Книгы Александр

      ...И скончявшюся времени родити Олумпиаде, седши на столе, на немже раждають жены, начя болети. Пристоя же Нектонав, и премерив небеснаа течения, тешаше ю, да бы ся не потщала на рожение, и склонив мирскыя стухия влъхвованиа силою, пытааше настоящаа и рече к неи: "жено, въздержися, да победиши настоящаа естеству. Аще бо ныне родиши, работяга и планеника родиши". Пакы же жене в болезни мятущися и уже не могуща потръпети от великыя болезни, Нектонав же рече: "жено, потръпи мало. Аще бо ныне родиши, галин будеть, нищь раждаяйся". И некыя притчя и добраа словеса Нектонав утешаа, учяше Алумпиаду. Тот свое влъхвование творя, не дадяше жене родити. Пакы же съглядав небеснаа течениа и мирская стухия, и видев всего мира посреди небеси суща, и светлость некую узрев, яко солнцю посреди небеси суща, и рече к Алумпидае: "уже пусти глас к рожению своему". И сам же повеле еи, да родить, и рече еи: "царя родиши мирудржца ныне". Алумпиа же, боле вола възпивши, и роди отрочя с доброю чястию. Отрочяти же надшю на земли, быша громи велици и блискании млъниа, яко всему миру подвизатися.
      Утру же бывшю, виде Фллип отроча, еже роди Алумпиа, и рече: "мыслил есмь не кръмити его, яко не от мене ся есть родил. Но понеже вижу, яко семя есть божие, рожество же его боле всего мира, да кръмим си будеть за память умръшаго ми отрока, родившагомися от пръвыя жены, и да наречется Александр". И тако рекшю Филипу, всяко прилежание творяху отрочяти и, въложивши венец на главу его, поводиша и по всеи Макидонии и по всеи области его. Възмогшу же Александру, неподобен бяше образом к Филиппу, ни к своеи матери Алумпиаде, ни к отцу своему, но своим украшен образом. Образ убо имяше человеческыи, гриву же лвову, очима же грозоок, десное убо долу зряше, шюее же зекро. Зуби же его остри, акы змиевы. Подобе же имяше лвово, скор, ясн же бяше. По летех же възрасте, начя ся учити. Бе же ему кръмилица сестра Мелантова, пестунь же и кормилець Леонид, учитель же книгам Полуник, гудению же Леукип, землемерию Мелеп, мудростным же словом Аксиаменик, философии же Аристотелис, брань творити - воевода. Александр же всякому наказанию научився, и звездный закон; отпущаем же от учениа домови, учяше дети, с нимиже учяшеся, да ся биють, разделившеся, и сам творяще брани ту. Егда же узряше другую страну побежаему сущю, преходяще на ту страну и помогаше им, и одолеваху, и яве бяше, яко того беяше победа. Сице же Александр кормим бяше, и с воины на поле хожаше учится воинскому чину и с коньныкы примешаяся, учяшеся ездити.
      В един же от днии приведоша к Филипови конюси от стада жребець велик зело и поставиша и пред ним глаголюще: "владыко царю, сии конь в царъскых стадех обретохом родившася и прекрасна сущи. Приведохом ти, владыко". Видев же его величество и доброту. Филипп подивися. Многыми же дръжим одва, ведом бяше. Конюси же реша: "владыко царю, человекоядець есть". Царь же Филип рече: "въистинну о сем съвершается, яже в еллинех притчя, яко близ добрых бысть зло. Но понеже привели есте его, прииму и". И повеле сътворити железну кущю и ту его затворити необузданна. "И иже аще не покорится царству моему, но преступник будеть законом, или иже аще в разбои ят будеть, ту въметайте и". И бысть, якоже повеле царь.
      Александр же мужаашеся възрастом, егда бысть двоюнадесять лету, с отцем на войну хожаше, и на конех ездя бяше, и въоружашеся, и с воины хожаше, яко зрящю его Филипу рещи: "чядо Александре, люблю нравы твоя и мужескыи твои образ, яко неси подобен к мне". Алумпиа печялна пребываше. И призва Алумпиа к собе Нектонава и глагола ему: "поглядаи, что мыслить о мне Филипп". Положив же дщицю и звезды, глядаше о неи. Седящю с нима и Александру, и рече Александр к нему: "отче, не се ли суть звезды, еже, глаголеши, и на небеси сияють?" - "И велми, - рече, - чядо". И рече ему Александр: "могу ли я видети?" Он же рече: "еи, чядо, можеши".
      Вечеру же бывшу, поем Нектонав Александра, веде вон из града на пусто место и, възревь на небо, показаше ему небесныя звезды. Александр же, дръжа за руку, приведе и к дебри и ринув его низ. Лете воньже Нектонав и разбися зле, и рече: "о горе, чядо Александре, како ти ся ключи се сътворити". Александр же рече к нему: "собе ся ругаеши, учителю". Он же рече: "чесо деля, чядо?" Александр же рече: "яко земских не сведаа, небесных пытаеши". И глагола ему Нектонав: "чядо, зле приях язву. Егда влъхвовах о собе, разумех, яко от своего чяда подобает ми умрети и убиену быти, и не избыхся от него, но от тебе убиен буду". Александр же рече: "аз ныне сын ли есмь убо?" Тогда исповеда ему Нектонав о Египетском царствии своем, и о избежении своем из Египта, и како вниде к Алумпиаде, и како вниде к ней бог Амнон и бысть с нею. Си же глаголя, издохну. Си слышав Александр у него, и веру ем ему, акы по своем отци каяшется, яко умре, и убоявся, не остави его в яме, да не зверми изъеден будет; нощь бо бяше, а место пусто. И любовь приим, якы к отцю, препояся, и възложив его на рамо свое, мужескы несе и к Алумпиаде матери своеи. И се видевши Алумпиа, рече к Александру: "что се есть, чядо?" Он же рече еи вся, яже слыша от Нектонава. Она же чюдившиеся и разуме, яко прелщена сущи от него влъховным злодейством; любовь же примиши, погребе его, яко да лепо, акы отца Александрова. И гроб сътворивши, ту и положи...



      Бысть же Александр лет 15, и в един от днии ключися ему мимо ити, идеже бе конь волуя глава заключен. И услыша рзания страшна и, обратився к отроком, рече: "что се есть рзание коня сего?" Отвещав же Петоломии воевода и рече: "владыко, се есть нарицаемый конь волуя глава, егоже отець твои затвори, зане человекоядець есть". Услышав же конь Александровы глаголы, порза второе, не акы всегда, страшне, но тихо и красне, акы от бога научен. И якоже приближися к кущи Александр, и абие выде нозе преднии конь к Александру и язык свои испусти к нему, являяся своему владыце. Александр же, видев чюдно обличие и кости многы человек от злы смръти съкрушены лежаща окръст его, отгнав стража, отверзе кущю, и ем же его за гриву, укроти его и изведе и необузданна и яздяше посреди града Пельскаго. Тек же некто от конюх, поведа Филиппу царю, сущю вне града Пельскаго. Филипп же, помянув, емуже рече влъхва в Дельфех, и въстав, и шед, устрете Александра и целова и1048, глаголя: "радуйся, Александре мирудръжъче". И оттоле кроток бяше Филипп о надежи чяда.
      В един же от днии обрете празднующа отца своего Александр и, облобызав его, рече: "отче, молютися, повели ми в Пису преплути на Алумпийскую воину, понеже воевати хочю". Филипп же рече к нему: "кым убо образом сего желаеши?" Александр же рече: "на колесницах хощю ити". И он же рече: "чядо, аз ныне изберу ти коня от моих стад нарочитыя. И ти убо на помощь ти будуть. Ты же, чядо, мужаися сам прилежнее, ибо подвиг славен есть". Александр же рече: "ты повели ми, отче, ити на подвигы, имею бо жребца младыя, собе въскормих". И облобызав же его Филипп, и почюдився его похоти, и рече к нему: "чядо, аще сему хощеши, иди поздраву". Шед же на пристанище лодииное, повеле лодию нову съделати и конем с колесницами внити. Влезе же Александр и с другом своим Фестионом и, преплув прииде в Пису, излезе же, приим дары многы, повеле, коня оставивше, ити. И сам с другом своим Фестионом пешь изыиде. И усрете я Миколаи, сын Ария, царя акарнанскаго, богатством и чястию шатаяся и плотнеи силе надеяся. И пришед, целова Александра, глаголя: "радуися, детищю". Он же рече: "радуися и ты, кто любо еси и откуду еси?" Миколаи же рече к Александру: "аз есмь Миколаи, царь арканьскыи". Александр же рече к нему: "не тако грозися Николаю царю, шатаяся, но яко доволен имея живот до утрия: чясть бо не стоить на едином месте, но в един час гръдыя худы творить". Миколаи же рече: "глаголеши убо право, смыслиши же не тако. Что же еси пришел семо, соглядать или бится? Слышал бо есмь, яко Филипа макидонскаго еси сын". Александр рече: "аз приидох на тя, да ся с тобою сниду на конех, малыи сыи телом". Николаи же рече: "паче противишилися на брани, на панкратию или имантомаху пришед". Александр же пакы рече: "на колесницах хощу". Въспололевъжеся гневом Николаи, и обиде Александра, видев уность тела его, не уведев душевную его дръзость, и плюну на нь, глаголя: "не буди добра ти николиже. Видите, на кого сеи прииде на Письскыи съборъ". Алексаднр же, научен сыи от естества въздержатися, утре оплеваниа слены и посмеявся: "до смръти тя, - рече, - Николаю, уже побежю, и в отечествии твоем арканьстем и оружием тя въсхищю". И разидостася сварячеся.
      По малех же днех приближися быти брани, и снидеся колесниць 500 и 4 убо царев сынове бяху: Николаи карнанскыи, и Ксанфиа виотскыи, и Кимон кореньтиискыи, и Александр макидонскыи, а прочаа колесница болярскых и воеводин сынов. И пристроиша потом воискаа, вся и меташа жребия. Да взяся пръвое Николе, второе Ксанфии, третьее Кимон, четврътое Клитомах, пятое Аристип шестыи Алунъфос, седмыи Пирии, осмыи Лаконид, девятыи Александр макидонскыи. И сташа потом на колесницах, и воструби труба. Изидоша заставы колесниць, и отворишася двери приградом, и пустишася пръвое борздо вси около пръваго обихода, и втораго, и третиаго, и четвертаго. Недостигающии же онемогошася, одхнувшимся конем их, четвертыи же бе Александр ездя, по нем же Николаи, не толма хотя победе, якоже хотя убиению Александрову. Отца бо Николина убил бяше Филипп на плъку. Се же разумев умныи Александр, разбившимся колесницам предидущим, сеи от оноя въстягати начя, да бы и минул Николаи. Николаи же, не ведаа прельсти, мину его, хотя приати славу и венчяния, и потом пусти преди един. И яко обыиде двоичи, опровержеся конь Николин на колесницю, разбившююся с пръвыми кони, и свалися долу Николаи, и Александр же, идыи в след его и минуя, его, заде осью колесници Николине, и разбися вся колесница Николина, и умре Николаи. И оста ктому Александр един. И събыся удиръшему притча, глаголющаа: "иже иному зло мыслить, собе зло смыслить". И потом венчян бысть Александр и възя победныи венець. Венчя бо его Алумпии и рече к нему Диев влъхов: "Александр, провъзвещаеть ти алумпиискыи Зеус: се дръзаи; яко же бо Николу еси победил тако победиши многы противных..."



      Дарии же, съвокупив силу многу, поиде с детми своими и с женою и с матерью своею. Бяху же с ним нарицаемии бесмрътни 10 тысящь. Сего деля нарицахуся бесмьртни, яко число их бяше всегда плъно в убиеных место. Александр же, прошед Киликийскыи Тавр, прииде в Тарс, в киликиискую митрополию, и видев Впату реку наводнившюся, сам же ся бе въспотел от пути, и стъволок и с себе броня, измывся в реце, и намръзеся зимою, в злу беду впаде, одва ся изъявлекова. Извлековавый же его бе Филипп от славных лечець. Исцелев же, поиде на Дария. Дарии же на наричемем вся воя строяше. Разгневажеся, Александр устремися на брань и исплъчися на Дария. Сущии же о Дарии, видевше Александра, с силою идуща на нь, на неиже стране слышаша Дария, ту постави колесница и всю бранную пристрою. Ставшима обема странама на браннем ступени не вда Александр ни единому плъку приступити к ним, ни проехати, ни причясти их. И въсед Александр на конь, повеле въструбити бранный глас. И велику кличю бывшю в воих, и бысть велика брань лгежду има. И биюще ся гоняху, ово на сю страну, ово на ону. Обои убо побежающеся расхожахуся. Сущий же о Александри, въстискаху суща о Дарии дале, и велми я крышаху, язвяще. Падаху друг на друга в множестве вои. Ничтоже бяше ту видети, но токмо коня, ложаща на земли, и мужа избъены. Но беяше же како познати ни пръсянина, ни макидонянина, ни болярина, ни пеша, ни конника в велице прасе. Не видети бо бяше ни неба, ни земли от многы крови. И тоже само солнце, сжаливси о бывших и не могыи зрети толика зла, пооблачися. Сечи же велице бывши, побегоша пръси. Бяше же с ними Амут антиохиискыи, боярин макидонскыи, иже бежал к Дарьеви в пръваа лета. Вечеру же бывшю Дарии, убоявся, поиде преди. Всеми же бе знаема побежанаа его колесница. Он же остави колесницю и, вседь на конь, бежа. Александр же, чтяше Дария, хотяше и яти, да ни от когоже убиен будет, и гнаше по нем, хотя и спасти. Колесницю убо, и жену его, и дщерь, и матерь Дарьеву 60 връст гнав, Александр прия. Самого же Дария нощь спасе, имея бо на то конь добр. И тем убеже, един гоном. Александр же постиг Дарьев товар, вселися во нь. Победив Дария и противныя и толикы славы сподобися, ничего же гръда не сътвори, но убиеныя пръсы повел погребати, матерь же Дарьеву, жену и дети с собою приведе честию. Такоже и прочаа пленникы словесы утеши...



      Абие же повеле Александр погрести Пора царя царьскы. Честныя же полаты вси его възем, поиде к рахманом, не к борцем сущим, но к нагомудрецем, в кучах и в верьтьпех живущих.
      Рахмане же, слышавше идуща к ним царя Александра, и послаша к нему старейшаго мудреца с грамотами. И приим Александр, и прочте, и обрете написано сице: "нагомудреци человеку Александру написахом. Аще к нам идеши битися, ничтоже успееши, не бо имаши что у нас взяти; аще ли хощеши взяти, еже имеем, тому не надобе брань, но молитва, не к намь, но к вышнему промыслу. Аще ли хощеши уведети, кто мы есмы, человеци есмы нази, любомудрити навыкъше, не о себе, но от вышняго промысла творение. Тебе подобаеть брань творити, а нам любомудрити". Се же прочеть, Александр с миром поиде к ним. И виде лесы многы и древа многа и красна со всяцем плодом, реку же обходящу всю ту землю, и бяше вода светла и бела, яко млеко, и фюници мнози, полни плода, винъная же лоза имяше грезнов 100 добры зело. И виде Александр нагы и неодены, под кучами и в верьтьпех седяща, въне же далече оть них виде жены и дети их, яко стада на пастве.
      И въпроси же Александр глаголя: "гроб не имеете ли?" Они же реша: "се вместилище, зде пребываем, и се есть нам гроб, сде бо почиваем на земли, погребающе себе в сон. Земля же ны ражаеть, и земля коръмит. Под землею бо кончавшися лежим в вечный сон". Другое же въпроси: "которых есть боле, мертвых ли или живых?" Они же рекоша: "мерьтвых боле есть, но уже ктому не видим их, видимых боле есть невидимых". Другое вопроси: "что убо есть крепле, смръть ли или живот?" Они же реша: "живот; еже бо солнце въсходя луча имееть светлы, заходя же немощнее бываеть". Пакы вопроси: "что есть боле, земля ли или море?" Они же реша: "земля, ибо то само море землею подъдержиться". Пакы же въпроси: "что есть во всех животных лукавее?" Они же реша: "человек". Он же рече: "како?" Они же реша: "се да тя препираем. Ты бо, зверь сы, зри, колико зверии водиши с собою, да другым зверем живот един въсхитиши". Он же не разгневася, но улыснуся. Другое же рече: "что есть царство?" Они же рькоша: "обидлива сила, неправедно дерзновение, времени помогающу, злата бремя". Рече же другое: "что есть начало быти перъвое, день ли или нощь?" Они же реша: "нощь, все бо ражаемое во тме чревней ростеть и потом родится к свету прияти свет". Другое же рече: "кая страна добрейши есть, десная ли или шуяя?" Они же реша: "десная, и само бо солнце въсходить и по левой стране небеснеи ходить, и жена перъвое доить левым сесцем". Потом же въпроси их Александр: "имеете ли стареишину?" Они же реша ему: "имеем игумена". Он же рече: "Хотел бых целовати его". Они же показаша ему Даньдамья, на земли възлежаща на листвии. И пред ним положени смокви, и дыня, и прочии овощь. Сего видев Александр и целова. Он же рече Александрови: "радуися", не въсташе же к нему, ни почти его яко царя. Въпроси же его: "есть ли у вас имение?" Он же рече: "имение наша есть земля, древа плодоносная, свет, солнце, луна, звездныи лик и вода. Егда убо взалъчем, ходим к плодносному древу, нест мы и плод смороден. На нов месяць все древо наше ражаеть плод. Имеем же великую реку Ефрату. Егда въсхощем воды, ходим к неи, и пьем воду, и веселимся. Имееть же кождо нас свою жену, и на новь месяць ходим и приближаемся к ним, донележе родять по двое детии. И въменим единого в отца место, другаго же в матере место". Си слышав, Александр рече всем: "просите у мене что хощете, и дам вам". И воспиша вси, глаголюще: "дай нам бесъмерьтие". Рече же Александр: "сим аз не владею, аз бо смрътен есмь". Они же реша ему: "почто ты, смрътен сы, толико ся бореши, да все возмеши? Где же то хощеши понести? Не пакы ли то инем оставиши?" Александр же рече: "си от вышняго промысла строятся, да мы вам служители будем онем повелением. Не встанеть бо море, аще не дъхнеть ветр. Неключим человек токмо с вышняго промысла. И аз бых престал от рати, но не дасть ми нрава моего владыка; аще бо быхом вси един нрав имели, празден убо бы весь мир; по морю быша не плавали, земли быша не делали, детино рожение не было. Колико бо их в бывших бранех от мене погрешиша, погубивше мужа и дети, друзии же добывше си от чюжего. Вы бо, от всех приемлюще, другим оставляите, и ни единому ничтоже не будеть". Се же рек, Александр принесе к Даньдамью злато, и хлебы, и вино, и масло, глаголя: "прими се в память нашю". Дандамии же, просъмеяся, рек: "сии нам не потребна суть, но да ся не мним гордяще, примем у тебе масло". И сотворив громаду дров, и зажьже огнем пред Александром, и взолья масло на огнь...



   назад       далее