Марк Аврелий Антонин стал первым римским императором — «гражданином мира»
Император Каракалла. Бюст.
В истории всякой империи наступает момент, когда она, достигнув наибольшей величины и наивысшего расцвета, трескается по швам и начинает распадаться. В начале II века стало понятно, что территориальное расширение Римской империи достигло предела, двигаться дальше римлянам было некуда. Прекратились победоносные войны — сократился приток рабов. К концу II века рабов вообще стало меньше, и экономический кризис плавно повлек за собой кризис имперской идеологии. В этот период, 4 апреля 186 года в римском городе Лугдун (ныне Лион) в Галлии у будущего первого императора династии Северов, Септимия Севера (Lucius Septimius Severus, 146–211), и его второй супруги Юлии Домны (Julia Domna, ок. 167–217) появился первенец. Этому человеку было суждено остаться известным в истории не под своим родовым именем Луций Септимий Бассиан (Lucius Septimius Bassianus), и даже не Марк Аврелий Антонин, как нарек его отец, в честь императора-философа Марка Аврелия (Marcus Aurelius Antoninus Augustus, 121–180), а под прозвищем Каракалла. Явный психопат, Каракалла стал чуть ли не переломной фигурой в истории Древнего Рима. Жаждая вернуть империи славу времен Траяна (Marcus Ulpius Traianus, 53–117) и Августа (Augustus, 31 до н.э. — 14) и видя себя самого новым Александром Македонским, он остался в истории лишь как строитель терм Каракаллы, да и убит был — стыдно сказать — в нужнике.
Старший сын. Где брат твой Гета?
К моменту смерти Септимия Севера в городе Риме было запасено на семь лет вперед зерна, а масла хватило бы на пять лет всей Италии. Умиравший в британском Эбораке (современный Йорк) Север промолвил: «Я принял государство, раздираемое повсюду междоусобиями, а оставляю его в состоянии мира даже в Британии. Старый, с больными ногами, я оставляю моим сыновьям власть твердую, если они будут ее достойны, но — слабую, если они будут недостойны ее».
Умирающий Север вряд ли знал о библейских Каине и Авеле, но сыновьям завещал вот что: «Не ссорьтесь между собой и ублажайте воинов, на всех остальных можете не обращать внимания». И сделал Каракаллу и второго своего сына — Гету (Publius Septimius Geta, 189–211) императорами-соправителями. Тут-то и началось.
Французский художник Жан-Батист Грёз (Jean Baptist Greuze, 1725–1805) в 1769 году обратился к сюжету взаимоотношений Каракаллы и Септимия Севера: сын строил планы ускорения смерти тяжелобольного отца. Художник изобразил сцену, когда Север упрекает Каракаллу за предательство
Античные историки так описывают этих наследников трона: «В детстве Каракалла отличался мягкостью нрава и приветливостью. Но выйдя из детского возраста, он стал замкнутым, угрюмым и высокомерным». Гета же «был красивым юношей с крутым нравом, но не бессовестный, был скуп, занимался выяснением значения слов, был лакомкой и имел пристрастие к вину с приправами». Насильственно уравненные отцом в правах, братья с детства враждовали, с возрастом доведя соперничество до поистине патологического размаха. После смерти отца молодые люди поспешили с его прахом в Рим. «Вместе они не останавливались и за одним столом не ели — слишком сильно было подозрение, что один брат успеет отравить губительным ядом еду другого». В Риме после торжественных похорон и обожествления Севера Гета и Каракалла разделили императорский дворец и «стали жить в нем оба, забив наглухо все проходы, которые были не на виду; только дверьми, ведущими на улицу и во двор, они пользовались свободно, причем каждый выставил свою стражу».
Ненависть была обоюдной и совершенно открытой: каждый стремился избавиться от соперника. Геродиан (Herodianus, ок. 180 — ок. 250), этот позднеримский Светоний(Gaius Suetonius Tranquillus, 69 — после 122), пишет, что «большинство римлян склонялось на сторону Геты, потому что он производил впечатление человека порядочного: проявлял скромность и мягкость... Каракалла же во всем высказывал жестокость и раздражительность». Братьям-императорам было так тесно друг с другом на белом свете, что они задумали даже разделить империю. Запад со столицей в Риме отошел бы Каракалле, а Восток с центром в Антиохии (современная Антакья в Турции) или Александрии — Гете, но мать ухитрилась их отговорить, хотя примирить друг с другом была бессильна.
Лицо Геты стерто с семейных портретов.
Тогда Каракалла решился на прямое убийство: зазвал Гету в покои матери якобы для примирения и прикончил безоружного брата руками своих центурионов — прямо у нее на груди. Вслед за тем этот новый Каин выбежал из спальни Юлии Домны, вопя, что едва спасся, избежав какого-то неведомого покушения. Кого можно было обмануть в Риме этими криками? Причиной убийства, скорее всего, была не просто немотивированная ненависть. Гета был «интеллигентнее» Антонина, его постоянно окружали писатели и мыслители, его больше любили сенаторы. И что еще страшнее — Гета был внешне больше похож на отца. Каракалле было 23 года, Гете — 22. Шла зима 212 года. Каракалла бросился в преторианский лагерь, пообещав за свое спасение и единовластие выдать каждому воину по 2500 аттических драхм и в полтора раза увеличить довольствие. Так в один день он пустил в распыл то, что отец его собирал восемнадцать лет.
Каракалла совершил в отношении Геты ужасающий акт damnation memoriae — проклятие памяти. Он не только безжалостно расправился с теми, кого заподозрил в симпатии к убиенному, но и повелел стереть его портреты с семейных изображений Септимия Севера и Юлии Домны с двумя сыновьями. Разделался Каракалла и со своей нелюбимой женой Плавтиллой (Publia Fulvia Plautilla), дочерью Марка Аврелия: в 205 году отправил в ссылку, а в 212-м — велел убить. Участь Плавтиллы разделили родственники. Количество репрессированных по «делу Геты» оценивают в 20 тысяч человек — друзья, сенаторы, всадники, префект преторианцев, «секьюрити», слуги, наместники провинций, офицеры, рядовые воины, даже колесничие «команды», за которую болел Гета. Теперь перед этим низкорослым щуплым юношей с кудрявыми черными волосами и выраженной психопатией лежала империя, которую он задумал приравнять по величию к Александровой.
Император-варвар или император-космополит?
Пришла пора раскрыть тайну прозвища Каракаллы. Марк Аврелий Антонин любил носить и ввел в моду галльское (или германское) одеяние до пят — плащ с капюшоном каракаллу (вернее, «каракаллус»). Он вообще по-своему любил римские провинции и интересным образом уравнял их в правах с центром. В том же 212 году, когда пал Гета, он издал удивительный эдикт Constitutio Antoniniana, предоставивший права римского гражданства всему свободному населению Римской империи. С одной стороны, все жители империи получили права римских граждан. С другой — драматически возросло число налогоплательщиков, обязанных платить налоги на наследство и за освобождение рабов — раньше это делали только граждане Рима. Что все это значило? Всего лишь то, что престиж всего римского и италийского в сфере влияния империи резко падал, и «Конституция Антонина», фактически ликвидировавшая привилегии жителей Апеннин и малочисленной провинциальной элиты, уничтожила параллельно и священное различие между гражданами-легионерами и негражданами — солдатами вспомогательных войск, уронив тем самым престиж легионов. Вместо деления людей империи на граждан Рима и неграждан, законоведы разделяли их теперь на два социальных класса: знать и простонародье. С финансами у Каракаллы вообще были хронические нелады. Вынужденный постоянно подкупать собственные войска и варваров, он стал выпускать монеты пониженного качества («антонианы» содержали на четверть меньше серебра) — в полтора раза тяжелее денариев и с двукратной номинальной стоимостью. Еще один шаг императора, которого называют то помешанным, то гениальным, — запрет провинциям формировать более двух легионов войск. Наместники провинций теперь физически не могли собрать армию, способную обратить оружие против центра. В двенадцати провинциях квартировали 24 легиона, а остальным девяти (один в Италии) — был дан приказ в остальные места назначения, интересовавшие империю.
Каракалла был действительно первым императором — «гражданином мира» и космополитом, хотя современники предпочитали трактовать его причуды как печать варваризации, обезобразившую его и без того омраченное неприглядными деяниями чело. «Всех германцев он расположил к себе и вступил с ними в дружбу, — писал Дион Кассий (Dio Cassius, ок. 150–235). — Часто, сняв с себя римский плащ, он менял его на германскую одежду, и его видели в плаще с серебряным шитьем, какой носят сами германцы. Он накладывал себе светлые волосы и причесывал их по-германски. Варвары радовались, глядя на все это, и любили его чрезвычайно». Кроме того, Каракалла ревностно поклонялся египетской Исиде и построил в Риме ее храмы, а на Востоке представлял себя в образе Бога-Солнца или Александра Великого, покорившего весь мир и подарившего ему всеобщее гражданство.
Художник и археолог Лоуренс Альма-Тадема (Lawrence Alma-Tadema, 1836–1912) в 1860-е годы совершил путешествие в Италию, посетил Помпеи и Геркуланум. Он был очарован Древним Римом. Одним из следствий этого интереса стала картина «Каракалла», написанная в 1902 году
Солдатский император
Каракалла довольно успешно выступал на поле боя. Отмечают, впрочем, что был он не столько стратег, сколько солдат, но, тем не менее, именно юный Антонин завершил завоевание Каледонии (территорий к северу от стены Адриана (Publius Aelius Hadrianus, 76–138), восстановленной Севером; грубо говоря, нынешняя Шотландия) после смерти отца, еще тогда отодвинув от управления армией младшего брата. В 213 году Антонин Каракалла отправился в Германию, и живым в Рим уже больше не вернулся.
Именно в это время племенной союз алеманов впервые появляется на периферии римской истории, представив угрозу так называемым Десятинным полям (Agri Decumates) между верховьями Рейна и Дуная. Каракалла то ли действительно победил алеманов на Майне, то ли просто от них откупился, как частенько случалось, но вышло дешевле, чем «настоящая война», а набеги германцев были отсрочены на два десятка лет. Молодой император щедро платил солдатам, ел их пищу, толок вместе с ними муку и шел рядом пешим ходом, чем, естественно, завоевал среди войск популярность. Выполняя заветы отца, он заботился о солдате — поднял жалованье до 675 денариев и всячески демонстрировал свою лояльность ветеранам.
Единожды решив стать вторым Александром Македонским, Каракалла строил планы о покорении Парфии. В 214 году он экипировал на Дунае фалангу в македонском стиле о шестнадцати тысячах воинов, обзавелся боевыми слонами и уже через год, миновав Дакию (часть современной Румынии) и Малую Азию, отправился на Восток.
Перезимовав на переломе 214–215 годов в Никомедии (современный город Измит, Турция), в мае 215-го войска Антонина Каракаллы прибыли в сирийскую Антиохию. Оставив там большую часть своей армии, император двинулся в Египет, в Александрию, — к гробу Александра.
Участь града Александра
В Александрии император устроил резню, об истинных причинах которой исследователи до сих пор могут только догадываться. Якобы александрийцы встретили Антонина с вполне распростертыми объятиями. Якобы Антонин знал, что все это лишь видимость и давно уже ненавидел александрийцев за насмешки, которыми его здесь осыпали, обзывая кровосмесителем (возлюбленным собственной матери) и братоубийцей. Якобы именно поэтому Каракалла перерезал депутацию городской знати во главе с наместником Египта, собравшуюся на подступах к городу, чтобы его встретить, а потом в течение нескольких дней чинил резню и грабежи уже внутри города. В одном источнике сказано, что он велел собрать цвет александрийского юношества за городом для военного смотра, окружил беззащитных красавцев войсками и всех поголовно перерезал — да так, что «кровь потоками текла по равнине, а огромная дельта Нила и все побережье близ города было окрашено кровью». Не остановившись на достигнутом, новый Александр обложил горожан штрафами и разрушил общежития философов.
Однако, находясь в Египте, император не забывал о душе. Он посетил для жертвоприношений и празднований тамошний храм Сераписа — Серапеум. Так, раньше, во время германской кампании, Каракалла поклонялся кельтскому богу-целителю Граннусу (местный вариант Аполлона), а в Пергаме посетил храм Асклепия, где и заночевал, с тем чтобы жрецы потом расшифровали его вещие сны.
Удовлетворенный праведными трудами в Александрии (Дио Кассиус говорит, что было убито 20 тысяч человек), Каракалла вернулся в Антиохию, где его ожидало не менее восьми легионов. В 216-м он, наконец, вторгся на территорию Парфии, в Мидию (территория на северо-западе Персии), и немного расширил границы провинции Месопотамия, но, споткнувшись об Армению, вынужден был вернуться к месопотамским рубежам на Евфрат. Действовал он здесь хитростью: посватался к дочери парфянского царя, получил согласие на брак и беспрепятственно вступил в страну как будущий зять, а затем внезапно напал на тех, кто вышел его приветствовать. Людей перебили множество и разграбили по пути все города и селения, с большой добычей возвратившись в Сирию. За этот позорный набег Антонин получил от сената прозвание «Парфянский».
Убийство на обочине
Каракаллин «нью-эйджевый» подход к религии, в конечном счете, и привел к его к гибели 8 апреля 217 года. «Вечно подозревая во всех заговорщиков, он непрестанно вопрошал оракулы, посылал за магами, звездочетами, гадателями по внутренностям животных»… но это ему не помогло.
Во время верховой поездки из Эдессы (ныне Урфа, Турция) в Карры (современный Харан, Турция) с целью посетить храм бога Луны, Каракалла спешился, чтобы справить естественную нужду, когда солдат Марциалий (Julius Martialis), выполнявший приказ префекта претория (начальника охраны) Макрина (Macrinus, около 164–218), ответственного за безопасность императора, ударил его кинжалом. Остальные охранники добили и несостоявшегося Александра Македонского, и Марциалия.
По иронии судьбы все всё знали. Каракалла уже давно подозревал Макрина, а Макрин, в частности, отвечавший за переписку своего венценосного подопечного, знал, что император готовит его убийство. По этапу передали, что беззащитный император угодил в засаду заговорщиков из числа «инсайдеров». Организатор всего дела Макрин, конечно же, был провозглашен императором и взял в соправители своего сына. Новый император был выходцем из простых воинов, возможно даже из рабов-вольноотпущенников. Чтобы воины не волновались, Макрин раздал войскам большое жалование. В Риме «не так всех радовало наследование власти Макрином, как все ликовали и всенародно справляли празднество по поводу избавления от Каракаллы. И каждый, особенно из тех, кто занимал видное положение или ведал каким-либо делом, думал, что он сбросил висевший над его головой меч». Макрина, впрочем, тоже скоро убили.
Прах двадцатидевятилетнего императора Каракаллы отправился в Рим и был возложен в мавзолее Адриана (ныне Замок Святого Ангела). Антонина обожествили в 218 году. Как часто писали на тогдашних надгробиях — «Не было, жил, не стало».
Эпоха Антонинов катилась к концу. Римская империя все еще справлялась со своим кризисом, но III веку было суждено стать закатом всей античной цивилизации Запада.
Динара Дубровская, "Вокруг Света"
