Самое древнее, но достаточно пространное, сообщение о Руси находим в источнике, который относится еще к общеимперской анналистической традиции единой Франкской державы (окончательно распавшейся после смерти в 840 г. императора Людовика Благочестивого, сына Карла Великого) — так называемых «Бертинских анналах» («Annales Bertiniani»). Название это условное и дано по месту находки основной рукописи в аббатстве св. Бертина (ныне Bertincourt на севере Франции). Созданы же были анналы (в той части, где находится известие о Руси) Пруденцием, придворным капелланом сначала императора Людовика I (814—840 гг.), а затем его сына, западнофранкского короля Карла Лысого (840—877 гг.). Таким образом анналист, вероятно, был очевидцем описанного им прибытия русских послов ко двору франкского императора.
      В 839 г. к Людовику явилось посольство византийского императора Феофила (829—842 гг.), который
      «прислал также ... некоторых людей, утверждавших, что они, то есть народ их, называется Рос (Rhos); король (rex) их, именуемый хаканом (chacanus), направил их к нему (Феофилу), как они уверяли, ради дружбы. Он (Феофил) просил..., чтобы по милости императора и с его помощью они получили возможность через его империю безопасно вернуться [на родину], так как путь, по которому они прибыли в Константинополь, пролегал по землям варварских и в своей чрезвычайной дикости исключительно свирепых народов, и он не желал, чтобы они возвращались этим путем, дабы не подверглись при случае какой-либо опасности. Тщательно расследовав [цели] их прибытия, император узнал, что они из народа шведов (Sueones), и, сочтя их скорее разведчиками и в той стране, и в нашей, чем послами дружбы, решил про себя задержать их до тех пор, пока не удастся доподлинно выяснить, явились ли они с честными намерениями, или нет. Об этом он не замедлил ... сообщить Феофилу, а также о том, что из любви к нему принял их ласково и что, если они окажутся достойными доверия, он отпустит их, предоставив возможность безопасного возвращения на родину и помощь; если же нет, то с нашими послами отправит их пред его (Феофила) очи, дабы тот сам решил, как с ними следует поступить» (Ann. Bert., a. 839. Р. 30-31).
      Так как северное побережье Франкской империи к тому времени уже не раз пострадало от опустошительных норманнских набегов, настороженность Людовика по отношению к людям норманнского племени не может вызвать удивления.
      Приведенный текст давно служит предметом пристального внимания историков, находясь в самом центре ожесточенной полемики между «норманнистами» (считающими норманнов, по древнерусской терминологии — варягов, основателями Древнерусского государства) и «антинорманнистами», такую роль пришлых варягов отрицающими. И все же главные вопросы, связанные с толкованием этого известия, до сих пор остаются без определенного ответа.
      Что за государственное образование возглавлял «хакан» «Рос»? Где оно располагалось? Само заимствование тюркского по происхождению термина хакан, казалось бы, указывает на юг Восточной Европы по соседству с Хазарским каганатом (ср. свидетельство Баварского географа: гл. 1.3), располагавшимся в междуречье Дона и Нижней Волги, возможно — на Киев. Такая точка зрения на местопребывание «хакана» «Рос» весьма распространена в науке. В то же время по данным современной археологии (которые все больше становятся пробным камнем для поверки исторических построений, касающихся IX—X вв., хотя далеко не всегда сами поддаются недвусмысленной интерпретации) достаточно представительные находки скандинавских древностей для первой половины IX в. есть только на Севере — в Приладожье и Приильменье; несколько позднее они появляются также в Смоленском Поднепровье и Ростово-Ярославском Поволжье. Вот почему некоторые историки предпочитают помещать «хакана» «Рос» в районе Ростова или даже близ балтийских берегов, в Ладоге. Налицо противоречие между письменными и археологическими источниками, порождающее и разнобой в историографии. Противоречие это без преувеличения можно назвать принципиальным. Ведь от того, как тот или иной исследователь пытается разрешить его, зависит представление о географических, этнических, политических, культурных условиях, в которых начинало складываться Древнерусское государство. Проблема продолжает оставаться дискуссионной и по сути своей далеко выходит за рамки темы настоящего пособия. И все-таки в некоторые важные ее аспекты данные иностранных письменных источников могут внести определенную ясность — например, в вопрос о титуле хакан.
      Дело в том, что «Бертинские анналы» — не единственный памятник, свидетельствующий о том, что русские князья древнейшей поры титуловались хаканами. Весьма показательное высказывание на этот счет имеется и в послании франкского императора и итальянского короля Людовика II (844—875 гг.), направленном в 871 г. византийскому императору Василию I (867-886 гг.), которое дошло в составе «Салернской хроники» («Chronicon Salernitanum») X в.: «Хаганом (chaganus) мы называем государя (praelatus) авар, а не хазар (Gazani) или норманнов (Nortmanni)» (Chron. Salem. Cap. 107. P. 111).
      Неудивительно, что франкскому императору известно подлинное самоназвание владыки авар: Аварский каганат на Среднем Дунае был разгромлен его прадедом Карлом Великим (768-814 гг.) на рубеже VIII-IX вв.
      В русскую историографию сообщение «Салернской хроники» вошло в искаженном виде вследствие неудачной конъектуры Г.Перца (MGH SS. Т. 3):
      «Хаганом же мы не называем государя авар, а также хазар или норманнов». Такая странная неосведомленность франкского императора вызывала даже сомнения в достоверности источника. А причина всего лишь в том, что издатель правильному «nos» — «мы» в латинском оригинале ошибочно предпочел «поп» — «не». Эта ошибка исправлена только в последнем издании хроники У.Вестерберг.
      Неудивительно также, что Людовика смутило именование «хаганом» «государя норманнов»: среди достаточно известных в Западной Европе скандинавских конунгов «хаганов» не было. Важно другое: из ответа Людовика ясно, что в византийской императорской канцелярии ок. 870 г., как и в 839 г., древнерусского князя продолжали именовать «хаганом», к тому же явно соотнося этот титул с титулом хазарского кагана. Мы не знаем, какой термин стоял в утраченном греческом оригинале послания Василия I на месте «Nortmanni» латинского текста. Но для тех, кто сомневается, что в данном случае имелись в виду не какие-либо иные, а именно восточноевропейские, «русские», норманны, укажем на свидетельство «Венецианской хроники» Иоанна Диакона (рубеж X—XI вв.) (Ioannis Diaconi Chronicon Venetum), в которой русь, напавшая на Константинополь в 860 г., названа «народом норманнов»:
      «В это время народ норманнов (Normannorum gentes) на трехстах шестидесяти кораблях осмелился приблизиться к Константинополю. Но так как они никоим образом не могли нанести ущерб неприступному городу, они дерзко опустошили окрестности, перебив там большое множество народу, и так с триумфом возвратились восвояси» (loan. Diac. P. 116—117).
      Заметим кстати, что этот рассказ в деталях заметно отличается от основанного на византийских источниках рассказа древнерусской «Повести временных лет», согласно которому «русский» флот состоял из двухсот кораблей, а поход окончился не «триумфом», а гибелью кораблей от бури (ср. часть II, гл. 2.1).
      Равным образом и у известного писателя и дипломата X в. Лиудпранда, епископа кремонского, в качестве посла дважды побывавшего в Константинополе в 949 и 968 гг., в подробном рассказе о походе киевского князя Игоря на столицу Византийской империи в 941 г. читаем: «Ближе к северу обитает некий народ, который греки по внешнему виду называют русиями, мы же по местонахождению именуем норманнами. Ведь на немецком языке (lingua Teutonum) nord означает север, a man — человек; поэтому-то северных людей и можно назвать норманнами» (Liudpr. Antap. V, 15. P. 137-138).
      Лиудпранд был не только ловким политиком, но и плодовитым, талантливым писателем. В частности, он оставил отчет о своем посольстве в Константинополь в 968 г. (Liudprandi episcopi Cremonensis Legatio Constantinopolitana), исполненный язвительных выпадов против греков, но при том — неоценимый источник по внешней политике, дипломатической практике, церемониалам византийского двора. Процитированный фрагмент взят из другого, более раннего сочинения Лиудпранда, которое автор назвал по-гречески «Антаподосис», т.е. «Возмездие» (Liudprandi Antapodosis). В нем отразились впечатления дипломата от посольства в Византию в 949 г. Пространное описание Лиудпрандом по припоминаниям греков-очевидцев недавнего нападения русского флота на столицу Византийской империи представляет собой интересную параллель к рассказам об этом событии в древнерусских и византийских источниках и позднее (хотя и в сокращении) неоднократно заимствовалось другими западноевропейскими авторами — например, французским хронистом начала XI в. Сигебертом из Жамблу (Sigeb. Gembl. P. 347; ср. гл. 5.1), откуда, в свою очередь, попало в ряд более поздних сочинений. Вот как выглядит у Лиудпранда продолжение приведенного нами выше фрагмента:
      «Королем этого народа (Руси) был [некто] по имени Игорь (Inger), который, собрав тысячу и даже более того кораблей, явился к Константинополю. Император Роман (Роман I Лакапин), услыхав об этом, терзался раздумьями, ибо весь его флот был отправлен против сарацин (арабов) и на защиту островов. После того как он провел немало бессонных ночей в раздумьях, а Игорь разорял все побережье, Роману сообщили, что у него есть только 15 полуполоманных хеландий (тип корабля), брошенных их владельцами вследствие их ветхости. Узнав об этом, он велел призвать к себе калафатов (это слово в оригинале написано по-гречески), то есть корабельных плотников, и сказал им: "Поспешите и без промедления подготовьте оставшиеся хеландии, а огнеметные машины поставьте не только на носу, но и на корме, а сверх того — даже по бортам". Когда хеландии по его приказу были таким образом подготовлены, он посадил на них опытнейших мужей и приказал им двинуться против короля Игоря. Наконец, они прибыли. Завидев их расположившихся в море, король Игорь повелел своему войску не убивать их, а взять живыми. И тогда милосердный и сострадательный Господь, который пожелал не просто защитить почитающих Его, поклоняющихся и молящихся Ему, но и даровать им победу, [сделал так, что] море стало спокойным и свободным от ветров — иначе грекам было бы неудобно стрелять огнем. Итак, расположившись посреди русского [флота], они принялись метать вокруг себя огонь. Увидав такое, русские тут же стали бросаться с кораблей в море, предпочитая утонуть в волнах, нежели сгореть в пламени. Иные, обремененные панцирями и шлемами, шли на дно и их больше не видели, некоторые же державшиеся на плаву, сгорали даже посреди морских волн. В тот день не уцелел никто, кроме спасшихся бегством на берег. Однако корабли русских, будучи небольшими, отошли на мелководье, чего не могли сделать греческие хеландии из-за своей глубокой посадки. После этого Игорь в великом смятении ушел восвояси; победоносные же греки, ликуя, вернулись в Константинополь, ведя с собой многих оставшихся в живых [русских пленных], которых Роман повелел всех обезглавить в присутствии моего отчима (еще один возможный информант Лиудпранда), посла короля Хуго (король Италии в 926-947 гг.)» (Luidpr. Antap. V, 15. P. 137-138).
      Поскольку в киевском происхождении «норманнов» Людовика II, Иоанна Диакона и Лиудпранда сомневаться не приходится, связь титула «хакан» («хаган») с Киевом становится еще отчетливее. А ведь этот титул (в форме «каган») известен и древнерусским источникам! Так, например, он применен по отношению к киевским князьям Владимиру Святославичу Святому и его сыну Ярославу Мудрому в «Слове о законе и благодати» будущего киевского митрополита Илариона, написанном в середине XI столетия.
      Все это еще более усугубляет то противоречие, на которое мы обратили внимание чуть выше, говоря о «Бертинских анналах».



   назад       далее