Сын и преемник польского короля (с 1025 г.) Болеслава I Храброго король Мешко II (1025—1034 гг., с перерывом) пытался было поначалу продолжить наступательную политику своего отца как на западе, против Германии, так и на востоке — против Руси. Это обстоятельство вызвало возобновление русско-немецкого военного союза, начало которому было положено в 1017 г. Источников, которые бы прямо сообщали о договоре между киевским князем Ярославом Владимировичем и германским королем (с 1027 г. — императором) Конрадом II (1024-1039 гг.), нет, но разрозненных сведений в немецких памятниках, в сочетании с данными «Повести временных лет», достаточно, чтобы сложить из них содержательную мозаику. Польская историографическая традиция не уделяет Мешку II особого внимания (что психологически понятно — ведь в его правление произошел временный коллапс польской государственности) и в данном случае ее можно в расчет не принимать. Главным из немецких источников по теме является небольшое по объему, но ценное сочинение придворного капеллана Конрада II Випона — «Жизнеописание императора Конрада». Положение автора обеспечило ему хорошую осведомленность, хотя по стилю и тону повествования чувствуется, что он был далек от политических проблем. Под 1032 г. Випон пишет:
      «Умирая, ... герцог (dux) поляков Болеслав оставил двоих сыновей — Мешка и Оттона. Мешко преследовал своего брата Оттона и изгнал его на Русь (Ruzzia). Бедствуя, тот провел там некоторое время, после чего начал искать милости императора Конрада, чтобы с его содействием и помощью вернуть себе власть на родине. Согласившись сделать это, император решил, что сам он с войском двинется с одной стороны, а с другой — брат Мешка Оттон» (Wip. vita Chuonr. Cap. 29. P. 48).
      В результате такого двойного нападения Мешко бежит к чешскому герцогу Олдржиху (1012—1034 гг.). Об изгнании Оттона братом Мешком на Русь Випон сообщает мимоходом еще раз в другом месте, не прибавляя, однако, ничего принципиально нового.
      Рассказ Випона страдает определенным схематизмом. В целом верно передавая суть событий, он умалчивает, например, что, помимо младшего Оттона, в борьбе с польским королем участвовал и другой его брат — старший Бесприм, которому-то в итоге и удалось на короткое время занять польский престол после бегства Мешка (Оттон же получил в удел, вероятно, Силезию); об этом находим подробные сведения в другом современном немецком источнике — «Хильдесхаймских анналах» (старую гипотезу о тождестве Бесприма и Оттона надо, видимо, оставить). Зато «Хильдесхаймские анналы» ничего не сообщают о роли Руси в конфликте, хотя, в отличие от Випона, правильно то датируют — не 1032, а 1031 годом. Не подлежит сомнению, что мы имеем дело с той же военной кампанией, о которой известно по «Повести временных лет», где в статье именно 1031 г. читаем, что киевский и черниговский князья Ярослав и Мстислав Владимировичи «идоста (форма двойственного числа) на ляхы и заяста грады Червенские опять» (ПВЛ. С. 65): Червенские города были захвачены Болеславом после кампании 1018 г. Представить себе, будто поход на Червенские города в 1031 г. состоялся независимо от одновременного немецкого похода против Мешка, так же невозможно, как и то, что переговоры находившегося на Руси Оттона с Конрадом II шли без ведома Ярослава. Между тем со стороны Руси поход не был первым: Ярослав, согласно летописи, уже воевал в этих краях. Стало быть, снова упрощает дело Випон, говоря, что Оттон на Руси «бедствовал»: неполный (локальный) успех кампании 1030 г., надо думать, и подвиг Ярослава и Оттона на переговоры с Конрадом — ведь война последнего с Мешком шла уже с 1028 г.
      В довольно обширной и разноязычной историографии о внешнеполитической ситуации Польши в правление Мешка II оказался совершенно упущен еще один источник, возможно, восполняющий недостаток прямых сведений о русско-немецком союзе в начале 1030-х годов, написанной на древненижненемецком (или древнесаксонском) языке. Речь идет о «Саксонской всемирной хронике» XIII в., которая содержит уникальный генеалогический экскурс о маркграфах Саксонской северной марки X-первой половины XI в.: «Бенно родил Дитриха, герцога и маркграфа, который был отцом Бернхарда; этот родил маркграфа Бернхарда, который родил маркграфа Вильгельма и ... некоего Оттона, мать которого была из Руси (van Ruzen)» (Sachs. Weltchr, Cap. 237. P. 199). Поскольку Дитрих, упомянутый в этом родословии, был отцом Оды, второй жены польского князя Мешка I отца Болеслава I, то относительно Оттона и его «матери из Руси» была высказана единственная догадка: русский брак маркграфа Бернхарда объясняется планами киевского князя Владимира Святославича поддержать Оду и ее сыновей, изгнанных Болеславом в Германию после смерти Мешка I в 992 г.; в этой связи напоминали и о «большой войне с Русью», которая угрожала Болеславу в 992 г., согласно «Хильдесхаймским анналам». Однако такая внешне логичная интерпретация невозможна хронологически. Во-первых, приходится объединять двух названных в «Саксонской всемирной хронике» Бернхардов в одного, ставшего маркграфом на старости лет в 1009 г. и тем не менее прожившего еще до 1044 г. (эти даты хорошо известны по другим источникам). Во-вторых, Оттон известен и по «Анналам» Ламперта Херсфельдского, где он упоминается под 1057 г., когда возглавил возмущение против малолетнего германского короля Генриха IV и сам выступил претендентом на престол. Оттон представлен в этом рассказе безрассудным юношей, а не шестидесятилетним стариком, каким он должен был бы быть, если бы его мать вышла замуж ок. 992 г. Итак, если полагаться на сведения «Саксонской всемирной хроники», то второй, русский, брак маркграфа Берихарда-младшего надо отнести к 1030-м годам. Но тогда невозможно только одно оправдание такому матримониальному пишу: русско-немецкий договор о совместных действиях против Лешка II в 1031 г. В данной ситуации фигура маркграфа Саксонской северной марки как нельзя лучше подходила для брака с русской княжной по той причине, что одним из претендентов на уделы в Польше (помимо Бесприма и Оттона, родных братьев Мешко II) был также Дитрих, внук изгнанной в 992 г. Оды и племянник Бернхарда; после победы над Мешком Дитрих получил Западное Поморье. Супругой Бернхарда могла стать либо Ярославна, либо дочь Владимира от второго брака, который освидетельствован Титмаром Мерзебургским.
      В 1032 г. Мешку удалось вернуться на престол, хотя и ценой территориальных уступок Империи и отказа от королевского титула. Но в Польше зрела смута, которая со всей силой разразилась после насильственной смерти Мешка II в 1034 г. Конкретный ход событий ближайших последующих лет сплошь и рядом перемешан, но несомненно, что Древнепольское государство переживает практически полный распад, утратив на севере Поморье, на западе — полабские марки, на юго-западе — Силезию, на востоке — Мазовию. В стране царил политический хаос, усугубленный повсеместными народными волнениями. В таком положении застал Польшу вернувшийся на родину из Венгрии Казимир I (1038-1058 гг.), сын Мешка II. Восстановление порядка было невозможно без мира с сильными соседями. Борьба с Германией и Русью сменяется союзом с ними же — обычная для политики в те времена метаморфоза. Нас интересует, понятно, роль Руси в укреплении Казимира. Заручившись отказом польского князя от претензий на Червенские города, Ярослав Владимирович был готов помочь ему в восстановлении контроля над Мазовией.
      На эту тему, помимо древнерусских, есть сведения в немецких и польских источниках. Аноним Галл в данном случае, против своего обыкновения, немногословен, сообщая только о том, что Казимир «взял себе знатную (nobilis) супругу из Руси (Rusia), с большим приданым» (Gall. I, 19. Р. 44); ни о дате брака, ни об имени и происхождении этой русской жены Казимира, ни о военной помощи со стороны Руси сведений у Галла нет. Винцентий Кадлубек же, черпая из «Хроники» Галла, уснащает ее подробностями, прославляющими подвиги Казимира, но не имеющими ничего общего с действительностью. По Кадлубку выходит, что Русь не только не помогала Казимиру, а даже выступила против него, поддержав мазовецкого князя в союзе с какими-то фантастическими «даками» и «гетами». Зато польские «Анналы Краковского капитула» называют имя русской княжны — Добронега, отмечая ее смерть под 1087 г. В «Повести временных лет» известие о браке Казимира помещено в статье 1043 г.: «В си же лето вдасть Ярослав сестру свою за Казимира», — польский же князь в знак мира и союза вернул захваченных еще в 1018 г. пленных: «... и вдасть Казимир за вено (выкуп за невесту) людии 8 сот, яже (которых) бе полонил Болеслав, победив Ярослава» (ПВЛ С. 67). Если добавить к этому летописные сообщения о походе Ярослава в помощь Казимиру на мазовшан под 1041, 1044 и 1047 гг., то картина получится существенно более полная. Но и здесь остается открытым вопрос о времени заключения русско-польского союза, так как летописная статья 1043 г. носит хронологически «сборный» характер. И тут на помощь приходит немецкий источник к которому нам уже приходилось и еще не раз придется обращаться — так называемый «Саксонский анналист» («Annalista Saxo»), в русскоязычной историографии иногда фигурирующий под неточным наименованием «Анналист Саксон».
      «Саксонский анналист» — название условное, так как своего имени сам автор этой громадной анналистической компиляции, доведенной до 1139 г., нигде не сообщает. В настоящее время общее признание получила гипотеза, согласно которой это сочинение приписывается Арнольду, аббату монастыря в Нинбурге (ум. в 1166 г.), перу которого принадлежали, вероятно, те же «Деяния магдебургских архиепископов». «Саксонский анналист» объединил в своем составе выписки (частью буквальные) из чрезвычайно большого количества источников. Так, мы найдем у него уже знакомые нам сообщения о Руси из Лиудпранда Кремонского и «Продолжения Регинона», Титмара Мерзебурского, Адама Бременского и др. Но куда важнее, что «Саксонский анналист» использовал источники до нас не дошедшие; особенно показателен его интерес к генеалогии саксонской знати, благодаря которому мы узнаем, в частности, о женитьбе изгнанника Ярополка Изяславича на немке Кунигунде.
      К таким уникальным известиям «Саксонского анналиста» относится и его сообщение под 1039 г.: «В это время Казимир, сын польского герцога (dux) Мешка, вернувшись на родину, был принят поляками, а в жены взял себе дочь короля Руси, от которой имел двух сыновей — Владислава и Болеслава» (Ann. Saxo, a. 1039. Р. 683). Здесь дана внушающая доверие дата вокняжения Казимира, которую, с учетом известной даты рождения Болеслава (будущего короля Болеслава II), первенца Казимира и Добронеги, следовало бы уточнить — 1038/39 г.
      Отсюда, как это нередко бывает, неожиданно следуют выводы, важные для истории древнерусского летописания: объясняется ошибочная датировка «Повести временных лет» — 1043 г. Дело в том, что сведения, связанные с войной 1018 г. и судьбой захваченных тогда русских пленников, были почерпнуты «Повестью» из не сохранившегося в самостоятельном виде «Жития преп. Антония Печерского» — в последнем было много подробностей на этот счет, так как один из героев «Жития» киево-печерский монах преп. Моисей Угрин, был близок к княжне Передславе Владимирович и сам оказался в числе пленников. Но относительная хронология «Жития» опережает реальную на пять лет, вследствие того что в указании на число лет, проведенных Моисеем в плену, «6-е лето» было ошибочно прочтено как «6 лет» (вот почему смерть Болеслава Храброго в летописи отнесена к 1030 г. вместо правильного 1025). Если так, то датировка брака Владимировны с Казимиром I в «Повести временных лет» фактически верна: 1043 — 5 = 1038. Не исключаем, что и сообщение «Повести» о походе Ярослава к Берестью под 1022 г., подозрительно дублирующее известное нам сообщение Новгородской I летописи под 1017 г., имеет то же происхождение.
      Тогда и первый поход Ярослава на мазовшан «в лодиях» в 1041 г. оказывается на своем месте — среди следствий русско-польского договора 1038/39 г., так же как и поход на ятвягов зимой 1038—1039 гг. (ятвяги и пруссы были союзниками мазовецкого князя Моислава), о котором известно опять-таки из летописных источников. Более того, находит себе логичное объяснение и русское посольство в Германию, о котором под 1040 г. пишет все тот же «Саксонский анналист»: «Король в день св. Андреи (30 ноября) держал совет в Альштедте (одна из королевских резиденций в Тюрингии), где принял и послов из Руси (Ruzorum) с дарами» (Ann. Saxo, a. 1040. Р. 684). Конечно, можно было бы думать, что посольство прибыло просто с поздравлениями новому королю — ведь принимал его Генрих III (1039-1056 гг., император с 1046 г.). Но, во первых, для этой цели оно запоздало более чем на год. Во-вторых, хочется думать, что автор источника, которым в данном случае пользовался «Саксонский анналист», проявив неординарную заинтересованность в Руси и отметив два «русских сюжета» подряд, имел для того конкретную причину. И эту причину логично видеть в русско-немецком сотрудничестве в деле укрепления Казимира I. Ведь Казимир, матерью которого была Рихеза сестра императора Оттона III, вернулся в Польшу не только договоренности с Империей, но и при ее военной поддержке: Аноним Галл говорит о пятистах копьях (много это или мало? вспомним саксонский отряд в триста воинов в польском войске в 1018 г.).
      Вскоре после 1038/39 г. союз Ярослава Мудрого и Казимира Восстановителя был дополнительно подкреплен еще одним браком — Изяслава Ярославича, одного из старших сыновей киевского князя, и Гертруды, сестры Казимира. О нем мы, впрочем, знаем только по древнерусским источникам, но о самой Гертруде речь еще впереди, в связи с драматичной судьбой ее мужа и сына Ярополка.



   назад       далее