Назад| Оглавление| Вперёд


Самара принимала «под свой покров» высокопоставленных москвичей из Правительства и заморских гостей: дипломатов с их семьями и прислугой, корреспондентов зарубежных газет.

К началу войны в городе на Волге проживало около 400000 человек. Впрочем, уж коль теперь Самару назвали запасной столицей, непременно стоит привести такое сравнение: по числу жителей провинциальная Самара в те времена превосходила некоторые истинные и старинные столицы, например: Тегеран, Хельсинки, Анкару, Осло...

В первые годы XX века. Самару называли «вторым Чикаго», имея в виду бурные темпы ее промышленного роста. Но в годы, последующие за первой мировой войной, и, особенно, в разрухе 20-х годов она многое утеряла. В канун Великой Отечественной войны город мало чем отличался от иных второстепенных провинциальных центров России. Константин Паустовский, некоторое время живший в Самаре во время эвакуации, назвал город «большой бакалейной лавкой».

Пожалуй, с ним можно согласиться.

Чтобы не повторяться, я не стану здесь приводить цифры, характеризующие промышленный и вообще хозяйственный потенциал Самары в канун войны. Издано достаточно много аналитических данных. Упомяну хотя бы небольшую по объему, но емкую брошюру доктора исторических наук, профессора Л. Храмкова — «Трудящиеся Куйбышевской области в годы Великой Отечественной войны».

В связи с обрушившейся на городское начальство великой заботой расселить и устроить прибывавших высоких и требовательных гостей следует вспомнить, что в октябре 41-го года население города и без них увеличилось значительно. Необходимо было срочно, перед близкой зимой, дать жилье инженерам и рабочим уже строящихся заводов — авиационного и подшипникового, других предприятий оборонного профиля. Выделить помещения для госпиталей. Под них освобождали школы. И как не принять «под свой покров» десятки тысяч беженцев из Западной Украины, Белоруссии, Прибалтики, оккупированных областей России. Людей с детьми, обездоленных до крайнего предела: в чем успели выбежать из горящего дома, в том и приехали на Волгу, да еще в зиму, согреваясь только что надеждой на добрых людей.

В обиход Самары тогда быстро и настойчиво до военной жестокости вошло незнакомое доселе слово — «уплотнение».

Входит комиссия райисполкома:
«Вы живете в двухкомнатной квартире на пятерых».
«Да. Тридцать квадратных метров».
«Одну комнату вам придется отдать эвакуированной семье фронтовика».
«Хорошо. Завтра к вечеру...»
«Нет, сегодня!»

17 октября 1941 года в Самару приезжает М. И. Калинин, Председатель Президиума Верховного Совета СССР.

Вполне вероятно, что вместе с ним одним поездом прибыли: К. Е. Ворошилов, член Государственного Комитета Обороны, А. А. Андреев, секретарь ЦК ВКП(б), А. Ф. Горкин, секретарь Президиума Верховного Совета СССР, М. Ф. Шкирятов, зам. председателя ЦКК ВКП(б), Ю. Палецкис, зам. Председателя Президиума Верховного Совета СССР, Н. А. Вознесенский, зам. Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и другие ответственные партийные и государственные работники.

Корней Чуковский в своих дневниках рассказывает, как он, следуя в Среднюю Азию, на одной из станций видел правительственный поезд. Над ним кружились военные самолеты охраны.

В Самару были также эвакуированы: часть аппарата ЦК ВКП(б), некоторые отделы Наркомата Обороны, ЦК ВЛКСМ и Совета Народных Комиссаров. Им предстояла организационная работа по мобилизации тыла на нужды войны.

На Андреева и Вознесенского были возложены функции чрезвычайного значения. Секретарь ЦК Андреев руководил всей политической деятельностью в громадном по площади районе срединной России до Урала, включая и республики Средней Азии. Заместитель Председателя Совнаркома Вознесенский ведал работой оборонной промышленности и сельского хозяйства в этом же неохватном регионе.

Несколько позднее в Самаре обосновался Исполком Коминтерна во главе с Г. Димитровым.

В это же время Самара гостеприимно и с радостью приветила Академический Большой театр оперы и балета, Ленинградский Академический драматический театр, симфонический оркестр Всесоюзного радио.

В г. Мелекесс был перевезен наиболее ценный фонд книг из Ленинградской библиотеки имени Н. Е. Салтыкова-Щедрина.

Судя по заметкам шведского посланника Ассарссона, поездка дипломатического корпуса из Москвы в Самару затянулась на целых четыре дня. «...Рано утром 20 октября поезд прибыл в Самару...».

Не представляет секрета, что помимо своей профессиональной деятельности многие сотрудники дипломатических миссий в любой стране, по совместительству, заняты еще и активной разведывательной работой. Это — издавна и по сей день.

Известно также, что дипломаты-разведчики находятся в поле постоянного слежения органами государственной безопасности. Не остался без пристального оперативного внимания советской контрразведки и дипломатический корпус 1941 года, оставивший Москву. Вместе с ним в Самару была откомандирована значительная группа — около 400 человек — из состава 2-го Главного Управления НКГБ СССР во главе с заместителем начальника Управления полковником госбезопасности Бутенко.

Очевидно, в этом же поезде в тюремном вагоне были привезены важные арестованные: командующий военно-воздушными силами Красной Армии, Герой Советского Союза П. В. Рычагов, главный инспектор ВВС, дважды Герой Советского Союза Я. В. Смушкевич, командующий противовоздушной обороной СССР, Герой Советского Союза Г. М. Штерн и еще 19 высших командиров Красной Армии.

Наверное, для нас останется навсегда тайной, почему именно в Самаре им была предуготована смерть. 28 октября 1941 года они были расстреляны в пригороде Самары.

Вместе с дипломатическим корпусом в Самару переехал и значительный штат работников Наркомата иностранных дел СССР. Возглавил всю деятельность аппарата, а также постоянную связь с иностранными миссиями по самым различным межгосударственным вопросам заместитель наркома иностранных дел А. Я Вышинский.

О важности предстоявшей работы в Самаре говорит хотя бы такой факт: вся переписка между правительствами Великобритании, СССР и США, а также и с второстепенными странами велась через шифровальные средства посольств и дипкурьеров.

Любопытное свидетельство о первых впечатлениях по приезде из Москвы в Самару оставил посол Великобритании Стаффорд Криппс. Он пишет в своем дневнике 21 октября 1941 года:
«Прошлой ночью я видел Вышинского и понял, что нас обвели вокруг пальца. Хоть это и произошло случайно, ситуация чрезвычайно серьезная. Советское правительство не приехало в Самару. Нет здесь также и сотрудников из учреждения Микояна. Генеральный штаб не переехал, а сам Молотов, несмотря на все свои заверения, тоже остался в Москве. Мы изолированы и ничего не можем предпринять. Даже на самые простые вопросы, которые я задавал Вышинскому, тот отвечал, что для этого надо звонить в Москву».

Огорчения посла Криппса искренни и понятны. Будучи в Москве, располагая информацией о происходящем в стране и на фронтах из первых рук, он, говорят некоторые источники, сделал много полезного ради укрепления отношений между Великобританией и нашей страной. Криппс в Москве поддерживал постоянный контакт с Молотовым.

В отличие от других послов его часто принимал сам Сталин. Ему завидовали коллеги. И вдруг оказаться в глухой провинциальной Самаре! Практически без связи с внешним миром. Разве можно представить истинное положение русских на фронтах из будто зашифрованных сводок Информбюро? И еще эта ужасная самарская зима. Неустройство быта после великолепного старинного особняка на Софийской набережной, за окнами которого совсем рядом, через реку, видны башни и соборы столь загадочного во все времена Кремля.

Из воспоминаний шведского посланника Ассарссона мы узнаем:
«Криппс жаловался на то, что его квартира темная и к тому же полна клопов и тараканов. Он сказал, что плохо чувствует себя в Самаре. От его обычного оптимизма не осталось и следа».

Что ж, в те времена оставалось бы только посочувствовать сэру Криппсу. Самарский клоп военной поры, против английского домашнего, — он во сто крат, поди, злее.

Но какая же российская провинция без клопов и тараканов?

А Молотов, стало быть, действительно, дипломатически «обвел вокруг пальца» глав иностранных миссий, провожая их в дорогу на Волгу. Только однажды он приехал в Самару, но накоротке. Вот что он сказал в беседе с Ф. Чуевым 7 мая 1975 года:
«...Я выезжал всего на два-три дня в Куйбышев и оставил там старшим Вознесенского. Сталин сказал: «Посмотри, как там устроились, и сразу возвращайся».




Назад| Оглавление| Вперёд