратов с нашей территории, не будет никаких гарантий неприкосновенности для американцев на нашей земле»202.

 

Американские морские пехотинцы устроили передовые позиции в районе деревни Уаспук, но как только до них дошли слухи о приближении главных сил Сандино, они предпочли отступить под защиту флота в Пуэрто-Кабесас. Авиация из Сеговии не могла ввиду ограниченности радиуса действия самолетов оказать своим коллегам в Москитии действенную поддержку.

 

Однако разгром приисков заставил американцев активизировать поиск партизан. Весь май 1928 года несколько усиленных патрулей морской пехоты блуждали по труднопроходимым джунглям в районе приисков. Их поддерживали самолеты-амфибии. Но найти Сандино не удалось. {184}

 

В конце мая в Пуэрто-Кабесас прибыл командующий американской морской пехотой в Никарагуа генерал Логан Феланд. Он сообщил Ютли, что Сандино находится в восточном районе Сеговии, но из-за трудных условий местности морская пехота в северной части Никарагуа добраться туда не может. Поэтому Ютли было приказано собрать мощную группировку и отправиться на розыски главных сил Сандино по реке Коко с востока.

 

26 июля 46 морпехов отправились в экспедицию. Еще столько же должны были вскоре последовать за ними. Шли сильные тропические дожди, река Коко вышла из берегов, и отряд с трудом продвигался вверх по течению. 4 августа морпехи заметили двух партизан, которые поспешно отступили в джунгли. Через пару дней произошла небольшая перестрелка с сандинистами. Самолет-амфибия, который сбрасывал для американцев продовольствие, обнаружил неподалеку лагерь «бандитов». Отряд морпехов выступил на его уничтожение, но в результате ожесточенного боя потерял одного человека убитым и трех – ранеными.

 

Между тем весной – летом 1928 года росла популярность Сандино во всем мире. Уже сам факт, что его люди оказывают умелое сопротивление самой мощной державе в мире, говорил в пользу генерала и его армии.

 

Важным было и то, что сторону Сандино приняло большинство мировой интеллигенции, оказывавшей серьезное влияние на умы в самых разных странах.

 

В марте 1928 года к Сандино обратился выдающийся французский писатель Ромен Роллан: «Я присоединяюсь к вашему протесту против того, что происходит в Никарагуа. Нападение на эту страну является частью мощного наступления североамериканского империализма с целью овладения всем Американским континентом». В июле 1928 года Сандино получил письмо от другого видного французского писателя Анри Барбюса: «Генерал! Я приветствую Вас от своего имени и от имени пролетариата и революционной интеллигенции Франции и Европы… В Вашем лице мы приветствуем Освободителя, замечательного солдата, борца за дело угнетенных, эксплуатируемых народов, против магнатов капитала»203.

 

Именно в этом письме Барбюс назвал Сандино «генералом свободных людей» – и так вождя никарагуанцев стали звать во всем мире.

 

31 июля 1928 года приветствие Сандино направил VI Конгресс Коминтерна: «…братский привет рабочим и крестьянам Никарагуа, а также героической армии генерала Сандино, сражающейся за национальную независимость и ведущей решительную борьбу с империализмом Соединенных Штатов»204.

 

В Гондурасе друг Сандино поэт Фройлан Турсисос издавал газету «Ариэль», в которой печатались материалы сандинистов. Комитеты помощи Сандино {185} активно работали в Коста-Рике и в Мексике. В Мексике представитель Сандино Педро Сепеда издавал «Бюллетень сандинистов». Профсоюзы самых разных политических направлений регулярно проводили антиамериканские демонстрации.

 

11 апреля 1928 года посол США в Мексике Морроу пытался добиться от тамошнего министра иностранных дел запрета Комитета помощи Сандино. К тому времени президент Мексики Кальес уже помирился с США и старался без нужды не злить северного соседа. Однако запретить деятельность комитета мексиканцы отказались – это стало бы крайне непопулярной мерой.

 

В Вашингтоне сознавали, что проигрывают пропагандистскую войну против Сандино. 12 июня 1928 года госдепартамент разослал во все дипломатические представительства США в Центральной Америке циркуляр с требованием усилить контроль за деятельностью Антиимпериалистической лиги (эта организация была создана коммунистами и активно собирала средства для Сандино). 2 июля посланник США из Гондураса Саммерли ответил: «Комитет помощи Сандино» активно собирает для никарагуанских партизан деньги, но нельзя ожидать каких-либо действий президента Гондураса против этой организации ввиду «широких симпатий местных жителей к Сандино»205.

 

К Сандино стекались и добровольцы из различных латиноамериканских стран: кубинцы, гондурасцы, сальвадорцы, колумбийцы и т.д.

 

31 мая 1928 года посланник США в Никарагуа Манро отмечал, что «в низших слоях распространены настроения в поддержку Сандино». Он требовал новых подкреплений морской пехоты в преддверии намеченных на 4 ноября 1928 года президентских выборов. К августу 1928-го морская пехота США контролировала уже практически все департаменты Никарагуа, основные дороги и водные пути. К ноябрю американских солдат в Никарагуа было уже около 6 тысяч.

 

Однако, зажатый между отрядами морской пехоты США в Сеговии и в бассейне реки Коко, Сандино упорно сопротивлялся, и американцы никак не могли нанести ему серьезного поражения. Зато 7 августа 1928 года близ местечка Волива сандинисты нанесли поражение морской пехоте снова. Сандино, в чью шляпу попали несколько пуль, сам руководил боем. Потом он торжественно сказал своим бойцам, что победа одержана в тот же день, в который 111 лет назад Симон Боливар выиграл сражение у испанцев при Бояко.

 

Через месяц партизаны ждали прибытия лодок с патронами и продуктами, которые вели по реке Коко женщины. Когда началась разгрузка, неожиданно налетела американская авиация, и женщины бросились в лес. Сандино заметил, что на берегу остался четырехлетний ребенок. Не раздумывая, генерал под пулями схватил его и отнес в безопасное место. Сандино вспоминал: «Схватив мальчика, я стремглав бросился в лес. Вокруг свистели пули. {186} Пробежав несколько метров, я почувствовал, что ребенок вздрогнул. Я не придал этому значения, но, добравшись, наконец, до своих, я увидел, что мальчик покрылся смертельной бледностью и похолодел. Он умер у меня на руках. Не от пули, нет, он умер от испуга»206.

 

В июле 1928 года либералы выдвинули на пост президента предателя и смертельного врага Сандино Монкаду. Консерваторы утвердили кандидатуру Адольфо Бенарда, причем американцы фактически предотвратили раскол консервативной партии, заставив Чаморро выйти из игры. Обе партии просили американские войска контролировать выборы на местах. Чтобы американцы перестали относиться к либеральной партии с подозрительностью, Монкада еще за несколько недель до выборов сообщил в их дипмиссию, что в случае избрания будет просить США контролировать и выборы 1932 года. 19 октября 1928 года Монкада направил письмо с аналогичными заверениями кандидату консерваторов Бенарду.

 

В сентябре 1928 года морская пехота США начала регистрацию никарагуанских избирателей (эта акция проходила с 23 сентября по 7 октября). Сандинисты перешли в наступление, стремясь сорвать выборы хотя бы на севере Никарагуа. 2 октября сандинисты заняли небольшой городок Сан-Маркос неподалеку от Хинотеги и убили четырех сторонников либеральной партии, которые вели там агитацию.

 

Американцам пришлось разместить патрули во всех более или менее крупных населенных пунктах. Офицеры и солдаты Корпуса морской пехоты США возглавляли 432 избирательных участка, якобы для предотвращения подлога и фальсификаций. Сандинистам не удалось сорвать регистрацию избирателей, так как морская пехота США контролировала все крупные города страны. Всего были зарегистрированы 150 тысяч избирателей – на 35 тысяч больше, чем в 1924 году207.

 

4 ноября 1928 года на президентских выборах победил кандидат либеральной партии Монкада, набравший 70 120 голосов. За консерваторов проголосовали 55 839 избирателей. Если в среднем по Никарагуа проголосовали 88% зарегистрированных избирателей, то в департаментах Нуэво-Сеговия и Хинотега (где действовали сандинисты) – 82%208.

 

Как только Монкада вступил в должность, он отправил бывшего вождя либералов Сакасу посланником в США. По неписаной никарагуанской политической традиции того времени это означало, что Сакаса будет кандидатом от либералов на следующих президентских выборах в 1932 году. Одним из своих первых указов Монкада назначил своего родственника Анастасио Сомосу как {187} знатока английского языка и приемлемую для американцев кандидатуру заместителем министра иностранных дел. Одновременно Сомоса был награжден орденом.

 

4 декабря 1928 года адмирал Селлерс предложил Сандино прекратить борьбу, так как теперь в Никарагуа у власти находится законно избранное правительство. Но Сандино опять отказался сдаваться до тех пор, пока американская армия не покинет Никарагуа.

 

Тем не менее Сандино был готов к диалогу с Монкадой. В ответном письме Селлерсу он писал: «Я заявляю, что только с генералом Хосе Марией Монкадой я мог бы пойти на переговоры с целью достижения прочного мира в нашей стране. Являясь членом либеральной партии, он, хотя и предал родину, может исправить свои ошибки, поклявшись перед никарагуанским народом и либеральной партией уважать основы соглашения, которые будут нами выработаны». Но и соглашение с Монкадой Сандино был готов заключить при одном условии: «Эвакуация с территории Никарагуа североамериканских вооруженных сил»209.

 

Монкада, естественно, отказался. В интервью «Нью-Йорк Таймс» он заявил: «Американская морская пехота является гарантией свободы и процветания. Если она покинет Никарагуа, воцарится анархия…»210

 

Между тем президентские выборы состоялись и в США. Демократы, обещавшие вывести войска из Никарагуа, потерпели поражение. Президентом стал республиканец Гувер. Насколько большое значение в Вашингтоне уделяли Никарагуа, свидетельствует тот факт, что 27 ноября 1928 года (еще до своей инаугурации) Гувер прибыл в Коринто с визитом «доброй воли». Правда, этот визит «доброй воли» был осуществлен на борту линкора «Мэриленд».

 

Сандино 6 марта 1929 года обратился к Гуверу с открытым письмом: «Сеньор!

 

Имею удовольствие сообщить Вам, что наших солдат не сломили бывший американский президент Калвин Кулидж и государственный секретарь Фрэнк Келлог. По их приказу убивали людей на моей родине, сжигали поля, насиловали женщин, пытались отобрать наши священные права на свободу. Но освободительная армия по-прежнему готова сражаться и побеждать…»211

 

Однако в политическом отношении Сандино оказался в начале 1929 года в сложном положении. И его армия, и население Сеговии устали от войны. К тому же многие бойцы считали, что цель достигнута – в результате выборов к власти пришли либералы, которые и начали восстание в 1926 году. За что воевать, если и сам бывший вождь либералов Сакаса признал выборы легитимными? Слабой стороной восстания Сандино была и недостаточная связь {188} с городским населением, которое тоже в большинстве считало выборы легитимными.

 

Сандино собрал представителей Либерально-республиканской, Лабористской (то есть рабочей) партий и группы «Солидарность». На этом собрании было решено не признавать Монкаду как президента, навязанного стране иностранной армией. В качестве альтернативы была образована правительственная хунта во главе с Педро Сепедой (представителем Сандино в Мексике). Сам Сандино стал генералиссимусом Армии защитников национального суверенитета212. Однако партии, на которые решил опереться Сандино, были среди большинства населения непопулярны. Никарагуанцы по-прежнему ассоциировали себя (во многом по семейным традициям) только с либералами или с консерваторами.

 

В этих условиях Сандино решил временно прекратить борьбу, чтобы дать Монкаде возможность без давления договориться с американцами о выводе войск. 6 января 1929 года Сандино отправил послание президенту Мексики Портесу Хилю с просьбой принять в Мексике его самого и штаб армии. Письмо было передано с капитаном армии Сандино Паредесом – мексиканцем по национальности.

 

3 января 1929 года состоялось совещание Монкады с посланником США и командованием американских войск в стране. Американцы рекомендовали начать постепенный вывод своих войск и сократить контингент морской пехоты до 3500 человек. Монкада в это время должен был более активно формировать части национальной гвардии, призванные заменить оккупантов в борьбе с сандинистами213. Президент ответил, что готов держать в стране морских пехотинцев столько человек и столь долго, сколько пожелают США. В то же время он хотел образовать отряды «тщательно отобранных» добровольцев, численностью не более 500 человек, чтобы помочь морской пехоте в боях против Сандино. Для того чтобы сделать национальную гвардию эффективной боевой единицей, по мнению Монкады, требовалось не менее двух лет, и в течение этого срока американская морская пехота должна была оставаться в стране. {189}

 

 

149 Внучка Зойлы Америки стала супругой президента Никарагуа Даниэля Ортеги – продолжателя дела Аугусто Сандино.

 

150 Белят М.Ю. Никарагуа: портрет в черно-красных тонах. М., 1987. С. 32–33.

 

151 Там же. С. 33.

 

152 По другой версии, мать решила уйти в Гранаду вместе с неким мужчиной по имени Гарсия, и Аугусто отказался к ней присоединиться. {156}

 

153 Navarro-Génie M.A. Augusto «Cesar» Sandino: messiah of light and truth. Syracuse University Press, 2002. P. 4. {157}

 

154 Историки выяснили, что практически подростком Аугусто имел внебрачную связь с односельчанкой по фамилии Санчес, которая родила ему дочь Наталью Санчес Сандино.

 

155 Белят М.Ю. Никарагуа: портрет в черно-красных тонах. М., 1987. С. 35. {158}

 

156 Белят М.Ю. Никарагуа: портрет в черно-красных тонах. М., 1987. С. 37. {159}

 

157 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 39. {160}

 

158 Navarro-Génie M.A. Augusto «César» Sandino: messiah of light and truth. Syracuse University Press, 2002. P. 22. {161}

 

159 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 40. {162}

 

160 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 124.

 

161 Недоброжелательно настроенные по отношению к Сандино исследователи почему-то окрестили этих женщин «местными проститутками».

 

162 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 41.

 

163 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 124. {163}

 

164 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 43.

 

165 Navarro-Génie M.A. Augusto «César» Sandino: messiah of light and truth. Syracuse University Press, 2002. P. 29. {164}

 

166 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 128–129.

 

167 FRUS, 1927 (см.: http://images.librar...27v03.i0017.pdf).

 

168 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 44. {165}

 

169 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 45.

 

170 Там же. С. 47.

 

171 Некоторые исследователи датируют этот манифест 10 июля.

 

172 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 39. {166}

 

173 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 38.

 

174 Там же. С. 39. {167}

 

175 FRUS, 1927 (см.: http://images.librar...27v03.i0017.pdf).

 

176 Ibid.

 

177 Somoza A.G. El verdadero Sandino o el calvario de las Segovias. Managua, 2007. P. 63. {168}

 

178 Somoza A.G. El verdadero Sandino о el calvario de las Segovias. Managua, 2007. P. 66–67.

 

179 Селлерс родился в столице штата Техас Остине в 1874 году. Во время испано-американской войны 1898 года участвовал в захвате островов Самоа в Тихом океане, а также Филиппинского архипелага. После Первой мировой войны служил помощником министра ВМС и командиром линкора «Мэриленд». В 1927 году был произведен в контр-адмиралы и стал командующим «Эскадрой специального назначения» (Special Service Squadron). Эскадра базировалась в зоне Панамского канала и должна была обеспечивать стратегические интересы США в бассейне Карибского моря. В 1932 году Селлерс стал командующими силами линкоров США, а в 1933–1934 годах командующим ВМФ США. {169}

 

180 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 50.

 

181 Somoza A.G. El verdadero Sandino o el calvario de las Segovias. Managua, 2007. P. 70. {170}

 

182 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 40.

 

183 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 53. {172}

 

184 FRUS, 1927 (см.: http://images.librar...27v03.i0017.pdf).

 

185 Янчук И.И. Политика США в Латинской Америке 1918–1928. М., 1982. С. 305–306.

 

186 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 40–42. {173}

 

187 Американцы упорно искали населенный пункт Эль-Чипоте, хотя на самом деле это была гора, на которой находился укрепленный лагерь партизан. {174}

 

188 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 43–44. {175}

 

189 Янчук И.И. Политика США в Латинской Америке 1918–1928. М., 1982. С. 299.

 

190 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 50. {176}

 

191 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 59. {177}

 

192 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 60–61. {178}

 

193 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 53.

 

194 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 63. {179}

 

195 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 66.

 

196 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 64.

 

197 Янчук И.И. Политика США в Латинской Америке 1918–1928. М., 1982. С. 301.

 

198 Там же. С. 301. {180}

 

199 Янчук И.И. Политика США в Латинской Америке 1918–1928. М., 1982. С. 302. {181}

 

200 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 64. {182}

 

201 Schmidt. B-2 Report, Managua, 12–18 February 1928. См.: http://www.sandinore...s/IR280219.html. {183}

 

202 Янчук И.И. Политика США в Латинской Америке 1918–1928. М., 1982. С. 303. {184}

 

203 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 67–68.

 

204 Янчук И.И. Политика США в Латинской Америке 1918–1928. М., 1982. С. 300. {185}

 

205 Янчук И.И. Политика США в Латинской Америке 1918–1928. М., 1982. С. 303–304. {186}

 

206 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 75.

 

207 FRUS, 1928 (см.: http://images.librar...28v03.i0019.pdf).

 

208 Ibid. {187}

 

209 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 72–74.

 

210 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 77.

 

211 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 75. {188}

 

212 Somoza A.G. El verdadero Sandino o el calvario de las Segovias. Managua, 2007. P. 141.

 

213 FRUS, 1929 (см.: http://images.librar...29v03.i0019.pdf). {189}

 

Платошкин Н.Н. Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия. М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2015. С. 155–189.

 

Ответить

Фотография stan4420 stan4420 24.07 2018

С. был арестован главой Нац. гвардии А. Сомосой и расстрелян на аэродроме Манагуа.

 

А. Сандино (справа) с будущим организатором его убийства А. Сомосой (слева)

жаль, что Сандино доверился своим врагам...

 

 

17 сентября 1916 года американский посланник в Манагуа Джефферсон пригласил к себе Ириаса и в присутствии адмирала Капертона (командующего американским флотом у берегов Никарагуа) доходчиво объяснил ему, что США не потерпят на посту президента человека, выступающего против договора Брайана – Чаморро. К тому же новый президент, с точки зрения американцев, должен был по-прежнему санкционировать пребывание отряда морской пехоты США в Манагуа

 

В своих статьях сенатор от штата Монтана Бартон Уилер разоблачал политику правительства США в Никарагуа, утверждая, что оно ведёт там необъявленную войну

 

Так цинично посланник США одобрил убийство Сандино и гарантировал пребывание у власти его убийц.

 

Еще осенью 1928 г. он обратился с открытым письмом к правительствам стран Латинской Америки, в котором писал: “Колонизаторская волна янки быстро надвигается на наши народы…

 

После смерти Сандино в стране вновь свободно начали действовать американские компании, бесчинствовать представители так называемой контрольной комиссии, которая была создана американцами для “оздоровления” никарагуанской экономики, а по существу для лучшей организации ограбления страны. Американские чиновники взяли под свой контроль Национальный банк, таможни и другие органы финансового правления. Во главе Национального банка был поставлен американец Ганс Ситарц

 

Никарагуа, таким образом, лишилась последних признаков суверенного государства.

 

8 октября 1913 года после восьмимесячных переговоров с американскими кредиторами было заключено новое, еще более кабальное, чем предыдущие, финансовое соглашение между США и Никарагуа.

, но у нас всё ещё находятся люди, считающие что Америка несёт всему миру только прогресс, свободу, демократию и процветание...

 

Это тоже было в интересах американских бизнесменов в Никарагуа, которые активно выводили из страны полученные там прибыли.

это к утверждению Гундира, что подобное невозможно

 

США такая схема устраивала, потому что выводила либералов из оппозиционной ниши и накрепко привязывала их к коррупционной системе, которую американцы создали в Никарагуа.

а мне вот говорили, что солидные джентльмены таким не занимаются...

 

Это не только нарушает суверенитет Никарагуа, но и доказывает тот факт, что мы установили протекторат. Никарагуа стала более зависимой от нас – ведь мы диктуем, кто должен стоять там у власти, а это ведет к полной утере независимости

Мы находимся там, чтобы помочь американским инвесторам и держателям акций получать их доходы»

колониализм? - неа, не слышали...

 

Правительственным войскам удалось отбить город только с помощью американских самолетов, которые варварски бомбили Чинандегу – ее центр превратился в груду развалин. Это был первый в истории случай бомбежки крупного населенного пункта – за десять лет до того, как нацистский легион «Кондор» стер с лица земли испанскую Гернику.

, с той только разницей, что нацисты были осуждены трибуналом, а янки - нет

 

Сандино располагал примерно 300 бойцами (хотя некоторые из них были вооружены только мачете) ....

 

Каждый сандинист нес с собой по две полностью заряженных винтовки для раздачи сторонникам Сандино в городе – таких сразу же набралось до сотни человек.

вижу тут противоречие

 

 

 

 

P.s.

Сандинисты, Даниэль Ортега, Фарабундо Марти - все эти имена хорошо известны ещё с советских времён,

но тогда события в Ц. Америке казались такими далёкими, как будто это была другая планета,

а вот сейчас было интересно познакомиться детально

Ответить

Фотография Стефан Стефан 24.07 2018

 

Сандино располагал примерно 300 бойцами (хотя некоторые из них были вооружены только мачете) ....

 

Каждый сандинист нес с собой по две полностью заряженных винтовки для раздачи сторонникам Сандино в городе – таких сразу же набралось до сотни человек.

вижу тут противоречие

Численность отряда А. Сандино, отправившегося в Окоталь, в книге не указана. Насколько я понял, сандинистов было около сотни, и к ним присоединилось примерно столько же местных жителей.

 

К 16 июля 1927 года благодаря помощи местных жителей Сандино знал, что у Хатфилда в Окотале примерно 85 американских морских пехотинцев и предателей из числа сторонников Диаса. Данные были достаточно {170} верными: на самом деле Окоталь обороняли 38 морских пехотинцев и 49 никарагуанцев из национальной гвардии. Сандино располагал примерно 300 бойцами (хотя некоторые из них были вооружены только мачете) и решил сам напасть на американцев. Атаку назначили на час ночи, чтобы разбить Хатфилда до обычного прилета американской авиации (в районе полудня).

 

Сандино детально разработал план атаки и зафиксировал его письменно для ознакомления офицеров с боевыми задачами. Исходя из донесений разведчиков, он собственноручно нарисовал примерный план американских траншей. Первоначально Сандино, видимо, хотел не взять Окоталь, а всего лишь дать серьезный бой тамошнему гарнизону: выйти из сражения планировалось в 6 часов утра.

 

В час ночи в субботу 16 июля сандинисты мелкими группами по два-три человека стали просачиваться в Окоталь. У нападавших было восемь пулеметов. Каждый сандинист нес с собой по две полностью заряженных винтовки для раздачи сторонникам Сандино в городе – таких сразу же набралось до сотни человек. Сандино выделили специальный отряд для прерывания телеграфного сообщения и для взрыва взлетно-посадочной полосы местного аэродрома. Сандино думал, что на аэродроме удастся застигнуть и самолеты, каждый из которых планировалось взорвать, заложив в них по пять фунтов динамита.

 

План патриотов полностью удался: отряд Хатфилда был захвачен врасплох (хотя о чем-то Хатфилд все же догадывался, возможно, благодаря предательству: в ночь перед нападением сандинистов он приказал удвоить караулы, а гарнизон спал с оружием) и блокирован в своих траншеях. В плен попали пять национальных гвардейцев. В 8 часов утра уже Сандино через парламентеров предлагал Хатфилду сложить оружие (он ошибочно полагал, что у американцев кончились запасы воды), но американцы решили держаться до появления своей авиации. После напряженного сражения Окоталь был фактически взят: американцы контролировали только свои траншеи.

 

Но уже в 10 часов утра в Окоталь прилетели два американских самолета, один из которых обстрелял позиции сандинистов. Летчики увидели на позициях морпехов надписи крупными буквами: «Нас атакует Сандино». Пилоты улетели за помощью в Манагуа, и в 14:35 над Окоталем появились пять «Де Хэвилендов» (они летели из никарагуанской столицы два часа), имевшие на борту солидный запас 25-фунтовых бомб. В течение 45 минут (на большее у американцев не хватило горючего) позиции повстанцев подверглись плотной и точной бомбежке и обстрелу из пулеметов с минимальных высот (300–1000 футов).

 

Очевидец говорил, что бомбежка напоминала ад. Было израсходовано 400 патронов от авиационных пулеметов и 27 бомб.

 

В результате варварской бомбежки и обстрела с воздуха были убиты десятки мирных жителей. Отряд Сандино во избежание бессмысленных потерь {171} отступил из города в горы. Однако часть партизан остались в Окотале, и бои там продолжилась примерно до 17:00.

 

В сражении за Окоталь погибли пять морских пехотинцев (один был ранен). Сандинисты потеряли 56 человек убитыми и около сотни ранеными – главным образом от удара с воздуха (до двух третей всех потерь). {172}

 

Платошкин Н.Н. Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия. М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2015. С. 170–172.

Ответить

Фотография stan4420 stan4420 25.07 2018

Насколько я понял, сандинистов было около сотни, и к ним присоединилось примерно столько же местных жителей.

м-м-м-м....

странно, что он, имея в отряде людей, уже имевших какой-никакой опыт партизанской войны, предпочёл передать оружие людям, которых можно сказать впервые видел.

мне кажется, тут были проигнорированы правила военного ремесла в пользу широкого вовлечения местных жителей в борьбу

Ответить

Фотография Стефан Стефан 25.07 2018

 

Насколько я понял, сандинистов было около сотни, и к ним присоединилось примерно столько же местных жителей.

м-м-м-м....

странно, что он, имея в отряде людей, уже имевших какой-никакой опыт партизанской войны, предпочёл передать оружие людям, которых можно сказать впервые видел.

мне кажется, тут были проигнорированы правила военного ремесла в пользу широкого вовлечения местных жителей в борьбу

По словам самого генералиссимуса Армии защитников национального суверенитета Никарагуа, атака сандинистов на Окоталь преследовала политические и пропагандистские, а не военно-стратегические цели.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 25.07 2018

 

С. был арестован главой Нац. гвардии А. Сомосой и расстрелян на аэродроме Манагуа.

 

А. Сандино (справа) с будущим организатором его убийства А. Сомосой (слева)

жаль, что Сандино доверился своим врагам...

А. Сандино не доверял А. Сомосе и за день до своей гибели убедил президента Х. Сакасу подчинить часть национальной гвардии своему стороннику. 21 февраля 1934 г. в нескольких десятках метров от президентского дворца, автомобиль, в котором ехали возвращавшиеся после визита к президенту А. Сандино, его отец, брат, двое соратников и министр сельского хозяйства Софониас Сальватьерра (родственник президента), был окружён со всех сторон 15 гвардейцами. Сандинистам пришлось сдать свои пистолеты. Трёх генералов, Аугусто Сандино, Франсиско Эстраду и Хуана Пабло Умансора, отвезли в военный лагерь Ларрейнага в семи километрах от столицы и там расстреляли из пулемёта. Вскоре командовавший расстрелом лейтенант Монтеррей таким же образом расправился с соучастниками этого преступления. В ту же ночь брат Аугусто Сокрастес Сандино погиб в перестрелке во время нападения гвардейцев на дом министра С. Сальватьерры. Чуть позже я выложу подробную информацию о последних годах жизни и гибели храброго партизанского командира.

Ответить

Фотография stan4420 stan4420 26.07 2018

Трёх генералов, Аугусто Сандино, Франсиско Эстраду и Хуана Сантоса Моралеса

ранее было сказано

Сандино и двух сопровождавших его генералов – Умансора и Эстраду

так как звали третьего?

 

 

Вскоре командовавший расстрелом лейтенант Монтеррей

а ранее было

 

Расстрелом Сандино руководил капитан национальной гвардии Камило Гонсалес

так как звали палача?

Ответить

Фотография Стефан Стефан 26.07 2018

так как звали третьего?

Генерала-гондурасца звали Хуан Пабло Умансор. Я исправил его имя.

 

так как звали палача?

Расстрелом генералов-сандинистов командовал младший лейтенант Монтеррей, которому "перепоручил" это дело майор Дельгадильо. Монтеррей по указанию начальства попытался скрыть следы преступления, расстреляв участвовавших в нём пьяных солдат из пулемёта в ближайшей роще.

 

Что касается Камило Гансалеса, он также принимал участие в убийстве А. Сандино и его соратников.

 

«Я стрелял в генерала Сандино, потому что мне приказал генерал Сомоса», – признался один из убийц, капитан Камило Гонсалес. Через полтора месяца Гонсалес бежал в США, «под защиту нью-йоркской полиции». Его мучил страх перед возмездием. Журналисту, просившему его дать интервью, он заявил: «Я хочу, чтобы меня забыли, чтобы не вспоминали о моем существовании».

 

Гонионский С.А. Сандино. М.: Молодая гвардия, 1965. С. 130.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 26.07 2018

а ранее было

Приведённые выше фрагменты текста были мною процитированы.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 27.07 2018

К сентябрю 1929 года численность национальной гвардии составляла 1846 человек.

 

Монкада действительно сформировал из бывших либералов две колонны вспомогательных добровольческих войск и направил их в зону действия партизан. Многие, в том числе и сами американцы, ошибочно расценили это как проявление самостоятельности нового президента, который хотел обойтись в умиротворении Никарагуа без иностранных войск. Правда, в оперативном {189} отношении добровольцы все равно подчинялись американским офицерам на местах.

 

По инициативе Монкады в охваченных партизанским движением районах Никарагуа было объявлено осадное положение. Американцы прекрасно понимали, что это означает на практике усиление репрессий против мирного населения, поэтому оговорили за собой право не участвовать в проведении в жизнь основных положений режима (США заботились о своей и так уже изрядно подмоченной событиями в Никарагуа репутации). Например, американцы решили передавать всех пленных национальной гвардии, прекрасно понимая, что их ждет не только верная, но и мучительная смерть.

 

И до введения осадного положения национальные гвардейцы прославились своими расправами над мирным населением. Пленным часто отрубали руки, чтобы они больше не могли взять в них оружие. У национальной гвардии даже сформировался набор излюбленных «спортивных» казней. Например, «корте де кумбре» («отрезание вершка» по-испански) – жертву привязывали к дереву и сильным ударом мачете отрубали верхнюю часть черепа, одновременно развязывая веревки, чтобы труп упал на землю. Или «корте де чалеко» («разрезание жилета») – у пленного отрубали руки и ноги, а затем вспарывали живот. Еще был «корте де блумер» – отрезали руки и ноги и оставляли человека истекать кровью.

 

После введения осадного положения репрессии приняли уже легальный характер. Американцы лицемерно обещали содействовать ограничению «эксцессов» национальной гвардии, но в действительности и сами не брезговали никакими зверствами

 

Весь корпус морской пехоты США был заражен расистскими предрассудками в отношении никарагуанцев, которых считали грязными, расово неполноценными, дикими и не поддающимися влиянию цивилизации. Поэтому и обращаться с такими людьми следовало как с животными – без всякого сочувствия.

 

Например, один американский морской пехотинец (никарагуанцы дали ему презрительную кличку Фелипон) услышал в городе Сан-Рафаэль-дель-Норте, как идущая по улице женщина позвала своего маленького сына: «Идем, Аугусто!» Упоминания ненавистного американцу имени оказалось вполне достаточным для того, чтобы морпех вырвал ребенка у матери и бросил его в реку. Когда обезумевшая от горя мать кинулась спасать ребенка, ее арестовали за нарушение «общественного спокойствия».

 

В городке Ла-Пинтада Фелипон вместе с другими морскими пехотинцами обыскивал дом. Оттуда выбежал и бросился наутек 12-летний мальчик. Фелипон выстрелил ему в спину, потом подошел к раненому, ножом вспорол ему грудь, достал сердце и бросил своей собаке.

 

Лейтенант Макдональд привязал к двери дома пожилую женщину и поджег дом. Сгорела вся семья. Лейтенант Ли (которого прозвали Мясником) выхватил у крестьянина пятимесячного ребенка, подбросил его вверх и «поймал» {190} на штык. Он же отобрал у одной никарагуанки двухмесячную девочку, взял за ножки и разорвал пополам214.

 

Лейтенант Стюарт расстрелял пленного партизана из пулемета, потом отрезал у трупа уши и привязал их к своему боевому коню в виде «трофея».

 

Один солдат шел по улице Манагуа, когда пятилетний мальчик неосторожно уронил рядом в лужу мяч и забрызгал американцу брюки. Тот достал пистолет и хладнокровно расстрелял «хулигана».

 

Зверства морской пехоты и национальной гвардии только усиливали симпатию людей к Сандино, но к началу 1929 года население Сеговии устало воевать. Все надеялись на скорый вывод американских войск после выборов.

 

В марте – апреле 1929 года большая часть армии Сандино разошлась по домам. В апреле американская разведка констатировала, что как «национальный герой Латинской Америки» Сандино «кончился»215.

 

В мае Сандино получил ответ от Портеса Хиля. Мексиканский президент писал, что с удовольствием предоставит Сандино убежище и даже возьмет на себя расходы по его проживанию в Мексике.

 

Следует отметить, что, несмотря на активное давление США, правительство Мексики отказалось признать Монкаду легитимным президентом Никарагуа. В январе 1929 года в ответ на соответствующий запрос американского посла в Мексике Морроу министр иностранных дел Эстрада сказал, что Мексика не может признать режим, чей суверенитет ограничен присутствием иностранных войск216. Портес Хиль придерживался той же точки зрения. Он предложил Морроу на миг представить себе, что иностранные войска находятся не в Никарагуа, а в США: «Что Вы тогда скажете, мистер Морроу?»

 

В первых числах июня 1929 года Сандино вместе со своими помощниками переплыл пограничную с Гондурасом реку Гуайапе. В столице Гондураса Сандино остановился в мексиканском посольстве. Оттуда на предоставленном правительством Гондураса специальном поезде группа выехала в Сальвадор. На границе Сандино встречал сальвадорский военный министр и несколько высших военных чиновников. Один из них, начальник канцелярии военного министерства Монтальво поздоровался с Сандино и заявил, что не будет больше мыть свою руку217. Из Сальвадора на машине Сандино направился в Гватемалу, где на границе его встречал президент этой страны генерал Ласаро Чакон.

 

Следует отметить, что и в Гондурасе, и в Сальвадоре, и в Гватемале Сандино приветствовали многотысячные демонстрации. {191}

 

28 июня 1929 года Сандино прибыл в мексиканский порт Веракрус, где его приветствовал командующий местным военным округом генерал Мигель Акоста.

 

Однако, хотя Портес Хиль и подавляющая часть мексиканцев искренне восхищались Сандино, Мексика все же не желала портить из-за него с таким трудом налаженные после конфликта 1925–1927 годов отношения с США. Поэтому Сандино не рекомендовали приезжать в Мехико и отвели для проживания город Мериду на отдаленном Юкатане. Не собиралась Мексика и оказывать Сандино помощь деньгами или оружием на официальном уровне.

 

На самом деле, перед тем как дать Сандино согласие на приезд в Мексику, Портес Хиль запросил мнение на сей счет Морроу и госсекретаря Келлога. Ни тот ни другой не возражали, так как считали, что отъезд Сандино из Никарагуа приведет к краху партизанского движения. Однако американцы поставили Портесу Хилю несколько условий:

 

– Сандино не должен продолжать с территории Мексики борьбу против США;

 

– он не должен посещать Мехико;

 

– его резиденцией должен стать «отдаленный штат»218.

 

Портес Хиль выполнил все эти условия. Ничего более отдаленного, чем Юкатан, в Мексике в то время не было. Между этим штатом и остальной территорией страны тогда не существовало никаких шоссейных или железных дорог. Из центральной части Мексики туда можно было добраться только морем или на самолете. Юкатан издавна использовался как место для каторги уголовников и политических заключенных.

 

Американцы были даже довольны, что Сандино находился именно в Мексике, а не в центральноамериканских республиках, где за ним было бы труднее следить и откуда он мог быстро вернуться на родину.

 

Сандино приехал в Мексику в надежде на военную и финансовую помощь и был разочарован холодным приемом со стороны правительства. Первоначально он хотел пробыть в стране всего несколько недель, но поиск помощи оказался делом непростым. 4 августа 1929 года Сандино писал Густаво Алеману Боланьосу: «Мне представляется весьма сомнительным, что в Мексике удастся приобрести снаряжение для продолжения нашей освободительной борьбы. Но я постараюсь добыть здесь финансовые средства, чтобы приобрести в других местах необходимое оружие и боеприпасы». Вскоре Сандино пожаловался Боланьосу, что «до сих пор не смог добыть ни полсентаво, ни одного пистолетного патрона для дела освобождения Никарагуа»219. {192}

 

Сандино одержал в Мексике только одну пропагандистскую победу. Он передал захваченное у американцев знамя (посол Морроу требовал его выдачи США, но безуспешно) со своей подписью мексиканскому делегату Асурбиде, который привез его через США, обернув вокруг тела, во Франкфурт-на-Майне, где проходил второй Международный конгресс Лиги борьбы с империализмом и колониальным угнетением. Мексиканец развернул знамя, и зал разразился здравицами в честь Сандино. Потом делегаты в единодушном порыве запели «Интернационал».

 

В Мериде у Сандино было много свободного времени, большую часть которого он посвящал книгам. Вел генерал и жаркие дискуссии со своим секретарем сальвадорцем Хосе Августином Фарабундо Марти, который присоединился к сандинистам в 1928 году. Фарабундо Марти был убежденным коммунистом и старался доказать Сандино, что для возрождения борьбы ей надо придать социальный характер.

 

Однако Сандино говорил испанскому писателю Рамону Белаустегигоитии: «Неоднократно пытались превратить это движение в защиту национальной независимости в борьбу социального характера. Я всячески противился этому… Я не желаю воевать, за исключением случаев крайней необходимости, как, например, интервенция… Я не хочу воевать с моими братьями»220.

 

Сандино говорил Фарабундо Марти, что коммунизм советского образца «подавляет свободу» (мнение, широко распространенное тогда среди мексиканских анархо-синдикалистов, которые считали себя, в отличие от СССР, «либертарными», то есть свободными коммунистами). Но представляется, что осторожность Сандино в отношении коммунистов объяснялась чисто тактическими моментами. В мае 1929 года правительство Мексики запретило компартию, а в феврале 1930-го под надуманным предлогом (явно желая угодить США) разорвало дипломатические отношения с Советским Союзом. Мексиканцев якобы обидело осуждение Коминтерном и советской печатью репрессий против мексиканских коммунистов, многие из которых были безвинно расстреляны или посажены в тюрьмы.

 

Все еще надеясь на помощь мексиканского правительства, Сандино не мог поддерживать контакты с запрещенной компартией Мексики. Поэтому он отверг предложение коммунистов временно уехать в Европу на деньги партии.

 

В Мериде Сандино вступил в странную, но очень модную тогда организацию – Магнетическо-спиритуалистскую школу всемирной коммуны. Ее основал в 1911 году в Аргентине баск Хоакин Тринкадо, по профессии электрик. Учение школы причудливо сочетало в себе анархо-коммунизм с зороастризмом, каббалой и спиритическими сеансами. Учение Тринкадо отвергало и капитализм, и коммунизм советского образца и стремилось к борьбе за некие расплывчатые идеалы «добра и света». Сандино явно привлекали в этой {193} политической секте ее показной интеллектуализм, новизна подходов и оригинальность формы. Секта не брезговала и модным в то время в Латинской Америке национализмом, утверждая, что будущая всемирная коммуна будет основана на «индейско-испанской расе» и говорить весь мир тоже будет по-испански.

 

Сандино настолько проникся идеями «мировой коммуны», что сделал лидера организации Тринкадо своим официальным представителем в Мексике и заменил печать своей армии на печать секты. Возможно, он хотел использовать связи организации среди интеллигенции Латинской Америки, чтобы активизировать сбор средств на продолжение борьбы.

 

В феврале 1931 года Сандино выпустил «Манифест света и истины». В нем говорилось о грядущем пришествии Страшного суда, который приведет «к разрушению всей несправедливости на Земле и господству духа Света и Истины, то есть Любви». Никарагуа избрана для того, чтобы сыграть в борьбе против вселенской несправедливости главную роль, а армия Сандино будет инструментом божественной справедливости. «Нам выпала честь, братья, – мы в Никарагуа избраны Божественной Справедливостью, чтобы начать карать несправедливость на Земле».

 

Связь Сандино с группой Тринкадо привела к его размолвке с Фарабундо Марти в 1931 году. Последний писал по этому поводу: «Мой разрыв с Сандино не был следствием, как иногда утверждают, различного понимания моральных принципов… Я отказался снова сопровождать его в Сеговию только потому, что он не захотел принять коммунистическую программу, которую я отстаивал. Его знаменем было только завоевание независимости, свободы. Он не ставил перед собой целей социальной революции. Я утверждаю это потому, что генералу Сандино приписывали коммунистические идеи»221.

 

Сальвадорец вернулся на родину, возглавил восстание против жестокого диктаторского режима (который зверски убил более 30 тысяч мирных крестьян), был схвачен и 1 февраля 1932 года расстрелян222. Аугусто Сесару Сандино было 35 лет. Перед казнью он промолвил: «В двух шагах от могилы я торжественно клянусь, что генерал Сандино самый великий патриот вселенной»223.

 

Представляется, что политические убеждения Сандино были левыми и весьма близкими к коммунистическим. Об этом говорит его ненависть к капиталистам, которую генерал выражал и в манифестах, и путем экспроприаций имущества богачей для нужд армии. Он говорил и о том, что сельское хозяйство должно быть организовано на кооперативных началах. Например, Сандино утверждал: «Я скорее являюсь сторонником государственной собственности на землю»224. {194}

 

Сам жизненный путь Сандино толкал его на борьбу за социальную справедливость. Но генерал был, прежде всего, прекрасным тактиком – он понимал, что открытое провозглашение коммунистической или социалистической программы даст в руки американцев мощное пропагандистское оружие, и его сразу начнут представлять марионеткой Москвы и Коминтерна. Коммунизм, о котором большинство никарагуанцев не имели никакого представления, в то время мог только оттолкнуть от сандинистов широкие массы. И Сандино это прекрасно знал.

 

В Мериде он все же тяготился вынужденным бездельем. На свой страх и риск Сандино отправился на самолете в Мехико на встречу с Портесом Хилем. Тот между тем предложил Монкаде в обмен на вывод американских войск из Никарагуа гарантию Мексики, что Сандино не будет причинять ему вреда с мексиканской территории225. Монкада отказался.

 

6 сентября 1929 года Сандино, который внимательно следил за событиями на родине, обратился к никарагуанскому народу с манифестом: «Не падайте духом! Мой временный отъезд из Сеговии пойдет на пользу делу освобождения Никарагуа. В самый неожиданный для вас момент я окажусь рядом с вами»226.

 

На момент встречи с Сандино в январе 1930 года Портес Хиль уже уходил с должности, так как 17 ноября 1929 года новым президентом Мексики был избран более проамерикански настроенный консервативный политик Ортис Рубио. В кабинете нового президента Портес Хиль должен был занять пост министра внутренних дел. Сандино опасался, что Ортис Рубио может арестовать его и выдать либо Монкаде, либо американцам. Никакой помощи от нового президента тем более ожидать не приходилось. Генерал решил, что пора возвращаться на родину.

 

Американцы через посредников предлагали Сандино крупную сумму денег, чтобы он купил в Мексике ферму и занялся сельским хозяйством, но генерал решительно отказался даже обсуждать такую возможность.

 

4 декабря 1929 года Сандино написал Портесу Хилю письмо с просьбой разрешить ему отъезд на родину. «До настоящего момента, сеньор президент, надежды, которые я возлагал на поездку в Мексику, не осуществились ни в малейшей степени. Меня стали одолевать тревожные мысли, когда я понял, что мне просто отказывают во встрече с Вами. Я не знаю, как бы отреагировали Соединенные Штаты на мою встречу с Вами и к каким последствиям для Мексики она бы привела, но я твердо знаю, что Мексика не вечно будет терпеть наглые притязания США, особенно если учесть, что долг Мексики – не позволить американским пиратам поработить Центральную Америку»227. {195}

 

Через два дня после вступления Ортиса Рубио на пост президента был арестован брат Сандино Сократес, который тоже находился в Мексике. Портес Хиль в разговоре с Сандино еще раз подчеркнул, что всегда восхищался генералом, обещал освободить Сократеса и не чинить Сандино никаких препятствий для отъезда из Мексики. Экс-президент даже сказал американскому журналисту Вальдо Фрэнку, что считает Сандино патриотом, и разрешил это опубликовать. Портес Хиль явно использовал громадную популярность Сандино для наращивания собственной политической базы.

 

Однако Сандино постоянно чувствовал за собой наблюдение мексиканской полиции. Сделав вид, что вместе с друзьями хочет купить ферму недалеко от Мериды, он перешел на нелегальное положение.

 

Затем Сандино инкогнито выехал из Веракруса и 1 мая 1930 года прибыл в Гватемалу под именем сальвадорского коммерсанта Кресенсио Рендона. 5 мая генерал после одиннадцатимесячного отсутствия вновь вступил на землю родины.

 

К этому времени американцы обучили уже достаточно национальных гвардейцев (включая офицеров – срок подготовки на офицерских курсах был сокращен до шести месяцев) для того, чтобы поручать им самостоятельные операции против партизан. Тем более что партизаны крайне нуждались не только в оружии и продовольствии, но даже в одежде и обуви.

 

В июне 1929 года американцы рекомендовали Монкаде распустить по домам своих добровольцев, так как консерваторы опасались, что он хочет превратить эти отряды в лояльную только себе вооруженную силу. За полгода существования добровольческие отряды приняли участие в рейдах по Сеговии совместно с морской пехотой, но реально участвовать в боях им не довелось.

 

Национальная гвардия пока была тоже не очень надежна, поэтому ей командовали американские офицеры. 6 октября 1929 года фактически восстало подразделение гвардии в Тельпанеке, инсценировав нападение партизан и убив своего командира – американского лейтенанта Троглера. Когда на смену Троглеру прибыл новый командир, второй лейтенант Раймс, 21 октября восстание приняло уже открытый характер. Двух американских офицеров арестовали (им с трудом удалось бежать), а все подразделение гвардии направилось в Гондурас.

 

В марте – декабре 1929 года национальная гвардия участвовала в 22 боях против партизан, потеряв одного человека убитым и трех ранеными. По оценкам гвардейцев (явно завышенным), были убиты 35 партизан, шесть – захвачено в плен.

 

Американцы пытались поднять авторитет национальной гвардии и «социально ориентированными» методами. Например, в департаменте Нуэво-Сеговия было развернуто строительство дорог для повышения мобильности карательных частей. Населению же это преподносили как возможность заработать. США вложили в проект 150 тысяч долларов и платили местным {196} жителям за тяжелую работу по 50 центов в день. По данным морской пехоты, вышли из лесов и втянулись в строительство 125 партизан.

 

В декабре 1929-го в Никарагуа прибыл новый американский посланник Мэтью Ханна, который закончил военную академию в Вест-Пойнте, участвовал в испано-американской войне 1898 года, был военным атташе на Кубе (1902–1904 годы) и специальным представителем США в Панаме (1907–1910). В 1925 году в Берлине он женился на баронессе Густаве Рейнбабен, которая была моложе его более чем на 20 лет. Красавица жена, имевшая на мужа огромное влияние, любила светскую жизнь, танцы, балы и приемы. Там она и познакомилась с таким же любителем хорошо пожить – заместителем министра иностранных дел Никарагуа Анастасио Сомосой. Поговаривали, что Сомоса стал любовником жены посланника, и она активно способствовала его карьере.

 

Возвращение Сандино в Никарагуа сразу оживило затухшую, казалось, партизанскую войну. Но еще до этого, с начала 1930 года, «бандиты», по оценкам американцев, воспрянули духом. В феврале американские патрули сразу из нескольких городов были посланы в населенный пункт Силенсио, где были замечены партизаны. Весь март американцы и национальные гвардейцы охотились в лесах за сандинистами, но несмотря на мелкие стычки, так и не смогли обнаружить главные силы противника.

 

Между тем либералы и Монкада, похоже, не очень доверяли находившейся под командованием американцев национальной гвардии. В апреле 1930-го никарагуанский конгресс урезал до 760 тысяч долларов228 годовой бюджет гвардии, что означало ее сокращение до 1500 человек. Американцы были этим обеспокоены, и Ханне поручили потребовать от Монкады приостановить вступление закона о бюджете в силу. Госсекретарь США считал, что нельзя содержать в Никарагуа «эффективные полицейские силы» на сумму менее миллиона долларов в год. Правда, Монкада считал, что в целях экономии надо сократить непомерно высокие зарплаты именно американским офицерам, которые служили в гвардии. Президент Никарагуа говорил, что его правительство находится в тяжелейшем финансовом положении ввиду мирового экономического кризиса и вынуждено сократить жалование госслужащим на 20%. Но американцы не хотели экономии за счет гвардии, и под их давлением были сокращены расходы на народное образование Никарагуа в бюджете на 1931 год: с 600 тысяч до 51 тысячи долларов.

 

Монкада предлагал изменить американско-никарагуанское соглашение 1927 года об учреждении национальной гвардии, добавив туда, например, пункт о том, что гвардия подчиняется только президенту Никарагуа.

 

С этим американцы не согласились, равно как и с тем, чтобы гвардия получала приказы от никарагуанских чиновников на местах. {197}

 

18 июня 1930 года отряд из 150 партизан занял высоту Эль-Сарагуаска к северу от Хинотеги. Следующим утром сандинистов атаковали морские пехотинцы и национальные гвардейцы. Ожесточенный бой длился почти целый день. Американцам пришлось вызвать авиацию, так как их атаки были отбиты. Шесть самолетов непрерывно бомбили позиции сандинистов. Осколком бомбы, сброшенной с самолета, был ранен Сандино. Но, по собственным словам, он не придал этому значения и «оставался на посту»229.

 

Не в силах совладать с партизанами, морская пехота США приступила с мая 1930 года к так называемой политике реконцентрации мирного населения в Сеговии. С согласия Монкады всем жителям в районе Окоталя было предписано покинуть свои деревни и прибыть в специальные лагеря под охрану морских пехотинцев и национальных гвардейцев. Задачей такой варварской политики, предвосхитившей массовые депортации нацистов, было лишить партизан еды и иной поддержки местного населения. Любого жителя, найденного вне лагерей после 1 июня, рассматривали как «бандита». Но «реконцентрация» вызвала такое недовольство в стране, что уже в июле от нее без лишнего шума отказались.

 

После сражения у Эль-Сарагуаски сандинисты отступили в район реки Коко, где их тревожили американские карательные экспедиции и самолеты.

 

В мае же американцы назначили капитана морской пехоты Уилкинсона Джонсона новым главой центральной избирательной комиссии Никарагуа на парламентских выборах 1930 года. Одновременно госдепартамент предписал Монкаде внести изменения в избирательное законодательство230.

 

Джонсон (получивший дипломатический ранг чрезвычайного и полномочного посланника) сообщал в Вашингтон в августе 1930 года, что для свободных выборов требуется прекратить практику арестов и запугивания по политическим мотивам и гарантировать свободу печати231. Монкада обещал Джонсону издать указ об амнистии, но отказался разрешить американцу расследовать предыдущие случаи арестов по политическим мотивам. Джонсону даже пришлось позднее издать официальное заявление с протестом против помех, которые Монкада чинил кандидатам консервативной партии.

 

С учетом сложной ситуации в стране Джонсон попросил для охраны избирательных участков дополнительно 800 морских пехотинцев и национальных гвардейцев. Ханна сообщал в Вашингтон, что присутствие на избирательных участках морской пехоты США произведет на никарагуанцев самое неблагоприятное впечатление, поэтому лучше активнее привлекать национальную гвардию, которая, по оценке американского посланника, «одерживает верх над бандитами». {198}

 

9 сентября 1930 года Сандино опять был ранен и на время прекратил личное участие в боевых операциях. 16 октября генерал издал приказ о принудительной реквизиции у частных лиц соли и медикаментов, которых очень не хватало партизанам. Естественно, американцы и Монкада вновь окрестили Сандино «бандитом». Сандино так аргументировал свою политику: «Неужели же люди, боровшиеся за освобождение родины, должны ходить в лохмотьях?.. История нас рассудит, и тогда будет ясно, кто виноват, – мы или эти богачи, собственность которых мы реквизировали и на которых лежит главная и непосредственная вина за все то, что произошло в Никарагуа; ведь это именно они, богачи, призвали на нашу землю американских наемников»232.

 

У партизан было плохо и с едой. Часто они питались только бананами и сладкой кашицей из сахарного тростника.

 

Парламентские выборы 2 ноября 1930 года прошли, по оценкам американцев, «спокойно» и закончились очередной победой либералов: консерваторы потеряли три места в сенате и девять – в нижней палате конгресса.

 

7 ноября 1930 года госсекретарь США направил Монкаде личное послание, в котором еще раз предостерегал против сокращения национальной гвардии. Это якобы не позволяли сделать «сложная ситуация и бандитизм» в граничащих с Гондурасом департаментах Нуэво-Сеговия, Хинотега и Эстели233.

 

Действительно, под новый, 1931 год, Сандино опять преподнес американцам неприятный сюрприз. 10 декабря партизаны напали на 10 морских пехотинцев, чинивших оборванную телефонную линию в районе Окоталя. Восемь американцев были убиты, двум другим, несмотря на полученные ранения, удалось скрыться. Американцы в отместку согнали 1200 местных жителей в концентрационный лагерь в городе Яли, что только увеличило приток пополнения к сандинистам234.

 

17 января 1931 года сандинисты атаковали город Сомото в департаменте Нуэво-Сеговия.

 

Госсекретарь США Стимсон (тот самый, который добился заключения соглашения в Типитапе в 1927 году) поставил вопрос о выводе американских войск в течение двух лет и передаче всех функций оккупантов национальной гвардии. Для этого гвардию надо было увеличить еще на 500 человек и освободить от местных задач по поддержанию порядка.

 

19 февраля 1931-го Стимсон публично заявил, что американские войска покинут Никарагуа, как только присягу принесет следующий избранный никарагуанский президент.

 

К этому заявлению Стимсона побудила, в числе прочего, жесткая критика политики в отношении Никарагуа в конгрессе США, причем в этом вопросе {199} объединились и республиканцы, и демократы. В США тоже бушевал мировой экономический кризис, а содержание американской морской пехоты в Никарагуа, на Гаити и в Доминиканской республике обходилось в 8,9 млн долларов в год – больше, чем содержание такого же количества морских пехотинцев в США.

 

В апреле 1931 года Стимсон писал американскому посланнику в Манагуа: «Правительство США не может осуществлять общую охрану по всей стране при помощи американских войск. Это приведет к трудностям и обязательствам, которые правительство США не предполагает принимать. Те, кто желает оставаться здесь (имелись в виду американские инструкторы в национальной гвардии – прим. автора), пусть делают это на собственный страх и риск»235.

 

31 марта 1931 года в 10 часов 19 минут утра в Никарагуа разразилось страшное землетрясение. Примечательно, что подземные толчки и пожары в Манагуа многие жители столицы сначала приняли за американские бомбардировки. Американские солдаты немедленно занялись в столице мародерством, и командующему национальной гвардией, американскому же генералу Кальвину Мэтьюсу пришлось ввести осадное положение. Разрушения в столице были огромными, если учесть, что большинство домов в то время были деревянными шаткими постройками бедняков. Погибли около двух тысяч человек. Половину жителей Манагуа пришлось эвакуировать в другие места.

 

Чтобы подправить изрядно подмоченный имидж США в Никарагуа, американцы (в том числе и военной авиацией) стали доставлять в страну гуманитарную помощь.

 

Сандино воспринял ужасное землетрясение как наказание свыше для американцев и их пособников. В циркулярном письме по своей армии от 10 апреля он писал: «Дорогие братья! Близится час расплаты. 31 марта текущего года землетрясение разрушило половину Манагуа; среди прочего была уничтожена посадочная площадка со значительным количеством самолетов и взрывчатых веществ, принадлежащих противнику. Сейчас, когда само провидение наказывает противника, мы со своей стороны должны повсеместно помочь ему. Наш долг – сеять ужас в стране врага…»236

 

Сандино решил ударить американцев по их самому больному месту – по кошельку, а именно – по американским инвестициям в Никарагуа.

 

Двумя колоннами в апреле 1931 года сандинисты отправились к атлантическому побережью вниз по течению реки Коко и по другим рекам. Вся операция была тщательно спланирована лично Сандино.

 

13 апреля американский консул из Блуфилдса сообщил, что утром 11 апреля 75 хорошо вооруженных партизан под командованием генерала Бландона неожиданно появились в 60 милях от Пуэрто-Кабесаса в местечке {200} Логтаун, от которого до Пуэрто-Кабесаса была проложена железная дорога. В тот же день в бою был убит командующий национальной гвардии Пуэрто-Кабесаса американский капитан Мэрфи, который с отрядом национальной гвардии самонадеянно отправился в Логтаун, чтобы выбить оттуда сандинистов.

 

Впервые за всю войну партизаны осадили крупный никарагуанский город и важнейший порт – Пуэрто-Кабесас. Его падение лишило бы правительство в Манагуа таможенных пошлин – главного источника бюджетных поступлений. В окрестностях порта произошло четыре кровопролитных боя, но сандинистам для решительного штурма не хватало артиллерии, тем более что на помощь гарнизону Пуэрто-Кабесаса пришли самолеты с американских кораблей. По данным штаб-квартиры Сандино, были уничтожены 11 американцев и 15 национальных гвардейцев. Пришлось срочно перебрасывать национальную гвардию из Блуфилдса, который остался вообще без гарнизона.

 

Сами американцы признавали, что за 48 часов 12–14 апреля были убиты четыре американца и три пропали без вести237. Это были очень большие потери, если учесть предыдущий ход боев против Сандино. Ведь это была необычная засада – на сей раз партизаны наступали. Сандинисты продвинулись на расстояние 13 километров до Пуэрто-Кабесаса, что вызвало панику в Вашингтоне и лично у госсекретаря Стимсона. Госсекретарь даже предложил американцам в городе на всякий случай подняться на борт кораблей ВМФ США. Стимсон возмущался, что национальная гвардия в Сеговии позволила четырем крупным отрядам партизан незамеченными выйти в район атлантического побережья, и признал, что партизанское командование «эффективно» спланировало синхронную операцию сразу в нескольких районах страны. Госсекретарь США выражал возмущение тем, что уже на протяжении трех лет американцы тренируют национальную гвардию и создали в ней разведку, но она до сих пор не может наладить сбор сведений о повстанцах. «История учит», наставлял посланника в Никарагуа Стимсон, что при партизанской войне сбор разведданных является основным фактором. А гвардия и морская пехота постоянно попадают в засады, ничего не зная о противнике.

 

Стимсон никак не хотел понять, что сила разведки сандинистов и, соответственно, слабость разведки гвардии состоит в различном отношении населения к противоборствующим сторонам.

 

Однако через два дня американская авиация локализовала колонну сандинистов (150 человек), и в бою погиб ее командир Педро Бландон. Сандино сообщал в циркулярном письме командирам своих отрядов: «Смерть генерала Бландона явилась страшным ударом для наших войск, но никто не пал духом, наоборот, наши силы продвинулись в направлении Кабо-де-Грасиас, где захватили порт и разрушили радиостанцию. Через несколько часов Кабо был {201} подвергнут бомбардировке с военных самолетов противника, но все обошлось без потерь с нашей стороны»238.

 

Партизаны внезапно появились в городе Кабо-Грасиас-а-Диос и разгромили там фактории американских компаний239.

 

В частности, сандинисты уничтожили американское предприятие по заготовке древесины компании «Брагмэн блэф». Снова досталось приискам компании «Ла Лус и Лос Анхелес». Взорвав шахту, партизаны взяли с собой в качестве заложника ее управляющего американца Маршалла, который по дороге умер от тропической лихорадки. В ответ на это президент США Гувер объявил Сандино вне закона240.

 

Стимсон лично интересовался боевыми действиями в районе Пуэрто-Кабесаса, постоянно выражая свое беспокойство. Американцам пришлось 15–23 апреля высадить в районе Пуэрто-Кабесас новые контингенты морской пехоты. Они были вынуждены и перебрасывать национальных гвардейцев самолетами из Манагуа. Пока национальная гвардия явно еще не могла воевать с партизанами без помощи США.

 

Рейд частей Сандино в Москитию возымел свое действие. Американский бизнес в Никарагуа стал сильнее настаивать на выводе американских войск как гарантии продолжения своего существования в стране. Кофейный плантатор Хаукинс с запада Никарагуа жаловался в письме госскретарю Стимсону: «…сегодня нас ненавидят и презирают… Это следствие того, что американская морская пехота используется для того, чтобы охотиться за никарагуанцами и убивать их в их собственной стране. Это была роковая ошибка. Интервенция… оказалась катастрофой для американских плантаторов кофе в этой республике»241.

 

Стимсон же дал Ханне указание ввиду «вспышки бандитизма в доселе свободных от него районах» Никарагуа передать американским гражданам, что правительство США не сможет их эффективно защитить242.

 

А партизаны продолжали наносить мощные удары. 12 мая 1931 года большая колонна сандинистов (150 человек) во главе с генералом Педро Альтамирано появилась на руднике «Нептун». Очевидцы отмечали, что партизаны одеты как оборванцы, но прекрасно вооружены и хорошо дисциплинированы. 15 мая сандинисты пошли обратно, вглубь страны, взяв с собой золото, динамит и двух присоединившихся к ним добровольцев.

 

Новой тактикой армии Сандино было нанесение одновременных ударов в разных районах страны, с тем чтобы не допустить концентрации сил оккупантов и национальной гвардии на одном театре военных действий. {202}

 

К июлю 1931 года силы Сандино были разделены на восемь самостоятельных колонн, которые действовали в отведенных им районах, причем уже не только в Сеговии и на атлантическом побережье. На тихоокеанском побережье в районе департаментов Леон и Чинандега оперировала 5-я колонна под командованием генерала Хосе Диаса.

 

Американцы (чьи силы к этому времени сократились до одного батальона) держались только благодаря активному применению авиации и отсутствию у сандинистов тяжелого вооружения. 23 июля американская авиация обнаружила лагерь партизан в районе местечка Саклин и начала его бомбить. Но в ответ последовал слаженный ружейно-пулеметный огонь, и один самолет насчитал 16 попаданий. Пилотам пришлось совершить аварийную посадку и уничтожить самолет, чтобы он не достался сандинистам. Пройдя 40 миль по бездорожью и перейдя пять рек, американцы с трудом добрались до Пуэрто-Кабесаса.

 

28 июля 1931 года Сандино выпустил манифест, свидетельствовавший о готовности его армии перейти в генеральное наступление на крупные города: «Всем известно, что наша армия сражается с армией, вооруженной самым современным оружием… Несмотря на это, мы контролируем в настоящее время сельские районы восьми департаментов Никарагуа, и если мы еще не захватили крупные города, то только потому, что это не входит пока в наши планы. Наша тактика заключается сейчас в блокаде укрепленных поселков и городов в тех департаментах, в которых действует наша Армия. Враг попытался организовать нехватку продовольствия в Лас-Сеговиас, но ему удалось это лишь в отношении тех поселков и городов, в которых укрылись наемники (так Сандино называл национальных гвардейцев – прим. автора). В сельской местности нет голода, и наша армия располагает всем необходимым… Я ничем не отличаюсь от рядового солдата любой армии мира. У меня нет громоподобного голоса или сверхъестественной силы, и, тем не менее, мы – выполняя наш гражданский долг – имели удовольствие видеть под нашими деревьями множество командиров и офицеров высокомерной армии Соединенных Штатов Северной Америки, которые, стремясь уничтожить нас, сами были уничтожены. И я счастлив, потому что выполняю свой долг. Моя совесть спокойна»243.

 

Американцы назначили за голову Сандино награду 100 тысяч долларов244 – больше, чем Никарагуа тратила в год на образование. Эти же деньги обещали выплатить самому Сандино, если он пожелает сдаться. Но такие меры только вели к росту престижа «генерала свободных людей». В 1931 году симпатии в сандинистам стали распространяться уже и в городах. Например, в школах дети отказывались учить английский язык. В Манагуа во время парада американских войск детям велели петь гимн США, но они отказались и вместо этого несколько раз прокричали «Смерть предателям!». {203}

 

В ноябре – декабре 1931 года основные удары сандинисты нанесли уже в западной части Никарагуа – сердце страны. Характерно, что в связи с этим Сандино обратился 15 ноября к капиталистам Хинотеги, Матагальпы, Эстели и Окоталя: «Я имею сведения, что в Хинотеге создается так называемое торговое объединение, которое по замыслу капиталистов заслуживает большой поддержки со стороны марионеточного правительства и интервентов, действующих в Никарагуа. Но пока в Никарагуа не прекращена иностранная интервенция, не может быть и речи о каких-либо особых гарантиях в отношении интересов капиталистов… Лица, которые внесены в список нашим главным командованием, должны уплатить положенную им контрибуцию. В противном случае они будут нести ответственность»245.

 

Интересно, что на волне успехов партизан 1931 года в манифестах и заявлениях Сандино и его главного штаба все больше и больше звучали антикапиталистические мотивы. Сообщали, что в лагерях партизан часто поют «Интернационал». Сомоса позднее писал о «коммунистических идеях» Сандино и приводил в качестве примера письмо генерала Боланьосу от 9 августа 1931 года. В нем Сандино писал: «Хочу подчеркнуть, что наша Армия ожидает новой расстановки сил в мире, которая приближается, для того, чтобы начать реализовывать свой гуманитарный план в интересах мирового пролетариата»246.

 

Эта риторика практически буквально повторяет распространенный в то время главный тезис Коминтерна о мировом кризисе и грядущем крахе капиталистической системы. Видимо, поворот от национальной к социальной борьбе объяснялся тем, что вывод американских войск был уже не за горами и Сандино мог сосредоточиться на проблемах социального и политического развития Никарагуа.

 

На 1932 год в Никарагуа были намечены очередные президентские выборы, и на сей раз Сандино был преисполнен решимости сорвать их проведение по всей стране, а не только в Сеговии, как в 1928-м. Американцы решили сделать сильный, с их точки зрения, политический ход и рекомендовали Монкаде выдвинуть кандидатом от либеральной партии Сакасу. Сандино не раз в самом начале своей борьбы заявлял, что воюет за попранные конституционные права «доктора Сакасы». Если бы Сакаса стал президентом, то, по замыслу американцев, Сандино было бы трудно объяснить своим людям необходимость продолжения борьбы. Если Монкада в глазах партизан был предателем дела того же Сакасы, то сам Сакаса еще пользовался значительным авторитетом как человек, возглавивший восстание против консерваторов в 1926 году.

 

Сандино тоже понимал всю сложность политической ситуации. К началу 1932 года у него уже оформилась мысль после ухода американцев превратить {204} свое движение в политическую партию, чтобы подорвать традиционную монополию либералов и консерваторов на власть.

 

В январе 1932-го генерал обратился к соотечественникам с манифестом: «Соотечественники-никарагуанцы, гринго стремятся унизить нашу родину. Консерваторы Диас и Чаморро были поставлены во главе Никарагуа руками янки, которые всегда стремятся создать благоприятные условия для правления своих сторонников. Когда янки сочли, что им больше подходят проамерикански настроенные либералы, то, чтобы помочь им одержать победу, янки приказали Монкаде выдвинуть в качестве кандидата Сакасу. Американцы добиваются того, чтобы в случае возникновения каких-либо трудностей их вновь стали бы умолять – устами Диаса или Сакасы – высадиться и оккупировать нашу родину.

 

Соотечественники! Держитесь с достоинством и помните о том, сколько раз вы уже становились жертвами как янки, так и продажных политиканов. Тот, кто пойдет за этими политиканами и согласится подойти к избирательным урнам, контролируемым янки, лишь еще раз унизится перед иностранными штыками – ведь эти штыки в который раз оскорбляют честь Никарагуа… Крикните наконец адмиралу-интервенту, который смотрит на вас как на бессловесную скотину, – вон! Выполните свой долг! Не подчиняйтесь приказам морских пехотинцев во время избирательного фарса!.. Будьте достойны свободы и заслужите ее!..»247

 

Как и в 1928 году, выборы должны были проходить под наблюдением морской пехоты США. Главой никарагуанской избирательной комиссии был назначен генерал Кларк Вудворд. Понимая, что сандинисты будут стремиться сорвать выборы, американцы стали давить на Монкаду, чтобы тот своими силами активизировал борьбу с партизанами. В декабре 1931 года генерал Монкада послушно взял на себя руководство антипартизанскими операциями.

 

Но стратегия «никарагуанизации» войны против Сандино стала сразу же давать сбои.

 

В апреле 1932 года в национальной гвардии вспыхнул уже восьмой по счету мятеж. В городе Кисалайя 4 апреля был убит командующий подразделением национальной гвардии американец лейтенант Девонски и ранен младший лейтенант Карлос Райо. Часть гвардейцев ушла к партизанам, которым таким образом достались 21 винтовка, 5000 винтовочных патронов, 21 граната, автомат «томпсон» с 1600 патронами к нему и два пулемета. 11 апреля к партизанам перешли три артиллериста национальной гвардии со своим оружием – тремя пулеметами.

 

Апрель 1932 года вообще оказался «черным» для американцев и их пособников.

 

15 апреля партизаны вели против национальной гвардии ожесточенный трехчасовой бой в районе Окоталя, убив, по данным Сандино, около 30 {205} предателей (Сандино именовал национальных гвардейцев предателями или собаками)248. 21 апреля партизаны атаковали национальную гвардию в районе Кисалайи. Бой длился два часа, и гвардейцам пришлось отойти.

 

21 апреля крупные части партизан опять схватились с национальной гвардией в районе Окоталя. Были убиты два американца и 12 национальных гвардейцев. Сандинисты захватили пулемет, пять винтовок и большое количество боеприпасов. У них самих потерь не было. Американцы запросили подкрепление, думая, что теперь они будут в безопасности. Объединенная группа морской пехоты отправилась на базу, но опять попала в засаду в районе Леонес. Американцы потеряли троих убитыми, включая командиров обоих отрядов национальной гвардии – лейтенантов Брантона и Ковингтона. Сандинистам достались 12 винтовок, три пистолета, шесть гранат. Всего за день боев погибли 10 гвардейцев.

 

26 апреля, снова в районе Окоталя, 45 национальных гвардейцев вели ожесточенный трехчасовой бой против сандинистов.

 

Всего в апреле партизаны, по собственным данным, убили 131 солдата противника, сами потеряв 10 человек. В качестве трофеев были захвачены 39 винтовок, семь пулеметов, 32 гранаты, 18740 патронов, шесть пистолетов.

 

В мае – июне 1932 года бои партизан против национальной гвардии проходили практически каждый день. Такой степени интенсивности партизанская война еще не знала.

 

1 мая отряд сандинистов генерала Колиндреса напал на врага в местечке Бельорин. За три часа боя были убиты, по данным сандинистов (несколько завышенным), 36 человек. Сомоса, будущий командующий национальной гвардии (лицо явно предвзятое), утверждал позднее, что ни в одном бою против сандинистов не погибало за один раз более 10 национальных гвардейцев.

 

18 мая в информационной сводке сандинистской армии еще раз подчеркивалось: «…наша Армия сегодня, как и вчера, убеждена в том, что свобода Никарагуа будет завоевана нами лишь с оружием в руках и только ценой нашей собственной крови. Как и раньше, мы будем силой оружия препятствовать организации избирательного фарса, который готовится в Никарагуа под строгим надзором американцев»249.

 

Летом сандинисты усилили натиск. 15 июля в районе Сан-Лукас вблизи Окоталя в бою были убиты 30 солдат правительственных войск. 21 июля сандинисты выбили противника из довольно крупного города Кисалайя. В этот же день национальной гвардии было нанесено поражение у Санта-Барбары (район Хинотеги).

 

На атлантическом побережье колонны повстанцев действовали уже постоянно, а не отходили, как раньше, время от времени на базы в Сеговию. Были {206} захвачены банановые плантации «Ваккаро», принадлежавшие американцам. Противник, получив подкрепление, попытался перейти в контрнаступление, но был разбит и оставил партизанам обоз, включая автомобили. На этот раз не помогла и «работа» американской авиации. Американцы на случай стремительного наступления сандинистов готовили эвакуацию своих соотечественников самолетами-амфибиями.

 

30 июня в районе Сан-Исидоро опять восстали национальные гвардейцы. На сей раз американского командира лейтенанта Шмирера собственноручно убил другой офицер, никарагуанец. Четыре гвардейца с оружием ушли к партизанам.

 

В начале октября 1932 года отряд одного из самых толковых генералов сандинистской армии Умансора захватил городок Сан-Франсиско на берегу озера Манагуа в трех часах пути от столицы. В Манагуа началась паника. Американские офицеры пытались за бесценок распродать все свое имущество, особенно недвижимость. Дома, строительство которых обошлось в четыре тысячи долларов, предлагали за двести250. Только с помощью авиации наступление сандинистов на столицу было отбито.

 

Между тем в Никарагуа под контролем генерала Вудворда разворачивалась предвыборная кампания. Против либерала Сакасы консерваторы опять выставили американскую марионетку Адольфо Диаса, которого ненавидело большинство населения. На пост вице-президента консерваторы выдвинули еще более одиозную личность – Эмилиано Чаморро.

 

В октябре Чаморро жаловался американскому посланнику, что у консервативной партии вообще нет денег, поэтому она поражена «апатией» и готова отказаться от участия в выборах. Сам Чаморро обратился к богатым гражданам Гранады (традиционного оплота консерваторов) с просьбой внести вклад в избирательную кассу партии и собрал только 100 долларов.

 

Консерваторы от отчаяния решились на парадоксальный шаг. Прогрессивный сенатор от Леона Лара с ведома Чаморро пытался в Гондурасе наладить контакт с людьми Сандино, чтобы заручиться поддержкой консерваторов со стороны сандинистов. Из этой миссии ничего не вышло251.

 

Американцы хотели образовать в Никарагуа «национальное правительство», то есть добиться фактического слияния либералов и консерваторов (как представителей богатых слоев общества) перед лицом «мужицкого генерала» Сандино. Но из этого плана первоначально ничего не получилось. Американцы признавали, что большинство рядовых либералов относятся к идее даже временного союза с консерваторами резко отрицательно.

 

Но все же в октябре 1932 года американцы заставили Сакасу и Чаморро подписать соглашение о сотрудничестве консерваторов и либералов в «деле {207} поддержания мира» в Никарагуа, то есть против Сандино и его армии. Однако авторитет «генерала свободных людей» был уже столь высок, что и консерваторы, и либералы согласились сразу же после выборов направить к Сандино по одному представителю с целью заключения общенационального мира. Теперь Сандино именовали уже не «бандитом», а «признанным лидером восстания».

 

Американцы перестраховались, не дав в обиду своих любимых консерваторов. В соглашении между двумя партиями оговаривалось, что независимо от результатов президентских выборов (всем было понятно, что победят либералы) партии поделят между собой ключевые министерства – финансов и иностранных дел.

 

Стремился остаться у власти и сам Монкада. Он убеждал американцев, что столь бедная страна, как Никарагуа, не может проводить президентские выборы раз в четыре года. Монкада предлагал изменить конституцию и продлить срок президентских полномочий до шести лет252. Даже Вудворд стал склоняться к мысли, что Монкада хочет стать настоящим диктатором. Монкада пугал американцев, что если конституцию Никарагуа оставить в силе, то возникнет новая гражданская война и США снова придется направить в Никарагуа морскую пехоту.

 

Планы Монкады как нереальные и чреватые обострением обстановки были американцами отвергнуты. Зато было принято решение увеличить численность национальной гвардии на 500 человек – до 2150 солдат и 204 офицеров. Морская пехота США покинула «бандитские районы» под предлогом обеспечения безопасности избирательных участков, и основную тяжесть боев против сандинистов с весны 1932 года несли на своих плечах гвардейцы.

 

В 1928 году безопасность выборов обеспечивали 4276 морских пехотинца и 1834 гвардейца253. По оценкам американцев, с тех пор ситуация в области безопасности ничуть не улучшилась. Именно поэтому Ханна просил дополнительно направить в Никарагуа еще 1800 морских пехотинцев – вместо тех пехотных частей, которые были постепенно выведены из страны с 1931 года. В результате было решено послать на никарагуанские выборы дополнительно 2063 солдата и офицера морской пехоты США (до этого на постоянной основе в Никарагуа квартировались примерно 1000 военнослужащих США)254.

 

Однако у американцев не хватало денег, а отправка 1800 морских пехотинцев Никарагуа обошлась бы в 750 тысяч долларов. Поэтому был разработан «план B», согласно которому главами избирательных участков в «бандитских районах» (42% всех участков – 178 из 432; там проживали примерно 35% зарегистрированных избирателей) становились не американцы, а никарагуанцы. В эти районы американские инспекторы должны были наезжать лишь время {208} от времени под защитой патрулей национальной гвардии. По «плану В» в Никарагуа можно было бы направить дополнительно только 718 морских пехотинцев, что обошлось бы на 250 тысяч долларов дешевле.

 

Был и «план C», стоивший 200 тысяч долларов и требовавший всего 643 американских наблюдателя.

 

Вудворду было приказано организовать выборы «не дороже» 200 тысяч. В госдепартаменте понимали, что конгресс США не даст на отправку в Никарагуа хотя бы одного дополнительного солдата ни цента.

 

В целом американцы решили переложить все расходы по выборам на никарагуанцев, заявив, что в 1928 году они оказали лишь единовременную помощь. Но и у Монкады лишних денег не было – все они шли на национальную гвардию.

 

Ситуация в стране осенью 1932 года была такой, что даже на сопровождение членов избирательной комиссии между Манагуа и Матагальпой требовался конвой не менее чем из 50 человек, причем не гвардейцев, а американцев.

 

В выборах 7 ноября 1932 года приняли участие только 99 тысяч никарагуанцев – то есть треть зарегистрированных избирателей на участки не пришли, тем самым поддержав Сандино. Сакаса набрал на 19 тысяч голосов больше своего соперника и стал президентом.

 

Сандино выжидал. И тут неожиданно глава 12-й колонны партизан генерал Колиндрес без всякого согласования с командующим провозгласил себя временным президентом Никарагуа. Сандино усмотрел в этом «вражескую руку», то есть попытку расколоть его армию, и приказал немедленно арестовать Колиндреса255. Но тот явился с повинной, и Сандино простил его.

 

23 ноября 1932 года Софониас Сальватьерра, родственник Сакасы, вскоре после этого назначенный министром сельского хозяйства, направил Сандино письмо от имени либералов и консерваторов, предлагая начать переговоры.

 

Сандино колебался. В декабре 1932-го он обратился к президенту Сальвадора с просьбой признать образованное повстанцами временное правительство единственной законной властью в Никарагуа, так как выборы, проведенные под охраной американских штыков, нельзя считать легитимными.

 

Однако признания не последовало, и Сандино, понимая, насколько устали его люди и население от пятилетней войны, согласился на переговоры.

 

2 января 1933 года последний американский солдат покинул никарагуанскую землю, и в этом смысле армия Сандино одержала полную победу. Согласно официальным данным США, морская пехота потеряла в Никарагуа 91 человека убитыми и 66 ранеными. При этом непосредственно в боях были убиты 32 человека, 24 человека умерли от болезней, 15 – от ран, 24 – погибли по иным причинам (например, 12 морских пехотинцев покончили жизнь самоубийством). Расходы США на войну в Никарагуа превысили 20 миллионов долларов256. {209}

 

Потери национальной гвардии составили, по ее данным, 75 человек, сандинистов – 1115 (в это число явно включили убитых морскими пехотинцами и гвардейцами мирных жителей)257.

 

8 января начались переговоры партизан с Сакасой через Сальватьерру.

 

Сандино представил следующий проект соглашения.

 

1. Глубоко изучить программу Сакасы, чтобы убедиться, что на посту президента он не допустит иностранного вмешательства во внутренние дела страны.

 

2. Создать на территории бывших партизанских районов новый департамент под названием «Свет и Истина» (в названии чувствуется влияние секты «всеобщей коммуны»).

 

3. Все гражданские и военные чиновники нового департамента будут назначены из рядов сандинистов. Армия Сандино сохранит в новом департаменте захваченное в боях оружие.

 

4. Из национальных архивов должны быть изъяты все документы, где действия армии Сандино характеризовались как «бандитские». Деятельность Сандино и его армии специальным декретом должна быть объявлена полностью законной.

 

5. В мирном договоре должно быть зафиксировано требование сандинистов аннулировать договор Брайана – Чаморро в связи с тем, «что он был заключен правительством, навязанным стране в результате североамериканской интервенции. Армия защитников суверенитета Никарагуа требует, чтобы канал, который предполагается построить на территории Никарагуа, а также морская база в заливе Фонсека, были объявлены достоянием всей Латинской Америки. С этой целью должен быть созван конгресс представителей 21 республики нашей Америки (Латинской Америки – прим. автора) и Соединенных Штатов»258.

 

23 января 1933 года Сандино и представители Сакасы договорились о прекращении военных действий на две недели для более успешного ведения переговоров. Однако национальная гвардия тут же нарушила перемирие. 24 января гвардейцы атаковали отряд сандинистов в Сарагуаске.

 

Позиция командования выпестованной американцами гвардии приобретала ключевое значение. Многие офицеры гвардии ненавидели Сандино, как смертельного врага, а сам он, в свою очередь, относился к национальной гвардии как к чуждому Никарагуа и антиконституционному элементу американского влияния.

 

Это понимали и американцы. Поэтому самым важным вопросом для них была кандидатура командующего гвардией после ухода морской пехоты. {210}

 

20 октября и 3 ноября 1932 года посланник Хана и генерал Мэтьюс направили лидерам либеральной и консервативной партий план по обеспечению политической нейтральности национальной гвардии, согласно которому офицерские должности предполагалось поделить поровну между либералами и консерваторами. Лидеры консерваторов и либералов Диас и Сакаса должны были представить американцам список из 30 имен (по 15 от каждой партии), из которого те, в свою очередь, должны были отобрать офицеров на командные должности в гвардии. После президентских выборов уходящий с поста президента Монкада должен был назначить офицеров из списка победившего кандидата. 5 ноября (накануне выборов) Диас и Сакаса подписали соответствующее соглашение.

 

Американский подход был более чем странным: обеспечить «неполитический» характер национальной гвардии на основе представленных политическими партиями офицеров. Правда, США оговорились, что соглашение либералов и консерваторов не распространяется на пост командующего.

 

Монкада предложил кандидатуру заместителя министра иностранных дел Анастасио Сомосы, которого американцы хорошо знали, поэтому они дали свое согласие. До 1933 года Сомоса держался в тени, и его назначение на высший военный пост стало для многих неожиданностью. Некоторые ошибочно видели в Сомосе твердого либерала, участника восстания 1926–1927 годов против консерваторов.

 

В Вашингтоне не было собственного кандидата на пост командующего гвардией, и там решили довериться мнению Ханны. Тот (вместе с женой) поддержал Сомосу, которого американцы ценили за хорошие светские манеры и знание английского языка. В октябре 1932 года Ханна сообщил в госдепартамент, что считает Сомосу «лучшим человеком в Никарагуа» для такого поста. Американские офицеры в Никарагуа поддержали точку зрения посланника, и в день, когда последний морской пехотинец США покинул страну, Сомоса стал командующим гвардией. Не зря его вскоре прозвали «последним американским морским пехотинцем» в Никарагуа.

 

Национальная гвардия в начале 1933 года состояла из 4000 человек и имела на вооружении 259 пулеметов, 54 автомата, 23 автоматические и 4474 обычные винтовки. Это была самая большая и хорошо вооруженная армия в Центральной Америке.

 

Гвардия была политически неоднородной. Например, Сакаса в противовес Сомосе старался установить доверительные отношения с начальником штаба гвардии генералом Густаво Абаунсой. Уже через шесть дней после ухода морской пехоты США в гвардии был раскрыт заговор против Сакасы. Сомоса якобы не имел к нему отношения, однако на самом деле все обстояло с точностью до наоборот. На всякий случай Сакаса объявил в стране 19 января 1933 года осадное положение. Он, сославшись на сложное внутриполитическое положение страны, попросил американского посланника о поставках {211} оружия в виде помощи или в кредит, но американцы отказались. Они доверяли Сомосе.

 

Сам Сомоса, считавший Сакасу «безвольным стариком», хотел, опираясь на гвардию, захватить власть в стране, и на этом пути он видел только одно препятствие – Аугусто Сесара Сандино. Сомоса слишком хорошо знал «генерала свободных людей» чтобы понимать – того не удастся нейтрализовать ни деньгами, ни карьерными перспективами. На Сандино попытались воздействовать через жену. Бланка Араус жила в Сан-Рафаэль-дель-Норте и была беременна. Она просила мужа прекратить войну ради нее и будущего ребенка: «Я тебя умоляю сделать все возможное… Я совсем потеряла покой. В то время как я тебе пишу, мне сообщили, что в Сарагуаске слышны взрывы бомб… Знаешь, если мы не договоримся, я буду первой жертвой»259.

 

Сандино принял рискованное решение – отправиться в Манагуа на переговоры лично с Сакасой. Его отговаривали от этого почти все соратники. В воззвании по армии от 1 февраля 1933 года Сандино отметил, что в случае провала переговоров (перемирие действовало еще пять дней) его армия продолжит борьбу. «Если после 5 февраля Вы не получите от меня никаких сообщений, то это будет верным признаком того, что я мертв», – писал Сандино исполняющему обязанности командующего во время его отсутствия Эсколастико Ларе260.

 

Своим солдатам Сандино сказал, что покончит с собой, если Сакаса арестует его. «Пусть меня назовут предателем и плюнут мне в лицо, если я этого не сделаю»261.

 

Риск срыва мирных переговоров был велик. По сведениям Сальватьерры, против мира с Сандино выступал не только Сомоса вместе с командованием национальной гвардии, но и влиятельные круги обеих «исторических» партий, а также крупные предприниматели, пострадавшие от реквизиций.

 

2 февраля 1933 года Сандино на самолете прибыл в Манагуа. Загорелый, в форме цвета хаки, с красным шарфом, в высоких сапогах и широкополой шляпе, с автоматическим пистолетом 45-го калибра и патронами на поясе, он произвел на столичную элиту сильное впечатление262.

 

Сандино встречал командующий национальной гвардией Сомоса, пригласивший генерала в свой автомобиль. Генерал обнял Сомосу, заявив: «Теперь мы все братья. Я привез вам мир».

 

В президентском дворце Сандино ждал улыбающийся Сакаса, так же дружески обнявший «бандита». В этот же день был подписан мирный протокол, который, конечно, нельзя назвать победой Сандино. Согласно этому документу никакого отдельного департамента под управлением сандинистов не создавалось. Всем бойцам армии Сандино, которые сложат оружие в {212} течение 15 дней, объявлялась амнистия – это подразумевало, что все же они были в чем-то виноваты.

 

Всем желающим бывшим бойцам армии Сандино выделялись для поселения пустующие земли в бассейне реки Коко или в Сеговии, но лишь при условии, что эта местность будет располагаться не менее чем в 10 километрах от ближайшего поселка. Сандино оставляли мизерную вооруженную охрану в 100 человек сроком на один год с возможностью его продления по усмотрению правительства.

 

Эти силы получили название чрезвычайного отряда и должны были подчиняться президенту, а в оперативном отношении – национальной гвардии. Возглавил формирование сандинистский генерал Эстрада. Отряд был вооружен 10 пулеметами, 90 винтовками (3129 патронов). Сам Сандино никакого поста (ни военного, ни гражданского) не занимал, как и обещал своим солдатам в начале борьбы.

 

Примечательно, что «верховного директора» (так назывался высший командный пост в национальной гвардии) Сомосу, по его собственным словам, «практически исключили» из процесса мирных переговоров с Сандино263.

 

Для того чтобы прокормить вооруженный отряд, в районе Вивили был создан «Кооператив реки Коко», где бывшие сандинисты выращивали различные сельскохозяйственные культуры, например, зерновые. В противном случае чрезвычайный отряд Сандино просто умер бы с голода, ведь каждый боец получал в виде жалованья от правительства только 10,5 кордобы в месяц, а офицер – 20.

 

Пунктом разоружения сандинистов назначался город Сан-Рафаэль-дель-Норте. К 22 февраля 1933 года сандинисты сдали уполномоченному правительства Сальватьерре 337 винтовок разных марок, два пулемета и 16 автоматов, а также примерно 3000 патронов264. Часть сданного оружия была возвращена для вооружения «чрезвычайных сил». Так как из лесов и с гор вышли около 1800 партизан, то национальная гвардия подозревала, что какое-то количество оружия было припрятано до лучших времен.

 

Таким образом, Сакаса отказался признать законный и освободительный характер борьбы сандинистов. К ним отнеслись как к раскаявшимся преступникам.

 

Тем не менее Сандино неукоснительно соблюдал условия соглашения, и к 22 февраля 1933 года сдача оружия была закончена. Примерно 4 тысячи бывших сандинистов получили специальные грамоты, гарантировавшие им полную свободу от любого наказания.

 

С протестом против амнистии сандинистам выступило посольство Великобритании, указавшее на то, что от рук партизан пострадали подданные Его величества. {213}

 

Сандинисты в бассейне реки Коко пытались начать промышленную добычу золота и заготовку древесины и смолы на экспорт. Однако правительство не дало им кредит в 100 тысяч кордоб, аргументируя это тем, что за границей ни древесина, ни смола никому не нужны.

 

Многие сторонники Сандино, в том числе и за пределами Никарагуа, считали, что генерал совершил непростительную ошибку, доверившись Сакасе. Например, Боланьос назвал Сандино мальчишкой265.

 

Однако сам Сандино отнюдь не намеревался уходить из политики, тем более что мир был в основном на бумаге. Части национальной гвардии окружили район сандинистского кооператива пулеметами. Вскоре начались аресты бывших сандинистов под самыми различными предлогами (например, «нарушение общественного спокойствия»). Некоторых арестованных убивали «при попытке к бегству». Однако Сандино призывал своих людей не поддаваться на провокации. Он понимал, что Сомоса хочет рассорить его с Сакасой, чтобы избавиться от них обоих и самому стать президентом Никарагуа. Поэтому в переписке с Сакасой Сандино не раз заявлял, что президент в полной мере может положиться на его бойцов в случае внутриполитических осложнений.

 

24 мая 1933 года Сандино писал командующему «чрезвычайными силами» генералу Эстраде: «Дорогой брат! Национальная гвардия является врагом правительства и нашим врагом, так как ее статус противоречит законам и конституции республики… Эта гвардия, по сути дела, ставит себя выше правительства, вот в чем причина того, что во многих случаях приказы президента не выполняются»266.

 

Сам генерал вместе с Эсколастико Ларой и своим бывшим представителем в Мексике Сепедой был занят формированием новой политической партии, которая получила название автономистской, то есть независимой. Сандино правильно рассудил, что большинство никарагуанцев уже не видят разницы между консерваторами и либералами, послушно выполняющими американские указания. Люди стремились увидеть свежую политическую силу, не запятнанную сотрудничеством с оккупантами. Сандино был готов возглавить такую партию.

 

Генерал говорил, что она должна опираться на рабочих, крестьян и студентов. Такой социальный состав, естественно, предполагал, что партия будет левой.

 

Всем в Никарагуа было понятно, что Сандино имеет все шансы стать при условии свободных выборов президентом страны.

 

Разумеется, принадлежавшие олигархам никарагуанские газеты стали травить Сандино, называя его варваром и «рациональным коммунистом».

 

20 мая 1933 года Сандино прибыл в Манагуа и на следующий день встретился со многими ведущими политиками, чтобы обсудить возможность {214} организации новой партии. Однако Сакаса воспринял это как покушение на его полномочия, и Сандино решил не ссориться с президентом и отказаться от идеи создания партии. Он по-прежнему видел в Сакасе союзника в неизбежном противостоянии с национальной гвардией.

 

Но полностью от идеи организации собственной политической силы Сандино не отказался. Он писал Ларе: «Я согласен с тем, что нет смысла продолжать попытки создания в Никарагуа третьей партии, и с тем, что необходимо ограничиться сохранением сандинизма со всем его высоким авторитетом, ведь он может стать решающим фактором в судьбах нации при первой же возможности, которая представится…»267

 

Сандино понимал, что Сомоса вскоре попытается отстранить Сакасу от власти и тогда президенту не останется ничего иного, как опереться на сандинистов.

 

2 июня 1933 года Сандино постигло тяжкое горе – во время родов умерла его любимая жена. Сандино ждал сына, но на свет появилась дочка, которую назвали в честь матери и партизанского края Бланкой Сеговией.

 

Сомоса между тем решил, что настало время вызвать Сандино на открытую борьбу, чтобы покончить с ним раз и навсегда.

 

1 августа 1933 года в 21:30 в Манагуа во время народного праздника взлетел на воздух от сильнейшего взрыва арсенал национальной гвардии. Сомоса немедленно расценил взрыв как неудавшееся покушение на собственную персону – ведь он посещал арсенал 31 июля268. Однако бросается в глаза, что взрыв произошел поздно вечером и от него не пострадал ни один национальный гвардеец, потому что в арсенале в тот момент никого не было. Сандинисты были опытными подрывниками и легко могли бы взорвать объект вместе с его гарнизоном.

 

Сакаса объявил в Манагуа военное положение и стал вооружать своих сторонников из рядов либералов. Только в столице были арестованы около двухсот сторонников консерваторов.

 

Взрыв арсенала произошел и в Леоне – самом прогрессивно настроенном городе страны. Должно было создаться впечатление (так, по крайней мере, хотел Сомоса), что сандинисты и их сторонники подрывают стабильность в стране.

 

7 августа Сандино отправил Сакасе телеграмму, в которой информировал, что поставил под ружье для возможной защиты президента 600 человек269. Сандино предполагал, что Сомоса немедленно обвинит партизан в нарушении соглашений февраля 1933 года о сдаче оружия. Поэтому генерал подчеркнул, что 500 винтовок, которые он раздал своим людям, принадлежат гондурасским революционерам. {215}

 

Сакаса выразил Сандино благодарность и просил «чрезвычайные силы» быть в полной боевой готовности. Сомоса же понял, что у сандинистов есть большие запасы оружия в джунглях на гондурасской границе и в самом Гондурасе, и врасплох их застать не удастся. Глава национальной гвардии предупредил президента, что гвардия не потерпит вооружения сандинистов. В качестве угрожающего жеста штаб-квартира гвардии была окружена пулеметами.

 

Именно после августа 1933 года Сомоса окончательно решил физически ликвидировать Сандино как основное препятствие на своем пути к власти. В сентябре 1933 года Сакаса продлил военное положение на неопределенный срок. Американский посланник Ханна считал, что перспективы Сакасы остаться у власти весьма призрачны.

 

Уничтожение партизанского вождя было намечено на февраль 1934 года. Сомоса надеялся, что по истечении года с момента подписания мирного соглашения Сакаса распустит «чрезвычайные силы» сандинистов.

 

Сам Сандино прекрасно сознавал, что ему грозит опасность. Он готовился уехать из Никарагуа для того, чтобы развернуть за границей пропаганду в защиту своего дела: «…прежде всего, я с фактами в руках попытаюсь разоблачить ту изощренную клевету, которую на нас обрушили. Но если говорить правду, то те, кто нападает на меня, не сомневаются в моей искренности, они стремятся только к тому, чтобы заставить нас принять точку зрения, с которой мы не согласны…»270

 

Были у Сандино и более далеко идущие планы. Он начал думать о воссоздании центральноамериканского союза и даже разработал Устав Автономистской армии Центральной Америки, в которой он отводил себе пост верховного главнокомандующего. Цветами новой армии должны были стать красный и черный, официальным приветствием между солдатами и офицерами – слова «мой дорогой брат».

 

Столица новой центральноамериканской федерации, по замыслу Сандино, должна была находиться в Гондурасе. Во главе государства должен был стоять президент, но поста вице-президента Сандино не предусматривал.

 

В союзном правительстве пост министра образования закреплялся за Гватемалой (где было больше всего учителей), сальвадорец должен был стать министром обороны (так как именно граждан этой страны Сандино считал самыми лучшими солдатами в Центральной Америке). Коста-Рика как самая богатая страна должна была отвечать за финансы, Никарагуа – за внешние связи271.

 

Сомоса тем временем не оставлял попыток поссорить Сандино с Сакасой. Он пытался установить непрямой контакт с Сандино через одного бывшего лейтенанта партизанской армии, намекая тому, что Сомоса и Сандино как два {216} самых сильных человека в Никарагуа могут объединиться «против старика Сакасы, который разоряет страну»272.

 

Но Сандино решительно отказался вести какие-либо разговоры на эту тему.

 

Сакаса тоже стал понимать, от кого исходит реальная опасность. В декабре 1933 года он встретился в Манагуа с Сандино и согласился создать в районе расположения кооператива сандинистов специальные органы власти во главе с бывшими партизанами. Сандино предложил Сакасе и переформировать национальную гвардию, включив в ее состав (в том числе командный) бывших сандинистов.

 

Сомоса понял, что ни о каком разоружении сандинистов после февраля 1934 года речи не идет, а вот он может лишиться своего поста в самое ближайшее время. Тогда командующий национальной гвардии решился на очередную провокацию. Он сообщил Сакасе, что Сепеда, представитель Сандино, якобы пришел к нему в штаб-квартиру национальной гвардии и в присутствии брата жены Сомосы (явно более чем предвзятый свидетель) предложил помощь Сандино в свержении Сакасы273. По этой версии, пост президента предлагался Сомосе. Если учесть отношение Сандино к национальной гвардии, то такое предложение с его стороны было бы абсурдом. Не поверил в это и Сакаса.

 

Сначала Сомоса воодушевился, когда брат президента Федерико передал ему указание быть готовым к принятию мер «против предателя Сандино». Но уже на следующий день Сомоса с негодованием увидел, как Сакаса дружески беседует с Сепедой в президентском дворце.

 

Сакаса видел в Сандино необходимый противовес национальной гвардии Сомосы. Еще в марте 1933 года президент внес законопроект о сокращении ассигнований на национальную гвардию, на которую выделяли миллион из 2,8 миллиона долларов доходной части бюджета в 1932-м. К июню 1932 года на гвардию тратили в месяц уже не 100 тысяч, а только 75 тысяч долларов. Посланник США в Манагуа отмечал, что высокомерное и презрительное отношение гвардейцев к гражданскому населению делает создание вооруженной оппозиции лишь вопросом времени. Было ясно, что основой такой оппозиции могут стать только бывшие бойцы армии Сандино. Сакаса получил от парламента полномочия на дальнейшее сокращение расходов, что совпало с манифестом Сандино, в котором говорилось о неконституционности самой гвардии. Сакаса и Сандино явно становились союзниками.

 

Это понимал и Сомоса, который в конце 1933 года перешел к реализации плана физического устранения Сандино. Для получения необходимых средств Сомоса обратился в контролируемый американцами Национальный банк и получил оттуда 25 тысяч долларов. {217}

 

Вице-президент Эспиноса сообщил сотруднику посольства США Дэниелсу, что в стране готовится военный переворот с целью отстранения Сакасы от власти. Об этом же информировал Мехико и мексиканский посланник из Манагуа. Правда, у американцев были сведения, что и сам Эспиноса вовлечен в заговор против президента.

 

В январе 1934 года в официальном органе национальной гвардии «Гуардиа Насьональ» появилась статья Сомосы. В ней говорилось о невозможности продолжения существования «государства в государстве», как Сомоса окрестил район расположения «чрезвычайных сил» сандинистов274. Примечательно, что, требуя разоружения сандинистов, Сомоса ссылался на мнение иностранного и отечественного капитала, который, дескать, напуган продолжающимся сохранением влияния Сандино в стране. Сандино предлагалось положиться на охрану национальной гвардии, распустить «чрезвычайные силы» и заняться сельским хозяйством.

 

Это было последнее предупреждение Сомосы «генералу свободных людей».

 

Сандино, однако, не испугался, а наоборот, решил перейти в политическое контрнаступление. 14 и 15 февраля 1934 года у генерала состоялось несколько бесед с Сальватьеррой. Сандино жаловался, что национальная гвардия стягивает вокруг сандинистского района Вивили кольцо окружения. Неужели это делается с ведома Сакасы? Сальватьерра это решительно отрицал, убеждая, что Сакаса занимает по отношению к Сандино лояльную позицию. Сандино заявил, что Сомоса мечтает его уничтожить, чтобы самому стать хозяином в стране. Но Сомоса всего лишь чиновник, и если отправить его в отставку, о нем все забудут. Он же, Сандино, – народный вождь, и по его зову вокруг него соберутся тысячи людей275.

 

Сандино решил снова поехать в Манагуа для беседы с Сакасой, чтобы убедить президента в своей верности и рассказать ему об интригах Сомосы.

 

Утром 16 февраля Сандино в сопровождении своих лучших генералов Эстрады и Умансора, а также брата Сократеса прибыл в Манагуа. Генерал остановился в доме Сальватьерры. Он был немедленно и радушно принят Сакасой, который обещал сандинистам обезопасить их от любых преследований национальной гвардии. 17 февраля обменялись визитами вежливости и Сандино с Сомосой.

 

19 февраля Сандино, все еще находясь в Манагуа, отправил Сакасе письмо, в котором говорил о неконституционности существования национальной гвардии: «Я понимаю Ваше горячее стремление поставить жизнь страны под контроль законов, но здесь есть одно препятствие, выражающееся в существовании двух армий – национальной гвардии с ее антиконституционным уставом и чрезвычайных сил, которыми Вы располагаете в районе реки Коко, {218} под командованием генералов Франсиско Эстрады и Хуана Сантоса Моралеса. Наши войска носят конституционный характер с того самого момента, как они созданы Вами – президентом республики и верховным главнокомандующим». Сандино предлагал Сакасе помощь в «приведении статуса национальной гвардии в соответствие с требованиями конституции республики»: «…я окажу все свое влияние на людей из моей Армии, чтобы обеспечить Вам полную поддержку в ваших благородных начинаниях»276.

 

20 февраля Сакаса ответил, что, несмотря на некоторые расхождения в оценке ситуации, он согласен с Сандино в необходимости улучшения работы национальной гвардии. Президент, к возмущению Сомосы, согласился назначить специальным делегатом правительства в четырех департаментах Сеговии соратника Сандино Портокарреро, что означало потерю национальной гвардией контроля над Сеговией. Портокарреро получал в свои руки командование и над национальной гвардией в этом районе.

 

Сомоса немедленно отправился с протестом к президенту. Сомоса говорил Сакасе, что Сандино фактически становится командующим национальной гвардией на севере страны, с чем он, Сомоса, смириться не может. Но Сакаса защищал свое решение и, потеряв терпение, Сомоса схватил свою шляпу и уже в дверях пригрозил, что снимает с себя ответственность за возможные события277.

 

Сомоса в этой непростой для себя обстановке решил опереться на американцев. 17 февраля командующий национальной гвардией провел несколько часов в миссии США, беседуя с новым посланником Лейном. На следующий день Сомоса и Лейн вместе смотрели бейсбольный матч (Сомоса был горячим поклонником американского образа жизни, в том числе и бейсбола) между командами «Генерал Сомоса» и «Манагуа». Этим Сомоса демонстрировал Сакасе, что американцы на его стороне.

 

18 февраля 1934 года в президентском дворце был устроен пышный обед. Сандино с его отцом доном Грегорио заметили, что руки Сомосы сильно дрожали. Трижды Сандино спрашивал своего отца, чтобы это значило. Сомоса встал и ушел задолго до окончания банкета.

 

21 февраля переписка Сандино и Сакасы была опубликована в никарагуанских газетах. Общественное мнение страны поняло, что Сакаса – на стороне «генерала свободных людей» в его противостоянии с Сомосой.

 

Ободренный Сандино заявил в интервью: «Я не сдам оружие национальной гвардии, поскольку ее устав и действия антиконституционны… Уже убиты семнадцать наших товарищей, тюрьмы Лас-Сеговиас заполнены сандинистами… Пусть национальная гвардия будет преобразована согласно конституции, и тогда я со своими парнями подчинюсь и сам доставлю оружие в назначенное {219} место… Дело в том, что у нас даже не два, а три государства: силы президента республики, национальная гвардия и моя Армия. Все это тем более абсурдно, что гвардия не подчиняется президенту, а я – подчиняюсь»278.

 

В 17:00 21 февраля Сандино вместе с отцом, генералами Эстрадой и Умансором прибыл в президентский дворец с прощальным визитом. Сандино был в хорошем настроении, много шутил, рассказывал эпизоды из партизанской войны. Он говорил, что намеревается после отъезда из Манагуа посетить свои родные места. Рассказывал Сандино и о залежах золота, которые его люди открыли в бассейне реки Коко. Примерно в 22:00 Сандино и его спутники покинули дворец Сакасы, чтобы отправиться в свою резиденцию – дом Сальватьерры.

 

Но еще до того, как Сандино отправился на ужин к президенту, около полудня, Сомоса присутствовал на «интимном завтраке» с посланником США Лейном. Примечательно, что Сомосу сопровождал лютый враг Сандино – бывший президент Монкада, который после отставки уединенно жил в своей резиденции в Месатепе. В 15:00 Сомоса уехал из американской дипмиссии, прибыл в штаб-квартиру национальной гвардии «Марсово поле» и приказал назначить на 19:00 экстренное совещание командного состава.

 

Однако через час Сомоса вновь появился в американской миссии и опять вел с Лейном переговоры, на которых присутствовал сотрудник миссии США Пол Дэниэлс. Операция по физическому устранению Сандино была окончательно согласована.

 

В 19:30 Сомоса появился на «Марсовом поле» и сообщил командному составу национальной гвардии, что Вашингтон «настаивает на ликвидации Сандино». Однако брать на себя личную ответственность за убийство Сомоса побоялся и собственноручно написал на листке бумаги «приговор» Сандино, заставив всех присутствующих подписать этот «документ».

 

15 национальных гвардейцев во главе с майором Дельгадильо были направлены в форт Эль Ормигеро, находившийся недалеко от президентского дворца. Между тем Сандино, его отец, брат Сократес, Сальватьерра и генералы Эстрада и Умансор сели в машину и отъехали от президентского дворца. Но уже через несколько десятков метров им преградил дорогу грузовик, водитель которого, переодетый сержант национальный гвардии Каналес, якобы был занят устранением поломки. Он закричал: «Это они!» Эстрада и Умансор выхватили пистолеты, но в этот момент машину Сандино окружили солдаты Дельгадильо и приказали все пассажирам сдать оружие.

 

Сандино и его спутники подчинились, причем Сандино все еще надеялся, что речь идет о каком-то недоразумении. К тому же в момент ареста рядом остановился автомобиль дочери Сакасы Маруки, которая возмущенно воскликнула: «Что вы делаете? Генерал только что ужинал с моим отцом!» {220} Сандино был уверен, что Марука немедленно отправится в президентский дворец и расскажет обо все Сакасе.

 

В форте Эль-Ормигеро под дулом пулемета Сандино потребовал, чтобы его связали с Сомосой. Однако последнего «не удалось найти». Сомоса в этот момент был на вечере поэзии в офицерском клубе национальной гвардии, где внимал стихам поэтессы Зоилы Росы Карденас.

 

Только теперь Сандино понял, что его ждет. Он воскликнул, обращаясь к национальным гвардейцам: «Что все это значит? Ведь мы братья! Мы заключили мир и стараемся возродить нашу страну, трудиться на благо народа. Я воевал только за то, чтобы Никарагуа была свободной»279.

 

Но на вымуштрованных американцами национальных гвардейцев слова «генерала свободных людей» не произвели никакого впечатления. Вскоре прибыл еще взвод солдат, и Сандино, Эстраде и Умансору было приказано следовать за ними. Трех генералов поместили в грузовик и отвезли в военный лагерь Ларрейнага в семи километрах от Манагуа. Там один из офицеров национальной гвардии потянулся к кошельку Сандино, но тот его оттолкнул. Сандино попросил воды, но ему отказали. Эстрада сказал своему вождю: «Генерал, разве ты не видишь, это не люди, а звери. Не надо у них ничего просить. Скажи, пусть скорее убивают».

 

Между тем Марука сообщила Сакасе об аресте Сандино, и тот связался с миссией США, чтобы помешать казни. Но американцы отнюдь не желали спасать ненавистного им Сандино, хотя и обещали Сакасе предпринять все необходимые меры.

 

Трех генералов расстреляли из пулемета примерно в 11 часов вечера. Последними словами Сандино были: «Политиканы… предатели». Капитан Карлос Теллериа подошел к умирающему Сандино и выстрелил ему в лицо, после этого национальные гвардейцы обшарили карманы убитых, забрав деньги, кольца, цепочки и ордена. Трупы раздели догола, одежду сожгли, а изуродованные до неузнаваемости тела бросили в колодец. После этого командовавший расстрелом лейтенант Монтеррей отвез участников казни в ближайшую рощу и расстрелял их из пулемета.

 

На следующий день национальная гвардия напала на кооператив сандинистов у реки Коко и в течение месяца зверски убила более трехсот человек.

 

Сомоса торжествовал победу. Он не знал, что его самого в 1956 году настигнет пуля патриота, а в свое время именем Сандино назовут главный аэропорт Манагуа и поставят «генералу свободных людей» памятники по всей стране. {221}

 

 

214 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 100.

 

215 De La Pedraja Toman R. Wars of Latin America 1899–1941. McFarland and company Inc Publishers, 2006. P. 317.

 

216 Buchenau J. In the shadow of the giant: the making of Mexico’s Central America policy, 1876–1930. University of Alabama Press, 1996. P. 179.

 

217 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 81. {191}

 

218 Buchenau J. In the shadow of the giant: the making of Mexico’s Central America policy, 1876–1930. University of Alabama Press, 1996. P. 179.

 

219 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 83. {192}

 

220 Леонов Н.С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки. М., 1975. С. 221. {193}

 

221 Леонов Н.С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки. М., 1975. С. 221–222.

 

222 Фронт национального освобождения имени Фарабундо Марти является ведущей политической партией современного Сальвадора.

 

223 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 86.

 

224 Леонов Н.С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки. М., 1975. С. 223. {194}

 

225 Buchenau J. In the shadow of the giant: the making of Mexico’s Central America policy, 1876–1930. University of Alabama Press, 1996. P. 179.

 

226 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 88.

 

227 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 88. {195}

 

228 Бюджет Никарагуа составлялся в национальной валюте – кордобах, но одна кордоба была равна одному доллару США. {197}

 

229 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 93.

 

230 FRUS, 1930 (см.: http://images.librar...30v03.i0023.pdf).

 

231 Ibid. {198}

 

232 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 94.

 

233 FRUS, 1930 (см.: http://images.librar...30v03.i0023.pdf).

 

234 Янчук И.И. Политика США в Латинской Америке. 1918–1928. М., 1982. С. 309. {199}

 

235 Янчук И.И. Политика США в Латинской Америке. 1918–1928. М., 1982. С. 309.

 

236 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 101–102. {200}

 

237 FRUS, 1931 (см.: http://images.librar...31v02.i0028.pdf). {201}

 

238 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 104.

 

239 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 96.

 

240 Ibid. С. 97.

 

241 Янчук И.И. Политика США в Латинской Америке. 1918–1928. М., 1982. С. 310.

 

242 FRUS, 1931 (см.: http://images.librar...31v02.i0028.pdf). {202}

 

243 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 108–110.

 

244 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 99. {203}

 

245 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 112–113.

 

246 Somoza A.G. El verdadero Sandino o el calvario de las Segovias. Managua, 2007. P. 323–324. {204}

 

247 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 115–116. {205}

 

248 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 117.

 

249 Там же. С. 119–120. {206}

 

250 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 105.

 

251 FRUS, 1932 (см.: http://images.librar...32v05.i0016.pdf). {207}

 

252 FRUS, 1932 (см.: http://images.librar...32v05.i0016.pdf).

 

253 Ibid.

 

254 Ibid. {208}

 

255 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 130–131.

 

256 Янчук И.И. Политика США в Латинской Америке. 1918–1928. М., 1982. С. 311. {209}

 

257 Walter K. The Regime of Anastasio Somoza, 1936–1956. The University of North Carolina Press, 1993. P. 32.

 

258 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 135–137. {210}

 

259 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 112.

 

260 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 139.

 

261 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 113.

 

262 Somoza A.G. El verdadero Sandino o el calvario de las Segovias. Managua, 2007. P. 551. {212}

 

263 Somoza A.G. El verdadero Sandino o el calvario de las Segovias. Managua, 2007. P. 569.

 

264 Walter K. The Regime of Anastasio Somoza, 1936–1956. The University of North Carolina Press, 1993. P. 31. {213}

 

265 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 144.

 

266 Там же. С. 146. {214}

 

267 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 147–148.

 

268 Somoza A.G. El verdadero Sandino o el calvario de las Segovias. Managua, 2007. P. 640–641.

 

269 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 146. {215}

 

270 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 147.

 

271 Somoza A.G. El verdadero Sandino o el calvario de las Segovias. Managua, 2007. P. 646–647. {216}

 

272 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 119.

 

273 Somoza A.G. El verdadero Sandino o el calvario de las Segovias. Managua, 2007. P. 67. {217}

 

274 Somoza A.G. El verdadero Sandino o el calvario de las Segovias. Managua, 2007. P. 680.

 

275 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 120. {218}

 

276 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 148–149.

 

277 Somoza A.G. El verdadero Sandino o el calvario de las Segovias. Managua, 2007. P. 694–695. {219}

 

278 Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 149–151. {220}

 

279 Гонионский С.А. Сандино. М., 1965. С. 125. {221}

 

Платошкин Н.Н. Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия. М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2015. С. 189–221.

Ответить