Так как зашёл разговор о регулярном войске, нелишним будет пояснить любезному читателю тайную хитрость слова «регулярный», и отчего именно к нему будет приковано его драгоценное внимание. Потому как для современника, обитающего в стремительный век информационных технологий, навязчивой телерекламной жизнерадостности и апельсино-искрящихся разливов «Спрайта» оно мало о чем говорит. Само по себе вышеупомянутое понятие можно переиначить на русский, как «упорядоченный» или «приведённый в порядок». И чаще упоминают его, во-первых, когда обсуждаются темы, с петровской эпохой связанные, а конкретнее - с армией Петра Великого. Во-вторых, интерес к нему возрастает, когда разговор перетекает в плоскость исконной военной состязательности Запада и Востока. Эпоха Просвещения, пришедшая на смену религиозной ожесточённости, провозгласила приверженность терпимости, умиротворённости и человеколюбию. С изяществом, присущим эпохе барокко, она произвела переворот в сознании человека XVII-XVIII веков. Она явила миру благозвучие произведений Лопе де Вега, и Расина, загадочные шедевры Веласкеса, озорное остроумие Мольера, мудрёные раздумья Гроция, хитроумные приспособления механических выдумщиков Ньютона и Деламбера. Отголоском эпохи всеобщих преобразований в военном деле стало его регулярное переустройство. Военные видели в «регуляторстве» шаг вперёд в развитии армий. Оно, это устройство, сменило наёмные военные отряды в XVI-XVII веках. Чем же регулярное войско отличалось от предшествующего? Полистаем учебник по военному искусству и отыщем там по-военному сухую и лаконичную, но исчерпывающую дефиницию: «Основными признаками регулярных армий являлись: несение военной службы как во время войны, так и в мирные дни, единство штатной организационной структуры войск, их вооружения и военной формы, постоянно действующая система пополнения войск личным составом, единая система обучения и боевого применения войск, определённая уставами, наличие централизованного управления и снабжения»1. Становление регулярной армии в России обычно связывают с именем Петра Великого. На самом же деле процесс ее утверждения хронологически охватывал около столетия. Он пришёлся на правление как предшественников, так и преемников Петра на российском троне.

Пожалуй, начнём нашу запутанную историю со второй половины XVII века. Могли бы заглянуть и дальше в глубь веков, да, боюсь, у читателя терпения не хватит разбираться в ратной премудрости давно минувших времён. Итак, преобразования начались задолго до воцарения на престоле Петра I. Важным этапом на этом пути стало создание стрелецкой пехоты Иваном IV. Брал ли Грозный царь пример с «нечестивой» Европы? Или, исполненный презрительной надменностью к «палежцам и луторам», следовал исконным россейским обычаем? С одной стороны, всё чаще русским ратям приходилось сталкиваться в бою с профессиональными европейскими отрядами. Всё чаще в Кремлёвских палатах сказывались приязненные речи о западных «ратных ополчениях» и великой нужде нашей об ихних военных хитростях. Вскоре от пересудов перешли к делу. И стрелецкое войско было учреждено. Вместе с тем, в его устройстве было очень мало общего, например, с немецкими ландскнехтами, классическим европейским наёмным войском и современниками стрельцов. Настолько мало, что стрельцов можно смело считать проявлением российского военного обычая. На наш взгляд, в данном случае преобладала здравая сметка московских воевод, а не благосклонность к заморским опытам. Шагом вперёд можно считать появление отрядов наёмников на службе московских царей в конце XVI - начале XVII века. Было ли это продиктовано необходимостью совершенствования обороны страны? В первую очередь, эти меры преследовали цели охраны августейшей персоны государя. Наёмные формирования, несколько рот солдат, несли караульную службу в Кремле, время от времени принимая участие в походах московского войска. Подобная лейб-охрана, преимущественно из швейцарцев, шотландцев, не имевших родственных корней среди национальной аристократии, постоянно интригующей против монархов, состояла и при многих европейских дворах. В этих формированиях в той или иной мере проявлялись признаки не только постоянных, но и регулярных войск. Но ядром для массовой армии нового образца эти лейб-роты так и не стали. Наконец, решительные шаги по созданию регулярной армии были предприняты в XVII веке царём Михаилом Фёдоровичем. Переломным этапом в ратном деле стало царствование Алексея Михайловича. Надлежащий порядок, не смотря на болезненность организма, поддерживал в войске царь Фёдор Алексеевич. Отчего же среди царей, императоров и императриц историки питают пристрастие именно к личности Петра? Во-первых, потому как он, в отличие от иных, навящую решительность и изрядность в военном созидании выказывал. К сожалению, деловитость и энергичность странным образом уживались в нём с чертами, выразить которые возможно только самыми мрачными тонами. Время от времени его порывистая энергичность сменялась приступами яростной бесноватости. И тогда лютой ненавистью к людям наполнялась его душа, чело страшно искажалось в судорогах, рука тянулась к палке, кнуту, топору. Его упорство бок-о-бок соседствовало с болезненной маниакальностью, требовательность была неотделима от жестокости. Беспощадность к себе и к своим подданным стала обыденностью его царствования. Такие термины, как последовательность, расчётливость вряд ли подойдут для истинного отражения его трудов на военном поприще. Да, он отличался почти нечеловеческой целеустремлённостью и упорством. К достижению цели он стремился со всей неистовостью и исступлённостью своей неуравновешенной натуры. Лихорадочная деятельность Петра - это зачастую сплошная череда сумбурных, поспешных решений. Спонтанные и торопливые, они нередко противоречили друг другу. И всё-таки субъективность человеческого фактора в истории не всегда адекватна его значимости в историческом процессе. Не смотря на нелицеприятные, подчас шокирующие качества личности царя, военное строительство его эпохи носило действительно революционный характер. Революционный - по темпам, последствиям, ну и, конечно, по методам. Результаты его деятельности выглядели наиболее впечатляющими для современников и, особенно, для последующих поколений. Во-вторых, армия Петра добилась наиболее блистательных успехов в борьбе с могущественным неприятелем. Таких громких викторий не знавала ни армия его родителя, ни, тем более, брата. Да и вообще, колоссальная фигура первого российского императора заслоняла своим угрожающим величием маловыразительных правителей той эпохи. Как не связать с его именем устроение победоносных ратей, предводительствуемых им же на бранях, ставших символами славы и доблести российского оружия. Вместе с тем, историческое полотно выткано бывает не только яркими пёстрыми нитями, бескрайнее его поле представлено более серыми спокойными тонами. Созданное неспешным трудом истории, это полотно служит матрицей, надёжной основой, на которой с лёгкой руки талантливого художника расцветает причудливый красочный узор человеческих страстей, честолюбивых поступков и живописных подвигов. История создаётся не столько яркой, впечатляющей, сколько кропотливой, неприметной для неискушённого глаза работой. Результаты такого усердия вероятнее всего скажутся нескоро, может быть, спустя десятилетия, может - ещё позднее. Но деятельность эта важна тем, что она закладывает начала будущих громких свершений, заранее определяет направление преобразований.

Именно таковыми для истории нашей армии стали царствования Алексея Михайловича и Фёдора Алексеевича. По своей значимости их «блеклые» царствования не менее важны, чем блистательные военные подвиги и непрестанные созидательные усердия Петра I.

Во второй половине XVII века войско России неторопливо, но основательно переходило от древнерусского к европеизированному порядку. Кое-что в нём уже отжило свой век и безнадёжно устарело, кое-что - только нарождалось, вызывая ненависть ревнителей старины. Вместе с тем, не всё в старых структурах окончательно утратило своё значение. Оно требовало переосмысления, реорганизации и дальнейшего развития.

Итак, что же представляли собой рати Московского государства накануне петровских реформ. За исчерпывающими глубокими исследованиями отошлём уважаемого любителя древностей к трудам известных российских и советских военных историков П.О. Бобровского, А.В. Чернова, Ф.И. Калинычева, П.П. Епифанова и других. Мы же попытаемся скромно разобраться, что было предано забвению в стародедовских бранных обычаях, а что обрело дальнейшую жизнь в петровских регулярных полках.

Вооружённая сила России к середине XVII века состояла из двух почти автономно друг от друга существовавших частей. Первая - уходила своими корнями в глубь столетий, зиждилась на древних обычаях и традициях, которые помнили ещё «стену» червлёных щитов Святославовой дружины, половецкие подвиги Мономаха и дикий вой наступающих Батыевых туменов. Русское войско сложилось в бесчисленных бранях за утверждение Московского государства, одерживая славные победы, терпя унизительные поражения. Оно развивалось настойчивым к ратному уложению розмыслом царей и сметливой хваткой воевод. Совершенствовалось ратное мастерство, техника боя, военная хитрость. Многое достойное перенималось у грозных неприятелей, коварных соседей и, вообще, у всякого, имеющего прилежание к бранному делу. Самым взыскательным и строгим учителем ратной науки была, конечно же, Золотая Орда и её наследники, Казань, Крымская, Ногайская орды. Менее восприимчиво русское войско долгое время было к далёкой Европе, своими нечестивыми ересями и двоедушием вызывавшей искреннюю ненависть у истового православного. Когда же, наконец, стало ясно, что религиозная нетерпимость препятствует прогрессу, и на Русь стал проникать европейский военный промысел, то прежнее войско так и стали называть - «русский строй».

«Русский строй» со стародавних времён славился дворянским конным войском. Из разных земель шёл служить московскому царю всякой породы люд. Будь-то важный вельможа из Литвы или Орды. А-то - захудалый князёк, мелкий осколок некогда многолюдной фамилии Рюрика, Гедемина или самого Чингисхана. Или опальный княжий служебник, или простой ратник, ищущий покровительства. Всех милостиво принимал Белый царь под свою высокую руку. Знатных да родовитых сажал на Москве, приближал к своей персоне. Служилый люд подлой породы селился больше по окраинам, недавно мечом присоединённым к Великому княжеству. За службу верную наделялся служилый человек земельным пожалованьем да крестьянскими душами, дабы было чем прокормить жену, детей малых, отца-мать немощных и, вообще, домочадцев. Чтобы было чем справить ратные припасы в поход на недругов государства. Бедна Россия прибытками, незавидна её доля. Ремёсел искусных мало, и те - по сёлам далёким да городкам невеликим для собственного обиходу употребляются. Торговлишка - еле теплится, иди-ка через хляби рассейские да леса дремучие буреломные да с караваном добра немереного. Если живота не лишишься, то бездорожье окаянное всё одно разор учинит, не то что барыши принесет. А удалого народа разбойного превеликое множество по Руси рыскает: то казачья станица налетит, откуда не ждали, то хищные ногайцы пронесутся ураганом, а то сам царь Крымский с ордой пожалует, пол-России выжжет да в полон уведёт. Так и перебивается Русь от поздней апрельской оттепели до нежданных осенних заморозков тем, что успеет мужик посеять в отвоёванную у лесов запашку да скоро собрать скудный урожай. Если не постигнет его недород, если не вымокнет или не вымерзнет на корню, если засуха и саранча не поразят за грехи свои и чужие, то протянет впроголодь Русь до весеннего солнышка. Откуда и прибытки государству искать? Почитай, неоткуда. Потому пуста казна частенько бывала, нечем расплачиваться за верную службу с ратниками. Зато землицы на Руси - просторы великие, нетронутые. На неё-то, родимую и «сажали» новоприборного ратника. Царёво земельное жалованье давалось кому поместьем, а кому - и поместьицем. Жировать с него - особо не пожируешь, прожитков богатых не наживёшь, барышей - не накопишь. Но и с голоду не помрёшь, и на том спасибо. Грех сетовать.

Росло и крепло Российское государство, множилось царёво войско. Разрасталось вширь и поместное землевладение -материальная подмога московскому ратнику. Оно оформлялось в самостоятельное хозяйство, требующее, как и любая другая казённая отрасль, радетельного участия и внимания со стороны государства. За множеством разновеликих клочков помещичьей земли, островами раскиданных по бескрайней, от студёных северных морей до Дикого поля, Московии, нужен был глаз да глаз. И был заведён чиновный присмотр за поместным хозяйством. И установлено строгое делопроизводство, которое велось дьяками в разных приказных книгах. Тех самых, что в переплётах из свиной или телячьей кожи и с мудрёными медными застёжками по краям. В этих книгах было прописано всё до мелочей: порядок наделения служилого человека поместьем, условия владения, наследования, купли-продажи, заклада, сроки, нормы земельного жалованья. То, что сегодня бы получило название правовой стороной дела, складывалось в душных палатах московских приказов. Складывалось не в одночасье, а вырабатывалось на протяжении веков. И получило оно юридическое завершение и окончательно закрепилось в поместном праве. Поместное право закрепляло за ратным человеком участок земли, поместье, и работников-крестьян на время его службы Российскому царю и государству. Оно связало ратника сложными административно-хозяйственными и правовыми узами с государством. Оно сформировало целое служилое сословие со своими корпоративными политическими предпочтениями и экономическими интересами. Это - будущее российское дворянство, становой хребет будущей могучей Империи. Оно создавалось стихийно, как кодекс неписаных юридических норм, имеющих касательство, в основном, к государственной обороне. Но, в конце концов, определило жизненный уклад целого народа, историческое лицо всей России, став правовой основой крепостной системы.

В XVII веке недругов у России хватало. Помимо столкновений с Польшей, Литвой и Швецией приходилось вести вековую необъявленную войну с южными соседями, самым коварным из которых было Крымское ханство. Беспокойные крымские отряды, бывшие орудием то польской, то турецкой политики, беспрестанно тревожили наши степные границы. Каждый год с мая по сентябрь крымцы или ногайцы внезапно появлялись то там, то здесь на русских рубежах. О чём свидетельствуют ежегодные отписки воевод и «осадных голов» в Разрядный приказ. Вот некоторые из них, датированные маем-июлем 1640 года.

Вчитываешься в непривычные современному слуху строки, прислушиваясь к старинной фонетике напевных звуков, и чудодейственная сила воображения уносит читателя в почти былинное прошлое. Вот она, бескрайняя степь. Иссушенные ветрами ковыльные травы, безбрежный океан которых расстилается перед конной станицей, нехотя расступается перед утомлёнными лошадьми и вновь смыкается после них. Ни следа не остаётся среди волнующихся под ветром волн жёлтого выгоревшего разнотравья. Как-будто не проехали здесь только что две сотни конных о двух телегах с лёгкими пищалями и огненным припасом. Вот голубеют в знойной дымке дубовые стены острога, скрипящие в петлях дубовые же ворота распахиваются перед усталой станицей. Впереди сам осадный голова с ближними ратными людьми. Выдубленное степным зноем лицо, собравшееся морщинами в усталом прищуре глаз, исхлёстанное вольными ветрами, как из красного камня изваянное. Кудлатая бородка, видавшая виды, кажись, соболья шапка, рубаха с нашейной вышивкой, потемневшая от пота и пыли. Тяжёлый доспех скинут на последней дневке и оставлен в скрипучей телеге, где на сене-бережно уложены жестоко порубленные в деле казаки. Налегке трясутся в сёдлах и остальные воины, на них только татарские сабли, заплечные самопалы да пистоли за кушаками. Чувствуя близость дома, изнемогшие лошади ускоряют ход. Уставшие от зноя и дальнего пути люди приободряются, с гиком пускают лошадей в намёт. Их встречает настороженный прищур бойниц, разверзнутые жерла пушек, запах тлеющих фитилей, грозный оклик из-под навеса надворотной стрельницы. Наконец за надёжными стенами они смогут расслабиться, отдохнуть, залечить раны. Но голове отдохнуть недосуг. Отдав неотложные наказы есаулам и сотникам, он спешит в приказную избу. Переменив наскоро пропахшую лошадиным потом, порохом одежду, голова призывает в горницу грамотея-подьячего и приступает к делу.

Так сообщал в Москву Хотмышский воевода Пётр Толстой: «Мая в 26 день.. .прошли татаровя на Русь, человек в 300 и боль-ши, а часть их - к Хотмышскому городищу и к Вольному кургану. .. Мая в 27 день прибежал на Хотмышское городище с реки Ворскла ... станичный голова, а сказал токоже де пришли с Муравской сакмы к реке Ворскле татаровя многие люди, почали реку Ворсклу лести и государевы ратные люди тех татар через реку Ворсклу не пропустили и от реки Ворсклы отбили; и те татаровя от тех урочищ пошли на Муравскую же сакму вверх реки Ворсклы к Хотмышскому городищу, и с теми татары у Хот-мышского городища государевым людям был бой, и тех татар от Хотмышского городища отбили и около Хотмышского городища через реку Ворсклу не перепустили».

Воевода Вольного кургана Таврило Бокин докладывал: «Июня в 1 день часу в третьем на десять дни пришли было с Муравского шляху на Татарский перелаз к реке Ворскла татаровя человек с 300 и больше, и те татаровя пошли к Муравской сакме вверх реки Ворскла к Хотмышскому городищу». В этот же день в районе крепости Хотмышск появлялись ещё два отряда татар по 300 человек. «И голова де Пётр Толстой и государевы люди тех татар от реки Ворсклы отбили...».

«Июля во 2-ой день писал из Белгорода Замятня Леонтьев с белгородскими станичниками с головою Фёдором Кайдало-вым, что Крымский царь со всею крымской ордою идёт скоре с большой войною в Русь на Московское государство».

Князь Шеховской, воевода Новосильского острога, докладывает, что в 1639 году крымцы были около Новосили два раза, в 1640 году три раза: в апреле, мае и июне. В росписи Курского воеводы Стрешнева значится, что на «курские места» с 1 мая по 13 августа 1643 года крымцы сделали 19 набегов; летом 1644 года - 8 набегов.

Воеводские «скаски» красноречиво и точно передают современнику драматизм событий, происходивших на южных рубежах государства. Настороженность и готовность к отражению вошли в пограничную обыденность. Окраинные городки жили в постоянном ожидании внезапного нападения. При первых вестях о крымцах или ногайцах окрестные жители стремились под защиту крепостных стен, оставляя поля и сёла на произвол врага, скот укрывался в густых лесах, а хлеб - зарывался в ямы. Но случалось, вовремя предупредить население о нападении не удавалось. И татары прорывались через укреплённые линии, сжигали селения и посевы, уводили с собой богатый полон.

Степняки являлись серьёзным и умелым противником, война с ними требовала специфических боевых навыков. Их основным козырем было не какое-либо новшество в вооружении и не вновь изобретённая гениальная тактика. Как и сто-двести лет назад они делали ставку на стремительность набегов, неутомимость своих быстроногих лошадей и на свои бескрайние степи, где они чувствовали себя в безопасности. Их тактикой оставалась быстрота, с которой конная Орда прорывалась в центральные уезды России. Пока московское воинство ополчалось, татары успевали разжиться добычей, собрать полон и уйти восвояси, в степь. Раньше оборона южных границ основывалась на удержании отдельных укреплённых пунктов постоянными гарнизонами. Против подвижных конных отрядов татар она оказывалась малоэффективной. Чрезвычайно важным в степной войне было умение воевод организовать дальнее предупреждение и своевременное оповещение о приближении кочевников. В 30-40 годах XVII века продолжилось начавшееся при Иване Грозном возведение засечных линий и оборонительных рубежей на границе с Великой степью. На путях проникновения на Русь кочевников рубили остроги, на переправах через речки, в лесах возводили засеки, копали рвы, насыпали валы. Наряду с восстановлением старых пограничных укреплений строились новые. В 40-х годах в связи с перемещением русских границ на юг была достроена Белгородская засечная линия. Ключевыми опорными пунктами оборонительной системы являлись город а-крепости Ахтырка, Белгород, Ольшанск, Воронеж, Тамбов.

Что собой представляли южные крепости-городки? Среди иных прочих Хотмышский дубовый острог, построенный в 1640 году на реке Ворскле, был «... в 335 сажен вокруг, о семи башнях, из которых три - проезжих, четыре - глухих, на башнях поделали кровати, катки и пробои для стрельбы, а с московской стороны за острогом выкопали ров в две сажени глубины, к реке же Ворскле провели тайник в 75 сажен длины и в три сажени ширины, и вооружен был вновь построенный острог 9-ю пищалями, к которым в 1641 году прибавились еще 6». Возведённый на реке Рогозне Вольный курган, был вооружён 9 пищалями. Для лучшего сообщения были проложены дороги, соединившие Хотмышск и Вольный курган с Белгородом и друг с другом. Была воссоздана разработанная ещё в прошлом веке и забытая в годы Смуты сторожевая служба. Южные крепости и остроги были окружены дальними и ближними постами оповещения - сторожами. Между сторожами постоянно курсировали конные дозоры. Их главная задача заключалась в том, чтобы своевременно заметить и оповестить о появлении кочевников. К месту возможного прорыва крымчаков выдвигались войска, размещавшиеся по ближайшим городкам и острогам. Как правило, они сосредотачивались, в Туле, Переяславле-Рязанском, Одоеве, имея передовой полк в районе Мценска.

Засечные линии и прилегавшие к ним степи на протяжении веков являлись районами ожесточённых схваток между кочевниками и русскими ратниками. Вот неполный перечень стычек и боёв за осеннюю кампанию 1617 года: 29 сентября Волховский воевода Вельяминов доносил о бое с татарами в Волховском уезде, 16 октября Ливенские воеводы доносили о степной битве в 30 верстах от Оскола, 27 октября прислал весть о бое с татарами Курский воевода Иван Волынский. 8 июня 1618 года о битве сообщал Валуйский воевода Данилов, 19 июля -Оскольский воевода - о яростной схватке со степняками в 50 вёрстах от Оскола, 21 июля - в Белевском уезде, 23 августа русские бились с татарами под Ливнами, по сообщению местного воеводы князя Черкасского, 27 августа татар отразили от Мценска. Меж скупых строк воеводских отписок и сейчас, спустя века, уловим колорит эпохи. Здесь и порыв бешеной погони за стремительно уходящими загонами татар, и неистовость скоротечных конных сшибок среди ковыльных полей, и отблеск кривого клинка, и свист стрел, и горький дым степных пожарищ.

Кто же заступал пути-дороги хищным ордам на юго-западном порубежье Московского государства? Гарнизоны «украинских» городков и составляли те самые государевы ратные люди, о которых идёт разговор. Гарнизон того же Хот-мышска в 1640 году включал 713 служилых людей, из них 254 - детей боярских, 125 - стрельцов, 350 - казаков, 23 - пушкарей и 11 кузнецов. Они же составляли и большинство населения городка.

Ежегодно с апреля по октябрь для отражения набегов воеводы созывали поместное дворянство на службу. Экономически маломощной России приходилось выставлять в поле более чем 100-тысячную армию. На содержание такого войска требовалась баснословная казна, По смете 1668 года она составляла не много не мало 700 тысяч рублей, в то время как собрать можно было только 324 тысячи рублей2. Постоянная нехватка средств стала главной причиной долгой жизни поместного уклада войска.

По мере складывания поместная система «сажала на землю» целые поколения служилых людей, что определило самобытное лицо российской армии. С самого зарождения поместное войско находилось под эгидой государства, являясь его важным элементом. Оно же выступало орудием утверждения российской государственности. Усилиями поместных ратей Великий князь Московский брал под свою высокую руку соседние земли. Мечом вписывались в историю России страницы, наполненные большими и малыми войнами, социальными потрясениями и религиозными распрями. В сознании служилого человека XVI века идея государственности была неотделима от православного Отечества. Защита государственных интересов, оборона рубежей державы становилась доминирующим мотивом службы российского дворянства.

Что укрепляло ратника на верность царю и Отечеству? Что делало его душевный мир сопричастным нелёгкой государевой повинности. Самобытный национально-сословный характер поколений русских ратников выковывался в горниле крепостного уклада. Поместно-вотчинная собственность заложила прочный фундамент социальной морали и нравственности военного сословия, формировала его психологический портрет. Естественно, о чести и достоинстве служилого человека в эпоху становления Москвы, как общероссийского центра, говорить не приходилось. Не сложилось на Руси ни исторических, ни социально-психологических условий для воспитания у дворянства чувства гордости и корпоративного достоинства. Кодекс дворянской, офицерской чести, воинский долг, священная обязанность по защите Родины - все эти понятия характерны для более поздней истории нашей армии. В XV-XVII веках менталитет дворянства складывался под всё ужесточающимся гнётом феодально-крепостнического пресса. Являясь плотью и солью крепостного уклада, служилое сословие всячески укрепляло его, но и терпело от него немало. Дворянство, особенно мелкое, оставалось таким же бесправным, как и низшие податные сословия. Существуя трудом своих крестьян-рабов, оно прозябало в жалком бесправии и холопьей покорности перед властью. Сильные мира сего, воеводы и прочие начальные чины осуществляли эту власть, будучи поставлены на высокий пост властным указом Москвы. Унизительная холопская преданность являлись преданностью только по отношению к Великому Московскому князю, позднее - Российскому царю. Других господ для служилого люда на Руси после кровавой эпохи Ивана IV просто не осталось. Ломая сопротивление княжеско-боярский сепаратизма, самодержавие безжалостно искореняло последние независимые уделы, превращая оставшихся Рюриковичей в заурядных слуг, мало чем отличавшихся от дворовой челяди. В горниле этой жестокой бескомпромиссной борьбы рабство служилого человека, как ни странно, приобретало высокий смысл служения утверждающейся государственности. «Служба Великому Государю», никому более, рассматривалась дворянством как сословная привилегия. Эта привилегия была зафиксирована во многих грамотах и указах.

Конечно же, обо всём этом простой воин из дворян или детей боярских особо не задумывался. Он просто выполнял указы сотника или головы, ходил походами под разные вражеские города, возделывал со своими крестьянами пашню, ездил приторговывать в город, когда не было службы. Не забывал, между прочим, осенять себя троекратно крестным знамением, проезжая мимо святой обители. Смерть всегда ходила где-то рядом, и это делало ратного человека глубоко верующим христианином. Думы о спасении души, надо полагать, частенько посещали его. Профессия заставляла его приобщаться к духовному и непреходящему. Русский воин жил в эпицентре ареала православной культуры. Церковь заботилась о нравственности войска, культивируя в ней такие христианские добродетели, как веру, любовь, самопожертвование, милосердие, кротость, смирение, незлобие, мужество, терпение, послушание, непрестанную молитву, душевное бодрствование и другие. Служение православному царю, венценосному воплощению государственности, Отечеству питало патриотизм, глубинным смыслом которого выступало православие. «Учение и хитрость ратного строя пехотных людей», один из первых военных уставов российской армии, требовал от служилых людей «... больше сея любви несть, да кто за православную веру ... небесного царствия и вечных благ сподобится».

Церковь сформулировала цементирующую духовную основу Российской Великодержавности, наметила, говоря современным языком, программу осуществления этой величественной задачи. Центральное место в этой концепции занимало православное Государство и его глава - православный Государь. Церковь способствовала укреплению их культа в духовно-нравственном мире, в котором воспитывался поместный дворянин. И служилое дворянство выступало надёжным орудием веры. Сызмальства и до последнего вздоха ратный человек пребывал в пастырском послушании церкви. Мудрое неспешное её слово несло православному ратнику Божественное откровение. Оно укрепляло ратника в трудную минуту, изгоняло из души его сомнения и греховные помыслы. Страстный истовый призыв церкви вдохновлял его на ратный подвиг.

Русское дворянство сложилось как военное сословие. Оно жило постоянной готовностью к походу. Весь уклад жизни воспитывал в нём воина. Походы чередовались «посылками» на рубежи. Жизнь протекала в боевых стычках, набегах, «осадных сидениях». Стихия опасности и лишений, полукочевое существование не могли не формировать у дворянина определённых качеств характера, необходимых военному человеку. Чтобы яснее представить характер службы дворянства приведём подсчёты С.М.Соловьёва. Известный историк насчитал 200 нашествий и войн, пережитых Русью за 1240-1462 годы. То есть, в течение двух веков воевать приходилось практически беспрерывно.

Вместе с тем, воинственность российского дворянства не имела ничего общего с агрессивностью. Прошлое русского народа не знало ни гордого рыцарства, ни алчных ландскнехтов, что лишний раз доказывает его миролюбие. Историческим символом Руси стал рязанский, тверской мужик-землепашец. Историческое её кредо можно прочесть не в победных реляциях, а по отполированным сохой заскорузлым ладоням, в задубевших мозолях, чёрным, как и сама земля, которые вовек не отбелить, не отмыть. До середины XYIII века все русские войны носили характер защиты собственных интересов, разумно и бережно охраняемых. Войн династических, религиозных или просто от избытка воинственного пыла и стремления господствовать над соседями Россия не знала. Со времени нашествия Батыя и до Петра Великого России приходилось думать только об обороне, сопряжённой иногда с отступлением, иногда с наступлением. Воинственность, взращённая на справедливом характере войн, была важнейшей чертой военного сословия России. Это ставило поместное войско в моральном отношении неизмеримо выше наёмных западноевропейских армий этого периода.

Ещё недавно образ помещика ассоциировался с нещадной эксплуатацией человека человеком. Его представляли самым последовательным и ожесточённым классовым врагом угнетённого человечества. При обращении же к фактам возникает несколько иная картина, которая с трудом вписывается в общую канву классовой борьбы. В середине XYII века две трети новгородских помещиков принадлежали к слою мельчайших хозяев. Они владели собственностью от 1 до 5 дворов (в среднем по 2.5 на владельца)»5. Ещё труднее было положение помещиков южных уездов. Тех, которые обороняли крепости типа упомянутого Хотмышска. Южному дворянству удавалось получить всего по 5-40% положенного им поместного оклада6. В 1675-1677 годах 1078 помещиков южных городков владели 849 крестьянскими дворами. Смешно сказать, на помещика приходилось менее одного двора. Не правда ли, привычный образ помещика-мироеда меркнет перед фактами, уступая место ратнику, несущему тяжёлую государственную повинность.

С лёгкой руки исследователей допетровской эпохи в истории укоренился тезис об отсталости вооружения служилого дворянства. Считалось обязательным привлечь внимание к этому, так как ничто лучше не могло отразить архаичность поместного войска. Перед читателем демонстрировалось устаревшее дедово вооружение, ветхая амуниция, экипировка. Таким образом легко было объяснять военные поражения, понесённые Россией в войнах XVII века. Советские военные историки подхватили и углубили идею отсталости поместного войска. Этот тезис удачно вписывался в концептуальные схемы марксистско-ленинского видения истории, так как подчёркивал приоритеты материального производства. В абсолют возводилось положение о глубоком кризисе феодально-крепостнического хозяйства. Было принято считать, что экономическое состояние поместного дворянства с каждым годом ухудшалось, и это сказывалось на боеготовности армии. Так что к концу XVII века она была полностью приведена в расстройство.

Безусловно, экономика всегда играла важную роль в оснащении армии. Вооружение и экипировка помещика зависели от исправности хозяйства. Натуральные примитивные его формы представляли довольно зыбкую экономическую основу дворянских ополчений. Поместье подавляющего большинства служилых людей с трудом обеспечивали всё необходимое для дальнего похода. Непросто бедному дворянину было угодить взыскательным воеводам.

По государеву указу и боярскому приговору боярин Б. Репнин зимой 1663 года выезжал смотреть готовность к делу новгородских дворян. Боярина дворяне разочаровали несказанно. Полк, представший перед ним, являл собой печальное зрелище. Сокрушался боярин и корил новгородских воевод за нерадение, сулил им государеву поруху и грозил батогами. А в Москву докладывал, что на смотр явилось 956 дворян и детей боярских, из них «.. .к службе будет добрых и оружейных половина, а другая половина бедных. Новгородцев добрых треть, а две доли бедных, и добрые малоконны, а бедные все бесконны».

Такая же картина наблюдалась на смотре костромичан. В 1675 году 92% костромских дворян и детей боярских имели на вооружении только пистолеты и сабли9. Поместное войско действительно не блистало последними образцами вооружения. Задача унификации вооружения ещё только ставилась на повестку дня, поэтому великое разнообразие образцов оружия, представленных на смотр, было обычной картиной. В 1645 году проверка полка боярина Д.П. Львова выявила, что из 665 ратных людей 425 вооружены пистолетами, преимущественно - одним, 44 - карабином, 16 - карабином и пистолетом, 7 - пищалью, саадаком - 79, остальные были вооружены преимущественно саблями и рогатинами10. Тем не менее, попытки увидеть в этих цифрах тенденцию деградации вооружения, кажется, подгонялись под общую картину экономического упадка предреформенной России. Оснащённость поместного войска на протяжении второй половины XVII века оставалась примерно на одном уровне, заметного ухудшения в вооружении не наблюдалось.

Бедняки среди служилого люда были всегда. В 20-30-х годах XVII века только треть помещиков заонежских погостов могла явиться на конную службу. Из них только 13 человек имели «добрых» коней, а 40 могли явиться только на «меринках». Безлошадные помещики обещали обзавестись лошадьми по получении ими денежного жалованья. Вместе с тем, рядом с этим - на смотре мы видим другой отряд, также состоящий из помещиков северо-западных областей. Их около 70 человек, и они неплохо вооружены огнестрельным оружием: почти каждый имеет пищаль, а многие даже две['.

А вот как современник, оставшийся неизвестным, описывает московское войско, отправляющееся в поход против Польши в 1654 году: «Все они с мушкетами и пиками, обмундированы, как требует того обыкновенный солдатский строй, и как сам я, смотря на это заметил, довольно хорошо обучены. С этою пехотою соединяются 6 конных полков, над которыми полковники немцы. Большую часть этого войска я видел своими глазами, поистине, никак нельзя пренебрегать ими»12. Картина не столь уж безрадостная, как рисовалось выше. И вооружение было, и кони боевые, и сабли не ржавые, и вид у них, как и подобает воинам.

Какие выводы напрашиваются. Обуславливать упадок поместного войска экономической конъюнктурой крепостной России, конечно, можно. Можно пускаться в пространные рассуждения, объясняя все беды заскорузлостью государственной системы и неблагоприятной политической обстановкой, и двуличием коварных соседей, и происками врагов. И все эти причины будут отчасти правильными. Но в данном случае хотелось бы вести разговор не в области высокой теории, а о конкретных служилых людях и их насущных проблемах. На наш взгляд, главные причины находились гораздо ближе, практически они лежали на поверхности. Не в пример оторванным от жизни отвлечённым абстракциям они просты и понятны. Качество вооружения, в первую очередь, зависело от требовательности воевод и политической воли Москвы. Там, где «начальные люди» проявляли строгость и взыскательность, всё было на высшем уровне: вооружение, кони, амуниция. Самый что ни на есть банальный человеческий фактор, а не мудрёные рассуждения о погружённой в вековой сон Руси, об экономическом застое и культурной отсталости, о природной лености и политической архаичности.

Стоит пристальнее присмотреться к деятельности военного и политического руководства, как приходишь к удивительным выводам. Поразительно, что историки далёкого и не слишком далёкого прошлого нашли так много изъянов и при этом не смогли оценить принципиальных моментов. Ведь даже поверхностное, беглое ознакомление с установленными в войске порядками позволяет увидеть довольно стройную, действующую с завидным постоянством систему. В основе этой системы лежали обычаи, уходящие корнями в глубь веков. Но она не замыкалась в их узких рамках, постоянно совершенствовалась и находила своё отражение в царских указах и грамотах, боярских наказах воеводам и прочим «начальным людям». Говорить о бессистемности и аморфности старорусской военной организации может только не знакомый с нашей военной историей человек.

Московское правительство осуществляло жёсткий контроль за состоянием своего войска, знало реальное положение дел в нём: численный состав, вооружение, материальное положение отдельных категории ратных людей. Проверки и контроль осуществлялись в ходе чётко отлаженной процедуры. В современной армии, пожалуй, трудно подыскать аналогичные по размаху и задачам мероприятия. Это были строевые смотры с расширенными полномочиями. Смотры, проводимые регулярно, решали целый комплекс задач: учёт и контроль наличного состава, осмотр служилых людей, проверка их вооружения, амуниции и экипировки, решение кадровых вопросов, а также вопросов материального обеспечения воинов, формирование полков и сотен. Наконец, здесь же части пополнялись новобранцами.

Как только неокрепший первый ледок сковывал осенние хляби, по первопутку скакали по уездам нарочные. Мороз к той поре уже успевал сморозить бесчисленные болотца, ручьи. И хоть снег был только местами на замёрзшим дорогам, и он не упрятывал под себя всю осеннюю хмарь, было привольно и легко скакать в серо-голубую от предутреннего заморозка даль. И конь, раздувая ноздри и храпя, шёл скоро, изредка спотыкаясь на кочках подмёрзлой, но ещё не заснеженной, чёрной дороги. Из Москвы гонцы везли наказы воеводам провести «смотры и разборы» ратным людям.

Смотрели войско уже зимой. Воеводы старались управиться с ратными хлопотами до Масленицы. Это если не замышлялся поход против Литвы, немцев или против Крыма. К концу января, когда зима окончательно вступала в свои права, крепко шибала морозом, палила жгучим ветром, собирался к указанному сроку уездный служилый люд. Собирался не спеша, с самых медвежьих углов съезжались городовые дворяне и дети боярские. Прибывали целыми обозами, с челядью, с припасами на неделю для себя и лошадей, кто побогаче - в возках с верхом, но большинство - на дровнях да санях-развальнях. Сзади брели в белых лохмах пара, заиндевелые, привязанные к саням низкорослые, мохнатые кони. Сани нагружены каким ни есть оружием и прочим воинским прибором. Здесь и всевозможные брони, и дедовы кольчуги, давно забытые мисюрки, персидские шеломы, взятые с бою, куяки с бронзовыми пряжками. Изредка сверкнёт в сене, из-под сермяжного полога, среди мешков с овсом и вязанок хвороста тусклым проблеском гранёное зерцало, снятое хозяином с богатого литвина в прошлом походе где-то под Полоцком. Но большинство предпочитало просторный стёганый бумазейный кафтан-тегиляй или татарский полстяной куяк, одинаково тёплый и удобный для конного строя. И оружия всякого было несчесть. Здесь и пищали, и самопалы с необходимым прибором, мушкеты-пистоли немецкой работы, причудливо украшенные чеканкой, турецкие самопалы с резьбой по изогнутому ложу. Всякое разнообразие холодного оружия: боевые топоры и чеканы, шестопёры и бердыши, сулеи и рогатины, сабли московской, дамасской, астрабадской, хорезмской стали.

В указанный срок сотенные и тысяцкие выстраивали служилых людей за посадом. Вдоль зимника на добрых две версты растягивалось войско. От огородов бревенчатых окраин до опушки застывшего леса зигзагом чёрной молнии перечеркивало оно искрящееся на солнце снежное поле. Войско дышало тысячами людских и лошадиных глоток, обволакивая себя облаком пара. Впереди сотен стояли о-конь сотенные и тысяцкие, реяли стяги с образами нерукотворного Спаса, православных Святых, Богородицы. И январское солнце озорно играло на жалах пик, шеломах, бронях, отражаясь в металлических частях щитов, сбруй.

Из кожаного возка, изнутри обитого медвежьими шкурами, кряхтя вылезал московский посланник, князь или боярин, думный дворянин или стольник. Он в собольей шубе с отложным воротником поверх узорчатой ферязи и в высокой горла-той шапке. Округ него с подобострастной почтительностью -воевода, местный начальный люд, чуть поодаль - в готовности выполнить любую прихоть - служки и чиновные дьяки. И начинался разбор служилых государевых людей.

Во-первых, проверялось наличное число людей, явившихся на службу («ести»), выявлялись отсутствующие («нетчики») на основе списка последнего осмотра и разбора. Затем приступали к верстанию на службу молодых дворян, новиков. Верстали молодёжь с 15 лет. Записывали на службу в зависимости от количества детей: если в семье 3-5 сыновей, то брали на службу двоих. Новика изучали долго и взыскательно, он должен был быть «головою и службою добр». При верстании строго соблюдали местнические принципы. Новика записывали в чин не выше отцов и братьев. Но во второй половине XVII века от местничества стали отходить. Все новики, независимо от их происхождения, начинали службу с низшего чина - с детей боярских. Вновь испечённый воин давал крестоцеловальную запись.

Кроме верстания новиков происходило верстание в новый чин уже опытных ратников, соответственно повышались их денежные и земельные поместные оклады.

Придирчиво боярин осматривал вооружение и оснащённость служилых людей. От дворян и детей боярских требовалось явиться на смотр «конными и оружными», иметь при себе 1-2 вооружённых слуг, 1 слугу - в обозе. Чётко было оговорено его защитное вооружение. Наказ воеводам конкретизировал требования к защитному вооружению:«... да и то б ести дворянам и детям боярским и новикам чтоб они на нашей службе были против нашего указу в сбруях, латах, бахтерцах, панцырях и в шеломах и в шапках-мисюрках». Каждый воин обязан был запастись огнестрельным оружием, причём, не только пистолетом, но и пищалью. За качество оружия спрашивали с воевод: «...а которые дворяне и дети боярские ездят с одними пистоли, а к пистолям карабинов и мерных пищалей не имеют, и те бы к пистолям держали карабины и пищали мерные».

Наш современник, привыкший к ясности и чёткости современной армейской фразеологии, с насмешкой воспринимает старорусский язык в качестве военных распоряжений. Но, тем не менее, это были именно приказы, а не пожелания, и командование требовало их неукоснительного выполнения.

На смотре избирался «окладчик» из числа местных дворян «первыя и середния и меньшия статей, добрых и правдивых и знающих людей, поскольку человек пригож...». Окладчики приносили присягу «по чиновной книге», что «про свою братью дворян и детей боярских, про всё сказывать правду». Лицо, проводившее верстание и смотр, опрашивало окладчиков «по спискам про дворян и детей боярских, про всякого человека порознь». При этом выяснялось, кто был на службе с момента последнего разбора и кто не был..., у кого сколько крестьян в поместьях, крестьянских дворов и всяких угодий, доходы, кто может служить без денежного жалованья. Затем каждый в присутствии окладчика опрашивался по тем же пунктам. Каждый представлял письменные «сказки за их же руками с подкреплением».

Поместное дворянство никогда не было однородной группой, имущественно-материальная дифференциация была довольно существенной. Рядом с состоятельным московским дворянином ратник из городовых детей боярских выглядел сущим бедняком. Понимая это, глупо было требовать одинакового вооружения от именитого думного дворянина и от провинциального городового дворянина-однодворца. На общем смотре уездного дворянства происходила сортировка ратных людей по качеству их экипировки и вооружения. Состоятельные дворяне и дети боярские записывались в сотенные конные полки. Элитное дворянство, служившее «по московскому списку» составляло своеобразную гвардию московского царя. Кичливое московское дворянство дабы не принести поруху своему роду и не оплошать перед товарищами выходило на боярский разбор в лучших одеждах. Собольи и беличьи шубы поверх блестящего доспеха, зипуны из шёлка или бархата, длинные рукава, собранные по восточной моде на запястьях, а потому - все в сборках. На ногах, не смотря на стужу, сафьяновые сапоги на меху. Богато изукрашенное мастеровыми умельцами оружие. Знатного рода ратники, царёвы стольники и стряпчие, ключники и чашники, горделиво восседают на чистокровных скакунах, кидают ревнивые взоры по сторонам: не превзошел ли кто их обличи-ем. Не затмил ли невиданной справой, арабских кровей жеребцом, в яхонтах и аметистах конским убором или ещё чем. За спиной на лошадях попроще и убранством поскромнее - многолюдье холопов и челядь. Подтрунивая и задирая соседей по сотне, таких же помещичьих людей, ожидают они своей очереди предстать перед окладчиками. Поодаль жалось друг к другу городовое дворянство, служившее по низшим разрядам. Им и показать нечего. Изрядная часть - на мохнатых меринках и бахмутах, многие только что выпряжены из саней и явно знакомы с сохой и плугом. Воины стыдятся простых сермяжных зипунов, видавших виды шуб, достанных по случаю из ларей. С них будет взыскано за воинский прибор не по указу, несправное оружие, малолюдство ратной прислуги. Есть и такие помещики, воинское снаряжение которых ограничивается рогатиной и котомкой за плечами. Таких без раздумья записывают в пехоту, а кого - вообще, в городовые гарнизоны с лишением поместного оклада и царева жалованья.

По итогам разбора воевода представлял развёрнутый отчёт-ведомость, где Москва требовала «все написать смотру своего в список имянно, порознь всякого человека с подлинным очищением, по чинам подлинно, по статьям...». Смотры и верстания проводились в каждом городе отдельно. По их итогам составлялись «десятни» - ведомости наличного состава войска каждого города или уезда. В них учитывалось, сколько каких чинов состоит на службе, возраст, число недорослей и малолеток. «Десятни» составлялись в трёх экземплярах, один из которых посылался в Разрядный приказ. Стоит ли здесь упоминать о том, что учет и контроль являются условиями эффективности любой управленческой технологии. Что касается военной организации, то здесь каждый шаг сопряжён с контролем и проверкой. Это - краеугольный камень, основа основ, один из основных принципов жизнедеятельности современной армии. Думается, что с учётом и контролем в старорусском поместном войске дело обстояло не так уж плохо.

Пытаясь защитить старорусскую военную организацию перед дружным обвинением историков, признаемся, что дело это весьма и весьма трудное, но не безнадёжное. Действительно, к середине XVII века недостатки заслоняли достоинства. Старые военные заслуги перед государством меркли перед неумолимо надвигавшимся военным прогрессом, правила которого диктовала Европа. Жизнеспособность поместного войска с трудом выдерживала испытания. Удары судьба наносила не столько на полях сражений, сколько придворными интригами и боярскими дрязгами. К этому можно добавить ослабление государственной власти в результате правительственных кризисов, поразивших Россию в последней четверти XVII века. Контроль за армией был упущен, что действительно сказывалось на боеспособности дворянских сотен.

Наиболее тяжким обвинением в адрес поместного войска звучали упрёки в отсутствии боевой подготовки в мирное время. Поместное войско не знало систематического воинского обучения. Во-первых, сама организация службы в сотенных полках13 препятствовала регулярной боевой учёбе. Во-вторых, боевые действия, в которых обычно участвовала поместная конница, требовали от неё иных навыков, нежели европейское военное искусство. Служба на южных рубежах привела к заимствованию наиболее пригодной для этого азиатской тактики. Здесь, в бескрайних степях, война сводилась к стремительным набегам, засадам, поискам, глубоким рейдам. Движения колонной, атаки сомкнутым строем, залповая стрельба в духе европейских наставлений в такой войне были просто бесполезны.

Обороняя южные границы, поместное войско справлялось со своими задачами. Но, вместе с тем, она выявила свою уязвимость в наступательных войнах, особенно, в столкновениях с регулярными шведскими и польскими отрядами.

Поместный принцип накладывал отпечаток и на мобилизационные возможности дворянского войска. Помещик на войну собирался неторопливо. В Крымский поход 1687 года, например, сборы затянулись на два месяца. Когда прибыли последние ратные люди, первые уже успели проесться и пообноситься. Изголодавшихся дворян пришлось распускать по уездам, время выступления было перенесено на более поздний срок.

Недостатком поместного войска была архаичная система снабжения. Себя и свою челядь на войне дворянин содержал за свой счёт. Если боевые действия затягивались, войско вынуждено было кормиться, нещадно грабя и своих, и чужих. Впрочем, к грабежам зачастую прибегали и при изобилии припасов. Вторжение в Польшу, Литву, Лифляндию и Эстляндию сопровождалось разорением городов и сёл, грабежами и насилием.

Неустроенность обеспечения, угроза голода часто оборачивались массовым дезертирством дворян со службы. В официальных документах XYI-XYIII веков часто употребляется «нетство» - неявка на службу или самовольное оставление действующей армии. Во время сбора поместного войска в 1624 году в передовой полк стольника И.Салтыкова в г.Дедилов 76% нетчиков не явились по бедности, в полк князя Оболенского все нетчики не прибыли на службу по этой же причине14. В 1634 году под угрозой голодной смерти масса дворян вынуждена была оставить войско, осаждавшее Смоленск15.

Поместное дворянство имело довольно стройную устоявшуюся иерархию. В соответствии с ней служилое сословие делилось на разряды. Каждая категория дворян строго учитывалась. Причастность к той или иной категории давала право на определённый оклад поместного и денежного жалованья. Особняком в поместном войске держалось высшее сословие дворянства, числившееся в первом разряде. Это были так называемые «московские чины и дворяне». К ним относились бояре, думные дворяне, стольники, стряпчие и жильцы. Из них формировался «государев полк». Представители высшей аристократии числились в отдельных списках Разрядного приказа. Так, в росписи денежных и поместных окладов 1616 года отдельно числятся 25 чинов «московского звания» . В смете 1632 года указаны 2963 «московских чина». В росписи перечневой 1681 года отмечены 6385 представителей московского дворянства16. Ниже стояло провинциальное дворянство, имевшее свою градацию. Верхнюю ступень занимали «выборные дворяне и дети боярские», которые получали в качестве поместного оклада 350-700 четвертей земли. Дальше шли мелкопоместные дворяне, служившие по «городовому списку». Они наделялись поместными окладами в 20-500 четвертей земли. Наконец, дворяне, числящиеся в «дворовом списке» - от 350 до 500 четвертей земли. Кроме поместного оклада служилому человеку полагалось небольшое денежное жалованье от 14 до 44 рублей в год.

Поместное войско в походе подразделялось на сотни, которые, как правило, формировались из детей боярских и дворян одного уезда или города. Сотни одной провинции не смешивались с другими, сохраняя свою организацию (городскую, волостную, уездную) и название: «туляне», «володимерцы», «смоляне» и т.д. «Государев» полк организационно состоял из сотен стольников, стряпчих, дворян, жильцов. Во главе подразделения стоял сотенный голова или сотник. Сотня являлась организационно-тактической единицей, равноценной роте. Её начальник имел определённые строевые обязанности, вытекающие из организации поместных войск.

В основе иерархии «начальных людей» войска лежало поместное право, отношения социальной градации феодального общества. Над военными должностями давлели придворные чины и местнические счеты. Пережитком административно-командной системы поместного войска был её временный характер. Поместная система выставляла ратников на определённый срок. Следовательно, все назначения носили временный характер. Любая воинская должность являлась частным поручением, причём связанным с тяготами и ответственностью. После роспуска войска полномочия «начальных людей» автоматически прекращались. Воеводы и головы, сотники и пятидесятники разъезжались-разбредались по волостям и уездам. Чины даже не учитывались в разрядных записях, воеводских списках и других учётных документах московского государства. Вместе с тем, излишняя централизация военного командования, полное исключение из системы чинопроизводства промежуточного звена в лице воевод, сотников и т.д. убивал в зародыше один из основных стимулов служебного рвения - честолюбие. Сложная и запутанная система учёта помещиков и верстания их определёнными окладами препятствовали служебному росту дворян, так как это должно было сопровождаться изменением их поместного содержания. Так же обстояло дело с другими категориями служилых людей, близкими по социальному статусу к дворянам и детям боярским. Награждать и повышать дворян в должности было исключительно прерогативой царя или Разряда, но не местных воевод. Производить «начальных людей» в следующий чин без царского указа строго запрещалось.

Источники не оставили нам сведений о конкретных служебных обязанностях должностных лиц поместного войска. Основные юридически документы Московского государства делают упор, в первую очередь, на нравственную сторону командного состава. Уложение царя Алексея Михайловича предписывает, чтобы «начальный человек» был непререкаемым авторитетом в соблюдении «государевой чести» и «службы государевых людей». Он обязан был предупреждать «военную измену, никого не грабите и не убивати, никому не чинить насильства и убытка», ничего «безденежно не имати», предупреждать побеги и никого не отпускать со службы без государева указа.

Сведения о боевой летописи поместного войска, дошедшие до нас, весьма скудны. Большинство военных историков судило о нём по таким документам, как, например, записки Григория Котошихина. Подьячий Разрядного приказа, перебежавший на сторону поляков, а затем в Швецию, был заинтересован в очернительстве своего Отечества. Его записки о Московском государстве, ставшие одним из памятников отечественной беллетристике XVII века, исполнены неприязненности и сарказма к России, её государственному строю, культуре и обычаям. Едкие насмешки, оскорбительные замечания, которые сквозят в его опусе, характеризуют автора не только как лицо пристрастное, но и нравственно нечистоплотное. Для полной характеристики стоит добавить, что свою жизнь он закончил на эшафоте как убийца-уголовник.

Котошихин отмечает полное отсутствие обучения, организации, сведущих воинских начальников. Всё это делало, по его мнению, русское войско несметной кое-как вооружённой толпой, лишённой серьёзных военных достоинств.

Вторая группа материалов, характеризующая русское войско того времени, представлена мемуарами иноземцев, посетивших Москву в XYII-XYIII веках. Ко многим из них также стоит относиться критически. Особенно это касается современников Петра I. Они были заинтересованы в искажении действительности, тем самым подчёркивая значимость преобразований начала XVIII века. Самым известным является отзыв австрийского посланникаКорба: «... войска московских царей страшны только для татар... Московские цари могут вывести против неприятеля тысячи людей, но это только беспорядочные толпы, слабые уже вследствие своей громадности».

К третьей группе относятся свидетельства самого Петра и его сподвижников. В первую очередь, это - видные публицисты петровской эпохи Ф. Прокопович и И. Посошков. Так, участник Азовских походов, И.Посошков вспоминал: «На конницу смотреть стыдно: лошади негодные, сабли тупые, сами скудны, безодежны, ружьём владеть не умеют; иной дворянин и зарядить пищали не умеет, не только, что выстрелить в цель; убьют двоих или троих татар и дивятся, ставят большим успехом, а своих хотя сотню положили - ничего». Ему вторит Ф. Прокопович: «Известно есть всему миру, какова скудность и немощь была воинства российского, когда оное не имело правильного себе учения...». Настороженное отношение к этим источникам вызвано тем, что авторы выступали горячими приверженцами реформ в России и видели свой долг в обосновании их необходимости.

Наконец, самым авторитетным свидетелем слабости старорусской военной организации являлся сам Пётр, который в одном из писем отмечал: «... дворянская конница под Азовом .. .по прадедовским обычьем, не приняв воинского строю» воевала.

Итак, была ли боеспособность основного рода войск допетровской армии столь низкой, как это стараются подчеркнуть вышеперечисленные источники? Сегодня к этим оценкам поместного войска необходимо подходить крайне осторожно. И Пётр, и его единомышленники в той или иной мере были заинтересованы в принижении военных достоинств поместного воинства. Более того, все они видели русское войско в период упадка и расстройства, постигших его в период придворных распрь, стрелецких бунтов, ослабивших в целом государство. Нам же историей предоставлена возможность оценивать качество этого войска с высоты XXI века. Она свидетельствует о том, что самые компетентные отзывы о боеспособности той или иной армии часто оказывались заблуждениями. Можно вспомнить события бесславной Крымской войны 1853-1856 гг., когда лучшие, по отзывам современников, в Европе русские полки, оказались беззащитными перед врагом. Одна из самых подготовленных армий XX века - Красная армия фактически прекращает своё существование за 2-3 месяца боёв в 1941 году. А ведь никто не упрекал её в недостатках организации и передового вооружения. Но там хоть - война. А вот как объяснить крах советских вооружённых сил, произошедший на глазах у нашего поколения? За несколько лет самая боеспособная армия, обладающая богатым боевым опытом, оснащённая первоклассным вооружением и техникой фактически перестала существовать. Процесс распада был настолько стремителен и необратим, что поговаривали о целенаправленной и умело направляемой из-за рубежа подрывной деятельности. Истинная же причина заключалась в ослаблении внимания государства к своей неотъемлемой части - к армии. Если всё так стремительно происходило в конце XX века, то что говорить о конце XYII века, когда среди наиболее актуальных государственно-управленческих проблем стоял, например, вопрос о грамотности приказных чиновников. Государственные структуры находились в стадии становления. Их слабость, неразвитость, особенно, в период правления Софьи, и после неё, при Нарышкиных и Стрешневых стала причиной распада военной системы Российского государства. Эту-то армию и критиковали соратники Петра. Вряд ли стоит распространять их негативные оценки на Вооружённые Силы всей второй половины XYII века.

Признавая пережитком отсутствие регулярного обучения, стройной организации старомосковского войска и поместной конницы, в частности, нельзя не отметить громадный боевой опыт этой части российского войска — опыт «малой» войны. Разве многолетний жизненный опыт не может заменить профессиональные навыки, приобретённые на строевом плацу? Сторожевая служба, стычки на границах, стремительные набеги, отражения нападений, «осадные сидения» занимали большую часть жизни служилых людей в мирное время. Вот неполный послужной список «начальных людей рейтарского строю», социальный статус которых был близок поместным дворянам. Полковник «рейтарского строю» Матвей Кравков в 1672 году собрал со смоленской шляхты «скаски, какой кто породы и с какого времени на службе в Смоленске», по которым можно судить о боевом опыте служилых людей той эпохи. В своей «скас-ке» сообщает Вилим Кормихин: «За службу моего отца Великий Государь пожаловал меня в капитаны в полк моего отца Мартына Мартыновича Кормихина. И в том же году с боярином и воеводой князем Урусовым ходил я под Брест, и под Верхови-чами с гетманом Сапегою был бой и милостию божией и Великого государя счастием гетмана Сапегу с поля сбили и войска его много ратных людей побили и многих языков поймали. После боя по указу был я отпущен к Москве». В 1660 году Кормихин с полком «бились под Трубчевском с изменниками черкесами, под городками посады повыжгли и разорили без остатку...после этого послан из Трубчевска к Почепу для языков». Кормихин участвовал в боевых действиях против гетмана Юрия Хмельницкого и крымских татар: «... и был у нас с ними бой на реке на Роже... черкасов и крымских людей побили и в реку вогнали и их порубили всех наголову более тысячи человек и с тех пор и по се число служу Великому Государю в Смоленске».

Богатая военными событиями судьба выпала и на долю майора «рейтарского строю» Андрея Венту. В своей «скаске» он сообщает: «... отец мой выехал из своей земли на Его Великого Государя службу в давних летах и служил мой отец много лет солдатского строю капитаном. Я же родился на Москве и служу Великому Государю на Смоленске квартирмейстером рейтарского строя полка. С боярином и воеводой князем А.Н. Трубецким ходил к Копысу, который сдался. После служил под началом боярина и воеводы князя Черкасского, под Шкловом разбили Радзивилла, после к городу подступали и на приступе я ранен в ногу. После был в посылках во многих подо многими городами...». Далее А. Венту воевал под Быхо-вым, Слуцком, Несвияжем, сидел в осаде в Гродно и «... как к Гродне польские и литовские люди подступали и я на вылазках на многих бился не щадя живота своего». Майору привелось столкнуться с регулярными шведскими войсками: «... указано нам было и город Карелу осадили, и для выручки Корелы приходил генерал-майор Стрен со многими немецкими людьми, И к шанцам нашим к нам подступали многажды, и мы его отбили и с поля согнали и многих людей его побили». Далее А. Венту участвует в походах в польскую Украину, является очевидцем трагедии под Чудновым с войском В.Б. Шереметева, попадает в плен: «И в то время боярин Василий Борисович взят в полон в Крым, а я взят в Польшу и в Польше в плену был три года»25. Подобные насыщенные послужные списки были и у других респондентов опроса.

Поместное войско не отвечало требованиям, предъявляемым к тактической кавалерии XVII-XVIII веков. От неё требовались устойчивые строевые навыки, умение маневрировать на поле боя в компактных построениях, вести огневой бой в строю, атаковать противника в сомкнутых колоннах. Всё это требовало определённой выучки и дисциплинированности. Искусство боя в XVII веке определяло военное искусство в целом. Мерилом боевой подготовки войска являлись его действия на поле сражения. Безусловно, в бою дворянская конница уступала европейскому противнику. Отсюда невысокие отзывы о боеспособности поместного войска. Что же касается искусства ведения кампании или всей войны, то здесь так уверенно говорить о превосходстве той или иной стороны не приходится. Можно лишь предположить, что на театре войны поместная конница, по своим качествам больше напоминавшая лёгкую конницу восточного типа, могла бы иметь превосходство над тяжелой западноевропейской кавалерией, созданной преимущественно для боя. Но, к сожалению, это только предположения, фактами для сравнения мы не располагаем.

Ополчаясь на противников веры православной и державы российской, царь призывал под знамёна с ликом Богородицы различные конные отряды, близкие по своему содержанию и организации к поместным войскам. Все они так или иначе были обязаны службой Великому православному Государю. Часто привлекались казачьи войска: донские, малороссийские черкасы, слободские, запорожские, в разные времена входившие в состав российского войска. Интересно, что оценки их боеспособности и эффективности не так однозначно негативны, как у поместной конницы. И это, не смотря на их однотипность в содержании, вооружении, обеспечении и других компонентах боеготовности войск. Например, настойчивые попытки как Валленштейна26, так и его противника, Густава-Адольфа27, нанять на свою службу отряды запорожцев или украинских казаков, являются авторитетной оценкой их боевой состоятельности. Другой общеизвестный пример: высокая боеспособность донской казачьей конницы у читателя не вызывает никакого сомнения. Правда, расцвет её военных подвигов пришёлся на более позднюю эпоху. Но на протяжении веков тактика и методы ведения боевых действий донских казаков практически не изменялись. Она никогда не дралась в плотных колоннах, уступала линейной кирасирской или драгунской кавалерии во фронтальных сшибках. Зато ей не было равных в проведении кампаний и отдельных операций. Она с успехом вела разведку, дозорную и сторожевую службу, прославилась во внезапных нападениях, засадах, демонстрациях. Её неутомимость и вездесущность изматывала и обескровливала противника больше, чем действия регулярных войск. Дальние поиски и рейды по тылам противника с участием казачьей конницей высоко оценивались теоретиками военного искусства. На этих боевых примерах в военных школах многих стран осуществлялась подготовка кавалерийских командиров. В чём же здесь дело? Почему при равных условиях такие разительные расхождения в оценках?

Очевидно, при кажущейся внешней боевой однотипности, помещик всё-таки отличался от казака. Не было у него той дерзости, боевого порыва, лёгкости на подъём, авантюризма, наконец. Государственный служилый человек, а фактически, бесправный царский холоп, не мог равняться с вольным казаком. Кто такой был вольный казак? Отчаянный сорви-голова, бежавший из-под помещичьего ярма в бескрайные ковыльные степи. Собравшись с ватагой подобных себе, для которых война, набег, разбой стали делом жизни, он обращал свои взоры на Волгу, Азов, южные моря, где можно поживиться чужим богатством, «добыть зипунов». Военная добыча являлась основным средством существования казака. Постоянная игра со смертью, риск сложить «буйную головушку», военная стихия, полная опасностей и лишений формировала психологический тип воина, в любой момент готового взяться за оружие. Его сабля и его конь - вот всё богатство казака. Всё остальное было преходяще и зависело от его ратной сноровки. Не так обстояли дела у дворянина-помещика. Его, как сейчас принято говорить, менталь-ность определялась не вольной волей, а вотчиной или поместьем. На войну он отправлялся силой царского указа и боярского приговора. Как для любого нормального человека, для него война была испытанием, лихолетьем.Он и хотел бы обогатиться ею: захватить добычу в набеге, пленных - рабочие руки не станут лишними в его небогатом хозяйстве. Но ему было что терять: семью, поместье, хозяйство. Он был накрепко привязан к ним, к государству, которое дало ему всё. Ему тоже пришлось хлебнуть немало, пережить не одно лихолетье. Он побывал и под стенами немецких крепостей, и перед укреплениями Перекопа. Его сердце не раз обмирало от хищного свиста татарских стрел. Он видел солнечный отблеск крымской сабли над своей головой. И всё равно это был другой тип воина. В бой его звал долг служилого человека. Ему нельзя было рисковать, и он воевал с оглядкой. Интересно, что наш героический эпос не оставил потомкам сколь-нибудь заметного поэтического памятника этим воинам, слишком скромен помыслами и поступками был русский служилый дворянин. Образ помещика, взявшего в руки саблю и выехавшего заступить пути-дороги супостату не вдохновлял великих столпов русской культуры. В нём не видели ни величия подвига, ни гражданской позиции. Они не являли примеры самопожертвования, стойкости и мужества. И уж конечно, социальный протест и бунтарство, извечная русская тема, ну никак не увязывались с образом холопа-помещика. То ли дело, вольные казаки, хоть - донские, хоть - волжские, ну, или - лихие запорожцы. Тут тебе и романтика отчаянно смелых, степных рыцарей, их прославленное бесшабашное войсковое «товарищество», пиры у степного костра, и заздравная чаша, и пение домбры о подвигах предков, и беспримерное мужество защитников южных рубежей. Ежели же ты пролетарской веры, то ты не можешь пройти мимо борца с социальным гнётом и заступника угнетённого и обиженного. Твой долг - опять же создать героический образ этого борца. Твори - не хочу.

Что ж, остаётся признать, что, не смотря на видимое сходство, поместное войско разительно отличалось от вольных казачьих ватаг. Оно уступало - в одном, но и опережало - в другом. В отличие от лихой казачьей вольницы служилый человек оставался надёжной опорой существующему строю. Поместное дворянство неоднократно демонстрировало лояльность государственной власти, верность престолу и присяге в многочисленных внутренних конфликтах. Их твёрдая социальная и нравственная позиция, решительные действия способствовали быстрому подавлению восстания Разина, стрелецкого мятежа 1682 года. Поместные отряды стали опорой Петра в его борьбе с Софьей в 1689 году, велика была их заслуга в разгроме мятежных стрельцов в 1698 году, в подавлении Астраханского восстания 1705 года.

Поместная служба предполагала несение воинской повинности до глубокой старости. Замена сыном, другим родственником по старости или инвалидности допускалась только в исключительных случаях и с разрешения правительства. Причиной этих трудностей была московская бюрократическая волокита, связанная с изменением поместных окладов служилым дворянам. В подобных случаях новика или же «верстали» новым поместным окладом, то есть положенным участком земли, или же «сажали» его на оклад отца, или - выделяли ему чдсть из отцовского поместного оклада. Так как денежные и поместные оклады, учёт служилых людей велись в десятках приказов, в сотнях всевозможных списках и росписях, то, естественно, процедура с заменой отца сыном реализовалась с трудом. Говоря современным языком, при этом приходилось преодолевать межведомственные бюрократические преграды.

Но, с другой стороны, эта заскорузлость московской управ-ленческо-бюрократической машины объективно работала в интересах военного дела. Часто рядом с новиком, впервые оказавшемся в составе походного войска, находился его отец, дядя или другой родственник, за плечами которого был уже не один поход. Не выпуская стариков-ветеранов из рядов войска, правительство способствовало сохранению боевых традиций и опыта, передаваемых из поколения в поколение русских дворян.

Московское правительство осознавало несовершенность поместного войска и в XYI-XYII неоднократно пыталось приблизить её к уровню современного военного искусства. Один из первых ударов был нанесён по заскорузлой системе военного управления, которое в те времена практически было парализовано местничеством. Система местничества зиждилась на феодальной иерархии фамильных родов государства. На должностные места в государственном аппарате, в армии назначения производились в строгом соответствии со знатностью фамилий, к которой принадлежал кандидат на вакансию: «Приходилось подбирать не воевод к полкам, а полки к воеводам».

Образованность, талант, военные навыки при этом уступали родовитости. Из-за местнических счётов приходилось в свое время отказываться от опыта таких полководцев, как князь Д. Пожарский, выдвигая на первые места в армии бездарных, но знатных бояр.

В 1658 году, оказавшись в затруднительном положении под Вильно, князь Ю.Долгорукий взывает о помощи, но воеводы Барятинский и Плещеевы, отряды которых находятся поблизости, отказывают в этом, так как им «невместно» поддержать менее родовитого вельможу. Пока воеводы «местничали» да спорили, чей род знатнее, гетман Сапега нанёс поражение войскам Долгорукого и вынудил русских отступить от Минска. Подобными примерами изобилует русская военная история XY-YII веков.

Местничеством была проникнута вся управленческая структура московского войска, но особенно пагубно на состоянии армии сказывались местнические споры в высших эшелонах власти. Ещё Иван Грозный пытался обуздать родовитое московское боярство. В 1550 году был принят указ, направленный против местничества. Впредь служба новиков из знатного рода на малых должностях не считалась прецедентом для местничества. Отпрыски боярских родов могли служить, не волноваться о порухе родовой чести, так как рано или поздно становились воеводами. Это был один из первых ударов по местническим пережиткам. Этот указ неоднократно дублировался позднее. Отправляя войска в очередной поход, царь заставлял воевод служить «без мест». Правда, подобные указы, как правило, не выполнялись. Дальнейшая борьба с отжившими традициями связана с реформами 80-х годов XYII века, проводившимися князем В. Голициным. Указом от 12 января 1682 года местничество было окончательно упразднено, а местнические книги и списки торжественно сожжены. Отмена местничества являлась важным шагом в военном строительстве. Она способствовала оздоровлению системы военного чинопроизводства и упорядочению порядка подчинённости.

В это же время реорганизации подверглась структура войска. В 1681 году комиссией В.В. Голицина предписано «стольникам и стряпчим, и дворянам, и жильцам служите полковую службу по-прежнему, но чтобы расписать всех в роты, а не в сотни»29. Сотники стали называться ротмистрами и поручиками, воеводы - полковниками и т.д. Переход от древнерусской сотенной к европейской ротной организации окончательно был завершён в ходе первого Крымского похода. Само по себе это переустройство не носило кардинального перестроечного характера. Большинство историков характеризуют предпринятые меры правительства как половинчатые. Как метко заметил СМ. Соловьёв, правящие круги, «не трогая старого, приставляли к нему новое»30. Многие начинания В.В. Голицина, к сожалению, остались на бумаге. После политического краха Софьи его постигла опала. Вместе с этим преданы были забвению и его замыслы по преодолению отставания армии. Вполне возможно, если бы политическая конъюнктура благоприятствовала не Петру, а его противникам, мы бы сегодня говорили не о петровских, а, может быть, о «голи-цинских» или «софьинских» военных преобразованиях. Но, как принято полагать в исторических кругах, сослагательное наклонение в истории - дело бесперспективное и антинаучное. Тем не менее, не составляет особого труда увидеть в преобразованиях В.В. Голицина прообраз реформ рубежа XVII-XVIII веков. Та же направленность - проевропейская. То же отчётливое понимание, что основные препятствия на пути военного прогресса - это заскорузлые отжившие формы старорусской организации, так называемый «русский строй». Единственно, в чём правительство Софьи уступало своему брату - так это в решительности, бескомпромиссности, энергичности и жестокости. Оно непоследовательно в достижении своих целей, действует с оглядкой. Оно -невольный заложник политики заигрываний с самым консервативным отрядом старомосковской военной организации - со стрельцами. И в Азовских походах и в начале Северной войны мы видим поместное дворянство, вновь расписанное по сотням, как в стародавние времена.

К концу XYII века поместная конница вытесняется другими родами войск, её удельный вес в войске падает. За десять лет войны с Польшей её количественный состав сократился с 39408 в 1651 до 21850 - в 1663 году . В порубежных русских городках в 1672 году только 10% дворян и детей боярских служат в поместных сотенных полках, в то время как в 1651 этот показатель достигал 95%30. Правительство всё решительнее перераспределяет дворян в более современные полки нового строя. Исследователь истории русской армии А.В. Чернов отмечает, что фактически «... поместное ополчение... в период войны со шляхетской Польшей перестало существовать. По своей боеспособности (дисциплине, вооружению и т.п.) оно не соответствовало общему уровню требованию военного дела и во многом уступало полкам нового строя. Так закончило свой боевой путь поместное ополчение, долгое время составлявшее ядро русского войска»34.

Кроме дворянско-поместной конницы «русский строй» был представлен стрелецким войском. Общепринято считать, что стрельцы сплошь были вооружены огнестрельным оружием -пищалями, потому и назывались стрельцами. Это не совсем так. В состав стрелецких полков входили пикинёрные роты; существовали конные стрелецкие полки. Стрелецкий приказ или полк имел свою артиллерию, от 5 до 10 пушек с прислугой. То есть, стрельцы представляли собой отдельную армию внутри Вооружённых Сил России со своим командованием и управлением, организацией и тылом. Служба стрельцов была, в основном, наследственной. В середине XYII века для них был установлен 50-летний срок службы. Правительство поощряло семейную преемственность, когда на место старого увечного стрельца «привёрстывался» его сын, племянник или другой родственник. Если такового не оказывалось, то на вакантные места вербовались «вольные охочие люди, не состоящие в тягле». Вербовали на службу воеводы или приказные головы по указу правительства. В стрельцы предпочитали брать преимущественно из больших семей «людей добрых и прожиточных», физически здоровых и женатых. За новоприборного обязаны были поручиться старые опытные стрельцы в том, что он будет слушаться начальных людей, исправно нести службу, «в походы под городы ходити», местных жителей не притеснять и не грабить, платья стрелецкого не воровать, со службы не сбегать, из стрельцов не выписываться33. В отличие от Западной Европы постоянные войска в России сложились не в форме наёмных отрядов, а как наследственные по своему составу и характеру службы, Если в Европе постоянные армии появляются в ходе Тридцатилетней войны (1618-1648 гг.), то в России стрелецкое войско учреждено на полстолетия раньше Иваном Грозным. В многочисленных войнах оно доказало неоспоримое преимущество перед дворянской конницей. В отличие от неё стрельцы несли постоянную службу по гарнизонам под началом своих командиров, были расписаны по сотням и приказам, что повышало их мобильность на случай войны. Если поместное войско к концу XYII века неизменно сокращается, то численность стрелецких формирований постоянно растёт. Если в 1632 году стрельцов насчитывалось 33775, то в 1681 году численность возросла до 55 тысяч. В значительной мере это происходило за счёт увеличения численности московских стрельцов. Их полки с 8 тысяч в 1632 году возросли до 22500 в 1681 году34.

Но прогресс военного дела, особенно, во второй половине XYII века, ставит на повестку дня создание не только постоянных, но и профессиональных формирований, Военнослужащий должен быть не только приписан к тому или иному полку, он должен постоянно заниматься совершенствованием боевой выучки. Безусловно, стрельцы не отвечали этим требованиям, и время неумолимо вершило свой приговор над этой частью московской армии. Боевая подготовка стрельцов в мирное время зачастую ограничивалась исполнением полицейских функций и несением караульной службы. Обучение строю и стрельбе производилось эпизодически.

В Москве и других городах стрельцов селили слободами. Под дворы, строения и огороды им и другим служилым людям отводили земельные наделы всем сообща, а не индивидуально, как помещикам. Там, где представлялось возможным, вместо хлебного и денежного жалованья стрелец наделялся пашенной землёй. Угодья выделялись также всему полку «вообче». Затем община делила землю на индивидуальные участки по установленным нормам. Все земельные наделы считались временными на срок службы стрельца. В случае смерти, отставки, побега надел передавался новоприборному. Участок не подлежал купле, продаже, обмену, закладу. Кроме того, стрельцы получали незначительное денежное жалованье, которое, впрочем, выдавалось крайне нерегулярно. Стрелец имел право на различные единовременные пособия «на подъём», за ранение, «за полон-ное терпение». На службе: в караулах, в походе стрельцу было положено «на прокорм» 6-8 денег в день35. Часто деньги заменялись натурой: хлебом и продуктами. В этом снабжение стрельцов в походе отличалось от дворянского.

В XVI - первой половине XVII веков стрельцы составляют абсолютное большинство пехоты московского войска. Но постепенно они теряют свою боеспособность, и во второй половине XYII века всё отчётливее проявляется тенденция к использованию стрелецких войск как полицейской силы. Они несут «городовую» службу: стоят в караулах, подавляют волнения в уездах, ловят беглых, тушат пожары. Стрельцы, как московские, так и городовые, продолжают участвовать во всех походах рассматриваемой эпохи, но их доля в составе походного войска постоянно падает. Как правило, в поход привлекалось лишь 5-10% всех стрельцов, что составляло 4-12% походного войска. Так, в войске М,Б. Шеина, осаждавшем в 1632 году Смоленск, стрельцов насчитывалось всего 1612 человека. В 1655 году в состав походного войска воеводы князя С.А.Урусова входило лишь 2 псковских стрелецких полка. В 1687 году только 2 московских полка участвуют в боевых действиях против татар под командой воеводы А.С. Шеина36. Во втором Азовском походе принимали участие 2 полка смоленских стрельцов. В боевых порядках русского войска стрельцы постепенно вытесняются солдатскими полками.

Стрельцы ещё долгое время будут выступать своеобразным символом старомосковской армии. Редко кто из приезжих иноземцев обделяет их своим вниманием: «.. .У Московского царя есть очень значительные запасы хлеба и сушёного мяса, которые идут на содержание стрельцов или янычар, получавших от него одежду и очень много денег, потому что они занимаются всякой торговлей и важными преимуществами».

Или же: «... они, как янычары в Турции, составляют в Московии отборное войско. Стрельцов состояло иногда 12, иногда 24 тысячи».

Вместе с тем, необходимо отдать им должное. Наряду с выборными солдатскими частями стрелецкое войско составляет самую надёжную часть Вооружённых Сил Московского государства второй половины XYII века. Так, московские стрельцы отличились в боях с турками на Днепре в 1678 году. При отступлении от Чигирина в арьегард, по свидетельству П. Гордона, были назначены выборные солдаты и стрельцы. В мае 1681 года во время торжеств по случаю перемирия с Турцией и Крымом московским стрельцам, начальным людям и рядовым, от имени царя Фёдора Алексеевича была объявлена «милостивая похвала» и дана награда «по сукну человеку» за то, что во время войны «на полевых боях и осадах с турскими и крымскими людьми бились и стояли в ополчениях храбро и мужественно, и крепко..., и кровь свою пролив и многих неприятеля людей побивали и Чигиринские горы взяли и пушки, и знамёна, и шатры, и намёты у них побрали и теми многими и храбрыми службами... во окрестные государства славу показали...».

Более высокие мобилизационные возможности стрелецкого войска объяснялись тем, что каждая сотня или приказ селились компактно. В центре каждой слободы стояла съезжая изба, где хранились знамёна, наиболее ценные припасы, документация приказа. Здесь же проводились смотры и учения, «суд да расправа» над провинившимися. Приказом командовал местный воевода, стрелецкий голова или полковник, полуголова или подполковник, сотники, пятидесятники и десятники. Все они составляли постоянный штат приказа. Как правило, головами назначались представители знатных дворянских фамилий, сотниками - дети бояр, пятидесятниками и десятниками - лучшие стрельцы. Стрелецкие чины от подполковника и выше присваивались царским указом. До сотника включительно чинами ведал местный воевода.

Таким образом, организация, управление, снабжение и материальное обеспечение стрелецкого войска было совершеннее по сравнению с поместным войском. Тем не менее, экономическая отсталость государства препятствовала гибкой эволюции этой части армии до уровня требований современного военного искусства.

Командование и правительство неоднократно предпринимало попытки совершенствовать стрелецкое войско. Особенно активно они осуществлялись во второй половине XVII века. Суть реорганизации и стрелецких и поместных войск заключалась в устранении в их устройстве двойственности, заключавшейся в тесном соседстве старорусских и западноевропейских начал. От старорусского неуклонно отказывались, действуя при этом не всегда последовательно и решительно. Европейские начала занимали всё более весомое место в организации армии. Стрелецкие полки были переустроены по образцу «полков нового строя». Указом от 25 марта 1680 года «начальные люди» стрельцов были пожалованы новыми чинами. Отныне они назывались полковниками, подполковниками, капитанами и т.д. Служить им было предписано, «... как служат и у гусар, и у рейтар, и пеших полков тех же чинов, которыми чинами...пожалованы ныне, и впредь прежними чинами.. .нигде не именовать и никому теми прежними чинами не называть.. .».

Всё настойчивее предпринимаются меры для повышения боевого мастерства и выучки стрельцов. Правительство намеревалось обучать их солдатскому строю, т.е. ввести регулярное и систематическое обучение: строевую подготовку, стрельбу в цель и т.д. Известен царский «наказ» головам учить стрельцов «почасту стрельбе, чтоб из самопалов стрелять были горазды, а которые стрельцы из самопалов стрелять не умеют, и тех стрельцов учить перед собой и перед сотники». Поскольку «пехотную экзерцицию» переносили из солдатских полков, для проверки строевого обучения был назначен «генерал над всей пехотою и над стрельцы»42. И хотя учения проводились от случая к случаю и без общих правил, новая обязанность легла на плечи стрельцов тяжёлым бременем. Два московских стрелецких приказа, находящихся на службе в Туле, подали челобитную об освобождении их от солдатской службы на том основании, что они «искони вечно в солдатском учении не бывали да они же на многих службах были и в осадах во многих сидели и многие увечны и ранены и им де, будучи в солдатском ученье, вконец погибнуть и промыслов своих отбысть, помереть с голоду»43. Новшествами были недовольны и стрелецкие «начальные люди», Солдатская служба сулила им отрыв от насущного хозяйства, от привычных домашних дел. Вместо этого их ожидала безрадостная перспектива регулярной боевой учёбы с подчинёнными и существенное материальное ухудшение. Стрельцы отвечают протестами, часто переходящими в брожение. Они - непременные участники всех восстаний и беспорядков XVII века. В 1648 году часть московских стрельцов примкнула к восставшим в Москве, Козлове, Челковском остроге, в 1650 они активно участвовали в выступлении городских низов в Новгороде и Пскове. Часть стрельцов поддержала московскую бедноту во время «медного бунта» 1662 года. Много стрельцов входило в состав отрядов Степана Разина. Вместе с тем, нельзя не отметить, что решающей силой при подавлении этих и других беспорядков выступали те же стрелецкие части.

Дальнейшие изменения стрелецкого войска связаны с унификацией его организационных структур и доведении численности до уровня полков «нового строя». В соответствии с указом от 12 декабря 1680 года полк должен был насчитывать 1000 рядовых, десятников и пятидесятников. Полком командовали полковник, подполковник и 10 капитанов44. Унификация армии этого времени проводилась и путём перевода некоторых категорий «служилых людей старых служб» в солдатский строй. В солдаты записывали обедневших помещиков с понижением им жалованья, пушкарей, затинщиков, городовых казаков и других представителей «русского строя». Эта судьба не миновала и многих, в основном, городовых стрельцов. Этим же указом стрельцы, находящиеся в ведомстве Стрелецкого, Смоленского, Казанского и др. приказов были расписаны в солдатские полки: «... и впредь служить солдатские службы и писать их солдатами»45. Чуть позже указано «впредь служить солдатские службы» стрельцам Новгородского, Севского, Белгородского и Тамбовского разрядов»46. Опрометчиво видеть в этой попытке росчерком пера превратить разношёрстные массы ратных людей в стройные ряды солдатских полков сколько-нибудь основательную реформу Вооружённых Сил. Условий для неё не было: не хватало обученных офицеров, вооружение было разнотипное, частью - отечественное, частью - иноземное, не было единого устава. Но главная проблема, с которой столкнулось правительство, опять же заключалась в материально-финансовы затруднениях. Солдаты, в отличие от Стрельцов, должны были находиться на казённом обеспечении. Переводя массу служилых людей в солдаты, правительство тем самым лишило их старых источников существования, каковыми являлись собственные промыслы, ремёсла. Но денег, как всегда, не хватало, и правительство делает шаг назад в проведении преобразований. Приговором боярской думы от 25 июля 1681 года было указано всех стрельцов Севского и Новгородского разрядов, которые прежде «служили с денежного жалованья, устроить землями и служить с тех земель без жалованья». Указом от 30 марта 1682 года эта мера распространилась на стрельцов Владимирского, Смоленского, Белгородского разрядов47. Городовые стрельцы и другие категории служилых людей стали величаться «пашенными солдатами». Это ухудшило и без того сложное положение ратных людей. Солдатская служба была тяжелее: постоянные походы, систематическая боевая учёба, в то время как стрельцы несли более спокойную, оседлую «городовую» службу. Предполагалось, что, ужесточив требования, правительство возьмёт на себя заботы по обеспечению солдат. Вместо этого реформа поставила их просто в безвыходное положение. Она грозила полным разорением, лишив их и казённого солдатского жалованья, и привычных источников существования. Из горожан стрельцы превращались в сельских жителей, из ремесленников -в пахарей. Но боеспособности войску это ничуть не добавляло. Таким образом, сущность реформы была выхолощена, цель, создание регулярной вооружённой силы, не достигнута.

Тем не менее, стрелецкое войско представляло собой очередную ступень в развитии регулярной военной организации. Оно имело более-менее стройную штатно-должностную структуру, приобщалось к регулярной тактико-строевой подготовке и обучению. Более совершенная организация, материальное обеспечение в мирное и военное время определяли его преимущества над поместным войском.

Таким образом, для войск «русского строя» характерными были следующие черты:
- в отличие от войск Западной Европы, они были созданы государством, выступали носителем традиций государственности в России; служба государственному интересу воспитывала в «служилых людях» верность долгу, престолу, Отечеству;
- мононациональный состав делал войско монолитно сплочённым, скреплённым узами общенациональной идеи;
- основной принцип организации войск - «служба с земли», не смотря на свою архаичность, имел положительное значение для формирования общественного сознания целых поколений российских военных: преданность Отечеству, глубокое чувство патриотизма становится основой мотивации к службе «дворян и детей боярских», стрельцов, городовых казаков, пушкарей, затинщиков, воротников и др. служилых людей «русского строя»;
- наследственность службы, семейственность, общинный характер, круговая порука предавали особый колорит нравственному содержанию воинской повинности;
- сословия российских служилых людей воспитывались на справедливом, освободительном характере войн, которые Московское государство вело в XVI-XVH веках;
- войны рассматриваемой эпохи велись под религиозными лозунгами защиты православия. Роль православной церкви, как вдохновителя и воспитателя российского воинства, трудно переоценить. Идеи православия осеняли духовную и нравственную сторону службы. Мужество, стойкость, готовность к самопожертвованию и взаимовыручка определяли лицо русского ратника;
- громадный боевой опыт, накопленный московскими войсками в больших и малых войнах, стал основой самобытного военного искусства армии Российской империи.

К середине XVII века войска «русского строя» уступают место более совершенным, устроенным на европейский манер частям «нового строя».

Наиболее решительные шаги по пути создания современной армии были предприняты перед Смоленской войной (1632-34 гг.). Было принято решение пойти по европейскому пути и создать сравнительно небольшую наёмную армию из иноземных солдат. Параллельно шло формирование частей «нового строя» из русских людей. Царским указом в 1629 году велено набрать в городах и направить для ратного учения под началом немецких полковников 2000 беспоместных «детей боярских», которые «...для бедности... живут на посадах или в монастырях или инде где кормятся». Им сулили 5 рублей годового жалованья, по алтыну в день - кормовых денег, а так же -казённые пищали, свинец и порох4". Дворян в пехоту, службу в которой они считали непрестижной, привлечь не удалось. К сентябрю 1630 года записались только 60 человек. Тогда правительством разрешено было брать в солдаты посадских людей, татар-новокрещёнов, казаков. Частично прибегнули к даточным наборам. Результаты превзошли все ожидания. К декабрю 1631 года было набрано на службу 3323 человека. Новоприборные полки включали по 1600 рядовых и 176 «начальных людей» в каждом. Полк состоял из 8 рот во главе с полковником, полковым большим поручиком, майором. Правда, малопонятное иноземное слово «майор» в штатных списках было заменено на знакомое «окольничий» или «сторожеставец», что позволяет нам судить об основных должностных обязанностях этого офицера. Другие воинские звания русскому люду были знакомы, так как имели польское происхождение. Три старших офицера номинально занимали должности командиров рот, получая за это положенное ротному денежное жалованье. Остальными ротами командовали 5 капитанов. Роты имели довольно стройную организацию. Командный состав состоял из поручика, прапорщика, 3 сержантов, квартирмейстера или окольничего, каптенармуса или дозорщика за ружьём, 6 капралов или есаулов. Каждая рота имела своего лекаря. Для канцелярских дел в качестве писаря к роте был прикомандирован подьячий. Два переводчика или толмача помогали офицерам-иноземцам командовать своими подразделениями. Штатный список завершали 3 барабанщика и 200 рядовых солдат, из которых 120 были вооружены мушкетами, 80 - пиками.

К началу 1632 года «вольных охочих людей» было набрано достаточно, чтобы ими укомплектовать 6 солдатских полков. Так было положено начало «полкам иноземного строя», качественно новой военной организации, которым суждено было стать ядром регулярной российской армии.

Недостаток источников стал основной причиной малоизу-ченности допетровской военной организации. Долгое время она рассматривалась историками не иначе, как отправная точка для эпохи преобразований, этакий серый фон, который непременно должен озариться яркой звездой преобразовательного гения, застойное время, предшествующее стремительному прорыву во всех сферах жизни, в том числе, в военной. В большей степени недостаток фактологического материала ощущался на истории «полков нового строя». Архив Иноземного приказа, в ведении которого непосредственно находились солдатские, рейтарские и драгунские полки, фактически не сохранился. Отдельные косвенные сведения о состоянии и развитии полков содержатся в нормативных источниках (царских указах, грамотах) и в документах других приказов, главным образом, Разрядном. К ним относится актовый материал, текущая переписка по частным вопросам, записные книги Разрядного приказа, указы и распоряжения правительства, сведения об их исполнении, грамоты приказа военачальникам, отписки об исполнении, осадные росписи, сведения о численности полков, сметы вооружённых сил, списки полков и т.д.

Скудность источниковой базы отразилась, в первую очередь, на дореволюционной литературе о солдатах, как впрочем, и о других разрядах русского войска XVII века. Работы этого периода можно перечесть по пальцам. Но и они отличались информационной краткостью и бедностью фактического материала. К таким относят, например, работу И. Беляева, которая представляет собой краткую характеристику видам и. родам допетровской армии49. Тем не менее, книга И. Беляева долгое время рассматривалась как серьёзный труд о русском войске XVII веков, на который часто ссылались другие историки. Среди них Н.Г. Устрялов, решительно заявивший, что до Петра регулярного войска не было50. Так в военной историографии была незаслуженно принижена роль солдатских полков. Отныне им было уготовано скромное место предтечи петровского войска. Даже С. Соловьёв утверждал, что только с появлением в России «разных видов войска с иностранными названиями» и начался переход к постоянному войску. Взгляды В.О. Ключевского несли на себе отпечаток противоречивой концепции петровских реформ. Новые полки, считает он, ещё не были регулярной армией, так как после похода они распускались по домам, при этом оставлялись только офицерские кадры.

Ещё во втором Крымском походе «полки иноземного строя были в исправности», после похода их следы теряются. По-видимому, предполагает Ключевский, Нарышкины после свержения Софьи в 1689 году в уплату за услугу «спустили тяготившееся иноземным строем дворянство на более лёгкий, русский».

Историки, выступившие после Ключевского, превратили постулат о «западном влиянии» во всеобъемлющую основу своих представлений об исторических судьбах России. Они смело заявили, что полки иноземного строя представляли собою регулярную армию, само собой разумеется, созданную по иностранным образцам. М.Н. Покровский же предлагал отбросить «старый предрассудок, будто бы Пётр был создателем регулярной армии в России» и видел в солдатских полках XVII века готовое регулярное войско. Эти частные умозаключения вытекали не из глубокого и серьёзного анализа исторического материала, а из общего негативного отношения историков к преобразованиям 1-ой четверти XVIII века и являлись попытками доказать их бесплодность.

Военные историки XIX века выступали как убеждённые государственники, утверждая, что единственный двигатель любых реформ - государство, единственный источник - иноземное влияние. Даже те, кто отрицал в целом теорию заимствования и подчёркивал национальную самобытность военной организации Руси, касаясь состояния русского войска в XVII веке, подчёркивал, что оно развивалось под «напором иноземного влияния» и перешло «к системе, заимствованной у иноземцев».

Пожалуй, только в советское время появились серьёзные и глубокие исследования, посвященные данной проблеме. Это позволило советским военным историкам определить достойное место полкам нового строя в отечественной военной истории. Их позицию можно охарактеризовать следующими положениями:

1. Полки иноземного строя - уже вполне оформившееся регулярное войско, обладавшее всеми признаками последнего. Вместе с тем историки отмечали такие анахронизмы военной организации XVII века, как существование рядом друг с другом двух военных систем. Новые полки не вытеснили старой (сотенной) организации и это создавало «двойственность в комплектовании, формировании, содержании и управлении войсками».

Некоторые исследователи, такие, как П.П. Епифанов, Н.В. Верходубов, видят в новых формированиях качественно новую ступень в развитии вооружённых сил. Тем не менее, они представляют собой не более, чем отдельные, хотя и важные элементы регулярного устройства. Появление полков нового строя наряду с быстрым развитием оборонной промышленности, ростом численности армии, изменением социальной структуры вооружённых сил углубили кризис господствующей военно-поместной системы и ускорили грядущие преобразования.

Солдатские и рейтарские полки приняли активное участие в боевых действиях под Смоленском в 1632-1634 годах. Война позволила по достоинству оценить вновь сформированные воинские части и сделать вывод:
- полки нового строя обладают неоспоримым преимуществом перед русским строем в боеспособности, воинской дисциплине, тактических и организационных вопросах;
- полки, укомплектованные иноземцами продемонстрировали свою ненадёжность. В сложной ситуации иноземные «начальные люди» ратовали за капитуляцию. В значительной степени, под их давлением, воевода Б. Шеин вынужден был принять унизительные условия поляков. Из 6500 наёмников-иноземцев, к концу войны в строю осталось 2140 солдат и офицеров, остальные «немецкие многие люди государю изменили и пошли к королю»;
- по сравнению с «русским строем», солдатские и рейтарские полки оказались слишком обременительными для казны. Только две выплаты жалованья русским и немецким солдатам в 1632 году составили баснословную в то время сумму в 129319 рублей55. Было принято решение впредь иноземцев нанимать только в качестве командиров частей и подразделений и на значительные сроки. Рядовой состав предполагалось набирать из русских.

После войны солдатские полки были распущены, но ненадолго. В конце 30-х годов для обороны южных границ призывы солдат и драгун проходили почти ежегодно. Для этой цели был учреждён Приказ сбора ратных людей. Так, в декабре 1637 года, в связи с подготовкой к войне с Крымом, царский указ предписывал, «чтобы все люди, бывшие в русско-польскую войну в солдатской, рейтарский или драгунской службе к весне были бы в той службе по-прежнему»56. Старых солдат явно не хватало, количество полков нового строя постоянно возрастает. В 1638 году для охраны южных границ решено «прибрать» 4000 драгун и столько же солдат. Драгун вербовали в Москве, а ратников для солдатской службы - по волостям и уездам. В службу брали из беспоместных детей боярских, старых, служивших под Смоленском, солдат и «всяких чинов вольных людей». Приборные солдаты снабжались казёнными мушкетами, подсошниками, бандельерами", свинцовыми пульками и 3 фунтами фитиля. Служилым людям власти установили казённое жалованье. Солдату или драгуну из дворян и детей боярских положено было 7 денег в день. Солдат из вольных людей, не служивший ранее, получал 6 денег в день. Всем солдатам и драгунам выделялось по 3 рубля в год на приобретение платья и амуниции. Как правило, для охраны границ солдат призывали на сезон. К осени 1638 года на южных границах сосредоточилась группировка в составе 5055 драгун и 8658 солдат. Однако служба их продолжалась недолго. Осенью, когда угроза вторжения татар спала, полки были распущены по домам, ратные люди были лишены казённого содержания, оружие и конный состав были изъяты и сосредоточены по арсеналам и монастырям. Весной 1639 года прибор солдат и драгун на службу был возобновлён. В сентябре войска были распущены до весны. Подобные сезонные наборы проводились и далее. Каждый раз на службу записывались случайные люди, которые в следующем году могли вообще не явиться. Боеспособность и воинская дисциплина таких частей не могла удовлетворить самые невзыскательные требования.

Уездные и волостные воеводы столкнулись с неожиданными проблемами. Богатое столичное дворянство всегда считало ниже собственного достоинства служить в пехоте. Уездные служилые люди относились к этому иначе. Им была чужда московская спесь, сословное чванство. Не гнушаясь солдатской лямкой, немало не заботясь о корпоративной чести, уездное дворянство толпами отправлялось на солдатскую службу. Грех было упустить такую возможность пополнить свои тощие кошельки.

Правительство болезненно реагировало на сигналы воевод с мест, не в его интересах было распускать по солдатским полкам поместное войско. Указ от 8 апреля 1639 года уточнял, что в солдаты писать тех детей боярских, которые «за бедностью» не могут служить на прежних основаниях, т.е. с поместного оклада. Вводилось строгое ограничение: в солдаты записывать владельцев трёх бобылей и менее. Если помещик пытался ввести власти в заблуждение и писал за собой меньше трех крепостных, то остальных у него могли отобрать в пользу «братьи беспоместной». Но, как говорится, до бога высоко, до Москвы далеко. Грозная рука Москвы не всегда могла дотянуться до пограничных уездов. Отчаянные помещики, для которых военные опасности и полевые лишения были обычным делом, указов тех не страшились. Подтверждением тому служат многочисленные «сказки» уездных воевод, отчёты откомандированных в провинцию дьяков и прочей приказной братии. Так, в 1641 году воевода г. Ливен Д. Колотовский доносил в Разряд: «Л детей боярских дети и братья и племянники пошли все писаться в солдаты». В это же время козловский воевода сообщает, что служилые люди «побежали к Москве, и писались в .. .солдатскую и драгунскую службу.... Да и достальные козловцы ... бегут в солдаты».

В своё время советская историография, плоть от плоти марксистско-ленинского учения, активно включилась в глобальную идеологическую борьбу. Одним из объектов нападок стали дореволюционные авторы и их военно-исторические труды. Наиболее ожесточённой критики подвергались приверженцы западноевропейского пути развития, видевшие в петровских военных преобразованиях вереницу заимствований. Ох уж этот пресловутый европейский стандарт, пример просвещённой Европы, более совершенные иноземные образцы. Какие литературные и не только литературные -страсти кипели вокруг них, сколько копий поломано вокруг да около простого вопроса - был ли европейский стандарт локомотивом нашего военного строительства? В данном случае - конкретнее: что подтолкнуло к формированию военных отрядов, устроенных на европейский манер: здравый смысл военного руководства или европейские стандарты? Скорее всего, и то, и другое. Необходимо отметить, что попытки увидеть в тех или иных военных нововведениях только иноземный или традиционный след - не более чем искусственно надуманные писательские потуги, бесплодные попытки подогнать исторический процесс, многообразный и противоречивый, под заранее созданную схему. Чёткого разграничения на заимствованное и самобытное, своё и чужое сделать, конечно же, не представляется возможным. В первую очередь, потому что такой подход слишком примитивен и не отражает исторической истины. Он не учитывает других, более влиятельных субъективных и объективных факторов. В нём не находится места соображениям политического плана, придворным интригам, борьбе за власть, человеческим страстям. Болезненное тщеславие и необузданное самолюбие, зависть и всепоглощающая ненависть, любовь к женщине, наконец, - без всего этого любая концепция бедна и суха. И в это красочное историческое полотно можно вплести авторскую серую нить. В создании сезонных воинских частей безусловно просматривается европейский след. Классическая европейская армия XVI - первой половины XVII веков являлась именно сезонной, Впрочем, вместо термина «сезонные части» в исторической литературе принято употреблять слово «временные наёмные армии». Полки нанимались на кратковременный период боевых действий, шедших, как правило, в тёплое время года. Когда осенняя непогода и стужа остужали людские страсти, и боевые действия замирали до весны, войска распускались. Другой причиной была дороговизна наёмных войск, которая тяжёлым прессом ложилась на государственную казну. Ко всему этому на Руси временный характер войск объяснялся сезонностью военной опасности, связанной с набегами кочевников. Поразительно одинаково действуют государства у нас и в Европе. Именно в годы разорительной Тридцатилетней войны европейские страны переходят от временных к постоянным войскам. Аналогично действует русское правительство. Оно, как и европейские коллеги, приходит к пониманию целесообразности иметь постоянную вооружённую силу и принципиально меняет комплектование войск.

В 1642-48 годах крестьяне ряда сёл Воронежского, Лебедянского, Севского и других южных уездов были отобраны у помещиков в казну и записаны в драгунскую службу. Им были предоставлены земельные наделы, казной выданы мушкеты, пики, бердыши, порох, свинец и другое снаряжение. Из Москвы прибыли «начальные люди» для обучения драгун и командования ими.

Особенно важную роль в обороне юго-западных рубежей сыграли поселенные драгуны Комарицкого уезда Севской волости. В августе 1646 года крестьяне Комарицкой волости были записаны в драгунскую службу. При этом им были пожалованы земельные наделы, и они были освобождены от податей.

Комарицкие драгуны были сведены в три полка по 6 рот в каждом. Рота состояла из 300 драгун.

В 1653 году в преддверие войны с Польшей на смотр готовности к походу было представлено 14841 комарицкий драгун, из них были признаны годными:
- 5550 драгун конных с пищалями;
- 5649 драгун пеших с пищалями и рогатинами;
- 3641 недорослей.

Истории русских драгун XVII века известны как взлёты так и падения. В 1653 году, накануне новой большой войны, их количество возрастает. За счет наборов, проведённых по «украинным городкам» драгунские части возросли на 6000 человек. Они неплохо себя зарекомендовали как боеспособная часть войска, выполняя боевые задачи в непосредственной близости от родного очага, так сказать, без отрыва от производства. Но война затягивалась, успехи на театрах боевых действий сменялись поражениями. Осложнившаяся обстановка требовала отправки драгун в районы боевых действий. Их привлекают к выполнению несвойственных задач, всё чаще включая в состав походного войска. В феврале 1654 года 4000 комарицких драгун в составе Большого полка выступили в поход в Польшу, 1800 - отправлены в Москву, остальные продолжали нести сторожевую службу. В 1658 году 3 драгунских полка (3200 драгун) участвовали в полоцком походе, 3 полка несли службу в Севске. С 1665 года драгуны несут службу в Киеве, поочередно меняясь, партиями по 600 человек59.

Уже в ходе войны, в 1658 году в составе Белгородского разряда было сформировано 5 новых драгунских полков, общей численностью 7300 человек. После войны карьера драгун пошла на убыль. Правительство вновь обращает на них внимание во время восстания Степана Разина. В феврале 1670 года по царскому указу полковники Кровков и Шепелев произвели осмотр и перепись комарицким драгунам. Было уточнено количество боеспособных воинов, «кому быть в строю и кому в домашнем береженье от татар». Полковники выбирали в строевую службу из семей с четырьмя мужчинами -двоих, с тремя - одного. В каждой семье оставляли не менее ' двух мужчин для пашни и содержания строевых драгун. Полки формировали по 800 драгун с делением по ротам. В роты записывали целыми семьями, станами, сёлами или деревнями. Всего в службу по 4 станам было «прибрано» 4164 драгуна, из которых было сформировано 4 полка. Оставлено «для пашни» и домашних работ 7366 драгун, родных, соседей и захребетников, старых, увечных, бобылей и недорослей -747769 . Драгуны несли сторожевую и походную службу, В году 1701 драгун числились в полку воеводы и боярина Ромодановского, 946 - в полку генерала Касогова на Дону. В году 2 полка в количестве 1860 драгун несли гарнизонную службу по украинским городам. С 1673 по 1678 годы 1060 драгун состояли на службе в Киеве, чередуясь через год. В это же время часть драгун несёт пограничную службу в районе Путивля. Оставшихся солдат власти переводят в менее престижную городовую службу, то есть, ими усилили гарнизоны городов и крепостей. К 1680 году комарицкие драгуны исчезают из состава русских ратей. Исчезают драгунские формирования и в южных уездах, как отдельная категория служилых людей. Одной из причин исчезновения стало неправильное оперативное использование этого рода войск. По своему материальному положению драгуны-крестьяне являлись хорошей вооружённой силой по месту своего жительства. Когда же правительство стало посылать их в отдалённые города или включать в состав походного войска, драгунская служба для крестьян стала непосильной.

В дальнюю службу драгун должен был явиться на коне с оружием и припасами. Требования к ним предъявлялись такие же, как и к поместным дворянам и детям боярским. Если даже последние, имея поместья и денежное жалованье, не всегда могли подняться на службу, что ж говорить о крестьянах, с их небольшими земельными наделами, обрабатываемыми собственными силами. Почти ежегодные «командировки», отрыв от хозяйства приводил к разорению и обнищанию поселенных драгун. Кроме того, Севская волость часто становилась театром ожесточённых боёв. В 1662 году Крымская орда под предводительством князя Ширинского опустошила всю волость.В плен было уведено большинство жителей. В 1664 году войско Яна Казимира вторглось на территорию волости, не дойдя лишь 8 вёрст до Севска. Вновь земли и хозяйства уездов подверглись разорению. Это естественно сказывалось на боеспособности драгун-крестьян. Смотры, проводимые полкам перед отправкой на театр боевых действий, показывают рост числа в строю безлошадных драгун, без мушкетов, вооружённых только холодным оружием. И таковых становилось всё больше и больше. Не в силах нести воинскую повинность, в 1657 году козловские драгуны (сёл Торбева, Горстова, Козинки) в числе 131 человек подали коллективную челобитную, чтобы их поверстали в дети боярские. С подобной просьбой в 1670-71 годах обратились 144 драгуна, служившие в Белом колодце. Очевидно, власти были заинтересованы в том, чтобы сохранить в строю драгун. Оно удовлетворяет просьбы челобитчиков. В 1666 году козловские драгуны-крестьяне были повёрстаны в дети боярские. Поместные оклады были установлены в 150 четей, хотя фактически ими было получено по 15-25 четейй|. Благоволило правительство и к драгунам Белого колодца. Они также переводятся в сословие детей боярских с поместным окладом в 50, 100 и 150 четей. Им же было положено денежное жалованье в 3-5 рублей в год. Дольше всех служили комарицкие драгуны. В 1679 году они в составе 4 полков ещё числятся в составе походного войска, но не в строю, как раньше, а уже в обозе. Со временем они были переведены в солдатскую службу, не требующую таких материальных затрат, как драгунская.

На северо-западных границах из-за особенностей театра преимущественно лесисто-болотистой местности, практиковали формирование поселенных солдатских полков. Указом от 17 сентября 1649 года было велено «устроить в солдатскую службу крестьян» заонежских погостов Олонецкого уезда, Су-ерской и Старопольской волостей Старорусского уезда. «Взяв у старосты и целовалыциков именные росписи крестьян и детей их, и племянников, и зятей, и приёмышей, и захребетников, и всяких жилецких людей,... - воевода обязан был, -...пересмотреть всех налицо, записать в солдатские книги и взять из них в солдатскую службу со двора по человеку, а с иных дворов, где семья большая, взять человека два и три... -добрых, которые в солдатскую службу пригодятся, лет в двадцать, в последвадцать, в тридцать, в сорок и пятьдесят, а старее пятидесяти лет и увечных да худых не имать...». После записи воевода обязан был привести новоприборных солдат к крестному целованию.

Всего в 6 заонежских и 3 лопских погостах в солдатскую службу было записано 6902 человека, из которых сформировано 2 полка. Из солдат, набранных в сумерской и старопольской волостях, был образован 1 полк численностью в 1000 человек63.

По своему социальному положению поселенные солдаты, как и их коллеги, драгуны, оставались крестьянами, их благосостояние полностью зависело от немудреного крестьянского хозяйства. Воинскую амуницию и снаряжение они содержали, в основном, своим трудом. От крепости хозяйства зависело качество снаряжения солдата к походу. Солдаты несли пограничную службу на северо-западных рубежах. Как и поселенные драгуны, они неплохо себя зарекомендовали как боеспособная часть войска, выполняя боевые задачи в непосредственной близости от родного очага. Дальние походы подрывали боеспособность солдата. Неоднократные наборы истощили край, со временем в деревнях остались лишь немощные старцы, подростки и неспособные к службе. В Москву летели челобитные: службу нести невмочь, хозяйства разорены нападениями шведов, семьи остались без хлеба, на полях работать некому. Челобитчики просили вернуть домой последний набор солдат. Правительство решило удовлетворить эту просьбу. В октябре 1662 года было указано в солдаты из крестьян больше не брать. После войны их освободили от службы.

Освобождали от службы далеко не всех. Многих, особенно драгун, переводили в солдаты, облегчая им условия службы. Отныне в учётных списках и росписях они числились как пашенные солдаты. По своему социальному статусу пашенные солдаты были близки к ратным людям «старого строя»: стрельцам, казакам, служилым людям пушкарского звания. Тамбовские солдаты «жили в домах своих по усадьбам с женами, детьми или же с отцами и братьями в одних дворах». Они наделялись участками земли в 12-25 четвертей в 1 поле на человека. Рота солдат формировалась из крестьян пяти, а иногда даже -пятнадцати деревень.

В Тамбове «солдатских детей» записывали в полки по совершеннолетию. В переписных книгах с описями солдатских дворов каждого селения делались отметки, кто из детей «в службу поспел» или сколько в нём недорослей. Власти поощряли преемственность солдатской службы. Особой категорией поселенных солдат являлись солдаты, устроенные «на вечное жильё» в различных городах. В основном, это были города, недавно взятые под высокую руку православного царя. Солдаты селились особыми слободами при посадах, как и городовые стрельцы. Так, в 1660 году по грамоте из Приказа тайных дел было велено в Смоленске, Полоцке и Витебске, недавно отвоеванных у Польши, солдатам «отвесть под слободы места и строить дворы». Воевода Б.А. Репнин сообщал о том, что полоцкие, смоленские, витебские солдаты, как старые, так и новоприбранные, «... били ему челом, что они де хотят на вечном житье быть в тех городах». Получив надворные строения, казенную ссуду, солдаты обзаводились хозяйством и семьями. Они жили «на отводных своих дворовых местах» и обеспечивались от казны «пашенной землей и сеннными покосы» без права продавать или закладывать эти угодья67.

Если среди крестьянства наиболее тяжёлым было положение помещичьих крестьян, то среди ратных людей труднее всего приходилось поселенным и пашенным солдатам. В мирное время солдаты несли натуральные повинности и платили денежные налоги со своих ремёсел и промыслов.

Пашенные солдаты, как и поселенные, не выносили двойного «тягла», разорялись и разбегались со службы. В 1667 году они жаловались в Москву, что «... оскудели вконец, с се-мьишками испроелились, рожь засеять не успели, и чтоб клячонок своих не отдать за бесценок», просили выдать им кормовые деньги, чтоб им «впредь службы не отбывать и с се-мьишками своими с голоду не помереть»бй. Правительство прислушивалось к обнищавшим ратникам и по мере возможности шло навстречу. Служилым людям или оказывали материальную помощь или предоставляли различные льготы по службе. Например, солдат заонежских погостов сначала велено было «учить солдатской службе повседневно», но вскоре их «польготили» и «чтобы им от пашни и от промыслов не отбыть…. приказали одиноким и двойникам являться на учение лишь в третью неделю, а семьянистым, где три или четыре солдата-родственника... понедельно переменяючись». Причём, офицерам запрещалось принуждать к учению тех крестьян, которые не были внесены в солдатские росписи. Вряд ли стоит кого-то убеждать, что в любом случае ослабление требовательности негативно сказывалось на боеспособности войска.

«Заонежские солдаты добры, - сообщает новгородский воевода, — а бегают беспрестанно..., потому что солдатов высылают в полки однех, а не с переменою»0^. Исправная служоа' грозила солдату и его семье голодной смертью. В 1661 году солдаты и драгуны Заонежских погостов, служившие в полках воеводы И.А. Хованского, писали в челобитной, что «с голоду померли и из полков .. .от хлебной скудности разошлись, а иные, не дошедши до полка..., устрашась голодной смерти, с дороги разбрелись врознь», что если им прибавят кормовых денег на жалованье и «прокормиться будет мочно», то они «служить рады». Власти вновь откликнулись на эти жалобы. Вскоре в Новгород пришёл указ:«... для нынешние хлебные дорогови прибавить жалованья по алтыну в день», а оставивших полки из-за голода возвращать без наказания.

После войны с Польшей 1654-67 годов в устройстве русской армии всё отчётливее проявляются новые тенденции. Преодолевая косность мышления отсталого боярства в окружении царя, правительство приступает к унификации армии. Сопротивление оказывали и слои служилых людей, не заинтересованных в реформах. Ревниво охраняли старинные привилегии дворянство и стрелецкое войско. Они как могли сопротивлялись даже самым робким попыткам правительства ввести у них элементы регулярного устройства.

Тем не менее, многоукладность русского войска преодолевается настойчиво и целеустремлённо. Из многих родов «служилых людей» выбрано наиболее бедное, а потому дешёвое и выгодное для казны сословие - «пашенные» и «кормовые» солдаты. «Кормовые» солдаты принципиально не отличались от «пашенных». В их содержании относительное преимущество имело натуральное или денежное жалованье. По условиям жизни и быта они приравнивались к городовым стрельцам. Основу их содержания составляли личные хозяйства, промыслы и ремесла.

Прагматизм русского правительства вполне понятен. По сравнению с другими категориями ратных людей, содержание «пашенных» солдат казне обходилось гораздо дешевле. Часто оно сводилось к выделению участка земли под хозяйство и небольшой денежной ссуды «на подъём». Неуклонно в «пашенные» переводятся другие категории солдат. В 80-е годы XVII века их численность возросла за счет перевода части поселенных солдат и драгун. Такая же судьба была уготована низшим слоям «русского строя». В последующие десятилетия правительство весьма значительно прошерстило многолюдное сословие служилых людей «по отечеству» и «по прибору». В «пашенные» записывают обнищавших «дворян и детей боярских», безлошадное мелкое дворянство южных уездов, городовых стрельцов и казаков, пушкарей, затинщиков и воротников. Все они становятся солдатами-хлебопашцами и, как и другие тяглые сословия, платят государственные подати.

На этих же основаниях создавались команды для обороны уральских и сибирских поселений. Уже в конце XVII века был сформирован Сибирский драгунский полк «понеже горо-ды, остроги и слободы поселены на дву или трех тысячах верст»70. Судя по статейному списку о походах 1699-1701 годов, полк имел территориальную организацию и состоял из 10 поселенных рот: кацкой, мехонской, масляновской, ялуторовской, суерской, шадринской, катайской, арамильской, кол-чеданской и царегородищенской. Командовал частью полковник, ротами - капитаны. Драгуны набирались из крестьян. Им было положено жалованье 1 руб. в год, пахотная земля, сенные покосы и освобождение от податей. «Да им же, драгунам, для припашки и для отдачи в наем давать в их же слободах в поле по 2 десятины на человека и в дву полях по тому же, а капитанам вдвое, и под сенные покосы, где к слободам ближе».

Численность войск «нового строя» постоянно возрастала. Если в армии Б. Шейна в 1632 году по смете числилось 6118 «служилых людей нового строя», то в «Росписи перечневой ратным людям, которые в 1680 году расписаны в полки и разряды» их уже насчитывалось 92 00081. Солдатские и рейтарские полки вскоре становятся основой российской армии, окончательно вытеснив «русский строй».

Допетровскую армию обвиняли во временном характере службы ратных людей. По мнению критиков, армия XVII века фактически представляла собой ополчение или милицию, созывавшуюся на службу только во время войны. На наш взгляд, это не совсем справедливо. Временный режим службы ратного человека XVII века, в целом, не изменился и в следующем столетии. Более того, он оказался щадящим с точки зрения оптимизации нагрузки на бюджет государства. Не за это нужно было критиковать войско предрефор-менной эпохи. Не в этом состояло принципиальное отличие допетровской и петровской армий. Отсталым армию делала многоукладность, при которой рядом сосуществовали отжившие и современные рода войск, со своими традициями, законами, аппаратом управления, порядком прохождения службы и т.д. Это-то и не давало возможность унифицировать и упорядочить службу ратного человека, будь то рейтар или московский стрелец, пашенный солдат или помещик, драгун или пушкарь. Петром решительно была сломана милиционная система, характерная для «русского строя», а порядок службы «нового строя» перенесён на всю армию.

Многоукладность военной организации отражалась на основополагающем элементе армии - системе её комплектования. Практически для каждого рода войск существовал свой метод пополнения. Все мужчины дворянско-поместных родов должны были принадлежать к одной из следующих групп:
- либо это «служилый человек», лицо, повёрстанное на службу и обеспеченное поместным окладом;
- либо это недоросль, лицо не достигшее призывного возраста;
- либо это отставной.

В поместно-дворянское войско верстали новика, дворянского отпрыска, достигшего, как правило, 15 лет. Отныне молодой помещик считался служилым человеком «по отеческой чести», то есть занимал место, определённое его роду в соответствии с феодальными устоями вассалитета в военно-государственных структурах. Повёрстанный новик пожизненно зачислялся на службу царю, основным его занятием становилось военное дело. Дворянское войско сохраняло социальную замкнутость, пользовалось существенными льготами от государства. Дворяне являлись опорой складывающегося абсолютизма в России, впрочем, это совсем не означало, что они не тяготились выполнением тяжёлых ратных обязанностей.

Стрелецкое войско, как и городовое казачество, ратные люди пушкарского чина, комплектовались также верстанием, но уже не «по отечеству», а «по прибору». Этим подчёркивалось менее значительное место этих родов войск в иерархии феодального Российского государства. Правительство также поощряло семейственность среди стрельцов, но военная необходимость настоятельно требовала увеличения армии. Стрелецкое войско пополнялось представителями других сословий. В основном, это были посадские люди, вольница, различные категории крестьянства, отпущенные на волю холопы и дворовые и т.д. Их вербовали в стрелецкие полки на добровольной основе, и они считались служилыми людьми «по прибору».

В состав московского войска отдельными корпусами входили малороссийские, донские казаки, многочисленные татарские, башкирские конные отряды, сохраняя свою самобытную систему комплектования.

Войска «нового строя» унаследовали систему комплектования у «русского строя». Рейтары и копейщики, являясь дворянским родом войска, комплектовались как и поместное войско верстанием «по отечеству». Солдатские и драгунские полки, в основном, пополнялись аналогично стрельцам.

В военное время для пополнения убыли действующей армии и для формирования новых частей широко практиковались даточные наборы. Первоначально в даточные наборы привлекали представителей сословий, не несущие государственных и других податей: дворовых, холопов, вольных, монастырских служек и т.д. Особенно широкое применение даточная система получила в разгар войны 1654-1667 годов, когда были исчерпаны старые кон-тингенты: поместные, поселенные, кормовые солдаты.

Именно тогда в комплектовании войск центр тяжести смещается на основное «тяглое» население: государственное и крепостное крестьянство и посадских людей. Набранные среди них даточные солдаты пополняют поредевшие полки. Даточные наборы организовывались различными приказами в подведомственных им уездах и провинциях. Приказы действовали разобщенно, иногда по собственному усмотрению. Вместе с тем, в ходе войны было проведено 3 набора в общегосударственном масштабе. В 1658 году по указу царя взято в «царскую солдатскую службу» со всего государства по 1 даточному с 25 дворов. Этот набор дал армии 18 тыс. солдат. Следующий набор 1659 года составил 15,5 тыс. солдат. В декабре 1660 года брали с 20 дворов по 1 человеку. Всего 3 набора дали армии 51 тыс. воинов73. Этими наборами руководил приказ Костромской чети. Параллельно другими приказами проводились даточные наборы в подчиненных им городах и уездах. Наиболее активно действовали Поместный, Разрядных приказы, Приказы Казанского двора, Монастырский, Хлебный и др.

Даточных солдат вскоре стали брать на пожизненную службу. С середины XVII века они составляют основную массу пехоты постоянного российской армии. В 1663 году насчитывалось 55 солдатских полков, общей численностью 50-60 тысяч человек. После войны большинство из них было распущено по домам. Даточные солдаты были возвращены в крестьянское сословие. При этом правительством с отпущенных брались поручные записки, в которых солдаты обязаны были по первому зову явиться в свои полки. «Служба солдатских и драгунских полках постепенно превратилась в повинность тяглого населения всех категорий в общегосударственном масштабе».

Вместо беглых или утаённых даточных помещик обязан был поставлять других. С течением времени даточные трёх общегосударственных сборов, в первую очередь, старших возрастов (а предельный возраст для даточных считался 40 лет) становились физически неспособным для несения службы. Не смотря на это, они продолжали числиться в солдатах. Такая система ограничивала возможности регулярного пополнения солдатских полков отборными призывниками. Она в большей мере учитывала интересы феодалов нежели - русской армии и обеспечение её высокой боевой способности. Вот так комплектовалось разношерстное войско Российского государства накануне петровских преобразований.

После войны 1654-1667 годов под ружьем было оставлено 20-25 полков, общей численностью до 30 тыс человек. Полки были размещены по городам и уездам в специальных слободах. Так, в 1668 году 5 солдатских полков Белгородского разряда были размещены: полк Якова Лесли (975 человек) - в Белгороде, полк Самойла Вестова (984 человека) - в Карпове, полк Ягона Загера (943 человека) - в Воронеже и Усмани, 2 полка - в Ябло-нове и Коротояке.

Обобщённого материала о временном и постоянном характере службы в допетровских колках не существует. Истории ещё предстоит ответить на вопрос, когда и сколько войск оставалось под знамёнами, а сколько - в срочных и бессрочных отпусках. Мы же, опираясь на работы известных историков, располагаем множеством отдельных сведений, дополняющими общую картину организации ратной службы в России XVII века. Григорий Котошихин свидетельствует: «... которому году рейтаром и солдатом на службу посылок не бывает, роспущают их по домам, а в которое время надобны будут, и их велят поставить на Москве или по службе на срок, по-прежнему». Указ о втором сборе даточных гласил: «.. .а как служба минется, и тех даточных распустить по домам, где которой будет взят», в третий сбор даточных набирали «по вестям для неприятельских приходов».

Известно, что часть солдат зимовала в том или ином городе, усиливая его гарнизон. В 1662 году в московском выборном полку А. Шепелева находилось «в отпуску урядников и солда-тов 730 человек», оставлено было на службе в Смоленске «в половине полку» 1053 солдата, кроме того, числилось в Москве 417 человек того же полка. В 1662 году в Борисоглебове было оставлено на службе 300 луцких и псковских солдат, «а велено им быть с переменою по 3 месяца»77. Солдаты жили постоем в домах крестьян и горожан. Но иногда для военных строили специальные помещения. Так, в 1660 году в Борисове для солдат возвели «жилых 75 изб да начальным людям со всякими покои 30 дворов». В условиях затяжной войны с Польшей, почти непрекращающихся боевых действий и дальних походов возникала военная необходимость оставлять гарнизонами часть войск в завоёванных городах или пограничных крепостях. Так, волей - неволей солдатская служба приобретала постоянный характер, но и в этих случаях ратные люди несли службу либо «с переменой» либо - «половиною» полка, остальные - находились «в отпуску».

Норма соотношения между находящимися на службе и в отпусках не регламентировалась. В этом инициатива принадлежала частным начальникам: Приказам, воеводам, полковым командирам. Но при этом строго велся учет всего личного состава в полковых и воеводских канцеляриях. Каждый солдат состоял на учете.

Как правило, весной солдат призывали под знамена, а осенью распускали по домам. Иногда по именному указу царя тот или иной воевода собирал полки для проведения осмотра или учений. В случае внешней угрозы войска собирались в полном составе. В сентябре 1655 года воеводе Я.Черкасскому указано, собрав и пересмотрев всех ратных людей, в том числе и солдат даточных, г. Борисова, отпустить по домам. В январе года предписано воеводе князю Д. Долгорукому всех ратных людей, находившихся под его командой «для нынешнего зимнего времени отпустить по домам»79. В мае 1661 года царь требовал выслать из Перми Великой в Москву всех отпускных солдат выборного полка генерала А. Шепелева, проживающих в Перми, Чердыни, Соли Камской и других городах. В феврале 1661 года псковскому воеводе В. Волжанинову указано из Разряда: «Указали мы тебе твоему полку со всеми начальными людьми быть в Москве. А солдат, которые у тебя в полку, до нашего указу распустить по домам». Весной 1663 года новгородскому воеводе Д.А. Долгорукому предписано со всеми ратными людьми, в том числе и с солдатами, находившимися до этого «на отпуске», немедленно выступить в Опочку80. 23 сентября 1677 года последовал указ боярину и воеводе В.В. Голицыну: «... буде турецкие и татарские войска пошли совершенно в свои земли и повороту их нынешнею осенью назад не чаять и тебе ... ратных людей, конных и пеших, распустить по домам, из которых мест пристойно, по своему рассмотрению»81. В ноябре 1679 года во Владимир воеводе князю Б.В. Горчакову из Разрядного приказа послана грамота «... и солдатам и даточным ... сказать, чтоб они жили в домах своих и к нашей государевой службе строились, лошади кормили и запасы пасли до указу».

Таким образом, во 2-ой половине XYII века в российской армии, в основном, сложилась система прохождения службы личным составом. Элементы постоянной службы своеобразно переплетались с временным характером службы даточных людей в полках. Система краткосрочных сборов и длительных отпусков с целью удешевления армии дополнялась отлаженной организацией учета и контроля над ратными людьми, находившимися вне расположения частей, оповещения приписного состава, его сбора и отмобилизования полков в случае военной опасности. Бурная предпетровская эпоха с ее войнами и военными конфликтами не раз доказывали действенность данной системы.

Насколько профессиональной была русская армия XVII века? Вопрос профессионализма ратных людей встал на повестку дня далеко до рождения Петра. Мысль о необходимости сохранения постоянного состава пехотных полков вырабатывалась под влиянием той очевидной истины, что солдат должен обладать определёнными профессиональными навыками. Само собой разумеется, чем чаще солдата ставили в строй, тем увереннее постигал он ратную науку. Эта простая мысль красной нитью проходит через многие указы и распоряжения приказов, воевод, самого царя.

Указ 1638 года о наборе 4 тыс драгун и 4 тыс солдат: «А чтоб поболей прибрати... для тово: как им государево жалованье дадут..., и они впредь на службе будут прочны..., и драгунской и солдатской службе поизучаца, и вперёд на службу будут готовы».

Указ 1640 года предписывал воеводам, чтобы «имали людей, которые наперёд сего в солдатской службе были» и только при отсутствии «прежних солдат» разрешено брать «людей добрых, которые в солдатской службе пригодятся»83. Профессиональные навыки солдат, впрочем, как и стрельцов и пушкарей, обеспечивались, в известной мере, пожизненным и наследственным характером их военной службы. Но всё это даёт лишь зыбкие основания для того, чтобы называть солдатские полки XVII века регулярными частями российской армии.

Русскую армию XVII века создавали по европейским канонам. Но вышло нечто совсем не европейское, а самобытное, не имеющее аналога. Уж не в Европе - это точно, с её кукольными наёмными армиями. Их армиями-то неудобно называть по нашим, по российским меркам. Что бы они делали на наших южных границах - без конца и края, со своей учёной тактикой и хитрыми ружейными артикулами.

Созданная армия была симбиозом отечественного и европейского. Формы, безусловно, были взяты оттуда, это бесспорно: чёткость, немецкий педантизм, дисциплина. С нашей природной безалаберностью нам этого ой как не хватало. Дав волю воображению, можно утверждать, что был создан прообраз армии далёкого будущего. По некоторым чертам она перешагнула - XVIII и, отчасти, даже - XIX век. Это было небольшое регулярное войско профессионального типа с почти необозримыми подготовленными людскими резервами, целой армией крестьян-солдат. Кадровым ядром армии выступали некоторые части, расквартированные в центре и по границам. Здесь и известные выборные солдатские полки: Лефортов и Бутырский, сами по себе превосходящие по численности армии некоторых европейских стран. Кстати, важная особенность выборных полков -это сравнительно небольшое количество старших офицеров-иноземцев, которые в обычных полках составляли значительный процент. Судя по материалам Денежного стола Разрядного приказа, в 1668 году из 25 старших офицеров полка Шепелева всего 2 были из иноземцев84. По свидетельству Патрика Гордона, 26 лет прослужившего в выборных полках, они являлись ни чем иным, как учебно-показательными частями, готовившими унтер-офицерские кадры для армейских частей. Этим объясняется существенное превышение штатов выборных полков над штатами обычных пехотных частей. Например, в полку А. Шепелева в 1668 году числилось по штату 2 полковника, 99 офицеров, 232 урядника и капрала и 597 рядовых солдат. В 1681 году в нём же состояло в штате 4 полковника, 150 офицеров и 6478 урядников, копралов и рядовых солдат85. Численность выборных полков постоянно увеличивалась. В 1692 году, по словам самого Ф. Лефорта, в его полку числилось 15 тыс. человек, каждая тысяча имела своего полковника и офицеров. В конце XVII века выборные части включали от 52 до 64 рот по 100 человек в каждой. Практически, по своей численности это были более поздние бригады, дивизии, корпуса. По своим задачам - это были учебные центры по подготовке младшего командного состава русской армии. Рядовой состав выборных полков был переменным, кадровый офицерский - постоянным. В 1674 году было указано «которые солдаты выборные Аггея Шепелева полку из разных городов, а жили они на Москве, всех велено отпустить по-прежнему на сторону». Очевидно австрийский посланник Корб в своих воспоминаниях имеет в виду именно выборные полки: «Во время походов столько корпусов, сколько я насчитал полков. По этой причине полком заведует не полковник, а генерал. Каждому генералу упомянутых полков отведена известная область, с которой он должен в случае войны набирать рекрут для собирания определённого отряда. То, что в мирное время составляет полк, в военное время составит корпус. После прекращения военных действий... воины опять принимаются за соху, таким образом, эти люди, то поселяне, то воины, опять становились пахарями»*7. По социальному составу это были дворянские части.

Но время массовых армий ещё не пришло. Ещё даже петровский рекрутский набор не утвердился, а здесь - чуть ли не о всеобщей воинской обязанности идёт разговор. На повестке дня стоят небольшие регулярные армии. А, как известно, дорога ложка к обеду. Поэтому каких-либо ростков военно-мобилизационной системы будущего в военной обыденности времён Алексея Фёдоровича и его сына никто из историков не увидел и не оценил.

Конница «нового строя» была представлена рейтарскими, рейтарско-копейными и гусарскими полками. Рейтары были вооружены пистолетом и саблей, копейщики и гусары помимо огнестрельного оружия имели длинную пику. Основную массу кавалерии «нового строя» составляли рейтары. Они комплектовались из дворян и детей боярских. По сути, рейтарская конница представляла собой дворянский род войск, пришедший на смену и унаследовавший нравы и традиции поместно-дворянских сотенных полков.

Военная необходимость заставляла нарушать классовый принцип комплектования рейтарской конницы, но после войны от представителей других сословий избавлялись. В 77 южных городах в 70-х годах XVII века из 12 тысяч рейтар 10658 были дворянами и детьми боярскими.

От поместной конницы рейтары отличались единообразным вооружением, более опытными и обученными командирами из иноземцев, тактикой боя и более-менее регулярным обучением.

Имелись различия в содержании. В походе рейтары обеспечивались денежным содержанием или натурой от казны.

Со временем, осознав, что «рейтары на боях крепче сотенных людей», правительство переводит многих помещиков в рейтарский строй. Денежный и поместный оклады при этом сохранялись. Вместе с помещиками рейтарская конница унаследовала как достоинства, так, и недостатки старого строя.

Неявка на службу и бегства из полков становятся нередким явлением. Правительство брало с рейтар поручные записи, отбирало у «нетчиков» поместья и вотчины, переводило рейтар в солдаты, а в случае злостного «нетства» принимало более строгие меры. В августе 1670 года по приказу воеводы Белгородского полка боярина И. Милославского рейтар Иван Казачков за три побега был повешен.

Одним из главных признаков профессиональной армии 2-ой половины XVII века было наличие постоянно действующей единой системы военного обучения. Эта система регламентировалась воинскими уставами, артикулами, многочисленными инструкциями.

В русской армии рассматриваемого периода единая система подготовки еще не сложилась. Устав, который был призван стать теоретической основой для боевой учебы войск нового строя, появился в 1647 году под названием «Учение и хитрость ратного строя пехотных людей». Это был перевод 1-ой книги 8-томного сочинения капитана датской службы Вальгаузена, вышедшего в свет в 1615 году.

«Всякая наука ни от кого похулена не бывает, разве от тех, которые не смыслят и ненавидят», - говорилось в предисловии устава. Устав имел ряд существенных недостатков, самым значительным из которых была его безнадежная отсталость от требований современного боя. Книга Вольгаузена «Kriegskunst zum Fuss» была написана до Тридцатилетней войны (1618-1648 гг.), ставшей поистине переломным этапом в военном искусстве Европы. За 30 лет с момента появления и до публикации ее русского перевода многое изменилось. Тактические построения войск стали вытягиваться по фронту, уменьшаясь в глубину, приобретая вид линейного боевого порядка в то время, как «Учение...» предписывало войскам еще глубокие колонообразные построения. В то время как в европейских армиях применялся более совершенный кремневый мушкет, устав учил мушкетеров обращению с фитильным мушкетом. «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей» оказалось слишком сложным для усвоения не только русскими, но и иноземными офицерами, что признавалось многими современниками. Если ко всему вышеперечисленному добавить малограмотность русского офицерства, то станет очевидным, что «Учение ...» не могло стать действующей инструкцией для боевой подготовки войск.

Вопрос о привлечении опыта иноземцев - вопрос принципиальный для обсуждаемой проблемы, соотношения заимствованного и самобытного в отечественной армии рассматриваемой эпохи. Иноземные профессиональные военные были обязательными спутниками нашего военного становления и совершенствования. Привлечение их на московскую службу варьировалось от единичных случаев в виде инструкторов или отдельных иноземных лейб-рот при царской особе до массового найма - во время Смоленской войны (1632-34 гг.) и русско-польской войны (1654-67 гг.). Существовали иноземцы «старого выезда», предки которых ещё при Грозном и Годунове осели в Москве. Многие из них принимали православие и в феодальной иерархии занимали не последние места среди московского дворянства. Осевшим иноземцам давали поместья, и они пользовались правами городового дворянства, но ассимиляция их проходила медленно. Михаил Фёдорович и патриарх Филарет указывали, что крепостные крестьяне иноземцев ими притесняются в религиозных вопросах, под их влиянием крестьяне употребляют в пост мясо и скоромное. Алексей Михайлович также проявлял настороженность к попыткам иноверцев утвердиться на московской земле. Он приказывал отбирать у них поместья. «Еретиков и немцев воеводами не посылать, в воеводство не определять... Быть им только на Москве служить».

Прусский посол Мейерберг, близко знакомый с нравами и обычаями при московском дворе, утверждал, что царь «войско своё не вверяет никому другому вождю, кроме московитянина». Воеводе Сумерской волости и Старополья Никите Кайсарову царь наказывал присматривать за иноземцами-инструкторами, чтоб они «.. .крестьян, которые будут в солдатской службе, никакие налоги и насильства и никакого поруганья не делали и ничего с них не имали и убытков им никаких не чинили, а учили б их неоплошно». Став русскими помещиками, немцы забывали про свой национальный педантизм и самодисциплину. В дарованных царём поместьях они засиживались до 3 «нетя», как и русские, бегали со службы, бывали биты батогами, их понижали в звании. Так, в 1611 году майор рейтарского строя Адам Ларк с жалованьем 16 рублей в месяц, «на службу Великого Государя не явился, за что был бит батогами», снижен до ротмистра, послан в Тамбов. На этом нерадивый майор не успокоился. Он злостно игнорировал распоряжения явиться в полк, ещё был бит, и - разжалован до поручика и выдворен из России. Как рассматривать участие таковых иноземцев в военном строительстве Российского государства, как влияние Европы или нет? Подавляющее большинство их, как правило, использовались правительством на военном поприще, возглавляли крупные ратные отряды, им поручались важные военные посты, они стояли у истоков тех или иных военных начинаний. Тем не менее, к этому времени они уже настолько обрусели и утратили связи с Родиной и европейским военным делом, что считать их носителями европейского военного прогресса было бы не вполне уместным. Вопрос корректней можно было ставить таким образом: считать ли их носителями европейских традиций или уже представителями отечественной военной школы? Иноземцы «старого выезда» устраняли последние очаги Смуты на Руси. По некоторым сведениям, именно ими вместе с русскими служилыми людьми были укомплектованы первые полки нового строя в 1630 году. Они, а именно, Александр Лесли и Генрих фон Дам, набирали на московскую службу солдат в Германии и Швеции. Александр Лесли пользовался особым доверием у московского правительства. Он был одним из первых инициаторов этой беспрецедентной в отечественной военной истории акции, массовый набор иноземцев на русскую службу. Лесли предложил обратиться к правительствам иноземных государств о разрешении нанимать вольных людей, просил царя об «уставной грамоте» для работы за границей. Им была разработана инструкция по найму на службу иноземцев. Она включала 8 пунктов и была представлена на рассмотрение Михаила Фёдоровича. В ней были оговорены условия вербовки: сроки и условия службы, размеры оплаты, отдельно оговаривалось, если война затянется сверх договорного срока, если война не начнётся до вступления договора в силу и т.д. Его первого направили с военн о-дипломатической миссией за рубеж. В феврале 1631 года Лесли со стольником Фёдором Племянниковым и подьячим Афанасием Аристовым выехали в Швецию «нанять в Свее охочих солдатов пеших 5 тысяч, призывать к себе полковников и капитанов добрых, которые в полковниках и капитанах служат не вновь и которым бы ратное дело было бы за обычай...»S8. Лесли получил установку набирать на 1-1,5 и на 2 года «сверх охоты, поневоле наймовать, а однолично наймо-вать людей добрых и верных, а францужан и иных папежской веры не наймовати»89, С подобной миссией в Германию был направлен фон Дам, которым было навербовано 1600 солдат и офицеров. В июне 1631 года на русскую службу был нанят полковник Ганс Фридрих Фукс из Штральзунда. Ему было поручено сформировать пехотный полк сроком на 1 год. Все эти формирования в той или иной мере приняли участие в боевых действиях под Смоленском. Опыт Смоленской войны был повторён в 1660 году. На русскую службу были взяты полковник Максимилиан фон Бурн с 4 рейтарскими и 4 пехотными полками, полковник Вернер Дехейне с 3 рейтарскими и 2 пехотными полками, полковник фон Ерат с рейтарским полком. В Лондоне русский представитель Иван Гебдон нанял полковника Вильяма Келетрава с 3000 офицеров и солдат. После 30-летней войны в Европе было много охотников продать свой военный опыт. Но Москва предпочитала сама отыскивать нужный материал, не полагаясь на предложения, сыпавшиеся из разных уголков Европы. Путивльскому воеводе в 1639 году было строго указано не пропускать иноземцев, исключая тех, «которые польские и немецкие люди полковники или иных больших чинов начальные люди, а скажут, что они великих думных честных людей дети и братья и племянники, и собою добры и прожиточны, и свидетельные листы у них есть». Дело найма на службу было возложено на наиболее доверенных людей. В 1653 году с этой целью за границу отряжено целое представительство - для найма «военных полковников и добрых и бывалых капитанов и поручиков». В Голландию, например, выехало посольство, возглавляемое боярином Милославским. По свидетельству очевидцев, охотников до московских рублей было предостаточно. Милославский в своём отчёте рассказывал о таком случае. На посольский двор на смотр прибыли майор Иоганн фон Буковен с группой офицеров и солдат. «.. .фон Буковен выходил и с мушкетом и с пикой капитанской и солдатской и стрелял из мушкета и шурмовал (штурмовал - А.К.) пикой и шпагой различные штуки и по досмотру добр, Вилант Алим по досмотру добр, Ефим вахмистр по досмотру умеете (умеет - А.К.), Юрий Гориох по осмотру середний, и майор фон Буковен говорит, что Гариоха с капитанский чин не будет, как ему неучёных людей солдат справне выучить и к бою привесть, он и сам ратного строя ничего не знает». Иногда случалось и хуже: «Яков Стюарт выходил с мушкетом, шурмовал и стрелял и застрелил трёх человек - толмача Нечая Дерябина да двух немцев солдат, у Нечая да у немца испортил по руке да на всех на них прожёг платье, за пику солдатскую приняться не умел и по осмотру худо добр, а майор фон Буковен говорил, что Гариох в капитаны, а Стюарт - и в солдаты не годится».

Правительство выдвигало жёсткие условия при найме иностранцев на службу. Часто офицеры принимались на службу в низший чин. Уже знакомый читателю Лесли после смоленской войны покинул московскую службу в чине полковника. В Швеции он дослужился до генерал-майора. Но Швеция не приглянулась шотландцу. Изъявив желание вернуться на русскую службу, он был вновь принят, но - в прежнем чине полковником. Очевидно, на Руси в те годы было выгоднее служить полковником, нежели в Европе - генералом.

Не смотря на строгий отбор и запретительные меры со стороны правительства, негодного материала среди прибывших на русскую службу иноземцев хватало. Так, шведский офицер Фарбер, посетивший в' 1646 году Москву, замечает, что немецкие офицеры на московской службе «были в большинстве своём негодные люди, которые не надеялись достигнуть значительных мест в других государствах». Впрочем, все мнения в той или иной мере субъективны. Но вот отзыв оставившего заметный след в отечественной военной истории Патрика Гордона, прибывшего в Россию в 1662 году с группой офицеров: «.. .прибыло в Россию очень много офицеров, большая часть из них ничтожные и дурные люди, никогда не служившие в офицерских чинах, но вне родины выдавали себя в этом достоинстве». Это трудно было скрыть, когда дело доходило до выполнения контракта, когда иноземца ставили перед строем московских ратных людей, которым они должны были передать свой «опыт и знания». Спесивое родовитое московское дворянство не допускало над собой безродных, пусть опытных в военном деле инородцев. Шведский посланник Поммеренинг вспоминал, как две тысячи московских рейтар, порученные для обучения Буковену, не позволяли командовать собою голландцу и вообще, иноземцу, потому как они «некрещены». Но были и более весомые аргументы. Возмущённые дворяне жаловались, что большая часть их в своё время воевали под Смоленском и в военном деле понимали больше чем иноземец. Были и другие случаи. Мейерберг вспоминал, что «...московский народ, привыкший ставить ни во что иноземные народы из гордого своенравия, не отказывают в повиновении иностранным начальникам. Вся сила состоит в дознанной доблести последних, который он не находит в своём соотечественнике, потому, что граждане здесь хорошо известны друг другу и ни один из них никогда не подчинится другому, что и тот также, как и он сам, не храброго десятка... А заезжему воину, в пользу которого говорит молва об его храбрости, он повинуется безропотно».

Как бы там не было, добросовестных «немцев» в Москве встречал сдержанный, но, в целом, сносный приём. Иноземных офицеров на Москве ценили и дорожили ими. Генерал Бауман прибыл в Россию из Дании в 1658 году. На службе зарекомендовал себя как высококвалифицированный умелый военный, проявил рвение и знание службы, что сразу было отмечено командованием. Он был обласкан самим царём, обошёл многих в чинах и должностях, сделал быструю карьеру, став за сравнительно короткий срок генерал-поручиком. После окончания контракта правительство Дании потребовало его возвращения. Царь ответил, что неволить генерала не будет, по задуманное им ещё не осуществилось, пусть доведёт до конца и - едет на все четыре стороны. Бауман остался в России, пользовался и дальше расположением и милостями царя. Он не был паркетным генералом, проявив свой талант на полях брани. В 1664 году он состоял советником при полку князя Черкасского. Войска действовали удачно. В 1668 году Бауман становится полным генералом, и в 1670 году был отпущен на родину

Общую картину роли иноземных офицеров в становлении русской армии дают следующие цифры. В 1695 году в Иноземном приказе числилось 1129 русских и 178 иноземцев91. В рейтарских и солдатских полках служило 863 русских и 53 иноземных офицеров. Впрочем, это неполные данные, так как многие офицеры числились в других приказах.

А.В. Чернов утверждает, что в 1680 году иноземцев в войсках было не менее чем 10-15% командного состава. В 1696 году в списках Иноземного приказа упоминались 954 иноземных офицеров. К концу XVII века иноземцы составляли 13-17% офицерского состава русской армии.

Государства Европы внимательно следили за состоянием военного дела у своих соседей и перенимало боевой опыт путём найма специалистов и военных профессионалов. Если бы Россия отгородилась стеной от Европы, от этого она бы только проиграла. Как результат- застой, рутина, неспособность оперативно перестроить организацию, вооружение и тактику. Само заимствование иноземного опыта доказывает огромную жизнеспособность русской армии. Оно подчёркивает тот факт, что развитие военного дела в самой России шло, в целом, на уровне других стран Западной Европы, а в некотором отношении и опережало их. В таких условиях использование прогрессивных сторон западноевропейского военного искусства не могло исказить национальную основу российской армии. Посол императора Леопольда Августин Майербсрг пишет: «Так как русский царь выплачивает высокое жалованье с большой точностью и сполна, выкупает офицеров из плена..., заботится о честном пропитании семей убитых и т.д. от того и вышло, что ... иноземцев набралась такая пропасть в Москву на царскую службу... в 1662 году, кроме двух полных генералов и двух генерал-майоров я мог бы прочитать записанных в моей памятной книжке имена более 100 иностранных полковников, многих подполковников и майоров и назвал бы почти бесчисленное множество капитанов и прапорщиков. Всем им Алексей не тяготится платить жалованье даже и задаром в мирное время, чтоб иметь их всегда на лицо при неожиданно наставшей воине».

Иноземцы подразделялись на кормовых и поместных. Кормовые сохраняли старое вероисповедание и подданство, содержались на денежном жалованье. Поместные, как правило, принимали православие, во всех отношениях были приравнены к русским дворянам.

Основой обучения и воспитания солдат стал опыт, перенесенный из Европы иноземцами, поступающими на русскую военную службу. В иноземцах-инструкторах недостатка не было. «Целые толпы немецких начальных людей морем и сушею стремились в Московию, в особенности много появилось их во время войны за Малороссию; в один год в 1661 выехали в Россию из Польши полковник Кроуфорд с 30 офицерами, в числе которых были майор Патрик Гордон и капитан Павел Мезениус; из цесской (Римская империя германских государств. -А.К.) земли - полковник Штейн, подполковник Крейц, майор Вестендорф, 39 капралов и рейтаров; из Дании - полковник Эгерат и подполковник Даненсен с несколькими товарищами; из Аугсбурга - полковник фон Подберг, подполковники Гольм, Вильд, Ясман с 12 ротмистрами, лекарями, гранатниками, с сотней капралов и рейтар ...», - сообщает нам очевидец тех событий.

В 60-70-е годы в армии появились первые русские полковники и генералы. По учётной ведомости 1662 года в солдатских полках числились 4 русских полковника: Осип Стрешнев, Борис Воронин; Исак Хомяков; Аггей Шепелев, 2 генерала иноземца; Томас Далиэль и Вилим Дромонт. В 1678 во время русско-турецкой войны в полку М.А. Черкасского пехотой командовали «пешего строю генералы Аггей Шепелев и Матвей Кровков, в полку И.Б. Мило славе кого «генерал и воевода Венедикт Змиев и генерал-поручик Григорий Косагов». Матвей Кравков настолько часто упоминается среди русских генералов, что с удивлением узнаёшь, что он вовсе не природный русак, а чистокровный иноземец. Просто немецкую фамилию «Kraffcov» приказным дьякам привычнее было писать в русской транскрипции. Ну а называть немцев русскими именами обычай на Руси существовал издавна. Иоганны становились Иванами, Фридрихи - Фёдорами. Так обрусевший генерал Матвей Кравков прочно занял место среди русского генералитета. Русские генералы командовали лучшими выборными полками и непосредственно руководили боевыми действиями. Умелое руководство войсками и личная храбрость, проявленная ими, сыграла огромную роль в полевых столкновениях с турками при обороне Чигирина, особенно, при отступлении от крепости. В столбцах Разряда обнаружены фамилии ещё двух ранее не известных истории генералов: Ивана Михайловича Кольцова-Мосальского и Ивана Даниловича Лукина.

Оформление офицерской иерархической лестницы чинов с субординацией, подчинением младших старшим и установленным кругом обязанностей каждого командира само по себе явилось огромным шагом вперёд, хотя и не было совершенно новым явлением. Важные элементы этой системы были выработаны ещё при старой, сотенной организации войска. Механически перенесённая в русскую армию система офицерских чинов, свойственная наёмным армиям, постепенно была упрощена и приспособлена к русской специфике. Сравнение росписей начальных людей солдатских полков 30-х и 60-х годов позволяет заметить, что не привились в армии многие европейские чины и должности. Например, в русской офицерской иерархии исчезли должности «подпрапорщика», «подкопрала», «профоса», «над ружьём дозорца» и другие, включая специфические чины «урядник над жёнками».

Законодательное оформление национально-русской градации офицерских чинов в 60-х годах XVII века заложило только фундамент, но не завершило всего здания. Обязанности офицеров не были строго регламентированы уставными положениями, их описание в Уставе 1647 года крайне расплывчато и кратко, так как составитель намеревался сказать об этом «в иной книге».

Методика обучения, тактические формы и действия перенимались русскими офицерами, проверялись в ходе боевых действий, передавались из поколения в поколение «начальных людей». Постижение хитростей ратной науки занимало ведущее место в государственной службе. Барон Мейерберг вспоминает: «Цари стремятся только к одному - чтобы всезнания русских заключались в полном повиновении, в перенесении трудов и умении побеждать в битвах».

Московские цари не ограничивались общими указами. Царь Алексей Михайлович самолично предводительствовал Большим полком в походе в Польшу. Судя по всему, он не был дилетантом в военном деле и непосредственно принимал участие в боевой учебе. В письме Ю.Долгорукому в октябре 1660 года он негодует на низкую обученность рейтар полка Григория Торбеева, которые «выпалили неблизко», когда поляки атаковали полк. Царь приказывал, чтобы стрельбу начинали только по приказу полковника, а далее поучал, что полковникам и головам «надобно крепко знать тое меру ..., что палят в 20 саженях, и то -самая худая боязливая стрельба, по конечной мере пристойно в 10 сажень, а прямая мера в 5 и в 3 саженях, да стрелять надобно низко, а не по аеру (воздуху)».

С ростом численности солдатских полков всё более острой становилась проблема подготовки русских офицеров и младших командиров, владеющих навыками и знаниями в области строевой подготовки. Боевые порядки и строевые приёмы, предписанные «Учением...», на практике несомненно упрощались. Командование после издания «Учения...» целиком полагалось не на сложные, мудрёные уставные требования, а на опыт офицеров. В 1653 году в Яблонове полковники должны были учить вновь сформированные солдатские полки «всегда с великим раденьем, чтоб им.. .тех людей солдатскому строю выучить вскоре». После итоговых полковых учений командование докладывало в Москву о выполнении указов. Полковник Александр Лесли после изнурительных двухмесячных занятий отписывает командованию, что «своего полку новоприборных солдат всему солдатскому строю выучил и к бою готовы». Три полковника из Белгорода в то же время прислали рапорта о том, что «... их полков солдаты всему солдатскому строю научены и к бою готовы ж».

Само собой разумеется, что за короткое время научить роту принимать «круглое и накрест» или «круглое осьмиугольное ополчение» - построение и прочие мудрёные фантазии, невесть зачем с лёгкой руки учёного капитана Вальгаузена зафиксированные в его бессмертной книге, было почти невозможно. Но предполагаемое уставом «добре лёгкое ополчение., в четыре равных угла» солдатам усвоить было под силу.

Иноземный приказ требовал учить «почасту..., стройно и безленостно». Не вникая в частности и подробности, воеводам запрещалось вмешиваться в дело им неведомое. После столкновения князя И. А. Хованского с полковником Т. Далиэлем воеводе был сделан строгий выговор и указ, чтоб впредь князь к последнему «ласку и привет держал и в ратном учении с его воли ничего не снимал и учинил бы его енералом над всею пехотою», потому что «...он, Томас, служит...и радеет и ратное учение и всякий ратный строй ему за обычай».

Обязательным требованием вновь назначенным воеводам в уезды было учить ратных людей воинской науке «безленостно и почасту». Воеводы строго спрашивали с должностных лиц за слабую дисциплину и низкую подготовку. По сообщению воеводы Белгородского полка боярина Ромодановского в 1660 году «... полковники начальных людей - русских и иноземцев в полках своих бьют, шпагами колют, к пушкам куют».

Вместе с тем, весьма далёкими от истины представляется утверждение о том, что солдатские полки в XVII веке получали систематическое военное обучение96. Систематичность предполагает единообразие, чего не было достигнуто в рассматриваемые годы. Сами условия кратковременных учебных сборов даточных людей для строевого учения и ограничение военных действий, как правило, осенне-зимним периодом с последующим роспуском ратников по домам исключал возможность регулярной выучки. Из документов, дошедших до современников видно, что в полках «всяко-денно ученье» осуществлялось только при наборе очередной партии новобранцев «покамест всему ученью выучатся солдаты», после чего расходы фитиля и пороха на учение уменьшались, «потому что не столь часто солдаты будут в ученьи». К этому можно добавить недобросовестность и корысть отдельных офицеров и всяческие злоупотребления.

По донесению воевод, офицеры, присланные для обучения новобранцев в Новгород и Ладожский уезд в 1658 году «об ученьи их не радеют», распускают солдат по домам «за посулы». Солдаты, капралы и сержанты Сомерской волости жаловались на полковника Артемия Ростформа, что он «старых солдат бил батоги и кнутьём до мертва и приводил к виселице... для своих бездельных корыстей» и т.д.

Современный уровень военного дела требовал единой административно-тактической организации войск. Хотя существовали роты, капральства, полки, но их численность не была унифицирована. Введение единой 10-ротной организации и численного состава в 1600 человек в 1681 году практически ничего не дали. Наблюдалась чрезвычайная пестрота в штатах, численности, организации. В Чигиринский поход в полках Касогова и Шепелева числилось 206 офицеров и 10 тыс. рядовых, полк генерала и воеводы Змеева - 5258 солдат, Белгородский полк И.Б. Милославского 797 солдат, полк Григория Косогова -667 солдат.

В общем, не смотря на отсутствие единых методических подходов, боевая подготовка в войсках 2-ой половины XYII века проводилась достаточно интенсивно, о чем свидетельствуют многочисленные источники. Вот только некоторые из них: в 1649 году 200 лучших дворян в Москве обучались ратному строю для занятий командных должностей в армии. Примерно в это же время шведский посланник Поммеренинг сообщает об учении в Москве 2000 московских дворян рейтарскому строю под руководством полковника Буковена. Уже упомянутый Мейерберг, описывая учение московских дворян в 1661 году, удивляется тому, что несмотря на «гордое своенравие, они не отказываются в повиновении иностранным начальникам». Ходом боевой подготовки войск живо интересовался сам царь, вникая во все мелочи и беспрестанно требуя от воевод повышения тактической выучки полков.

Регулярные учения были в тягость солдату и грозили запустением его немудреному хозяйству. Об этом они пишут в своих челобитных, с которыми обращаются к командованию и даже - к царю. Олонецкий воевода сообщает капитану Горну в апреле 1650 года о том, что, несмотря на обязанность ежедневной учебы с солдатами, царь «польготил» и разрешил учить 1-2 раза в неделю «заонежских крестьян лобских погостов, чтоб им от пашен и от промыслов не отбыть». Вообще, диалог царя с рядовым составом армии посредством челобитных и различного рода обращений - факты довольно часто встречающиеся в XVII веке, но беспрецедентные для более поздней эпохи. Уже в петровское время подобные случаи встречаются редко. При его преемниках коллективные жалобы командованию, тем более, царю, вообще были запрещены, что получило нормативное закрепление. За нарушение этого предписания грозило жестокое наказание.

Боевая подготовка войск активизировалась в преддверии войны с Польшей. В 1653 году в Москве роздано 700 мушкетов старым солдатам, которые посланы в южные города урядниками. В декабре того же года для обучения комарицких драгун из Москвы было послано 48 русских капитанов и поручиков рейтарского строю в дополнение уже имевшимся иноземцам. Для более эффективного обучения драгуны были переформированы в 4 «шквадрона» по 12 рот. Учили 2 раза в неделю. Рейтары докладывали Севскому воеводе о том, что «они де, рейтары ученые с фитильными мушкетами», а у драгун более совершенные, с замками, у многих - винтовальные пищали, которые, по мнению рейтар «... к драгунскому строю непристойны». Более того, рейтары были «учены с долгими спицами» (пиками), в то время как драгунская служба этого не требовала.

Действительно, стрельба из мушкетов с фитильным и кремнёвым замками требовала разной индивидуальной обученности солдат. Вместе с тем, и те и другие мушкеты не обеспечивали высокой прицельной точности, и поэтому стрельба производилась преимущественно залпами. Из-за сложности процедуры выстрела и сопутствующих эволюции боевого порядка мушкетёров ружейный огонь производился медленно и со значительными паузами. Изготовка к стрельбе, выстрел и перезарядка по уставу 1647 года производилась в 80 приёмов одиночным бойцом, а из положения «на караул» в 14 приёмов. Винтовальные же пищали или нарезные мушкеты требовали совершенно иной подготовки мушкетёра. На перезаряжание мушкета требовалось гораздо больше времени, так как пулю приходилось буквально вбивать в нарезы ствола. Зато дальность стрельбы нарезного мушкета значительно увеличивалась. Вооружались такими мушкетами, как правило, лучшие стрелки. В то время как основная масса солдат вела залповую стрельбу, выборные стрелки должны были выбирать отдельные цели. В основном, это могли быть офицеры противника.

То, что эти проблемы живо обсуждались в военной переписке той эпохи, говорит о многом. Очевидно, в русской армии достаточно глубоко вникали во все тонкости боевого применения различных родов войск и видов вооружения.

В 1653 году в Яблонове старые солдаты и рекруты, общей численностью 6834 человека, разбиты на 4 полка и отданы в учение полковникам-иноземцам. Полк Александра Крафферта дислоцировался в Яблонове, его численностью составляла 1700 человек. Яган Крафферт командовал полком в 1635 человек, центром расположения которого являлся Белгород. Генерал Джон Лесли возглавил полк, стоявший в г. Усерде. Наконец, генерал Юрий Гутцын командовал полком в Карпове. В его ведомстве находилось 1427 человек. Командование проявляло заботу о вооружении и экипировке солдат. Для обучения из Москвы в Белгород было прислано 4900 банделеров и лядунок, 5510 мушкетов и шпаг. Недостающее вооружение в количестве 3300 мушкетов и 1470 шпаг были востребованы из Разрядного и Иноземного приказов. К обучению приступили в июле - августе 1653 года, а уже осенью белгородский воевода доложил в Москву, что все яблоновские солдаты обучены и к бою готовы: «Мы обозом устроились и о службе ждем указу»94. Один из инструкторов, полковник Кроуфорд рекомендовал, чтоб солдатам «навыкнуть к стрельбе», чтоб они «стрелять были смелы», выделить на каждого по фунту пороха в месяц, чего хватало на 12 зарядов. В данном случае весь курс обучения охватывал, примерно, 2 месяца, т.е. солдат успевал сделать 24-25 выстрелов. Это давало ему определенные навыки в стрельбе. Целенаправленная и последовательная деятельность московских властей приводила к осязаемым результатам. Вот как описывает иноземный посол войска, убывающие в поход на Яна - Казимира в 1654 году: «Большую часть этого войска видел я своими глазами, поистине, никак нельзя пренебрегать ими... Московскую молодежь более 10 лет обучали иноземцы, не последние офицеры. Теперь-то, конечно, польские паны узнают, чем они и каким неприятелем так пренебрегали».

Яков Рейтенфельс, посетивший Москву в 1670 году, пишет: «Третий род конного и пехотного войска (кроме дворянской конницы и приборных людей) обучен немцами и может равняться с лучшими войсками в Европе. Под руководством немцев они в несколько лет так хорошо узнали военное искусство, что, кажется, превзошли самих учителей ... В русской армии дисциплина соблюдается весьма строго»101.

К устройству снабжения солдат единых подходов выработано не было. Первым солдатам отпускалось кормовых 6-8 денег в день да на платье - 2-5 рубля в год. Даточные же солдаты сначала обеспечивались оружием, одеждой, провиантом своим помещиком. Указ 1641 года запрещал выдавать даточным людям «поденный корм» из казённых запасов102.

С переходом к массовым принудительным наборам даточных людей стала обеспечивать казна. В 1659-61 годах дважды собирались на жалованье даточным солдатам по рублю с каждого крестьянского «перехожего» двора и один раз - «хлебных запасов по 2 чети с осьминою каждому даточному человеку». Всего было собрано денег 25 830 рублей и хлеба - 43 243 чети с осьминою103.

Указом от 5 февраля 1663 солдаты были разделены на 2 статьи: «кормовые» солдаты. Их жалованье составляло 6 денег в день (10 рублей 95 копеек в год); прочие категории солдат, жалованье которых было установлено в 4 деньги в день (7 рублей и 30 копеек в год).

Солдаты получали денежное довольствие только во время похода или учебных сборов, что само по себе являлось крупным шагом вперёд в тыловом обеспечении войск. Указом 1663 года жалованье было назначено рейтарам, копейщикам и драгунам. По-прежнему получали его пушкари, городовые казаки и стрельцы. На жалованье ратным людям собирали с посадских, торговых и ремесленных людей, с торгующих крестьян и «против торговли и промыслу», и рублёвые и полтиничные сборы, а с началом войны - со всех податных сословий «пятую, десятую и двадцатую деньгу не по один год».

Сумма годового жалованья офицерам и рядовым драгунам, гусарам, солдатам, рейтарам и копейщикам, стрельцам и пушкарям в 60-х годах составляла около 900 тыс. рублей. Почти 1/3 этой суммы приходилась на оплату солдатских полков.

Безденежно из казны получали хлеб только стрельцы, солдаты пользовались этим в исключительных случаях, как привилегией. В 1661 году солдат полка Жданова в Смоленске государь «пожаловал» и велел выдать хлеб «против московских стрельцов безденежно».

Не существовало постоянной и твёрдо установленной нормы обеспечения солдат продовольствием. Указы гласили, что хлебные запасы следует отпускать солдатам «по рассмотренью, чем им мочно быть сытыми в год». В одних случаях воеводы отпускали в месяц по «четверику муки ржаной и ячменя» на солдата, в другой - «по четверику сухарей и толокна». За полученные продукты солдат расплачивался по указанной цене, а в случае задержки кормовых денег получали хлеб и крупы в долг104.

В зависимости от обстановки правительство или категорически запрещало выдавать бесплатно хлеб или, когда «от хлебной скудности» солдаты начинали разбегаться из полков, приказывало воеводам «хлебные запасы...давать и впредь в зачёт денежного жалованья и без зачёту, по своему рассмотрению. чтоб наши ратные люди были сыты и нашей службы для хлебной скудности не отбыли, потому что городы от неприятеля хранят людьми, а не хлебом».

Русская армия этого периода знала громкие успехи. Победы на первом этапе войны с Польшей (1654-1667 гг.) впечатляющие - в течение двух кампаний русские овладели Смоленском, Гомелем, Полоцком, Витебском, Минском, Вильно, Ковно. Были достигнуты успехи в войне со Швецией, войска заняли Динабург, Юрьев, Мариенбурц осадили Ригу. В то же время, неудачи русских войск не являлись мерилом их низкой боеспособности, но были результатом неблагоприятных внешнеполитических факторов (одновременная война с Польшей и Швецией, измена И. Выговского) и общего состояния военного дела в стране, отрицательного влияния устаревших элементов военной организации и тактики. Новое и прогрессивное было опутано паутиной старых, реакционных отношений и традиций.

Солдатские полки действовали в составе старой «полковой» организации или в «разрядах», смешанного состава, предводительствовали которыми по традиции князья и бояре. В 1678 году -солдатские полки Шепелева и Кравкова - в составе «Большого полка» Черкасского. Полки Змиева и Касогова - вместе с другими родами войск - в Белгородском полку боярина И.Б. Мило слав с кого. Отдельные отряды солдат подчинялись воеводе П. Шереметеву, возглавлявшему Рязанский разряд105.

В 1-ом Крымском походе в составе Большого полка князя Голицына вместе с полками копейщиков, рейтар, стрельцов мы видим выборные солдатские полки «генерала думного и воеводы» Шепелева, 2 полка генерал-поручика П. Гордона, солдат генерал-майора Д. Морфинского.

Военно-управленческий аппарат российского государства возглавлялся «Государем всея Руси», который являлся главнокомандующим. Совещательным органом при нем выступала боярская дума. Царь с боярами решали вопросы военного строительства и политики, дипломатической и военно-технической подготовки боевых действий, подготовки предстоящего театра войны, направления сосредоточения основных усилий и т.д.

Исполнительные функции военного управления выполняли многочисленные приказы. Они появлялись постепенно в течение длительного времени, а не создавались в соответствии с какой-либо системой. Вследствие этого всякая их классификация заключает в себе значительную долю условности. Тем не менее, историки делят их на ведомственные и территориальные. К военному ведомству относились Разрядный, Иноземный, Рейтарский, Стрелецкий, Пушкарский приказы. Кроме того, существовало много приказов, совмещавших в своей деятельности военные и гражданские вопросы.

Высшим военно-правительственным учреждением являлся Разрядный приказ, который осуществлял общее руководство всеми Вооружёнными Силами. Ему непосредственно подчинялись поместные войска и войска, расквартированные в подведомственных приказу областях. Разряд подразделялся на столы, каждый из которых имел конкретные функции:

- Московский большой стол управлял строительством южных оборонительных линий, следил за фортификационными сооружениями городов и крепостей. Здесь составлялись указы о выступлении в поход, местах сбора походного войска и его роспуска, наказы воеводам на поход. Стол организовывал сбор денег и хлеба на жалованье ратным людям, снабжал войска огнестрельным оружием, составлял сметные списки городовых служилых людей и назначал воевод по полкам, осуществлял контроль за очередностью службы. Здесь ведалось содержание войск в походе, поощрялись отличившиеся и наказывались виновные. Кроме того, он разбирал местнические счёты и дела о «нетчиках». Стол составлял годовые сметные книги - отчёты о военном состоянии государства.

- Приказной стол Разряда вёл учёт пленных и раненных ратных людей. Отдельно учитывались пленные иноземцы. В этом ведомстве сосредотачивались отписки воевод с театров военных действий, доклады с границ, разведывательные данные. Этот стол вёл все судебные дела Разряда, а также управлял городами и крепостями, находившимися в ведомстве приказа. Кроме того, в состав Разряда входили Денежный и Хлебный столы, а также территориальные столы: Новгородский, Белгородский и Севский.

Организационно столы делились на повытья. Дела зачастую перепоручались из-за перегруженности одного стола в делопроизводство другого.

Разряд возглавлял окольничий. Из наиболее видных руководителей Разряда можно отметить окольничьего Т.Н. Стрешнева. Ему подчинялся думный дьяк и два дьяка. В штатах приказа числилось около сотни подьячих.

Война с Польшей за Украину подтвердила необходимость строгой централизации военного управления. Реформа 1680 года усилила роль Разрядного приказа в военном строительстве и организации Вооружённых Сил государства. Все воеводы и приказные люди обязаны были подчиняться Разряду. Созданные указом от 3 ноября 1680 года 8 территориальных военных разрядов были также подчинены Разряду и распределены между его дьяками.

Стрелецкий приказ являлся центральным органом управления и суда над московскими и городовыми стрельцами, за исключением стрельцов некоторых городов, находившихся в ведомстве территориальных приказов. Постепенно сфера деятельности Стрелецкого приказа сужалась. В 1680 году почти все городовые стрельцы были переданы в ведомство Разряда, в Иноземный и Рейтарский приказы. Это было продолжением политики правительства, стремившегося к унификации армии и приравниванию стрельцов к войскам нового строя,

В конце концов, в этом приказе остались только московские стрельцы, да и то не все.

Рейтарский приказ с 1651 года подчинялся Разряду. Позднее он организационно влился в состав Иноземного приказа. Иноземный приказ существовал с 1628 года. С 1680 года он являлся вторым по значению военным ведомством. Его роль постоянно повышается. В его распоряжение постепенно переводятся копейщики, рейтары, солдаты, стрельцы, казаки, которых раньше ведали Смоленский приказ, приказ Казанского двора и другие. К концу столетия в Иноземном приказе сосредоточилось большинство ратных людей нового строя.

Одним из самых старых военных ведомств являлся Пушкарский приказ. Он управлял артиллерийским и инженерным делами. В ведомстве его чиновников находились пушечные московские и городовые дворы, пороховые, селитренные и серные заводы, производство наряда и боеприпасов к нему. Приказ имел свои финансы на содержание артиллерии и персонала - ратных людей пушкарского звания: пушкарей, затинщиков, воротников, кузнецов, плотников. Приказ же осуществлял судебные функции по отношению к подчинённым служилым людям.

Посольский приказ осуществлял дипломатические и военные сношения с вольными казаками. Малороссийский приказ решал все вопросы взаимоотношений с Украиной, военные дела, содержание русских войск и крепостей на её территории. Он же распоряжался гетманским войском и его снабжением. Большую часть армии кормил Житный приказ. Приказ Казанского дворца распоряжался казанскими стрельцами, служилыми людьми низовых городков, а также войсками татар и башкир на московской службе.

Кроме вышеуказанных, военным делом в государстве ведали и некоторые другие приказы. В частности, московскими выборными солдатскими полками распоряжался Приказ тайных дел. Он же ведал гранатным делом и содержанием гранатников до своего расформирования в 1676 году.

Для проведения в жизнь того или иного решения, для выполнения конкретной задачи часто специально создавались временные военные приказы. Некоторые из них существовали несколько лет. Так, Приказ сбора ратных и даточных людей был организован в преддверии Смоленской войны в 1633 году. Кроме того, создавались приказы для сбора денег на жалованье служилым людям, приказы денежных раздач и другие.

Во 2-ой половине XVII века усиливается централизация военно-управленческого аппарата Московского государства. Это давало ему важные преимущества в организации военного дела, позволяя максимально концентрировать материальные и духовные силы, как общества, так и государственных органов на решении насущных военно-политических проблем. Почти два столетия приказная система успешно решала возложенные на нее проблемы военного строительства, управления, обеспечения российских войск.

Вместе с тем, военный прогресс тормозился некоторыми существенными недостатками, присущими этой системе. На деятельности исполнительных органов военного управления сказывалась двойственность в организации армии, связанная с существованием бок о бок войск нового и русского строя. Смешение территориально-управленческих и фунциональных обязанностей, военных и гражданских дел в одних и тех же органах приводило к путанице. Местнические неурядицы парализовали деятельность приказов. Громоздкость и неуклюжесть управленческого аппарата, параллельность в работе, перепоручение одних и тех же дел разным приказам приводили к неслыханной волоките. Так, артиллерийское дело ведалось одновременно Пушкарским, Оружейным приказами, а так же приказами Тайных дел и Большой казны.

Отдельные категории ратных людей часто переводились из одного приказа в другой, что приводило к путанице в их учёте. Ставшая «притчей во языцех», московская волокита приводила порой к прямо-таки анекдотичным случаям. Частый перевод из приказа в приказ ведомства устюжских стрельцов до такой степени запутал ситуацию, что они, в конце концов, остались без государева призрения. Оголодавшие бедолаги-стрельцы слали в Москву жалобу за жалобой, а приказы ещё долго сутяжничали, кому же всё-таки выдавать жалованье служилым людям.

Вот типичный порядок напряжённой работы приказа перед походом. В 1687 году Разряд, получив царский указ о переводе на военное положение одного из полков Новгородского разряда, отдаёт необходимые распоряжения. По этому поводу он вступает в переписку с другими приказами. От Оружейной палаты он требует знамен, из Патриаршего приказа - попа с церковной утварью, из Приказа Большого Дворца - «государе-вово» шелкового шатра, из Конюшенного приказа - обозных повозок, из Приказа Большой казны - 10 «стоп» бумаги для полковой канцелярии, из Иноземного приказа - лекаря с медикаментами.

Управление походным войском осуществлялось из Разрядного приказа. Воеводы приграничных или других городов заранее предупреждались о выступлении в поход или нападении противника. Царской грамотой назначался главнокомандующий походным войском, воеводы разрядных полков, места и сроки их сбора. Так, в первый Крымский поход главнокомандующим и воеводой Большого полка был назначен князь В.В. Голицын, определено место сбора войска - Ахтырка. Во главе Новгородского разрядного полка, который формировался в Сумах, был поставлен боярин и воевода А.С. Шеин. Войска Рязанского разряда сосредотачивались к Хотмыжску, ими предводительствовал князь и воевода В.Д. Долгорукий. Наконец, Севский разряд собирался в Севске под команду воеводы Л.Р. Неплюева. Были установлены сроки сбора - с 25 февраля по первое марта 1687 года.

Царские указы носили характер директивных указаний войскам, в которых определялись основные оперативные цели кампании и войны, в целом. Указы уточняли расположение своих войск и противника, основные направления подготовки войск к боевым действиям, указывались основные и промежуточные цели военных действий, оперативные и тактические задачи по рубежам, доводились изменения оперативной обстановки на театре военных действий. Вместе с тем, Главному воеводе предоставлялась существенная свобода в управлении боевыми действиями, с обязательной «отпиской» в Москву. Такие донесения в Разряд доставлялись почти ежедневно, что давало возможность центру оперативно влиять на постоянно меняющуюся обстановку.

Важным событием военного строительства рассматриваемого периода стало разделение территории государства на разряды - военно-территориальные образования. По существу, они являлись предшественниками современных военных округов. Военные разряды выступали промежуточной ступенью между центром и низовыми звеньями армии. Это позволяло сделать управление войсками более гибким, оперативнее решать вопросы жизнедеятельности армии. Еще в 20-х годах XVII века восточные районы страны были разделены на Тобольский и Тюменский разряды. В середине 40-х годов часть южных уездов были объединены в Белгородский разряд. В конце 50-х годов на юго-западе возник Севский разряд, а позднее - Новгородский, Смоленский, Рязанский и Украинский разряды. Самыми крупными и важными в стратегическом отношении были Белгородский и Севский разряды. Белгородский разряд включал в себя 68 городов. В 1658 году войска разряда состояли из 3 рейтарских, 5 драгунских, 7 солдатских полков, 1 приказа стрельцов. В нем числилось 2 тысячи дворян сотенной службы. Общая численность войск разряда достигала 23 тысяч человек. Войска Севского разряда в 1663 году были представлены 4 полками рейтар, 2 полками драгун, 8 полками солдат и 2 полками дворян сотенной службы. Во главе разряда стоял боярин или окольничий в зависимости от важности разряда.

Оформление разрядной структуры повлекло за собой изменения в организации походного войска. Если в поход на Украину в 1654 году московское войско выступает еще «дедовским обычаем», ополчась во временные, созданные на время похода формирования: Царский полк во главе с Алексеем Михайловичем, Большой полк, предводительствуемый боярином Черкасским, Передовой полк князя Одоевского, Сторожевой полк боярина Темкина-Ростовского и Ертаул боярина Шереметева, то после войны организация существенно меняется. Впредь, части походного войска формировались в составе разрядов из входящих в них полков. Из старой организации остался Большой полк, воевода которого автоматически становился главнокомандующим армии. В 1674 году в Правобережной части Украины действовало войско в составе Большого полка, «в левой руке» у него - Новгородский разряд-полк, «в правой руке» - Белгородский и Севский разряд-полки. По данным записной разрядной книги в поход 1678 года под Чиги-рин войско выступило в составе Большого полка князя М.А. Черкасского (12,5 тысяч человек), Новгородского разряд-полка (3 тысячи человек), Казанского разряд-полка (9 тысяч человек), Рязанского и Севского разряд-полков под общей командой боярина П.В. Шереметева (19 тысяч человек), Белгородского разряд-полка (18 тысяч человек).

Изменения произошли и в низовых организационных звеньях. Они еще не носят постоянного характера,.но в них без труда заметны очертания более поздних дивизий, бригад, корпусов.

Основной административной и тактической единицей оставался полк - солдатский, драгунский, рейтарский и сотенный. Полк являлся высшей постоянной по численности и вооружению частью. Организационно несколько полков включались в так называемый «воеводский полк». Так, в полк боярина и воеводы П.В. Шереметева входили 5 полков и приказов полковников И. Чернышева, А. Гулица, Ф. Коха. М. Вестова, Я. Кунера, И. Гаста. «Воеводские полки» состояли из пехоты, кавалерии и артиллерии, в сущности, являлись предвестниками дивизий. Численность их была различной и определялась военными соображениями, удобством сосредоточения войск и местническими счетами. 2-3 «воеводских полка» комплектовали полк-разряд, во главе которого стоял более родовитый вельможа. Как правило, разрядный полк состоял из двух «воеводских полков», а Большой полк - из трёх.

Процесс реорганизации войска активизировался в начале 80-х годов XVII века. Специальная комиссия из видных бояр, генерал-полковников во главе с князем В.В. Голициным рассматривала перспективы дальнейшей унификации российского войска, реорганизации русского строя по типу полков нового строя. Задача комиссии была определена царем Федором Алексеевичем: «Ведомо ему, Великому Государю, учинилось, что в шедших воинских бранях, будучи на бранях с его государевыми людьми, государевы неприятели показали новые в ратных делах вымыслы,... и чтоб для тех новомышленных неприятельских хитростей учинить ему Великому Государю в своих государевых ратях ... лучшее устроение...».

Комиссией были пересмотрены и переучтены все ратные люди государства. В целях приведения армии к единой системе организации «ратные люди старых служб» были переведены в новый строй.

Поместное ополчение и стрельцы окончательно уничтожены не были. Но указом от 7 ноября 1680 года все «ратные люди старых служб из многочисленных приказов были переданы в распоряжение основных военных органов - Разряда, Рейтарского и Иноземного приказов.

В это же время окончательное закрепление получила организационная структура Вооруженных Сил, складывавшаяся десятилетиями. Войска были расписаны по 9 территориальным разрядам. «Роспись перечневая ратным людям, которые в 1680 году расписаны в полки и в разряды» определяла российское войско в 164600 человек. Оно состояло из 41 солдатского, 21 московского стрелецкого полков, 26 рейтарских и копейных полков, 4 черкасских казачьих полка, 16 тысяч дворян и детей боярских в полках сотенной службы, 6385 московских чинов, их людей- 11830, 10 тысяч даточных людей. Кроме того, по указу Москвы малороссийский гетман обязан был выставить 50-тысячное казачье войско.

Таким образом, Россия во 2-ой половине XVII века имела вполне сложившуюся организованную вооруженную силу. Военное строительство допетровской эпохи имело свои особенности. Это своеобразие определялось:
конкретно-историческими условиями развития государства;
экономической слабостью господствующего в стране феодального хозяйства.

Соседство и вековое противостояние с азиатскими народами оказало определяющее влияние на развитие военного дела в России. Это дает основание говорить о «российско-азиатекой направленности строительства Вооруженных Сил в XVI - 1-ой половине XVII веков.

Дворянство являлось носителем высоких нравственных, религиозных устоев и боевых традиций. Частые войны за независимость и свободу Отечества, наличие военных сословий, имеющих громадный боевой опыт, жизнь которых проистекала в военных тяготах, наследственный характер этой службы, преемственность семейных традиций, особенно, в дворянских семьях - все это тесно соединялось с идеей службы Отечеству и защиты православной веры. Верность государственным интересам, квинтэссенцией которого выступал Великий Государь, воспитывалось у поколений российского дворянства, прикрепленного к государству поместной системой. Семейная и круговая порука способствовала воспитанию в дворянской массе высоких морально-боевых и религиозных чувств. Пожизненный семейный характер службы сохранял и передавал из поколения в поколение боевые традиции. Духовная сторона военного дела представляла собой одну из основных особенностей допетровской армии.

Приоритет духовных ценностей был сохранен и перенесен в войска «нового строя»: рейтарские, драгунские, и солдатские полки.

Рядовой состав армии комплектовался из податных сословий. Основой для формирования боевого духа войска служила глубокая религиозно-нравственная природа русского человека, крестьянина и посадского. Неприхотливость, закалка суровым климатом, смирение и покорность, богобоязнь, культивируемые церковью и воспитываемые крепостной системой, а также об-щинность - все это делало русского человека благодатным материалом, из которого посредством строгой дисциплины и воинского обучения делали первоклассного солдата. Природная выносливость, стойкость, сноровка и удаль стали основой воинской доблести российского воина.

К безусловным недостаткам поместно-поселенной системы организации российской армии XVII века относятся:
- отсутствие единой, постоянной системы военного обучения;
- слабая воинская дисциплина поместных войск;
- тесная зависимость от феодального хозяйства;
- архаичность административно-организационных структур.

Эти же недостатки в полной мере относились к «служилым людям» Московского государства, близким по социальному статусу к дворянству: городовым казакам, московским и городовым стрельцам, «служилым людям пушкарского чину», служившим «по прибору», новокрещенам, татарам, башкирам, калмыкам и т.д.

По мере проникновения в Россию влияния цивилизованного Запада и вовлечения ее в круговорот европейской политики, все активнее внедряются в армию элементы западноевропейского военного искусства. Во II половине XVII века заимствование приобрело характер устойчивой тенденции. Это проявилось в следующем :
- появляются элементы профессиональной организации в лице полков «нового строя»;
- ужесточение требований к воинскому обучению и дисциплине;
- централизация военного управления, совершенствование командно-должностных структур;
- переход к передовым тактическим формам;
- изменение системы комплектования;
- совершенствование организационно-штатного устройства войск.

На этом этапе, в основном, оформилась система пополнения армии представителями недворянских сословий, находящихся на низших ступенях феодальной иерархии: государственными, помещичьими, монастырскими крестьянами, работными и дворовыми людьми, холопами, посадскими и др. Все они формировали рядовую массу солдатских полков.

Вместе с тем, переход от «русско-азиатского» к «европейскому» направлению военного строительства сопровождался и обратными процессами. Попытки удешевить содержание армии обернулись распространением традиционного русского способа содержания на войска «нового строя». Анализируя это явление, некоторые видные военные историки прошлого имели все основания противопоставить утверждениям о заимствовании европейских образцов тезис о «... поглощении тех новшеств, которые ни (иноземцы) явили» российскими обычаями. Во взаимопроникновении традиционных и заимствованных начал заключалась важная особенность российской военной организации.

Таким образом, в середине XVII века военная система Московского государства получила мощный импульс развития. С этого времени ориентация на западноевропейское военное искусство становится доминирующим направлением развития Вооруженных Сил. Традиционные начала не исчезли бесследно. Частично они были адаптированы к новым структурам, частично - сохранились в неизменном виде. Более того, в последней четверти века они стали явно преобладать, в частности, в содержании войск. В тесном сочетании заимствованного и традиционного зарождалась особенность русской военной организации новой эпохи.

Наиболее последовательно в военном строительстве выступало правительство Алексея Михайловича. Ему удавалось находить разумную середину между русской самобытностью и заимствованиями. Армия этого периода дисциплинирована, хорошо организована и обучена, ею командуют опытные военачальники. Первостепенное значение для ее становления имел опыт 13-летней войны с Польшей и Швецией. Заслуги отца не были забыты сыном. В Манифесте о Воинском Уставе от 30.03.1716 года Пётр писал: «Понеже всем есть известно, коим образом отец наш.. .в 1647 году начал регулярное войско употреблять и устав воинский издан был и тако войско в таком добром порядке учреждено было, что славные дела в Польше показаны и едва не всё королевство завоёвано было, также купно со шведами война ведена была. Но потом оное не токмо умножено при растущем в науках свете, но едва не весьма оставлено, то, что последовало потом, не точию с регулярными народы, но и с варвары (без стыда) что ни против кого стоять могли, яко о том ещё свежая память (что чинилось при Чигирине и Крымских походах, умалчивая старое) и не только тогда, но и гораздо недавно, как с турками при Азове, так и с начала сей войны при Нарве...».

Заслуга Петра в том, что он перенёс не механически все приобретения русских солдатских полков XVII века, а творчески разумно использовал наиболее прогрессивное из них - одно свёл в систему, другое - видоизменил, приспособил к новым условиям, третье - отверг, как анахронизм.

Военная политика правительства в XVII веке не отличалась последовательностью и устойчивостью: неуверенно сделав шаг вперёд, делали два шага назад. Эти колебания имели определённую общественную подоплёку и обуславливались обострением социальных противоречий.

С одной стороны, в 80-х годах были сделаны попытки перевода в солдатскую службу стрельцов. С другой стороны, не желая затрагивать владельческих прав феодалов, правительство само разрушало систему комплектования солдатских полков даточными крестьянами.

При приемниках Алексея Михайловича динамика преобразований несколько снизилась. Этому был целый ряд причин, в основном, субъективного характера: слабость центральной власти, борьба боярских родов за престол и т.д. Сильна еще была группировка ревнителей московской старины, противодействующая европеизации России. Дальнейшие попытки реформирования армии были парализованы стрелецкими мятежами. Все это оборачивалось частичной потерей контроля над войсками, снижением боеготовности и дисциплины.

Следующий этап военного строительства был связан с именем Петра.